Папину машину (на ней он тайком от мамы учил меня за городом вождению) они продали, вместо нее купили огромный грузопассажирский минивэн, который ночевал у нас под окнами, перегородив полдвора.
Однажды мы даже пошли все вместе в ресторан. Оказывается, дядя Аркадий (или, может быть, уже правильнее сказатьони с мамой) сумели открыть еще один лоток, и не гденибудь, а в самом Киеве, на Владимирском рынке. Это достижение мы, собственно, и отмечали. Мама немного опьянела, разулыбалась, то и дело обнимала и целовала меня (чего за ней раньше не водилось) пухлыми влажными губами, и именно там, за ресторанным столом, я вдруг поняла, что совершенно не виню ее. Честное слово. Было же виднорядом с этим лысеющим и всегда немного потным лотошником она абсолютно счастлива. Так же безоглядно и пронзительно, как я была счастлива рядом с папой. Просто в том облачке абсолютного счастья немного чужой была она, а теперь вот пришла моя очередь
Любящие друг друга радостно и всей душой подсознательно стараются никого не впускать в свой мир. Или наобороточень даже сознательно, кто знает. Вовсяком случае, я даже не удивилась, когда вдруг выяснилось, что в Москве умерла моя двоюродная бабушка (я о ней раньше даже никогда не слышала), оставив мне двухкомнатную квартиру в старом, но отремонтированном, доме на улице со смешным названием Большая Грузинская, и мама с дядей Аркадием както быстро и окончательно решили («хоть это и непросто, мы будем тревожиться, ты, конечно, уже взрослая девушка, но всетаки, если только хоть чтото пойдет не так, ты сразу должна вернуться»), что закончить школу мне лучше в Москве. Я даже немного зауважала маминого мужаквартира, как я скоро узнала, стоила целое состояние, и, продав ее, он мог бы открыть не один десяток лотков для торговли шпротами и томатной пастой в Сумах, Киеве, и даже той же Москве. Но он вместо этого метнулся в столицу, прихватив с собой пакет долларов чудовищных размеров, а, вернувшись через неделю (уже без пакета), гордо сообщил, что все бюрократические препоны снятыя россиянка, москвичка, и меня с дружелюбным нетерпением ожидают в восьмом классе 101й школы Краснопресненского района столицы.
Вот так все и закончилось. Или наоборотначалось. Зависит от того, с какой стороны жизни смотреть.
Сегодня, приблизительно понимая, во сколько обошлось мое волшебное превращение из сумской полусироты в живущую в центре Москвы гражданку России, я лишний раз убеждаюсьпотный Аркадий понастоящему любит мою маму. В пересчете на деньгилюбит до усрачки. А значит, ей страшно повезлов мире, где так хреново обстоят дела с любовью, встретить преданного тебе всей душой торговца шпротамиогромное радостное чудо.
А я Нет, я не чувствовала себя выброшенным на улицу щенком. Ни одной минуты. Честное слово. Мое счастье умерло в кровавой луже на улице Роменской, а пытаться согреться в солнечном зайчике чужогожалкая затея
Во время последнего телефонного разговора (почти два месяца назад) мама спросила меня, не страшно ли мне одной в Москве (опомнилась!). Не вдаваясь в детали, я ответила:
Что ты, мам. В тринадцать лет чувствуешь себя уже совсем взрослой. Ты просто забыла.
На самом деле, я была взрослой уже тогда, год назад, когда крыши уютного городка Сумы, родины художника Бурлюка и президента Ющенко, медленно поплыли за окнами моего поезда. Мама и дядя Аркадий стояли в обнимку и, счастливо улыбаясь, махали мне руками (онправой, оналевой), но я смотрела не на них, а на клочок пасмурного неба над городом. Так, счастливое детство проехалиочень четко сформулировала я тогда сама для себяЧто теперь?
МЕНТ
Повашему, я что, должна была все это в деталях рассказывать усталому менту в прокуренном кабинете? Я все-таки не полная идиотка. Конечно же, я сказала ему лишь десяток стандартных фраз, и он привычно заполнил несколько граф протокола. Как положено.
Затем, скрипнув стулом, поднялся, отошел в угол, нажал кнопку тут же зашипевшего электрочайника. Я поежиласькак только он отошел, мне показалось, что мертвецы, притаившиеся на стене, ожили и стали медленно приближаться, словно только и ждали, что я останусь одна в полумраке около потертого стола.
