Этого я также не помню.
Медбрат равнодушно стучит по клавиатуре. Тем не менее теперь, после того как высказался, я ощущаю облегчение. Медбрат спрашивает, помню ли я сегодняшнее число. Я говорю: «Февраль 2010 года», и жду, что он назовет меня сумасшедшим, но медбрат лишь делает какую-то запись и спрашивает, когда я в последний раз обращался к врачу. Я искренне отвечаю, что болею редко. На моей памяти, последний раз в больнице я лежал в детстве.
Медбрат изучает порезы, протирает их ватой, и я чувствую жжение от медицинского спирта.
Я слышал, на улице снег, говорит он. Он еще идет?
Да.
Ну вот. Придя на работу, я больше не имею возможности выглянуть на улицу. Черт, три года не было снега, и вот сейчас я здесь и не могу на него посмотреть Снегопад сильный?
Он печатает какое-то секретное послание. Тук-тук, тук-тук на клавиатуре кодом Морзе. Тире, тире, тире, точка, точка, точка, тире, тире, тире. Что он там пишет про меня?
Медбрат осторожно ощупывает мне ребра и спрашивает, где больно. Мои ребра? Кому какое дело до моих ребер? Он переворачивает мои руки ладонями вверх и видит кровь, которую мне не удалось до конца оттереть.
Кто я? наконец спрашивает он.
Вымедбрат в приемном отделении. Я торжествую, ответив правильно.
А где мы находимся? Вы помните название больницы?
Я его помнил. Помнил всего несколько минут назад, ясно как никогда, но, к моему ужасу, оно выскользнуло у меня из памяти. И провалилось в болото у меня в сознании. Я решаю рискнуть и наугад называю одну из самых больших больниц в районе. Я прав? Медбрат никак не комментирует мой ответ. Вместо этого он достает из ящика ватный тампон и протирает рану у меня за левым ухом. Какое же это облегчениекогда тобой наконец занимаются Медбрат встает и достает с полки бланк.
У вас здесь есть знакомые? Родственники? Коллеги по работе?
А что?
Так, сэр, сохраняйте спокойствие. Вам нужна помощь. Люди, которые о вас позаботятся.
Я совершенно спокоен. Просто не хочу никого вмешивать. Скажите мне, что не так?
Вам нужно подождать и показаться врачу. Возможно, он захочет сделать томограмму, а может быть, и нет. Он что-то царапает в бланке, склонив голову над столом, словно нищенствующий монах.
И долго это займет?
Есть определенный порядок, сэр.
Какая бы ни была проблема, скажите сейчас. Дайте мне какую-нибудь таблетку или что там еще. Покончим с этим поскорее.
Медбрат пожимает плечами.
Всем приходится ждать.
Он вырывает три копии, белую, розовую и синюю, и кладет их в разные папки.
И мне нужно расследовать убийство. Это не совсем так, но я устал и не выдержу еще полтора часа ожидания в приемном отделении.
Вы расследуете убийство и у вас провалы в памяти?
Убита медсестра. Ваша коллега.
Медбрат смотрит на меня.
Ждите здесь, говорит он и выходит.
Я остаюсь в кабинете.
Через какое-то время медбрат возвращается. Он подводит меня к кабинке, просит подождать и наполовину задергивает зеленую пластиковую занавеску. В кабинке стул и каталка с матрасом. Я сажусь на каталку и жду, убеждая себя сохранять спокойствие.
Глава 8
Вообще-то мне становится лучше. Я в этом уверен. Здорово я себя напугал, да? Но все это позади. Я помню многоеа со временем вспомню и остальное. Даже головная боль потихоньку проходит.
Я сижу здесь и сквозь щель в занавесках вижу ряды одинаковых кабинок, похожих на душевые кабинки или исповедальни. Сам я англиканин, но меня всегда грела мысль католических исповедей. Кто-то снимает с тебя все твои грехи и снова делает тебя благочестивым человеком, и всё за несколько простеньких наказаний
Через несколько минут я снова пытаюсь позвонить Лореи снова попадаю на автоответчик. Я уже собираюсь оставить ей еще одно сообщение, но тут звонит мой рабочий телефон. Это Джерри.
Здорово тебе досталось, дружище, говорит он. Как же хорошо его услышать, хотя его прокуренный голос звучит устало. Норрис доложил, что вид у тебя был дерьмовый. Половина участка считает, что ты напился или разбил свою машину. Или и то и другое сразу.
