Прозрачный город терпеть не может затемненных углов.
Право на «непрозрачную» жизнь есть лишь у тех, кто носит королевский статус.
Но Александр Моисеевич как раз очень любил тени. Они будили в нем исследовательский азарт. Он даже специально наклеил на некоторые участки муравейника затемняющие наклейки,чтобы время от времени отдирать их от пластика и рассматривать, какие секреты пытались там спрятать муравьи.
Александр Моисеевич был следователем.
После развода, случившегося десять лет назад, он арендовал квартиру в «крестах»: крошечная комнатка с четырьмя полутораметровыми нишами: под кухонные принадлежности, санузел, прихожую и гардеробную. Теснота жилья его не смущала. Добротную квартиру в центре Гиленсон позволить себе не мог, да он и не нуждался в ней. А вот каморка в одной из узеньких «крестовых» многоэтажек, втиснувшихся между старыми домами на Фрунзенской, пришлась в самый раз.
Когда электронный голос таймера сообщил, что уже восемь часов утра, Гиленсон нахмурился. Доставщик опаздывал. Сегодня Александр Моисеевич не планировал завтракать дома, но выкупленная подписка на домашнее меню и природная прижимистость не позволяли ему отказаться от еды, за которую он уже заплатил.
Полистав новостные каналы, Гиленсон вдруг остановился на утреннем шоу Славы Обухова: размеренные интонации Роберта Ледовских, назначенного на пост губернатора, обладали гипнотическим свойством. Его хотелось слушать. Поколебавшись минуту, Гиленсон развернул видео в большом окне и закрепил его на статичную точку реальностина стену.
На своего предшественника, Третьяка, Ледовских не походил совершенно. Он принадлежал и к другому поколению, и другому типажу людей. Он всегда выглядел идеально. Подчеркнуто моложавый и атлетичный, несмотря на заявленный сорокасемилетний возраст, он явно не стеснялся использовать новейшие косметологические средства. Резкие черты лица, упрямый рот, довольно скупая мимика и уверенный тон выдавали в нем человека жесткого. Внимательный цепкий взгляд, богатейший словарный запас и умение без запинки отвечать журналистам правильными сложноподчиненными предложениями заставляли думать о нем, как о человеке неглупом. До сих пор Ледовских пребывал в тени своего начальника, и мало кто мог бы решительно сформулировать о нем свое мнение.
«Если бы человек, пробующий в первый раз в жизни взломать какую-нибудь самую простую функцию в игре, или школьный аккаунт, чтобы удалить плохую оценку, понимал, что за это нарушение его ожидают годы на «Стороже» или еще в какой-нибудь тюрьме строгого режима, он бы вряд ли пошел на этот шаг. Вы согласны?
И если бы взлом и перепрограммирование объектов специального назначения карался пожизненным заключением или смертной казнью, количество готовых на такое преступление хакеров тоже поубавилось бы. А если добавить к ужесточенным мерам против самого преступника, к примеру, жесткое обнуление социального рейтинга у всех его ближайших родственников и друзей, это удесятирит продуктивность работы по борьбе с информационными преступлениями. Сами родственники и друзья, понимая, чем грозит близость с социально опасным человеком, никогда не стали бы покрывать его незаконные увлечения! Понимаете?
Да, конечно, сейчас общественность гораздо больше интересует заказчик, а не исполнитель. Но лично для меня они абсолютно равноценны. Ужасная правда заключается в том, что мы вряд ли сможем найти их обоих. Потому что и наш исполнитель, и заказчик спрятались в тени «Shade»! Зовите меня параноиком, но я склонен считать, что все пользователи «Shade» в чем-то нарушают закон, потому что честному человеку незачем прятаться по угламему нечего скрывать!»
Мелодичный звук дверного звонка отвлек Гиленсона от просмотра трансляции. Он поспешно схлопнул видео одним жестом руки и поспешил к доставщику, чтобы забрать свою порцию яичницы с помидорами и фаршированные блинчики, которые привозили по вторникам. Сунув их в холодильник, не распаковывая, Александр Моисеевич отправился к дочери.
Высокие серые стены учреждения были напичканы камерами слежения, но так деликатно, что большинство случайных прохожих никогда не подумали бы, что это белое здание с раскинутыми в стороны крыльями зимнего садане какая-то обычная больница узкого профиля. Разве что отсутствие опознавательной таблички у входа могло бы натолкнуть на какие-то тревожные мысли, но кто всматривается в такие здания?