Чай будешь? спросил Мент из темного угла.
А кофе нету?
Он потряс пустую жестянку, заглянул внутрь.
Тебе на один раз хватит. Сладкий?
Да. Спасибо
От этих его слов и возни с чайником на секунду стало уютно и хорошо, но я заставила себя собраться. «Все ментысуки, независимо от страны и ситуации» учил меня Антибренд. А ведь я в основном жила его мудростью, потому что своей у меня не было
Мент поставил на стол две дымящихся чашкищербатые и разнокалиберные, одну придвинул мне. Пачка «Кэмела» все еще лежала на столе, и я быстро стащила еще одну сигарету. На всякий случай. Иди знай, как все пойдет дальше Мент тоже закурил, позвенел ложкой в чашке, откинулся на стуле и поднял на меня внимательные немигающие глаза.
«Сейчас начнется» подумала я, чувствуя, как по спине побежали противные мурашки. Меня еще ни разу в жизни не допрашивали, но я откудато знала, что это будет очень неприятно.
Но, вместо того, чтобы рявкнуть на меня, как полагается, Мент осторожно отхлебнул из чашки и тихо спросил:
Наверное, в Москве поначалу трудно было?
ГОРОД
Трудно?!..
Нет, он всетаки странный, этот Мент. А может, не странный, а просто и сам приехал однажды в Москву из какойнибудь Сызрани или Вологды и до сих пор носит в тайном кармане души ту смесь ужаса и восторга (ужаса, конечно, больше), которую пришлось тогда испытать.
Москва не удивила, не потрясла, не испугала, онаубила меня. Вернее, почти убила. Нет, даже не такубила, но не насмерть. Пришибла, но не стала добивать, чтобы из любопытства посмотретьшевельнусь я или начну остывать. Как будто на меня обрушился невероятных размеров телевизор, который, прежде, чем раздавить в лепешку, вихрем пронес через мое маленькое сознание циклопические серые громады зданий, бескрайнее море вечно стоящих машиннеистовое месиво из сияющих «Бентли», равнодушных «Мерседесов» и ржавых «Жигулей» нескончаемую толпу людей с хмурыми и решительными лицами боксеров и тысячи ярких рекламных бигбордов, обещающих чтото безумное и не имеющее отношения к реальности.
Я не просто не видела раньше таких городов, как Москва. Я себе представить не могла, что они есть на свете. Марсиански-огромный, пульсирующий огнями и звуками, равнодушно-стремительный, мусорный и позолоченный, Город казался мне величественным страшным сном, голливудской фантазией на тему Конца Света. Было вообще невозможно представить себе, что люди здесь ходят за продуктами, назначают свидания, ездят в гости, забирают детей из садиков и школ Москва, в которой я оказалась, не имела отношения к обычной человеческой жизни. А ведь я не была тупой провинциальной дурочкой, которая никогда не покидала родного городка. Папа брал меня на экскурсии в Киев и Львов, в прошлом году наш класс возили на неделю в Варшаву. Это были большие и красивые города, но они были похожи друг на друга. Прежде всего тем, что чувствовалосьони построены для того, чтобы в них жили люди. А Москва казалась мне огромным космическим танком, который хмуро и неумолимо двигался по ледяной слякоти. Причем двигался так давно, что его угрюмые обитатели давно забыли, куда он движется и зачем.
Никогда прежде я не чувствовала себя такой маленькойне маленькой даже, а крохотной и ничтожной, как песчинка. Да я и была одинокой песчинкой, сжавшейся в комок в полумраке двухкомнатной квартиры, заставленной старой мебелью. Две недели я выходила из дому, только чтобы добежать до ближайшего «Макдональдса» (о том, чтобы наведаться в школу, и речи быть не могло!) и купить там разной еды, чтобы еще несколько дней не покидать квартиры.
Сейчас уже можно признатьсяя десятки раз брала в руки теплый квадратик телефонной трубки, чтобы позвонить маме и попроситься домой. Почему я этого не сделала? Может быть, потому, что дома у меня уже не было? Не знаю. Но не из принципа, во всяком случае. И не воспитывая силу духа. Какая там сила? И какой дух?! В ту первую московскую зиму мне было не до проявлений мужества, это я помню точно. Я чувствовала себя раздавленной, как лягушка на дачной дороге.