Пусть Джерри Гарднер мой начальник, но он также и мой наставник. Он стал протеже Пола, как только окончил полицейский колледж, а отец мой тогда был детективом-сержантом. Сколько я себя помню, Джерри приходил к нам домой, чтобы посмотреть футбол или просто поговорить. Он спрашивал мое мнение по всем вопросам, от женщин до политики и юриспруденции, а я отвечал на его вопросы со всей серьезностью, не имевшей под собой абсолютно никаких оснований. Впоследствии именно Джерри посоветовал Полу заткнуться, когда тот попытался отговорить меня от работы в полиции. Это тот человек, который меня всегда прикроет.
Со мной всё в порядке, отвечаю я, счищая грязь с рукава. Никаких проблем. Пусть я полностью ему доверяю, но не собираюсь признаваться своему начальнику в том, что у меня проблемы с памятью. Услышав на заднем плане смех, меняю тему:Ты в пивной?
Я на работе. А ты не ответил на мой вопрос.
На самом деле это был не столько вопрос, сколько пересказ сплетен в участке, но я все равно отвечаю.
Нет, я не сидел за рулем и не пил. Трезв, как стеклышко, говорю я и с облегчением слышу его смешок. Кстати, Джерри, у Иззи все хорошо? Я звонил ей недавно, после того как не смог связаться с тобой. Мне показалось, она была на взводе.
У Иззи всё в порядке. Похоже, Джерри собирается добавить еще что-то, но вместо этого говорит:Упасть при осмотре места преступления Это не лучший карьерный ход, Росс.
Я ни к чему не притронулся. Ни к чему важному, только задел столик. Я напишу подробный отчет.
Ты не напишешь ни слова, твою мать, как и все остальные. Я переговорил с Норрисом и Райаном. Этого не было Впрочем, с теплом произносит он, о своем будущем ты можешь не беспокоиться. Люди сказали мне, что в пятницу ты очень мило побеседовал с помощником комиссара.
Значит, похоже, сообщение у меня на телефоне было правдой: я действительно встречался с большим боссом. Это похоже на краткую вспышку света в пугающем мраке. Еще одна крошечная крупица информации. Джерри прикрывает трубку ладонью и говорит кому-то пару слов. Я решаю рискнуть.
И что еще сказали «люди»?
Помощнику комиссара Сиддики понравились твои мысли, усмехнувшись, говорит Джерри. Отлично сработано. Не знаю уж, что ты там ему сказал, но у тебя получилось. Начальству нужны умные и честолюбивые энтузиасты, Росс. Скотленд-Ярду отчаянно требуются толковые полицейские, разбирающиеся в политике. А когда ты получишь новое кресло, я буду рад иметь друга в высших сферах.
Очевидно, он рад за меня. Вот только меня тревожит то, что я понятия не имею, о чем говорил с помощником комиссара. Опять у меня такое ощущение, будто меня затягивает в водоворот, из которого мне не спастись. Я ищу, что бы сказать, но Джерри меня опережает:
И еще одно, Росс.
Да?
Постарайся больше не падать.
* * *
Полчаса спустя в занавешенную кабинку заходит врач. Ей лет тридцать с небольшим, она худая и бледная. Склонившись ко мне, устало изучает рану у меня на шее, затемпорезы на лице и руках, после чего поочередно светит маленьким фонариком мне в глаза. Далее следуют вопросы. Пожалуй, эта женщинасамый усталый человек из всех, кого я когда-либо видел; у нее настолько измученный вид, что мне стыдно обременять ее своими бедами. Однако, несмотря на ее утомленность, я проникаюсь к ней теплом. По-моему, она мне сочувствует и хочет сделать так, чтобы мне стало лучше.
Врач спрашивает у меня, что со мной произошло, несчастный случай или драка, и я отвечаю, что не знаю. Она прикасается к моей руке сначала металлической чашкой, затем кружкой с чаем и спрашивает, когда было горячо, а когда холодно. Спрашивает, какое сегодня число, как меня зовут, сколько мне лет. Последний вопрос заставляет меня задуматься. Я помню, что мне было двадцать девять лет, но если на дворе 2010 год, мне должен быть тридцать один год. Эта мысль меня шокирует. Я останавливаюсь на тридцати одном и жду, но врач принимает этот ответ без комментариев. Она спрашивает, какие у меня первые воспоминания, какие последние.
Я помню свою жену, говорю я, и несколько минут назад я слышал ее голос на автоответчике. Я помню свою матьона уже умерла, я очень по ней скорблю, и отца, который еще жив. Помню имена трех главных героев телесериала «Жители Ист-Энда» и с полным основанием считаю, что они вымышленные. Помню имя принца Уэльского и полагаю, хотя и без веских оснований, что он реальный. Помню пирушку, которая, как мне казалось, была всего несколько часов назад, но выясняется, что это не так. Помню, как обнаружил, что стою в переулке под снегом
Аккуратно надевая мне на руку манжету тонометра, врач спрашивает у меня фамилии нашего премьер-министра и президента Соединенных Штатов. Я выясняю, что президент по-прежнему тот же самый, которого я помню, а вот премьер-министр сменился.
