После этого, соглашается он, приподнимая банку с пивом. Встает с хриплым присвистом и достает из буфета плитку темного шоколада. У меня к этому времени просыпается голод. Я полагал, такое происходит, когда становишься старым. Я имею в виду, очень старым.
Похоже, на тебя жор напал.
Издав короткий смешок, Пол снова опускается в кресло.
Что, теперь переходим на шутки?
Я не знаю, что на это ответить. Насколько я помню, вот уже несколько лет мы не поддерживали никаких отношений. Но едва ли по моей вине. Я отцу ничего не сделал; если что, произошло обратное. Пол пытался помешать мне пойти на службу в полицию, а то, как он уволился, никак не способствовало моей карьере. Поэтому я просто пожимаю плечами и говорю:
Почему бы и нет?
Пол с воодушевлением откусывает прямо от плитки и стряхивает с живота шоколадные крошки. И ждет. Я понимаю, что он встревожен моим видом, хотя отец всегда мало выражал свои чувства. Я же хочу прямо спросить у него, почему я звонил ему вчера вечером, но тогда мне придется выложить ему все про мою память. Правда может быть опасной. Ее может использовать как оружие даже мой отец. Вместо этого я осторожно интересуюсь, звонил ли ему Джерри. Пол кивает и говорит:
Да, весь вечер сплошные звонки. Ты, Джерри и другие
Я старательно обхожу вниманием «и других», незаметно подброшенных в качестве приманки. Просто киваю и спрашиваю, что сказал Джерри, и отец говорит, что тот позвонил после того, как я пропал из больницы. Он отпивает глоток пива, и несколько капель стекают ему на подбородок. У меня такое ощущение, будто мне опять восемь лет и я сейчас получу взбучку.
Джерри просил перезвонить, если ты объявишься. Но я пока что не звонил.
Я откидываю голову назад на жесткий подголовник.
Почему?
Сперва я хотел поговорить с тобой.
Пол не выказывает никаких чувств, но этим он всегда владел хорошо. Это часть его методики ведения допросов, чему я также научился у него. Оставаться бесстрастным. Холодным. Ничего не выказывать, ничего не говорить, и собеседник не выдержит и начнет сам заполнять паузы. Выполнит за тебя твою работу.
Что происходит? говорит Пол, и его маленькие глазки сверлят меня насквозь.
Я подозреваю, что он уже сам догадался, но, с другой стороны, именно такое впечатление он и хочет на меня произвести. У меня не остается выбора. Я встаю и подхожу к окну. Вижу невдалеке Бекса, который по-прежнему сидит в своей машине, отвернувшись в противоположную сторону.
Я потерял время. Оборачиваюсь к Полу. Словно меня там никогда не было. Какие-то вещи я не помню. Я не помню, что звонил тебе вчера.
Ну вот, я наконец высказал это. Смутно жду, что отец рассмеется или встанет и отвесит мне затрещину, однако он не делает ни того ни другого. Просто откусывает еще один кусок шоколада.
Как давно? спрашивает он. Сколько ты не помнишь?
Думаю, полтора года. Снова сажусь и закрываю глаза. Я испытываю облегчение от того, что высказался. Обратился за помощью к отцу после стольких лет. Я не знаю, что делать. Восемнадцать месяцев бесследно исчезли. С августа позапрошлого года, после того как я перевелся в Кэмден, и до самого вчерашнего вечера. Я бродил по Кентиш-Тауну, у меня раскалывалась голова, на мне была незнакомая одежда, я обнаружил, что дом, в котором жил, снесли, а затем приехал в дом, который никогда прежде не видел. Я открываю глаза. Не говори Джерри.
Пол ровным голосом сообщает, что я могу на него положиться: он будет держать рот на замке, твою мать.
Ты сказал Лоре?
Я киваю.
Итак, скажи, зачем я звонил тебе вчера вечером?
Пол поднимается на ноги, тяжело дыша от усилия, и идет на кухню. Берет еще одну банку пива и предлагает мне, но я качаю головой.
Ты не помнишь?
Ничего. Что мне было нужно?
Отец с силой захлопывает дверцу буфета.
Ты правда хочешь знать?
Что мне было нужно, твою мать? Или я даром потратил время, притащившись сюда?
Ты звонил насчет двух медсестер.
Медсестер?
Медсестер. Какие бывают в больницах.
Я ничего не понимаю.
Как гром среди ясного неба. Ты позвонил мне впервыеза сколько, дьявол? Голос у тебя был безумный, будто ты спятил.
