Это же морской компас у вас, говорит приятель мой, архитектор Василий Сергеевич. Как же по нему по земле ходить?
Какой вздор! серьезно заметил гофмейстер.
Приятель Павел Александрович, высоко подняв черные брови, тоже сердито сказал:
Ну, довольно, довольно этих шуток и пошлостей.
Долго собирались охотники. Разбирали патроны, захватили пули, штуцер, потом длинное ружье на уток. Наконец собрались и поехали. Дорогой остановились еще раз проверить направление. Почему-то по компасу выходило, что едем не туда. Но возчики и Герасим, смеясь, уговаривали:
Верно едем, на Овсурово, к Берендеевым болотам.
Был чудный осенний день. Весело светились дали. Сжатые пашни и леса ярко горели осенним убором листвы. У ложбинки болота собаки спугнули уток, а вдали показалось большое Вашутино озеро.
Стой! приказал Павел Александрович.
Все вылезли. Гофмейстер вынул карту. На озеро смотрели в большой морской бинокль, положили компас на карту и были в недоумении: на карте озера нет, не указано.
Да. Странно сказал Сучков. Не туда едем.
Но это не болото, серьезно заметил гофмейстер. Что же вы хотите от карты?
На самом деле Берендеево болото, к которому мы подъехали, оказалось совсем не болотом, а ольховым низкорослым лесом. Лес этот растет на кочках, и между кочкамивязкая топь.
Мы бодро пошли, прыгая с кочки на кочку, придерживаясь за деревья, все дальше и дальше. Вдруг увидели, что кочки и деревья как-то гнутся и уходят из-под ног в жидкую кругом трясину. Павел Александрович провалился по пояс первый. Я смотрюкочки уходят из-под ног. Хотел прыгнуть на другую, к корням дерева, и увяз
Гофмейстер кричал: «Сюда, поскорей!» Герасим подавал ему сломанную олешину, и с архитектором тащили его за руки, упираясь в кочку у большой орешины. Тина, какая-то желтая сметана, резко выделялась на зеленом охотничьем костюме гофмейстера.
Назад идем! кричал гофмейстер.
Куда иттить? с хитрецой спрашивал Герасим.
Где компас? кричал кто-то.
К черту компас! орал Василь Сергеевич. Благодарю вас, хорошенькое болотце нашли.
Верно, говорит Герасим. Пропадешь. Говорил же, какая тут охота!..
Когда выбрались из болота, то с горки было виднодалеко, до самого горизонта, синела эта ольховая заросль
Гофмейстер смотрел испуганно серыми глазами, весь в тине, на веках светлыми пятнами засохла грязь. Я вспомнил, что как-то видел в музеях восковые фигуры, на которых от времени треснул воск и из вставленных глаз кругом торчала вата Выражение у него было такое же.
Тут еще, ко всеобщему горю, заморосил дождик. Озябшие, мокрые, мы решили ехать до ближайшей деревни, в Пундогу или Рявку.
Эдаких тут и нету, сказал Герасим.
Как нету? возмутился Сучков.
Полноте, Павел Лександрыч, этак по колпасу никак нельзя. Поедем на Овсурово, к Барану, тут недалече.
Охотник Семен, по прозвищу Баран, принял нас с радостью.
Э-эка, сказал, как наохотились, видать, что досыта! И его веселые глаза смеялись.
Чтобы согреть нас, он затопил печь хворостом. На столе появились все закуски, захваченные из Москвы друзьями: коньяк, водка, колбасы, сардинки. Хозяин подал на стол лосиную солонину
Эк, говорил он, куда зашли! Нешто возможно. Хорошо, что так, а то здесь по болоту и в упокойники недолго. Знать, в топь ушли
Охотники, выпив и закусив, пришли в себя. Разговорились о неудаче.
А, наверное, все-таки в таком болоте дичи много. И даженеизвестной.
И чего ее есть! подтвердил хозяин Баран. Всякая есть. Лосей много. А еще большечертей болотных. Сам видал.
Какой вздор! сказал гофмейстер.
Нет, барин, есть. Заведет, и прощай. Я знаю болота эти. Это я по зиме обхаживал, бывал в них, знаю. Лосей бивал немало. А вот на днях пошел краем, и завело
Павел Александрович достал карту и спросил хозяина о селениях Няндома, Пундога, Рявка.
Не слыхивал, ответил хозяин, эдаких-то мест.
Василь Сергеевич смотрел на карту и вдруг закрыл глаза и расхохотался:
Ну и карта! Смотрите, внизу написано: Архангельская губерния. Ха-ха-ха
Гофмейстер и все мы посмотрели на карту.