Сидя ночами перед компьютером (прощальным подарком дяди Аркадия), и наугад тыча пальцами в клавиатуру, я забрела на сайт пословиц и поговорок. О Москве их было много. Первая же заставила меня вздрогнуть, как от удара«В Москве все найдешь, кроме родного отца и матери». Я, конечно, и сама это знала и понимала, но Городу словно не терпелось забить огромный гвоздь в гроб моего счастья. Дальше было еще страшнее«Москва слезам не верит», «В Москве толсто звонят, да тонко едят», «Москва бьет с носка» Жуть!
Помню, я, подогнув колени, села на подоконник (они в квартире были широкими, постаринному крепкими) и долго смотрела на зарево огней над Москвой. Они, эти огни, хоть и казались габаритными сигналами плывущего сквозь вечность марсианского звездолета, были единственным, что понравилось мне с первого же дня.
Я знаю, что не найду в тебе папу и маму, Городподумала я тогдаИ слезам можешь не верить, плакать я не собираюсь Вот только с носка меня не надо, а? Убьешь ведь
Наверное, город услышал меня. Может, не в ту зимнюю ночь, а позже, ведь я разговаривала с ним много раз. Но чудо произошло. Жуткий монолит столицы вдруг в один прекрасный день распался на просторные улицы, скверы, магазины и кафе, машины, вздрогнув, поползли своим путем, а лица людей перестали казаться боксерскими. А уже затем, позже, как это часто бывает в жизни, ужас сменился восторгом и обожанием. И сегодня (янаглая, да?) мне даже странно, что миллионы людей живут себе в совершенно других местах. Нет, серьезно, как можно жить не в Москве?
Во всяком случае, без этого Города не было бы меня, такой, какая я есть, не было бы моей Любви, моей Злости, моих Веры и Жизни.
И ещея бы уж точно не сидела в полумраке казенного кабинета напротив пахнущего дешевым одеколоном и оружейной смазкой Мента, который так и не отвел от меня внимательных усталых глаз.
МЕНТ
Так что, трудно было, спрашиваю? вернул меня к реальности его голос.
Я глотнула жидкого остывающего кофе, равнодушно пожала плечами.
Да не то, чтобы
Да? А я, честно говоря, тяжело привыкалподтвердил мои догадки МентНу, ладно(он решительным жестом раздавил в пепельнице окурок) Поехали, что ли? Раньше начнемраньше закончимПока твой мопед и правда не спер ктонибудь.
Вы же говорили, у вас там камеры слежения стоят.
Стоятьто они стоят, да только кто в них смотрит? Мент зашелестел листочками из папкиДумаешь, здесь людям нечего делать, кроме как твой мопед охранять? Смотри сюда
Последнюю фразу он произнес жестко и без всяких предисловий.
Я посмотрела. На листе была коряво нарисована шариковой ручкой схема, похожая на худосочного паука. Кружочек в центре был таким крохотным, что было сразу понятноэто я.
Видишь?
Вижу. На паука похоже.
Похоже, похоже Сейчас как раз будем паутину плести.
В каком смысле? не поняла я.
В самом прямомМент чуть нагнулся над листком и я инстинктивно сделала то же самое, только с другой стороны стола. Со стороны мы, наверное, были похожи на доброго учителя и двоечницу, склонившихся над контрольной. Мент снова поднял глаза. Они были не злыми и даже не противными, но мне почемуто каждый раз, когда он вот так смотрел, становилось не по себеВрубаешься?
Вроде бынеуверенно произнесла яТолько почему вы меня в центре нарисовали? Как какогонибудь главаря или главного организатора? Сами же говорилия тут ни при чем
Еще как при чем! с волчьим оскалом выдохнул МентТы давай, не прибедняйся. Убийца из тебя, может, и никакой, но я уже говорилты в этом деле главный фигурант.
Это почему же? похолодев, спросила я.
Да хотя бы потому, что с моим счастьем два других деятеля в этот момент хуй знает где! Мент даже невесело хохотнулОдинв городе-герое Ванкувере, другойМент глянул на часыкак раз где-то над Северным полюсом. Так что у меня, детка, извинивыбора нет
У вас выбора нет, а мнеотдувайся?
А ты чего хотела? Жизнь, она так и устроена. Скажешьнет?
Скажудаугрюмо согласилась я.