Врач задает мне новые вопросы о недавних событиях, и я, чувствуя себя глупо, ловлю себя на том, что не хочу ее подвести. Но шаг за шагом прихожу к заключению, что от правды никуда не деться. Япутешественник во времени. В 2008 году меня похитили инопланетяне, и один из них, даже сейчас, под видом бесконечно усталой врача государственной больницы проводит надо мной какие-то тесты. Я хочу сказать ей, как сожалею о том, что по моей милости на нее свалилась дополнительная работа.
После осмотра врач говорит, что не видит никаких значительных физических повреждений, и начинает заполнять новый бланк.
Ну, так что? Я сошел с ума?
Нет, вы не сумасшедший. Я дам вам направление к специалисту по проблемам памяти.
Направление? А вы не можете сделать что-нибудь прямо сейчас?
Врач дает мне парацетамол от головной боли.
Мы снимем томограмму вашего головного мозга, на всякий случай.
На какой всякий случай? Это новый неожиданный оборот.
Скорее всего, это пустяки, говорит она. Просто на всякий случай.
«На тот случай», чтобы были основания для увольнения с государственной службы. «На тот случай», если она что-нибудь пропустила. «На тот случай», если у меня был инсульт. «На тот случай», если у меня опухоль головного мозга. «На тот случай», если меня разобьет паралич или я умру.
«На случай» кучи самых разных случаев, о которых мне даже не хочется думать, но теперь, похоже, придется.
Глава 9
Самое первое мое воспоминание: я играю в парке. Мне три года. Вокруг ярко сияют нарциссы, прохладный ветерок шевелит только что распустившейся листвой. Моя мать сидит на скамье. Отец стоит рядом с ней, облизывая мороженое в стаканчике. Я щедро поделился остатками своего собственного мороженого поменьше с матерью; та вытерла мне рот, застегнула молнию свитера и взъерошила волосы, после чего проводила взглядом, как я побежал по лужайке.
Рядом была собака, обнюхивала стволы деревьев. По всей видимости, это была чужая собака. Моя мать любила собак, но Пол их терпеть не мог; он ни за что не потерпел бы собаку в доме. Я влюбился в нее с первого взгляда. Это была черно-белая дворняжка с длинными отвислыми ушами. Мне захотелось побегать за ней, подружиться с ней, а затем привести ее к нам домой для мамы. Собака залаяла и убежала прочь. Я побежал за ней по лужайке, как мог быстро. Через какое-то время собаке надоело бегать, и она остановилась у розового куста перед входом в парк, стараясь отдышаться. Я начал осторожно приближаться к ней, протянув руку в знак дружбы.
Но тут отец заметил, как далеко все зашло, и побежал ко мне. Он громко кричал, не знаю почему. Он кричал на собаку, прогоняя ее. Яростно кричал на меня, требуя не подходить к ней. Но я не хотел его слушаться. Собака полюбила меня, я это чувствовал. Она хотела, чтобы я погладил ее по морде.
Лицо Пола залилось краской. Мама не поспевала за ним. Она просила, чтобы он успокоился, но Пол только крикнул на нее, и мама застыла как вкопанная посреди лужайки, словно он ее ударил. Подобрав с земли сухую ветку, отец замахнулся на собаку.
Быть может, собака слишком разгорячилась, а может быть, ее напугал шум. Или, быть может, Пол с самого начала был прав. Она развернулась и посмотрела на меня. Обнюхала мою протянутую руку. После чего вонзила в нее зубы.
Это я помню.
* * *
Прижимая к груди картонную папку со своими документами, я следую по красной линии, петляющей по первому этажу подобно волшебной тропе, ведущей через заколдованный лес, которая, хочется верить, приведет к правде. Как и во всяком приличном заколдованном лесу, меня сопровождает Гоблин, которого зовут Фрэнсис. Это грузный санитар лет пятидесяти, он тоже хромает, и у него кривая, но приятная улыбка. Мы с ним быстро поладили, обменявшись парой плоских шуток.