Конечно, учреждение обладало официальным статусом, регистрационным номером и, чисто теоретически, о его существовании могли узнать все, кто задался бы такой целью. Информация не являлась закрытой, просто она не выпячивалась без острой необходимости. Слушать о достижениях генной инженерии любят все. Размышлять о ее неудачах уже давно перестало быть трендом.
Гиленсон постучал в закрытое окошко контрольно-пропускного пункта, и через несколько минут жалюзи сдвинулись в сторону, а в окне появилась голова дежурного.
Доброе утро, чем могу помочь? спросил он, изо всех сил стараясь выглядеть доброжелательным.
У меня сегодня посещение отделения Б. Вам должны были прислать пропуск на имя Гиленсона Александра Моисеевича.
Дежурный кивнул, открыл окошко и протянул посетителю квадратный сканер.
Пожалуйста, прижмите
Гиленсон знал, что делать, и без его инструкций. Он приложил к светящейся поверхности сканера большой палец, и дежурный на мгновение замер, отыскивая в своем почтовом ящике соответствующий пропуск.
Наконец он еще раз кивнул.
Все в порядке, проходите в досмотровую.
Двери щелкнули и раздвинулись, впуская посетителя внутрь, и тут же снова закрылись. Прямо перед Гиленсоном стояла кабина досмотра. Он вошел в нее и замер, чтобы сканеры могли как следует изучить содержимое как розовой коробки, так и его карманов и даже кишечника.
Готово, Александр Моисеевич, проходите, сказал наконец дежурный, открывая турникет.
Спасибо.
Гиленсон раскачивающейся походкой направился в клинику, а вслед ему из каморки дежурного выглянула оперенная красными дерзкими прядями юношеская голова.
А это кто? Какой-то проверяющий? ломким фальцетом спросил молодой человек, обернувшись к дежурному.
Спрячься, придурок, прошипел тот. Сейчас увидит кто-нибудь
Голова послушно нырнула ниже уровня окна.
И все же, кто это?
Папаша одной из пациенток.
Серьезно? жеманно прижав тонкие ладошки к щекам, воскликнул юноша. Это же очень, очень интересно! Я даже не знал, что ваших клиентов навещают родственники. Просто отлично, такая деталь сделает репортаж еще более живым!
Обычно никого из них не посещают, мрачно констатировал дежурный. Этот дядькауникальный тип, его все у нас знают. Он приходит каждую неделю, в субботу. Один раз пропал на три месяцамы уж решили: помер. Оказалось, лежал в больнице после инсульта.
Котик, я должен с ним поговорить! взволнованно проговорил юноша.
Да пожалуйста, только по-умному и мимо меня. Если узнают, что я делюсь с блогерами внутренней информацией, меня отсюда вышвырнут, и ты сам будешь зарабатывать на рекламу.
Не волнуйся, улыбнулся молодой человек, погладив дежурному выпуклые ягодицы. я же не враг тебе. Выпусти меня на улицу, я его там покараулю?
Дурацкую ты тему выбрал для репортажа, недовольно проворчал дежурный. Такими темпами мне придется вторую работу искать, чтобы твой блог не укатился из топовой сотки в топовый тысячник
Папа, папа! радостно кричала Ждана, хлопая в ладоши. Кука! Кука, патье! лопотала она.
Гиленсон улыбался.
Тебе нравится, детка?
Ждана не поняла вопроса. Она выхватила розовую коробку и поковыляла на середину комнаты, чтобы усесться поудобней на коврик и распотрошить подарок.
Трехлетний ребенок в теле пятнадцатилетней девушки.
Тебе помочь? спросил Гиленсон, присаживаясь на корточки.
Ам`a! обиженно ответила Ждана.
Ты сама?
Та!
Хорошо.
Александр Моисеевич с любовью всматривался в ее хорошенькое личико, на котором светилась неподдельная радость. Внешностьэто единственное, что удалось генным кудесникам сделать в полном соответствии с требованиями матери. Коротко остриженные каштановые кудряшки обрамляли идеальный овал лица, яркие брови вразлет, неестественно огромные оленьи глаза с виноградно-зеленой радужкой, аристократичный излом губ.
Он поднялся и обернулся к врачу.
