Его прислали по почте?
Нет, сэр, мистер Раскин сделал заказ по телефону.
Значит, он сам позвонил вам и заказал все эти вещи, я вас правильно понял?
Совершенно верно, сэр. Он лично обратился к нам по телефону и сделал заказ.
А как это звучало?
Не понял, сэр, о чем вы спрашиваете?
Я спрашиваю, какой у него был голос.
Нормальный приятный голос, сэр. По крайней мере, так мне показалось. Сейчас я уже не помню.
Может быть, вы хоть что-нибудь припомните?
Ну, едва ли. У нас такая масса заказов каждый день, что, сами понимаете, это очень трудно...
Конечно, я понимаю. Ну что ж, большое, вам спасибо...
Правда, была одна особенность.
И какая же, сэр?
Он попросил, чтобы я говорил немножко громче. Мистер Раскин специально попросил об этом. Он прямо так и сказал мне: Извините, говорите, пожалуйста, погромче, хорошо? Я немного глуховат.
Так, понятно, сказал Мейер, пожав плечами. Ну хорошо, большое вам спасибо за содействие.
Зазвонил телефон на соседнем столе, и Энди Паркер, который продолжал слоняться от стола к столу, убивая время, снял трубку.
Восемьдесят седьмой участок полиции, детектив Паркер слушает.
Карелла на месте? спросили на другом конце провода.
Ага, минуточку. А кто это?
Питер Крониг из лаборатории.
Сейчас позову, Крониг, Паркер положил трубку рядом с аппаратом, крикнул: Стив, это тебя! и только после этого оглядел дежурку. А куда же делся Карелла, черт бы его побрал? Он же только что был здесь.
А он у лейтенанта, сказал Клинг.
Паркер снова взялся за трубку.
Крониг, ты слушаешь? Он сейчас зашел к лейтенанту. Сказать ему, чтобы он перезвонил тебе, когда выйдет, или ты можешь передать и через меня?
Мне нужно сообщить ему результаты экспертизы носков и ботинок, которые прислали нам из морга. У вас есть карандаш и бумага?
Найдутся, одну минуточку, мрачно отозвался Паркер. Он совсем не собирался впрягаться в чужую работу, по крайней мере, в это утро. Его дело было отправиться в кафе-кондитерскую и спокойно сидеть там. Тут он дал себе зарок никогда больше не брать телефонных трубок без крайней необходимости. Присев на краешек стола, он достал карандаш и блокнот. Крониг, ты слушаешь? Давай, что там у тебя, сказал он замогильным голосом и, прижимая плечом трубку к уху, приготовился записывать.
Носки самые простые и купить их можно где угодно, понимаете, Паркер? Известно лишь то, что материал их содержит шестьдесят процентов дакрона и сорок процентов хлопка. Конечно, можно было бы установить пять или шесть фирм, выпускающих такие носки, но особого смысла в этом нет. Дело в том, что их можно купить в любой лавке.
Так, понятно, сказал Паркер. Значит, с ними у тебя все?
В своем блокноте он записал лишь одно: Носкипроизводитель неизвестен.
Нет, остаются еще ботинки, сказал Крониг. Про них мы знаем немножко больше, хотя я представить себе не могу, каким образом эти данные можно увязать со всем остальным.
Все равно, давай, что там у тебя, сказал Паркер.
Ботинки простые, черные, самой обычной модели. Никаких дырочек, узоров, нормальный каблук и задник. Полное отсутствие каких-либо украшений. Мы сопоставили их с имеющимися у нас образцами и выяснили, что их производит обувная компания в Питтсбурге. Фирма эта очень крупная, Паркер, она в огромных количествах выпускает простую, немодельную обувьи мужскую, и женскую, понятно?
Ага, подтвердил Паркер. Пока что он не записал ни единого слова о ботинках. Так что же особенного вы обнаружили в этой паре?
Видишь ли, эта компания, как выяснилось, поставляет ботинки для военно-морского флота США, но только одну-единственную модельпростые черные ботинки.
Так, сказал Паркер.
Вы понимаете?
Понимаю. Это и есть те самые ботинки?
Совершенно верно. Но как они оказались на этом старикенепонятно.
А в чем дело?
Они утверждают, что этому типу шестьдесят лет. А видели вы когда-нибудь военного моряка, которому шестьдесят лет?
Паркер задумался.
Могу спорить на что угодно, что шестидесятишестилетние адмиралы у нас есть, сказал он. А ведь адмирал тоже считается моряком?
Как-то никогда не думал об этом, сказал Крониг. Ну, в какой-то мере это так. Ботинки этой модели делают специально для военно-морского флота, и купить их можно только в специализированных лавках ВМФ. Стоят они там восемь долларов девяносто пять центов пара. Вы полагаете, что адмирал стал бы покупать себе такие дешевые ботинки?