По пути встречаем других ночных существ. Еще один санитар катит накрытую простыней каталку. Возбужденный молодой парень в зимней куртке обгоняет нас и скрывается вдалеке, оставив после себя терпкий запах лосьона после бритья и пота. В коридорах снова воцаряется тишина. Здесь большинство кабинетов ночью не используется, и есть что-то смутно гнетущее в веренице запертых дверей. Наконец мы оказываемся в холле без окон с несколькими стульями в ряд. Фрэнсис забирает у меня папку и благоговейно протягивает ее в окошко миниатюрной индианке, взгромоздившейся перед компьютером.
Та уходит вместе с папкой. Фрэнсис достает пачку сигарет, смотрит на часы, откашливается и говорит, что меня пригласят на томографию не раньше чем через полчаса. Я улыбаюсь и заверяю его, что прекрасно справлюсь и один, если у него есть какие-либо срочные дела. Такие дела у него есть.
После ухода Фрэнсиса я отправляюсь на разведку к ближайшему углу. Снова улавливаю аромат лосьона после бритья и пота, но коридор за поворотом пуст. Лишь та же самая бесконечная вереница вечно горящих ламп дневного света. Таблетка, которую дала мне врач, начинает действовать. Голова и шея болят меньше, но я чувствую, как затормаживаюсь, теряю сосредоточенность. Возвращаюсь на свой стул и беру журнал. Гламурные люди с обложки не имеют для меня никакого смысла. Заголовки плавают перед глазами подобно посланиям с другой планеты.
К моему удивлению, не проходит и десяти минут, как меня вызывают на томографию, а Фрэнсис еще не вернулся со своей срочной сигареты. Два вялых рентгенолога раздевают меня и скармливают металлической трубе. Внутри тесно, и я не могу пошевелить руками. Мне говорят расслабиться, и я лежу, ослепленный, заточенный в темницу, а машина стонет, посылая лучи в глубь моего мозга. Я думаю о том, что не смогу отсюда выбраться, если что-нибудь случитсяпожар, отключение электричества.
Через двадцать минут всего этого адские стоны заканчиваются, и меня извлекают на свободу. Я дышу глубоко, радуясь тому, что снова оказался на свободе, а один из рентгенологов говорит, чтобы я вернулся в приемное отделение и ожидал результатов. Выхожу в холл, но там никого нет. Слабый запах табачного дыма указывает на то, что Фрэнсис вернулся, пока меня сканировали, после чего вспомнил о еще одном неотложном деле, связанном с табаком.
Зевнув, я решаю, что уже достаточно большой мальчик и смогу самостоятельно выбраться на поверхность. А пока посещаю туалет, расположенный прямо напротив. Он обозначен как только для инвалидов, но я ощущаю себя сейчас абсолютно немощным.
Не задумываясь, оборачиваюсь, чтобы запереть дверь. Но она распахивается настежь. Прямо мне в лицо. На какое-то мгновение я оглушен. Толкаю дверь, но она снова бьет меня, отбрасывая на раковину, больно втыкающуюся мне в спину.
И тут я его вижумолодого парня, обогнавшего нас в коридоре. Запах сильныйлосьон после бритья и пот. Парень закрывает ногой дверь и с силой втыкает кулак мне в живот. Я сгибаюсь пополам от боли. Он бьет меня по затылку. Я падаю на колени, пытаясь защититься руками. Но парень ударяет мне ботинком между глаз. Он кричит что-то невнятное и снова бьет меня по затылку. Я падаю, треснувшись лбом о серый пластиковый пол.
Град ударов прерывается, и я переворачиваюсь. Парень сидит на корточках рядом со мной, с красным лицом, и в руке у него появляется нож. Маленький и грязный.
Полиция! воплю я. Я из полиции! Я сотрудник полиции!
Парень словно меня не слышит. Он ударяет мне в горло. Я откатываюсь вправо и врезаюсь в унитаз. Нож обдирает мне висок и втыкается в пол. Я хватаю парня за запястье, и лезвие режет мне пальцы. Парень выдергивает нож и ругается по-английски и на не знакомом мне языке.
Прекрати! кричу я.
Тогда парень называет мое имя, произнося его снова и снова с сильным восточноевропейским акцентом.
Росс Блэкли! кричит он. Росс Блэкли! Росс Блэкли!
Потрясенный, я колеблюсь мгновение, и это промедление едва не убивает меня, так как нож, подобно змеиному языку, выстреливает мне в глаз. Я выворачиваюсь влево, и лезвие режет мне щеку. Отталкиваю парняон оказывается на удивление легкими ползу к красному шнурку экстренного вызова. В голове у меня по-прежнему туман, каждое движение требует усилий. Но прежде чем я успеваю добраться до шнурка, парень с силой швыряет меня в стену и дико выкрикивает смесь слов, лишенных смысла. Нож возвращается, неудержимый, слепой, жаждущий моей крови.