Что я сказал?
Пол обдумывает мой вопрос.
Что эти две женщины в опасности. И ты должен их спасти. Он снова скрывается за углом, и наступает полная тишина. Я уже собираюсь вскочить и последовать за ним, но он возвращается, открывает банку и отпивает большой глоток.
Что именно я сказал? Дословно.
Странно все это, говорит отец, облизывая пену с губ. Росс, ты правда не помнишь?
Ничего.
Пол встает и смотрит на меня поверх банки с пивом.
Вот что ты сказал: ты должен их спасти. Кто-то собирается их убить.
И?.. Я вопросительно смотрю на него.
Ты не знаешь, где они. И думал, что я тебе подскажу.
Почему именно ты?
Ты не доверял тем, кто в участке.
Что это может означать? Но мы оба понимаем, что существует лишь одна причина, почему я не доверяю тем, кто в участке. Мне становится еще страшнее, чем прежде, но я должен узнать больше. Так что насчет этих медсестер? Ты мне помог? Смог что-нибудь выудить в обширной базе данных у себя в голове?
Пол глубоко вздыхает. У него одутловатое лицо, глаза стали красными.
Ты смог назвать только одну из них, Росс.
И?..
Он смотрит мне в глаза.
Я о ней слышал.
Как ее зовут?
Вагончик скрипит. Вдалеке слышится гудок поезда. И Пол называет мне то имя, которое я боялся услышать. Имя убитой медсестры в гостинице. Эми Мэттьюс.
Глава 14
Пол выжидающе смотрит на меня, и я ловлю себя на том, что непрерывно стучу себя по колену пустой кружкой. Ставлю ее на пол рядом с пачкой старых номеров «Полицейского вестника».
Я всегда хотел стать полицейским. Помню, как следил за Полом, снявшим форму и перешедшим в следственный отдел, и Джерри Гарднером, продвигающимся по служебной лестнице следом за ним. Я витал в облаках и был уверен в том, что это мой жизненный путь. Я не пропускал ни один полицейский сериал, который показывали по «ящику»: «Синие мундиры», «Управление полиции Нью-Йорка», «Хилл-стрит» и все остальные. Когда мне было шесть лет, я даже попросил на Рождество полицейскую форму. Хотя сейчас никому об этом не стану рассказывать.
Семь месяцев спустя я нашел свою форму, выброшенную на помойку. Кто-то засунул ее в мусорный бак. Это был мой день рождения, дело было в июле, ярко светило солнце, и я нашел свою форму засунутой в самый грязный бак, насквозь провонявшую тухлым мясом и скисшим вином.
* * *
Ветер набирает силу, ударяя в окна фургона у меня за спиной, завывая в щелях рам. У меня перед глазами стоит труп в номере в гостинице с жутким немигающим взглядом, устремленным на дверь. Затем я спрашиваю у Пола, что он мог рассказать мне об Эми Мэттьюс, и он, подумав немного, отвечает, что после разговора со мной сделал пару звонков и перезвонил мне, выложив все, что ему удалось узнать.
Это заняло минут десять.
И что ты мне рассказал?
Пол сопит носом и вытирает рот.
Я видел ее где-то с год назад, когда сопровождал клиентов-китайцев, решивших немного поразвлечься. Она наведывалась в один подпольный притон в наших краях, покупала кокс. То-сё
Год назад? И с тех пор ты ее больше не встречал?
Ну, было несколько раз.
Где?
Это допрос, Росс?
Пока что ты единственный, кто может мне помочь. Мне бы очень хотелось, чтобы все было по-другому. Поверь, я не хочу сидеть здесь и задавать тебе вопросы. Почему я решил, что ты должен ее знать?
Пол задумчиво смотрит на меня.
Она подрабатывает в одном медицинском агентстве. Дает консультации местным шлюхам и наркоманам. Клиника сексуального здоровья, что-то в таком духе. Скажем так: у нас с ней были общие знакомые.
Он умолкает и отпивает глоток.
Ты продавал ей кокс?
Нет, твою мать! У меня еще осталась капля чувства самосохранения.
Я спрашиваю, где Эми Мэттьюс могла покупать кокаин, и Пол печально качает головой:
Я не знаю, где она достает его сейчас. Тот притон, где я ее видел, вскоре прикрыли. Но когда я упомянул о том, что она ходила в подпольный клуб, ты ничуть не удивился. Сказал мне, что на прошлое Рождество проводил облаву в одном таком.
Я решил, что это был тот же самый?