Иван Игнатьевич, я очень признателен вам за оформление пропуска. Я только вчера сообразил, что опоздал подать заявкусовсем закрутился на службе.
Седоволосый доктор с роскошной окладистой бородой понимающе кивнул.
Не стоит благодарности. Я так и подумал, что у вас рабочие сложноститакие вещи творятся
Гиленсон устало отмахнулся.
Ох, давайте не будем об этом. Вчера отдел лихорадило почти до утра.
Я понимаю.
Гиленсон наблюдал, как Ждана обнимается с огромной куклой в пышном свадебном наряде и разговаривает от ее лица на своем лепечущем языке.
Вы сейчас в зимний сад? спросил доктор.
Нет, прогулку оставим до субботы. Мне нужно на службу. Прощаться с ней не буду, а то она расплачется
Доктор вздохнул, отвел глаза в сторону.
Хорошо, я понимаю И еще Я, конечно, не имею права вам это рассказывать, но не могу промолчать, поскольку слишком симпатизирую вам. Ваша бывшая супруга опять подала прошение о применении к Ждане экспериментального метода лечения
Гиленсон онемел. Вскинув брови, он тяжело и шумно выдохнул, устало прижав ладонь ко лбу.
Сколько же можно Иногда мне кажется, что остановить эту женщину можно только задушив, проговорил он наконец.
Иван Игнатьевич хмыкнул.
Будем считать, я этого не слышал
Спасибо за предупреждение. Теперь у нас с адвокатом будет возможность подготовиться к суду как следует.
Не за что. И удачи вам.
Пожав руку доктору, Александр Моисеевич направился к выходу.
Молодой блогер выскочил на Гиленсона из-за угла, как будто хотел его ограбить.
Доброе утро! Меня зовут Янис, яведущий блога «Рвем обои». Пожалуйста, ответьте на пару вопросов!
Гиленсон смерил взглядом его затянутую в лиловый латекс фигуру и поморщился.
Не интересно, отмахнулся он от блогера.
Время обновить интерьер мышления и сорвать старые обои! торопливо выпалил Янис свой слоган для будущих зрителей, и, пытаясь Гиленсону преградить путь своей тощей грудью диетического цыпленка, продолжил:
Вам не кажется, что пора обновить мнение общества о генетическом моделировании? Это правда, что здесь содержится ваша дочь, и вы ее навещаете? Онагенетический урод? Что с ней не так? В чем была ошибка врачей?
Янис задавал вопросы быстро, без запинки, тараторя, как ускоренный транслейтер. На вопросе об уроде Гиленсон остановился. Подняв на юношу тяжелый недобрый взгляд, он проговорил:
Глядя на вас, меня начинает терзать вопрос, а с вами-то что не так? В чем была ошибка врачей в вашем случае?
Парень не обиделся.
Я очень рад, что вы все-таки решились поговорить со мной.
Молодой человек, вы действительно не видите разницу между «послать» и «поговорить»? Выключите уже свою трансляцию!
У Яниса безвольно упали руки, нижняя губа огорченно выпятилась вперед.
Вас же Александр Моисеевич зовут? уже без жеманных кривляний своего медийного образа спросил он.
Да.
Послушайте, Александр Моисеевич, вы уверены, что вам действительно нечего сказать? Вашего ребенка превратили в инвалида, а вы даже не испытываете потребности кому-то за это отплатить? Врачи стали причиной вашей личной трагедии
И тут Гиленсон не выдержал. Брызгая слюной, он прокричал в лицо блогеру:
Причиной моей личной трагедии стала не генная инженерия, а непроходимая глупость женщины, которая захотела родить не ребенка, а сверхчеловека! Ей нужен был гений, каких еще не знала история! Понимаете? И добрая половина всех пациентов этой клиники, если не большерезультат нездоровых фантазий их матерей!
Янис сначала испуганно отшатнулся от взорвавшегося гневом собеседника, а потом в его подведенных красно-черными стрелками глазах вспыхнула идея.
Фанатичные матери. Женские комплексы как источник зла. Феминистки будут выть и плакать от ярости! Александр Моисеевич, подождите! Вы же сейчас о своей жене говорили, госпоже Голиковой?
Гиленсон удивленно покачал головой.