А верно, сказал Сучков.
Ну, не угодно ли, загорячился гофмейстер. Географическое общество! Я им говорюдайте мне Берендеево болото, а они Архангельское болото дали. Не дурачье ли? Какое невежество!
Допрежь там, на болоте Берендеевском, сказал хозяин, разбойники жили, и атаманом у них девка была. Колдунья. Повечор песни пела. И так пела звонко да сладко, что к ней кажинный в болото идет, на голос. Прямо лезутхоть што. Ну, и попадут в топь, плутают, а разбойники их и обирают, значит. Оберут, да и утопят. Сколько народу через то пропало. Это я слыхал от стариков. Зимой-то я проходил за лосями много раз через все болото. Но есть места, и зимой непроходимые, ключи такие, реки подземные. Тоже тянет туды. Ну, однова я, проходя там, на становище ихнее набрел. Место чистое, лесок, горка. Видать, что жилье стояло. Сруб обгорелый, канавка, а со мной всегда топорище. Я его на случай ношу. Я топорищем-то и стал копать. Ну и бога их выкопал. Вот страшенный: голова, нос большой, а глазапрямо из гвоздя сделаны. И гвоздь какой, прямо светится. Дак я его на санках домой привез. Мне жена покойная говорит: чего, говорит, ты в дом, говорит, Баран, тащишь? Нешто можно, икона у нас
Ну, я его держу, поставил к лошадям, а лошади-то глядят на него да ржут. Приехал ко мне, што вы, охотник, барин эдакий из Питера, и глядел на его. И говорит: это, говорит, идол старый. Яученый, знаю, говорит. Этоскотий бог. Это, говорит, допрежь в старину было. Ты, говорит, за его деньги возьмешь. И покажи я его уряднику, а урядник-то исправнику сказал. Исправник ко мне. Сейчас, говорит, ты его сожги, а то в Сибирь попадешь! Ну, керосином облили, сожгли.
Какой вздор! сказал гофмейстер. Какое невежество. Его надо было в музей отдать.
Барин, да нешто можно? сказал хозяин. Кому отдать? На его глядеть-то страшно. Кто эдакого возьмет? Кому надоть?
А жаль, сказал архитектор, интересная штука была, должно быть Что же глаза-то страшные?
У него не один глаз, у него глаз-то много А я вот теперь уже опаской ходить в болото стал, потому кружить меня стало. Знать, серчает бог-то ихний, что сожгли его. Вот меня завело раз. Дак я старичка встретил, махонький такой. Глухой, немой. Я думаюзаплутал старик. Говорю ему: «Куда идешь-то?» А он ничегомолчит, показывает рукой: «Не слышу». Я ему говорю: «Заплутался, сердешный?» А он мне, немой-то, смотрит на меня, да как крикнет: «Заплутал ты!..»
Да как свистнет, прямо сквозь меня свист-то этот прошел. Ведь это што? Вот я от него бег, вот бег! Слышу, а он за мной на четырех бежит. Вот оно што Насилу убег Вот и походи-ка там, в болоте-то Вот оно какое
Тэффи. О привидениях
Дело святочное, поговорим о привидениях. Кто из нас их видел?
Помню, в детстве была у нас ключница, которая часто имела дела с привидениями, но все больше по съедобной части. Замерев от ужаса, не раз слышала я, как она рассказывала няньке трагическим свистящим шепотом:
Теперь опять скажутВоробьевская сама сливки выпила. А разве я стану сливки пить! Не видала я сливок? Я сливок очень даже много видала.
А куды ж они делись-то? спрашивает нянька и по лицу ее я вижу, что она догадывается.
Опять «он»!
С нами крестная сила!
Вхожу в погреб, а он спиной ко мне стоит и прямо из кринки лакает. Лакает, а сам все наливается. Налился пузырем, да как закачается. Я скорей бежать.
А какой он из себя-то?
А из себя мерзостный.
С нами крестная сила! А дверь-то на замке была?
Ну, конечно! Вот и ключи у меня.
Нянька качала головой, вздыхала. Она и сама была мастерица по привиденьичьей частии видала, и от людей слыхала, ее удивить было трудно.
Была у нее, например, в ее послужном списке встреча с водяным. Жуткая!