Ты ничего не сказал. Просто положил трубку. Я также не помню, чтобы ты сказал «спасибо». Он кисло усмехается.
Я словно в тумане пытаюсь переварить информацию.
Вчера вечером меня вызвали в одну из гостиниц. Рядом с Кингс-Кросс. Одна мертвая женщина. Это была она. Я достаю сотовый телефон и протягиваю Полу, показывая фотографию трупа Эми Мэттьюс. Взгляни.
Что я, мертвецов не видел
Нет, ты посмотри. Что ты видишь?
Я знаю, ее застрелили и Пол слегка морщится. Ему неприятно смотреть на труп. Наверное, за время службы в полиции он повидал их сотни, но, должен признать, у этого более жуткий вид, чем у большинства.
Присмотрись хорошенько, говорю я. Дешевое старое платье, шерстяной свитер и сапоги-«дутики». И никакой косметики.
Я всё вижу и понимаю, что ты хочешь сказать. Чем бы она там ни занималась, к клубу это не имеет никакого отношения.
Так чем она там занималась?
Пол ничего не отвечает. Я снова закрываю глаза. Ветер воет громче, порез у меня на шее пульсирует болью.
Почему я считал, что ей угрожает опасность? Я ее нашел? Я получил вот это, пытаясь ее спасти?
Все со временем вернется, ворчит Пол.
Ты думаешь? Я тут что-то недопонимаю. Ну, а вторая?
Какая вторая?
Ты сказал, я говорил тебе про двух медсестер. Одну убили. Что со второй?
Ты назвал мне только одно имя.
Пол, напрягись. Я хоть что-нибудь говорил о второй?
Ровным счетом ничего. Он ставит пустую банку на стол.
Твою мать, если я пытался разыскать двух медсестер, я должен был сказать что-то о второй. Кто она? Где может быть? Думай! Мне хочется хорошенько его встряхнуть. Эта медсестра в опасности. Возможно, тот, кто убил Мэттьюс, еще не нашел ее.
Пол молча пожимает плечами, и его благодушие злит меня еще больше.
Ты больше ничего не можешь мне сказать? Я не хочу войти в другой гостиничный номер и обнаружить еще одну женщину, разбрызганную по стенам!
Но я сознаю, что в этом нет смысла. Я получил от отца все, что мог. Встаю и направляюсь к двери, затем оборачиваюсь и смотрю на него, сидящего в заплесневелой голой комнате жилого прицепа.
С тобой точно всё в порядке? спрашиваю я. Тебе ничего не нужно?
Я не настолько старый. Я еще умею выходить в интернет и брать напрокат видеодиски.
Я открываю дверь, и мне в лицо дует холодом.
Я когда-либо упоминал коппера по имени Бекс?
Да. Это твоя правая рука.
Ты когда-нибудь с ним встречался?
Всего раз десять. Это он сейчас сидит на улице в красном «Воксхолле», стараясь не отморозить яйца.
Я оборачиваюсь.
Определенно, сам он говорит именно это. Я ему доверяю?
А ты правда ничего не помнишь, да? Этот парень умрет за тебя. Пусть вид у него не ахти, но я не встречал коппера, которому доверял бы больше.
Я по-прежнему сомневаюсь.
Тот человек, который напал на меня в больнице, который пытался меня убитьон знал, кто я такой. Но о том, что я в больнице, были в курсе только в полиции.
А что насчет персонала больницы? Они тоже знали, что ты там.
Я ежусь.
Ты всегда учил меня выбирать самый простой ответ.
Я, нах, никогда тебя ничему не учил. По крайней мере, по своей воле.
Я задумываюсь над ответом. В конце концов, я по-прежнему полицейский, а Полнет. Яединственный Блэкли, оставшийся в полиции, хотя отец всячески этому противился. Но опять же, я знаю, что он гордится моими успехами и достижениями, хотя скорее умрет, чем признается в этом. И, несмотря ни на что, он мой отец.
Поэтому я ничего не говорю, а просто выхожу на улицу и закрываю за собой дверь.
* * *
Пока человек, называющий себя Бексом, выезжает со стоянки жилых прицепов, я втискиваюсь в угол и, откинув голову на петлю ремня безопасности, присматриваю за ним. Несмотря на боль, усталость и постоянный страх, что я схожу с ума, я постепенно снова начинаю соображать. Где-то тут есть ответ на то, что происходит. Бекс спрашивает, куда ехать. Мне нужно время, чтобы подумать, поэтому я говорю просто:
В город. Быстро.