У меня нет ни одного знакомого адмирала, сказал Паркер. И вообще, пускай об этом болит голова у Кареллы, а мне это ни к чему. Спасибо, что позвонили.
Не за что, сказал Крониг и повесил трубку.
Могут адмиралы носить ботинки за восемь девяносто пять пара? спросил Паркер, не обращаясь ни к кому в частности.
Я ношу ботинки, которые стоят больше, сказал Мейер. А я никакой не адмирал, а самый обычный коп.
Я где-то читал, что Эдгар Гувер не любил, когда полицейских называют копами, сказал Клинг.
Да? А с чего бы это? Паркер почесал в затылке. Коп и есть коп, так или не так? А если мы не копы, то кто же?
Капитан Фрик протиснулся сквозь дверцу в перегородке и крикнул:
Фрэнки Эрнандес сегодня здесь?
Да, он здесь, капитан, сказал Мейер. Просто он сейчас в туалете.
Так, хорошо, сказал Фрик. На лице его было выражение мучительного раздумья, будто он силился разрешить какую-то важную проблему и, похоже, зашел в тупик.
Честно говоря, в жизни вообще было очень мало проблем, к решению которых был бы готов капитан Фрик. Формально он стоял во главе всего полицейского участка, хотя на практике редко когда распоряжался кем-нибудь, кроме патрульных полицейских. Во всяком случае, никто не припомнит, чтобы он хоть раз что-нибудь посоветовал лейтенанту Бернсу, который, впрочем, и сам отлично справлялся с работой детективов. Фрик вообще не отличался особой сообразительностью и к полицейской работе относился как к неизбежности. Он всегда старался перепоручать любое сложное дело кому-нибудь другому, но сам при этом был готов пожинать плоды чужих трудов. И еще позволял себе капризничать и даже гневаться, кудахча, как курица, высидевшая цыпленка.
Вот и сейчас, дожидаясь Фрэнка Эрнандеса, Фрик просто кипел от раздражения и злился на все и вся. Он наверняка отправился бы за ним в туалет, не будь он так твердо убежден, что все дела полиции должны вершиться в пристойном официальном помещении. Поэтому он нетерпеливо расхаживал взад и вперед вдоль перегородки, постоянно поглядывая в сторону запертой двери туалета. Когда же Эрнандес наконец появился, Фрик сразу бросился к нему навстречу.
Фрэнки, у меня тут возникла проблема, сказал он.
Да, капитан Фрик, а в чем же дело? спросил Эрнандес, вытирая руки носовым платком. В данный момент он как раз собирался спуститься вниз к Мисколо и сказать ему, что около умывальника кончились бумажные полотенца.
Тут, знаешь, есть один мальчишка, который вечно впутывается в какие-то неприятные истории. Мальчик он очень хороший, но постоянно крадет всякую мелочь с уличных прилавков: фрукты там и все такое прочее. Ущерб, конечно, невелик, но за ним это замечено уже раз семь-восемь. Понимаешь, Фрэнки, мальчишка этот пуэрториканец, и ты наверняка его знаешь. Вот поэтому я и подумал, что хорошо бы просто поговорить с ним для начала. Может, он будет поосторожнее впредь, да и нас избавит от лишних хлопот. Ты ведь наверняка знаешь этого парнишку. Это Хуан Бордигос, постарайся поговорить с ним до того, как он влипнет во что-нибудь серьезное. Ладно? Вчера сюда заходила его мать, честная и работящая женщина. Ей совсем ни к чему, чтобы сына ее таскали по судам. Сейчас ему всего двенадцать лет, Фрэнки, и пока еще можно удержать его. Ну так как, ты поговоришь с ним?
Конечно, обязательно поговорю, сказал Эрнандес.
Ты знаешь этого мальчишку?
Нет, улыбнулся Эрнандес. Но обязательно разыщу его.
Так уж сложилось, что все коллеги пребывали в убеждении, будто Эрнандес знает всех испанцев и пуэрториканцев на территории участка. Действительно, он здесь родился, вырос и знал тут очень многих, ничуть не отличаясь в этом от всех остальных местных жителей. И тем не менее, только Фрэнки Эрнандес был связующим звеном между полицейскими и пуэрториканцами района. Поэтому коллеги частенько обращались к нему за советом. Точно так же и местные жители всякий раз просили его о поддержке: и когда им угрожала преступность, и когда стражи порядка сами выходили за пределы своих полномочий. Правда, находилось достаточно и таких, причем с обеих сторон, которые терпеть не могли Фрэнки Эрнандеса. Кое-кто в участке ненавидел его только за то, что он пуэрториканец, несмотря на всю пропаганду идеи братства людей, надевших синюю полицейскую форму. Они почему-то считали, что пуэрториканцы вообще не имеют права работать полицейскими, а уж тем болеедослуживаться до чина детектива. На улице же его зачастую недолюбливали за то, что никому из своих знакомых он ни в чем не делал поблажек, касалось ли дело нарушений уличного движения, хулиганского поведения, драки или же кражи со взломом. Эрнандес никогда не шел на уступки по личным мотивам. Он честно и открыто заявлял об этом, и никакие намеки на давнее соседство или проведенное вместе детство не производили на него ни малейшего впечатления. Черт побери, он работает в полиции, и дело его поддерживать закон и порядок.
