Что же вам помешало?
Долгая история.
Трудный медицинский случай? Несчастливое стечение обстоятельств?
Вы необыкновенно проницательны, доктор Слоан. Пожалуй, то и другое. Когда-нибудь я непременно расскажу вам об этом.
Слоан ничего не ответил.
Не сердитесь, доктор. Да, то были славные времена, в Дублине. Я был мальчишкой, родители в добром здравии, впереди целая жизнь. Шайка друзей, народные песни, девушки прекрасны и вечно недоступны Шутки для посвященныхдля тех, кто знает медицинскую латынь (Слоан улыбнулся: похоже, в Лондонском университете эти шутки тоже бытовали, но как человек благовоспитанный, от цитат он воздержался.) Ирландский клевер, здесь его не найдешь, хоть семь лет ищи
В этом вопросе вы не вполне правы. Флора Антильских островов уже испытала сильное влияние
Да, я понимаю, доктор, считайте это поэтической гиперболой. И эти папки, набитые рыхлой бумагой. Только нам профессор велел наклеивать образцы в уже переплетенные книги с белыми страницами, а не на разрозненные листы.
И нам тоже велели, когда я учился. Старая ботаническая школа полагала возможным составление полного травника, то есть такого, который включал бы все образчики флоры. Вот так, все, существующие в этом мире! Мол, достаточно пройти по горам и долам, и каждый экземпляр займет свое место в каталоге, а незанятые листы в книге можно будет заполнить примечаниями. Те, кто так думал, никогда не бывали в Вест-Индии. Сейчас уже дело идет о том, познаваемо ли многообразие Творения, или же нашему слабому уму это не дано.
Теперь Блад, приподнявшись на локте, взглянул на Слоана. «Вест-Индия». Он слышал, как эти слова произносили со страхом и злостью, с равнодушием неведения, с глубокомысленной думой об интересах Англии, но чаще всего, разумеется, с алчностью. Никто не говорил «Вест-Индия» с нежной мечтательной улыбкой, будто «Эдем» или «моя дорогая».
Будет ли мне позволено спросить, доктор, почему вы покинули Англию? Поссорились со своим наставником?
Поссорился, меланхолично подтвердил Слоан. Доктор Сиденхэм был в ярости, буквально вне себя, когда узнал, что я принял предложение герцога отправиться на Ямайку. Он сказал, что это путешествие опасно и бессмысленно, что если меня привлекает участь утопленника, то к моим услугам пруд в Сент-Джеймс-Парк, где я достигну того же результата без лишних хлопот и усилий. Действительно, не могу не признать, что явил черную неблагодарность. Доктора Томаса Сиденхэма зовут английским Гиппократом, и он отличал меня, говорил, что передаст мне свою практику, а я решил уехать в колонии
Практику в Лондоне школяры Тринити-колледжа упоминали часто, как правило, в насмешкулондонская практика, золоченая карета, куча денег, невеста из знатного рода и все остальное, чего нам с тобой, дружище, не видать как своих ушей. Парню из Киллилей, что в графстве Даун, преподнесли в подарок лондонскую практику, он отказался и уехал на Антильские острова собирать растения. Или он еще безумнее, чем кажется, или чего-то недоговаривает. Покойный герцог Албемарль, бывший губернатор Ямайки, был человеком не слишком строгих нравственных устоев и пользовался известностью у берегового братства
Так почему же вы приняли предложение герцога? Тяга к приключениям, охота к перемене мест или, может быть, щедрое жалованье?
Наверное, я плохой врач, капитан Блад. Я изменил академической медицине с ботаникой, в этом все дело.
Чем и прогневили отца обманутой.
Не смейтесь, капитан. Но Слоан, сказав это, и сам засмеялся. Многие другие просвещенные люди меня поддержали. Доктор Джон Рэй и доктор Бойль впрочем, это неважно, прервал он сам себя, заметив, что названные имена ничего не говорят собеседнику. Как знать, может, здесь, в этой папке, у нас с вами новая кинкона.
Капитан Блад задумался о том, сколько же лет его собеседнику. Выглядел он лет на пять-семь моложе самого капитана, но умение спокойно отвечать на насмешки обычно бывает свойственно людям постарше.
Как давно вы учились в университете?
В Лондонес семьдесят девятого по восемьдесят третий, а потом еще около года во Франции, в Париже и Монпелье. Я не мог получить там степень, будучи, по их разумению, еретиком, и ради этого отправился потом в Оранжский университет.
Ого! Должно быть, вам есть что порассказать. Французские студенты умеют веселиться.
Да, очевидно, это так. Но я мало участвовал в весельях.
Отчего?
По слабости здоровья. Ребенком я переболел оспой, а к шестнадцати годам у меня открылось кровохарканье, и все думали, что я умру. Я жил в замке Киллилей, он принадлежит Гамильтонам, а лорд Джеймс покровительствовал моему отцу. Там библиотека в одной из башен, я сидел в ней целыми днями. Брал очередную книгу и просил Господа, чтобы он не призывал меня прежде, чем дочитаю. Суеверие, конечно, но меня это успокаивало.