Жила это я у тетеньки вашей в деревне. Мишеньку няньчила. И вот гуляю это я как-то с Мишенькой в саду, около речки. Дошли до поворота, вдруг слышимбух! Ровно из ружья выпалило, а потом вдруг как загогочет. Ажно в глазах потемнело. Я ребеночка-то на руки, младенцем-то защищаюсь. А в речке-то вода так ходуном и заходила. Уж кабы не то, что со мной младенец, невинная душенька, был бы уж тут мне и конец.
Рассказ этот очень взволновал меня в свое время и я даже спросила у тетки, что это за история была, что будто ровно из ружья выпалило и вся вода ходуном пошла
Тетка ответила очень спокойно:
Как же, помню, помню. Просто кучер купался.
Из загадочных историйслышанных от нянькипомню еще одну, очень жуткую.
Приехал к нас в деревню из города старый еврей, похлопотал, похлопотал и выхлопотал себе у самого погоста землицы клин. И построил он на этой самой земле, что бы вы думали? (Эх, недаром евреи считаются самым оборотистым и торговым народом в мире!). Построил он баню для покойников. Каждую субботу баньку на засов запрет, а сам в город и убежит. Ну, а пакостникам того и надо. Шасть в баню, да до утра и парятся. Утром один из наших деревенских в окно глянул, а тамбатюшки светы! Шайки все раскиданы, веники разбросаны. Дальше уж и смотреть не смел: волосы дыбом встали и языка решился.
Слыхала я еще в детстве, как лесник-охотник рассказывал про лешего.
Видал он лешего в лесу на поляне собственными глазами, и близкошагов за пять-десять, не боле.
Ночь была ясная, лунная, под осень. Лежала середь полянки коряга, а на корягегляньон! Небольшой, лохматый, ушастый, рогатый, а ничего себе, веселенький. Сидит, на луну глаза вылупил и кричит на луну:
Свети-и! Свети-и!
Ну, луна, натурально, светит.
Я, говорит, ружье перекрестил. «Да воскреснет Бог и да расточатся врази его!» Да как пальну по ему картечью. Попал. Он вдруг как заорет.
Закатии-ился!
Да бух под корягу! Только его и видели!
Я потом, как свету дождался, ходил на тое место, искал под корягой. Да где там. Это ведь не Божья тварь, на месте лежать не станет.
Эх, хорошо в былые времена рассказывали! Было что порассказать! А теперь из современников моих видела привидение только одна писательница Н-ская, да и то такое странное, что о нем не всем и рассказать-то решалась.
Было это привидение и неожиданное, и страшное, и необъяснимоевсе, как быть полагается, но облик его был совсем в привиденческом быту небывалый. Скажу прямо: привидение это быложестянка из-под керосина.
Возвращаюсь я вечером домой, начинала писательница свой жуткий рассказ, звоню. Открывает двери лакей. Передняя у меня довольно элегантная, поэтому то, что я увидела между вешалкой и зеркалом на ковре, очень меня удивило: там у стены стояла большая жестянка из-под керосина. Я даже рассердилась:
Это еще что за мерзость? Зачем это здесь?
Лакей смотрит на меня в недоумении.
Что, говорит, прикажете?
Как что прикажу? Зачем вы сюда эту гадость поставили?
Он смотрит по направлению моего взгляда, потом снова на меня, т лицо его выражает полнейшее недоумение.
Да что вы, не видите, что ли?
Он совсем растерялся.
Господи, да что с вами, я не понимаю! Уберите наконец эту жестянку! Вот, вот, вот эту самую, я о ней говорю!
И сердито толкнула ногой ио ужас! Нога прошла через жестянку так свободно, как будто это был туман над ручьем, и стукнулась о стену.
Тут уж и я выпучила глаза.
Что за притча?
Однако, нужно было спасать свой престиж перед лакеем. Еще подумаетподвыпила барыня в гостях.
Взяла себя в руки.
Ничего, говорю, пустяки Можете идти!
А сама боком-боком, да в дверь.
Почему явилось мне это странное привидение, что оно мне предвещало, о чем предупреждалоне знаю. Потом отнесла я это видение к забастовке, когда электричество погасло и нужно было покупать керосин
Рассказывать она об этой история не любила. И я ее вполне понимаю. Если к какому-нибудь почтовому чиновнику являются и Асаргадон, и Жанна д'Арк, и Иоанн Грозный, так и к писательнице могло бы явиться что-нибудь поинтеллигентнее, чем банка из-под керосина.
Не правда ли?
Тэффи. Фрау Фиш(Берлинский случай)
У дверей пансиона фрау Фиш остановился плотный человек в широком английском пальто, почитал дощечку и позвонил.
Фрау Фиш открыла сама.