Хотя, когда мы снова выезжаем на А-1, еще по-траурному темно, движение становится более оживленным: первые немногочисленные грузовики, развозящие товары по магазинам, и те, кому даже в воскресенье нужно ехать на работу. Всевышний отвел этот день на отдых и молитвы. Отдыха я не вижу и задаюсь вопросом, что такое молитва. Рефрижератор везет мороженые продукты в супермаркет. Бензовоз везет горючее на заправку. Я проникаюсь завистью к ортодоксальным иудеям и адвентистам Седьмого дня за их веру в особый день. Это как Рождество, но только на каждой неделе. Наверное, должно быть что-то убаюкивающее в закрытых магазинах, поставленных на прикол машинах. В сознании того, что где-то есть кто-то, кто по-прежнему выкраивает время на то, чтобы не делать деньги.
Выпавший ночью снег замерз и стал жестким, и я чувствую, как опасно проскальзывают колеса, когда Бекс входит в повороты.
Я хочу, чтобы ты сейчас связался с участком, говорю я. Мне нужно, чтобы ты выяснил, не было ли этой ночью нападений на других женщин.
Бекс бросает на меня удивленный взгляд.
Вчера вечером в гостинице у Кингс-Кросс была застрелена женщина. Я хочу знать, не было ли других подобных случаев.
Вы не хотите объяснить, в чем дело?
Нет.
Вы сейчас встречались со своим отцом?
Да. Звони.
Бекс чешет затылок, затем набирает номер, а я закрываю глаза и пытаюсь рассуждать. Опасность угрожает второй медсестре, и если она еще жива, я не знаю, сколько у меня времени на то, чтобы ее спасти. Возможно, уже слишком поздно. Возможно, она уже лежит в другой комнате, подобно Эми Мэттьюс, мертвая или истекающая кровью. Я ее подвел, потому что я ничего не помню. От этой мысли мне становится плохо.
Бекс заканчивает разговор. Как всегда, несколько женщин, поколоченных своими дружками, изнасилованная проститутка и обычные субботние семейные разборки, но, помимо Эми Мэттьюс, больше ничего. Мы подъезжаем к Саут-Миммс, где оставили Лорин «Приус».
Не хотите остановиться и заняться вашей машиной? спрашивает Бекс, сбрасывая скорость перед съездом на стоянку.
Гони в город как можешь быстрее.
Никаких проблем, сэр. Я обожаю работать таксистом.
Не обращая на него внимания, я достаю записную книжку, намереваясь занести в нее все, что мне известно на настоящий момент, но после «Мэттьюс» и «Вторая медсестра?» я останавливаюсь, чувствуя себя глупо. Я не знаю об этих женщинах ничего помимо того, что мне рассказал Пол. Что Эми Мэттьюс посещала подпольный притон. Я пишу: «Притон».
В декабре мы нагрянули в один притон начинаю я.
Бекс не отрывает взгляда от дороги.
В «Одиночество»?
В «Одиночество». Я записываю название в надежде на то, что это оживит какие-нибудь воспоминания. Подобные подпольные клубы без лицензии живут недолго. У них нет вывески над входом, нет страницы в интернете, они не значатся ни в одном справочнике. Сейчас клуб устроили в здании заброшенной фабрики, а через месяц он уже будет в убогом подвале в противоположном конце города. Полиция их закрывает, а через считаные дни они появляются снова. Но это название для меня ничего не значит. Я хочу, чтобы ты выяснил, куда он перебрался сейчас.
Все внимание Бекса поглощено тем, чтобы обогнать мотоциклиста. Наконец он отвечает, раздельно выговаривая слова:
Но нам же это известно, шеф. Мы установили это четыре недели назад. Он бросает на меня взгляд. Вы сказали мне притормозить и никому ничего не говорить, поскольку вам показалось, что в прошлый раз их заранее предупредили.
Вези меня туда, говорю я, и Бекс снова оглядывается на меня, но ничего не говорит.
Мы въезжаем в пригород; я смотрю на мелькающие мимо дорожные знаки. Опасность угрожала двум женщинам. Одна из них мертва. К этому причастен кто-то из участка. Мне нужна помощь, но кому я могу доверять? Начиная с этого человека рядом со мной, который называет меня шефом. Я вижу его смуглую кожу, темные волосы на затылке. Кто он? О чем думает? О чем таком не говорит, что я должен знать?
Конечно, вдруг осеняет меня, если Бекс не тот, за кого себя выдает, я, возможно, помогаю убийце найти следующую жертву.