Хорошенький режим для больного! Что думали об этом ваши родители?
Отец умер, когда я был ребенком, мать снова вышла замуж и уехала в другое графство. А режим мне пошел на пользу. Я мало-помалу подобрал себе должный распорядок и диету, кровотечение прекратилось, и я отправился в Лондон. Лорд Гамильтон решил, что раз уж я не ввел их в расходы на похороны, то, возможно, из меня получится врач.
Занятно. Кровотечение потом возобновлялось?
Ни разу. Но от некоторых привычек трудно отстать, и мои знания о парижском разгуле прискорбно неполны. Зато я познакомился с доктором Турнефором и доктором Маньолем, они оба были очень внимательны ко мне и, когда я собрался в путешествие, снабдили рекомендательными письмами к французским колониальным властям
Книжный червь, вспомнил Питер Блад словечко из собственной студенческой молодости. Чахоточный зубрила из тех, что всегда сидели спиной к окну, лицом к пыльным страницам Книжный червь, покрытый тропическим загаром, с мозолями на ладонях от весла и мачете, в алом платке вместо шляпы, заключающий сделки на Тортуге. В одном он прав: Божий мир бесконечно многообразен, и это не может не удивлять.
* * *
Солнце начало клониться к западу, в пролив между островами, когда они спустились с холма. Тропинка здесь была нахоженной, и Питер Блад не удивился, уловив в воздухе, помимо ароматов цветов и разогретой солнцем тропической листвы, запах дыма. Теперь он припоминал, что утром они здесь уже проходили.
За деревьями открылась поляна, на нейхижина, крытая пальмовыми листьями, очаг, сложенный из камней прямо под открытым небом, и прочие приметы небольшого лагеря. Молодой негр в полотняных штанах, сидевший на корточках у очага, вскочил на ноги и побежал им навстречу. Склонился в поклоне, сверкнул белозубой улыбкой, на Блада взглянул осторожно.
Здравствуй, Абсолон, доктор Слоан протянул ему сумку и мачете. Все в порядке?
В порядке, мастер доктор. Абсолон делает вода, обед. Мастер преподобный рисует.
Пойдемте, познакомлю вас с моим напарником, сказал доктор.
Рядом с хижиной был навес из тех же пальмовых листьев, затеняющий стол. Из-за стола поднялся полноватый молодой человек, удивительно неуместный в здешнем климате, как будто некое чудо во мгновение ока перенесло его сюда из английской усадьбы. Или, еще точнее, из церкви.
Преподобный Гаррет Мур, лучший мастер ботанического рисунка в Англии и ее заморских землях, представил его Слоан. Гаррет, это капитан Питер Блад, который меня привез, благодаря его любезности вашему отшельничеству придет конец.
Отшельник не жалуется на судьбу, преподобный Мур сделал вежливый поклон, но глаза его задержались на лице капитана несколько дольше, чем предписывал этикет. Случалось ли ему раньше слышать имя Питера Бладаили они уже виделись сегодня утром?.. Мысль о второй возможности заставила капитана ответить столь же церемонным поклоном. Что было утром, в счет не идет.
Удачно поработали, пока меня не было? спросил напарника Слоан.
Неплохо, смею сказать. Тридцать два рисунка, и тридцать третий надеюсь закончить завтра
На столе лежали предметы, такие же неуместные, как их владелец. Последний раз капитан Блад видел нечто подобное в доме губернатора Тортуги, человека богатого и светского, счастливого отца двух прелестных дочерей. Листы белоснежной бумаги, обширный набор акварельных красок всех мыслимых цветов, кисточки толстые, тонкие и толщиной в волос, плошка с водой Только моделью художнику служил не изящный букет, а единственный невзрачный цветок, да еще и вырванный с корнем. Неоконченное изображение антильского сорняка, выполненное с удивительным тщанием и тонкостью, казалось красивее самого растениякак это часто бывает и с портретами людей, заметил про себя капитан. Отдельно преподобный Мур изобразил внутреннее строение цветка, напоминающее готическую арку в разрезе.
Так любезно было с вашей стороны привезти говядину, говорил меж тем рисовальщик растений. Черепаший суп и печеные клубни вкусны и питательны, но через шесть недель они немного надоедают.
Могу себе представить! Слоан похлопал его по плечу. Гаррет, вы совершили титанический труд, ваше упорство поистине равно вашему таланту. Без вас моя работа немногого бы стоила.
Оставим это, преподобный махнул рукой, но вид у него был довольный. Ни к чему меня превозносить, я делаю только то, к чему Господь дал мне способности и склонность, и это я должен вас благодарить, Ханс Однако Абсолон уже приготовил угли, мы можем запечь мясо прямо сейчас, пока вы умываетесь с дороги. Капитан Блад, вы окажете честь отобедать с нами?