И нужно сказать, что всем этим Фрэнки Эрнандес заслужил себе глубокое уважение почти повсеместно. Он родился и вырос в одном из самых неспокойных районов города, неся на себе печать культурного конфликта с самого раннего детства. Ему пришлось преодолеть и языковой барьер, ведь в доме его детства говорили только по-испански. Мальчик из городских трущоб, он геройски сражался в морской пехоте во время Второй мировой войны, а потом, поступив работать в полицию, по иронии судьбы стал нести службу на тех самых улицах, которые взрастили его. И вот он дослужился до детектива 3-го разряда. Путь был достаточно долгим и мучительным, и битва эта до сих пор не была окончена. Нет, она продолжалась и по сей день, ведь Фрэнки Эрнандес был борцом за правое дело. Он хотел доказать всему миру, что пуэрториканский парень тоже может быть хорошим и порядочным человеком.
Значит, ты поговоришь с ним, Фрэнки? повторил свой вопрос Фрик.
Конечно, поговорю. Постараюсь встретиться с ним прямо сегодня вечером.
Вот спасибо, Фрэнки, лицо Фрика расплылось в улыбке. Он похлопал Фрэнки по плечу и заторопился в свой кабинет, расположенный на первом этаже. Эрнандес тем временем приоткрыл дверь в канцелярию и сказал:
Мисколо, в туалете кончились бумажные полотенца.
Ладно, я принесу, бросил Мисколо, не отрывая взгляда от пишущей машинки. Но потом, как бы припомнив что-то, он развернулся на вертящемся кресле и добавил:Послушай, Фрэнки, Стив говорил тебе насчет Мэй Риардон?
Ага.
Так ты как?
Согласен.
Вот и прекрасно, очень хорошо. А полотенца эти я занесу попозже.
Эрнандес вошел в дежурку. Не успел он усесться за свой стол, как тут же зазвонил телефон. Он вздохнул и взял трубку.
* * *
За запертой дверью с табличкой Л-нт ПИТЕР БЕРНС Карелла следил за поведением своего начальника.
Лейтенанту Бернсу явно не хотелось заводить этот неприятный разговор, что отражалось не только на его лице, но и во всем поведении: он нервничал, то сжимая, то разжимая кулаки.
Послушай, сказал Бернс, неужто ты думаешь, что этого ублюдка я ненавижу меньше, чем ты?
Да я это прекрасно знаю, Пит, сказал Карелла. И я сделаю все, что требуется...
Ты думаешь, мне доставил удовольствие этот звонок лейтенанта Абернати из главного управления? Как только ты ушел, Стив, тут же раздался звонок, и дежурный объявил мне, что со мной желает разговаривать лейтенант Абернати из этого чертового заведения на Хай-стрит. Этот Абернати берет трубку и спрашивает, работает ли у меня некий Стив Карелла и известно ли мне о том, что он разослал фотографии убитого по всем газетам, за исключением одной-единственной. А еще предупредил, что если полиция хочет наладить плодотворное сотрудничество со средствами массовой информации, то она должна относиться одинаково благожелательно ко всем газетам города. А потом он потребовал, чтобы я объявил тебе замечание и немедленно отправил фотографии в газету Клиффа Сэведжа, сопроводив материал твоими извинениями в письменной форме. И к тому же, он хочет, чтобы перед отправкой я ему все это показал. Вот так вот, Стив.
Хорошо, я все сделаю, сказал Карелла.
Ты же знаешь, как я ненавижу этого ублюдка Сэведжа.
Конечно, знаю, сказал Карелла. Вообще, это была дурацкая затея, такие чисто ребяческие уколы никогда не приносят ничего хорошего.
Ты на меня обиделся?
С чего это ты взял? Ведь указание поступило сверху, разве не так?
Конечно, так, Бернс покачал своей похожей на пушечное ядро головой; лицо его при этом имело самое мрачное выражение. Особо не расписывай там, Стив. Просто напиши, что, дескать, к сожалению, ваша газета выпала из списка адресатов или что-нибудь вроде этого. Уж лучше положить на стол полицейский жетон, чем унижаться перед таким мерзавцем.