И когда только вы успеваете
Если честно, я видел вас входящим сюда и караулил, так что у меня было время идентифицировать вас и поднять биографиюпочему-то смущенно признался Янис. Так вот Я могу вам помочь в вашей борьбе за право единолично распоряжаться судьбой дочери. Медиасфераэто великая сила в наше время. Голикова как разработчик новейших методик по расширению возможностей человека и глава движения «Здоровая жизнь» здорово пострадает от такой перепалки, ее социальный рейтинг неминуемо упадет, и вы сможете действовать свободней! Мнение общественности будет на вашей стороне. Я получу популярную серию видосов, а вы увеличите шансы стать единственным законным представителем ребенка. Наше сотрудничество выгодно нам обоим!
Гиленсон уж было хотел решительно направиться к парковке, но вдруг остановился. Обернувшись к Янису, он медленно и задумчиво проговорил:
Знаете, а ваша идея не лишена разумного зерна Да, не лишена Я должен подумать и взвесить все. Свяжетесь со мной вечером? Может быть, я действительно дам вам интервью. Но не сейчас. Сейчас я не готов обсуждать эту тему.
Янис радостно закивал, и красные пряди-антеннки задрожали у него на висках и макушке.
Хорошо. Отлично! Я напишу вам вечером. Я тоже продумаю подробней линию нашего репортажа, и мы сможем ее обсудить.
Добро.
До связи, Александр Моисеевич!
До вечера.
Пока Гиленсон в задумчивости шел за машиной, в углу интерфейса возникла красная иконка с изображением колокольчика, а в ушах зазвенел мелодичный мотив старой песенки.
В машине Александр Моисеевич вытащил из-под сиденья портативный шлем полного погружения: на рабочем месте полагалось быть во всеоружии, без ограничения тактильных или еще каких-либо ощущений. Как только он вошел в личный кабинет, сразу увидел парящий в воздухе конверт с подписью начальника отдела.
В сообщении значилось: «Появилась новая информация о твоих летунах. Информатор сообщил, что послезавтра должна состояться внеочередная встреча двух трейсеров, участвовавших в прошлом матче. Зайди ко мне, я передам тебе подробности».
***
Олег был типичным «кактусом».
Это определение появилось лет пятнадцать назад, после выхода блистательной драмы Томаса Стоуна о юноше-хикикомори, которая так и называлась: «Кактус». Герой Стоуна после долгих и мучительных попыток изменить свою естественную природу, в конце концов, решается признать, что не хочет всех тех вещей, которые другие люди возводят в ранг абсолютных ценностей. Его счастьежить, как комнатное растение, никогда не покидая уютный мирок подоконника, не подпускать к себе никого лишнего и смотреть на мир исключительно через безопасное стекло виртуальной реальности.
Под каждым из положений Олег мог бы расписаться.
Завершив разговор с Рэмом, он почесал отросшую рыжую бороду, и решил, что пора бы ее сбритьволоски, достигнув определенной длины, начинали завиваться в кудряшки и раздражать подбородок бесконечным покалыванием. И с тоской взглянул на свою постель. Ее вид с каждым днем становился все печальней: белье упорно превращалось из белого в зеленовато-серое. Приближался день уборки. Олег ненавидел уборку, потому что испытывал почти физическую боль, когда все эти чужие женщины трогали руками его личные вещи, развешивали свежевыстиранное, пахнущее резкими отдушками белье в гардеробе, а по полу и окнам ползали роботы, один только внешний вид которых вызывал у Олега панические атаки. А ведь они еще и двигались, издавая омерзительные звуки!
Он не боялся даже самых жутких мобов в вирт-играх с полным погружением, но в реальности банальный мойщик мог бы довести его до нервного срыва. И тому было абсолютно логичное объяснение: в вирте чудовищам противостоял могучий маг 957 уровня, в пуленепробиваемом и огнеупорном хитоне, в наручах +250 к скорости кастования заклинаний и набором посохов в рюкзаке. А в реальности в распоряжении Олега был только кожаный мешок с костями и жидкой красной субстанцией, именуемой кровь, совершенно беспомощный, не способный ни к воскрешению, ни к самоизлечению.
Дорога в ванную комнату ему всегда казалась слишком длинной. До туалета было так же далеко, но Олег решил эту проблему, поставив себе в спальную портативный стульчак для пикников со сменными пластиковыми контейнерами. Можно было перенести туда же душевую кабину и раковину, но это означало серьезные ремонтные работы, на которые Олег никогда бы не согласился.