Ну и молодец. Как американские товарищи в кино говорят, сэнк ю фор йор коопирэйшн Мент с хрустом повел плечами и вдруг спросил так просто-простоТак который из твоих дружков мне пять трупов подбросилмолодой или старый? Как думаешь?
МЕНТ
Менты могут бить тебя в зубы и по почкам, орать в разбитое лицо всякие гадости, а могут наоборотугощать жидким кофе и сигаретами и не повышать голоса. Но нужно им всегда одночтобы ты или признался, или чтобы кого-нибудь заложил. Как говорится, третьего не дано.
Вот и сейчас чужой небритый человек выложил передо мной фотографии Жени и Антибренда (точно такие же висели на стене в стороне от покойников), Любимого и Друга, и, спокойно покуривая и не сводя с меня глаз, ждал, что я послушно, с холодным сердцем, возьму и предам одного из них.
Они что, идиоты, менты? Или наоборотпросто знают, что именно так все и происходит в жизни и поэтому с их лиц не сходит налет усталого отвращения ко всему на свете?
Я посмотрела на лежащие в свете лампы фотографии. Женечка Антибренд Дорогие вы мои люди
Ты не молчи, не молчипрохрипел Мент с той стороны лампыВремя позднее. А еще и поспать надо хоть пару часов
Я не молчуголос у меня был такой испуганно-дрожащий, что самой себя стало жалкоНо вы что Вы действительно думаете, что это они? Ну, в смыслекто-то из них?
Я ничего не думаюотрезал ментЯ уже обо всем подумал. Так, осталось некоторые детали уточнить
Да какие детали?! Вы что!.. не выдержала яОни не могут быть убийцами!.. Ни один, ни другойНе могут, вы понимаете?!..
Ага Мент насмешливо оскалился. И снова оскал получился издевательски-волчьим. Я вспомнила, что в фильмах уголовники кричат им « Волки позорные!». Теперь понятно, почему.
Знаешь, давай я тебе кое-что объяснюМент протер лицо, поморгал глазами, прогоняя усталостьТы же, по сути, еще ребенок
Я не ребенок. В тринадцать лет чувствуешь себя совсем взрослым, вы просто забыли.
Ну, тем болеене стал спорить ментТак вот, сразу поймивсякая там преданность, дружба, любовь, клятвы, финансовое партнерство, прочая фигня, все это заканчивается тамон кивнул в сторону мутного зарешеченного окна, за которым шла своим чередом жизньА здесь, у меня, не то, что девчонки-малолеткиздоровые крутые мужики сдают подельников, корешей, любовниц Жен сдают!.. Братьев родных!..
Почему? тихо спросила я.
Мент нагнулся ниже к столу и глухо заговорил.
Потому что страшно в тюрьме Очень страшно, понимаешь? Страшнее ничего на свете нет Вот они и делают все, что угодно, лишь бы в камеру не попасть!.. Даже на сутки. На ночь!.. А за укрывательство убийцы тебе не сутки полагаются, сама понимаешь
Он, конечно, просто старался напугать меня, это ясно. Но у него получилось. И вид у меня, наверное, был жалкий, потому что Мент опять смягчился.
Ты того, особенно не парьсяон сам придвинул мне пачку сигарет, и я взяла одну, хотя еще не выкурила предыдущуюЯ ведь не шучу, я действительно знаю, кто всех убил. Только дела нужно до ума красиво доводить. Чтобы все, как по нотам, было
«Музыкант, бля» со злобой подумала я«Тебекак по нотам, а мнена близких людей стучи?»
Ну, так что? Мент даже оживился и даже не выглядел больше усталым, наверное, действительно любил свою мусорную работуСо старого пердуна или с твоего сожителя?
С кого? не поняла я.
Ну, с любовника?
Женя мне не любовниктихо, но твердо отчеканила я.
Рассказывай оскалился мент.
Чтоне верите? Я, между прочим, вообще девственница. Можете экспертизу провести
Прямо сейчас, что ли, проводить будем? развеселился МентЭкспертизу, я имею в виду? А ты прикольная Ладно, аморалкадело веселое, но не по моей части. Давай-ка ты мне лучше вот про него расскажешь. И поподробнее
И он поднял за краешек фотографию Антибренда. Я посмотрела на такое родное лицощетина, длинные и спутанные темные волосы, наивно-беззаботные, как у спаниэля, глаза
Антибренд, дорогой, прости меня, а?