Я бы хотел получить небольшую комнату за небольшую плату, робко сказал гость.
Фрау Фиш посмотрела на его широкое калмыцкое лицо, раскосые глаза, жиденькую прямоволосую бороденку и ответила:
Небольшая комната есть, но за большую плату.
Гость ей не понравился. Во-первых, выражение лица у него было робкое, что в глазах немецких хозяек обличает безденежье, во-вторых, вместо багажа у него был кулечек в рогожке, что уже явно утверждало предположение.
Я согласен, сказал гость и кротко улыбнулся.
Хозяйка повернулась и повела его в коридор.
Вот комната!
Комната была маленькая, полутемная, без печки.
Тысяча марок в день. Без пансиона.
Это чудесно! кротко радовался гость. Мне именно удобно без пансиона.
Да, но я не хочу отдавать ее без пансиона. Я хочу отдать ее с пансионом за две тысячи марок.
Тем лучше! У меня ведь очень маленькие потребности: горсточка риса в день, иногда яблоко.
Раз у вас специальный стол, это будет стоить дороже. Тогдатри тысячи.
Благодарю вас! Вы так добры! Вы так охотно идете навстречу каждому моему желанию!
Хозяйка облизнулась, широко раскрыв рог, точно тигр зевнул.
Гость вздрогнул и пристально посмотрел на нее.
Простите, что я так смотрю на вас. Вы напомнили мне нечто из моих прошлых воплощений Точно не помню, что
За телефон будете платить отдельно.
Я не пользуюсь телефоном.
Если не пользуетесь, то это будет стоить дороже.
У хозяйки была большая голова, круглая красная рожа и короткая толстая фигура, затянутая в корсет. Ноги были засунуты в мягкие бурые туфли. Гость смотрел на нее ласково и задумчиво:
Да, да! Чудесно! Ах, если бы только вспомнить!..
Хозяйка ушла и вернулась с листками для прописки личности.
Ваша фамилия?
Будда.
Занятие?
Я всесовершенный.
Хозяйка записала: «коммивояжер».
Лета?
Много тысяч.
Вы очень моложавы. Ваша родина?
Индия.
Индия? Скажите, вы не встречали в Индии господина Цукермана?
Нет.
Странно! Он возил туда трикотажные изделия. Его там все знают. Все это подозрительно.
Вечером хозяйка подставила лесенку к двери нового жильца и заглянула к нему через верхнее стеклянное окошечко. Жилец сидел на диване, поджав по-турецки ноги, и думал.
Хозяйка слезла и постучала в дверь.
Херр Будда! Вы не должны сидеть, поджав ноги, это портит мебель.
На следующее утро она сказала, что требует деньги вперед за полгода.
Если уедете раньше, я верну.
Жилец задумчиво улыбался и был всему рад.
Через два дня хозяйка потребовала, чтобы он уходил из дома часа на четыре в день.
Вы все сидите, от этого портится мебель.
Потом она запретила ему ходить в раздумье по комнате, так как при этом стираются ковры.
На пятый день, заглянув в дверное стекло, она увидела, что жилец подстелил на ковер газету, встал на нее и не шевелится.
Херр Будда! крикнула она через дверь. Уходите куда-нибудь и по вечерам тоже. Вы все дышите и от этого разводится сырость и портятся обои.
Жилец кротко улыбался и уходил. Но, возвращаясь вечером, он находил входную дверь запертой на какой-то особый крюк и должен был полтора часа звонить, пока не выскочила хозяйка и не выругала его, что он никому не дает покоя.
Когда он тихо стоял посреди своей комнаты, погруженный в размышления, она неожиданно распахивала двери и громко кричала, что она гладить в своих комнатах не позволяет.
Я ведь не глажу! робко оправдывался жилец.
Ладно! Знаю я вас! Все всегда так отвечают!
Потом велела заплатить за год вперед.
Потом велела заплатить экстра за десять разговоров по телефону и тысячу марок за пепельницу.
Я не говорил по телефону и пепельница цела!
Да, но если бы вы говорили по телефону, то, наверное, не меньше десяти раз в день! Согласитесь сами, что это не моя вина, что вы говорите. Я не могу терпеть из-за этого убыток! Следующую неделю я буду считать двадцать разговоров в день. Эту комнату легко мог бы нанять какой-нибудь аргентинец. А аргентинцы, вы сами понимаете, меньше тридцати раз в день не звонят. Словомвы должны платить за сорок телефонов в день. Вечера можете проводить дома, только старайтесь не дышать.