Хорошо, сказал Карелла. Я сразу же займусь этим.
Ладно, иди, сказал Бернс. А кто-нибудь уже откликнулся на фотографии?
Нет пока, сказал Карелла, открывая дверь. У тебя ко мне есть еще что-нибудь, Пит?
Нет, нет, ничего, иди и занимайся работой. Давай.
Едва Карелла вошел в дежурку, к нему тут же подошел Эрнандес:
Стив, пока ты разговаривал с лейтенантом, тебе тут звонили.
Да? отозвался Карелла.
Ага. Звонил какой-то малый, который видел опубликованную в газете фотографию. Он утверждает, что опознал нашего покойника.
Глава 6
Человека, позвонившего в Восемьдесят седьмой участок и заявившего, что он опознал покойника, звали Кристофером Рэндомом. На вид ему было около шестидесяти с небольшим, и отличался он тем, что во рту у него сохранилось всего четыре зуба: два передних на верхней челюсти и два, тоже передних, на нижней. Он сообщил детективу Эрнандесу, что его легко разыскать в баре под названием Конец пути, там Карелла с Эрнандесом и нашли его в половине двенадцатого в тот же день.
Конец пути просто удивительно оправдывал свое название, ибо для большинства его завсегдатаев он и вправду оказывался концом пути. Публика здесь была в помятых и засаленных костюмах неопределенного цвета. Почти все сидели в головных уборах, всем было за пятьдесят, и у всех были красные носы и слезящиеся глаза хронических алкоголиков.
Кристофер Рэндом тоже не представлял собой исключения. Он был обладателем именно такого носа и таких глаз, да еще, как уже сказано, четырех зубов. В целом же он производил впечатление экспоната, который долго хранился в банке со спиртом. Карелла осведомился у бармена, кто здесь Рэндом, и вместе с Эрнандесом направился в дальний конец бара. Карелла предъявил Рэндому свой жетон детектива. Тот сначала недоуменно уставился на него, а потом кивнул и привычным жестом опрокинул в глотку остаток стоявшего перед ним виски. Он рыгнул, и от него понесло таким перегаром, что Карелла с Эрнандесом едва устояли на ногах.
Мистер Рэндом? спросил Карелла.
Он самый, сказал Рэндом. Кристофер Рэндом, Гроза Востока.
Почему вы так себя называете? спросил Карелла.
Простите, что называю?
Называете себя Грозой Востока.
О, Рэндом на какое-то время растерянно умолк. Да так, сказал он, пожав плечами. Это просто так говорится.
Сэр, вы позвонили в полицейский участок и сообщили, что знаете покойного, это так?
Совершенно верно, сэр, сказал Рэндом. Кстати, как ваша фамилия, сэр?
Карелла. А это детектив Эрнандес.
Очень рад с вами познакомиться, джентльмены, сказал Рэндом. Нет ли у вас желания принять для бодрости по маленькой, или при исполнении служебных обязанностей это не дозволяется? Он приостановился. Это тоже, так сказать, говорится для красного словца.
Нам не разрешено употреблять спиртное на службе, сказал Карелла.
Какая жалость, протянул Рэндом. Это просто позор и ущемление прав. Бармен, а мне, пожалуйста, еще порцию виски. Так, значит, вы по поводу фотографии в газете?
Правильно, сэр, так что насчет этой фотографии? сказал Карелла. Кто этот человек?
Этого я не знаю.
Но я считал...
Я хочу сказать, что я не знаю его имени. Впрочем, если быть более точным, то я не знаю его фамилии, а по имени я его как раз знаю.
И как же его зовут? спросил Эрнандес.
Джонни.
А как дальше, вы не знаете?
Совершенно верно, сэр. Знаю, что Джонни, а как дальшене знаю. Получается Джонни Неизвестный. Рэндом улыбнулся. Это я просто так говорю, понимаете? сказал он. О-о-о, а вот и виски. Вискинапиток мужественных. Уххх! Он пожевал губами, поставил опорожненный стаканчик на стойку и сказал:Так на чем же мы остановились?
Мы остановились на Джонни.
Да, сэр, именно на Джонни.
Так что это за Джонни? Откуда вы его знаете?
Я познакомился с ним в баре, сэр.
В каком?
Видимо, в баре С легким паром.
С легким паром? А где это?
На Восемнадцатой Северной?
Так вы спрашиваете нас или рассказываете нам? ответил Карелла вопросом на вопрос.
Я просто не знаю, как именно называется эта улица, сказал Рэндом, но название бара, сэр, я точно помню, у него еще на вывеске два круга. Может, хоть это поможет вам?