Питер Блад с удивлением понял, что голоден. На протяжении месяца его повседневная диета состояла из рома и кабацких заедок, и ничего иного ему не хотелось, но сейчас мысль о куске мяса, запеченном на углях, была весьма своевременной.
За обедом корсар, доктор и священник (или трое натуралистов, как будет угодно читателю) хранили молчание. Мясо в винном уксусе, изжаренное на решетке, истекающее соком, посыпанное солью и свежемолотым перцем, было превыше всяких похвал. Десерт составляли загадочные красные фрукты, не встречающиеся западнее Подветренных островов. Преподобный Мур сам заварил в котелке напиток, который он называл чаем, хотя Блад не поручился бы, что ингредиенты этой смеси привезены из Ост-Индии. Откуда-то явилась початая бутылка канарского, коего хватило по стакану на каждого. Джентльмены выпили за процветание Англии и естественных наук, разлили чай в те же кружки, Слоан и Блад закурили. Был один из тех чудесных дней, какие случаются после сезона дождей, когда влажные испарения уже рассеялись, но солнце еще не раскаляет все вокруг.
Хорошо мы здесь устроились, сказал доктор. Никакого сравнения с нашими поездками по Ямайке. Гаррет, помните дорогу на Сикстин-Майл-Уок?
Восклицание, которое вырвалось у мастера ботанической иллюстрации, по-видимому, означало, что он не надеется это забыть и сказал бы много больше, если б Господь не воспрещал ему бранные слова.
Мы объехали верхом южное побережье от Порт-Ройяла до Восточного мыса, потом повернули на север. Жара, змеи в траве. Москиты (Слоан показал на суставе большого пальца величину кровососовне менее трех четвертей дюйма, что вполне согласовалось с собственным опытом капитана.) Негде остановиться.
Не всегда, как бы про себя заметил преподобный Мур.
Ну разумеется, на Ямайке поселилось много народа.
Доктор почему-то смутился и прервал воспоминания. От ручья доносилось пение Абсолона. Пел он на своем языке, и мелодия тоже была дикой и странной.
Так что у вас с ним вышло? спросил Слоан.
Не спрашивайте, Ханс, молодой священник покаянным жестом приложил ладонь к груди. Я во всем виноват, и мне так совестно. Доктор Слоан оставил мне замечательного негра, продолжал он, обращаясь к Бладу. Смирный, добрый, работящий, наш Абсолон. Быстро выучил «Отче наш», охотно вместе со мной молился. Я был за ним как за каменной стеной, даю вам слово, жил здесь так же уютно, как у себя в Челси. Взял бы его в Англию, только не знаю, что скажут сестры и матушка, да и прихожаневедь получу же я когда-нибудь приход, наверное. Не всякий белый слуга с ним сравнится. Если бы я не впал в грех гордыни
Ваш рассказ становится интересным, с улыбкой заметил Блад.
Ничего интересного, поверьте. Когда Абсолону нечем было заняться, он повадился смотреть, как я работаю. Наблюдая за ним краем глаза, я заметил, что он крайне внимателен и, судя по всему, усиленно размышляет. (Преподобный прервал рассказ и показал, как размышлял Абсолон: закусил обе губы сразу, потом наморщил лоб; слушатели невольно рассмеялись.) Я захотел поразить его еще сильнее. Нарисовал его портрет, подозвал посмотреть, потом дал зеркальце
И что дальше?
А дальше я два дня ждал, когда он соизволит выйти из леса! Звал его, ходил искать, чего только не передумал. Хищных зверей тут нет, но есть ядовитые гады и насекомые. В конце концов, он мог сломать или вывихнуть ногу на круче, мог запутаться волосами в ветвях, как его ветхозаветный соименник На второе утро пришел, живой, как видите. Был весь серый, дрожал так, что я подумал о лихорадке, и чуть что, кланялся до земли. Чтобы привести его в рассудок, я истратил почти весь запас рома и наконец сумел убедить его в своих добрых намерениях. Свой портрет он забрал и, кажется, где-то припрятал.
Чего он испугался? спросил Питер Блад.
Насколько мне удалось понять, по его верованиям тот, кто владеет изображением человека, получает колдовскую власть и над самим изображенным, объяснил преподобный Мур; он все еще сердился и фыркал от смеха. Благодарю покорно, сказал я ему! Не хватало мне только обвинений в колдовстве!
Мы, по сути, ничего не знаем о том, во что они верят, заметил доктор. У них есть понятия, которые заменяют им религию и нравственность, но понятия эти престранные.
Нас учили, что негрыпотомки Хама, сказал преподобный Мур. Вероятно, так оно и есть: цвет их кожи может быть знаком проклятия Божьего.
Слоан ехидно прищурился.
Гаррет, рассказывал ли я вам о любопытном случае, который обнаружил на Ямайке? У негритянки от негра родилась девочка со всеми характерными признаками этого племени, за исключением одного. Ее волосы и кожа были светлее, чем у самого белокурого английского ребенка, и она осталась такой, даже когда выросла. Здесь, на Невисе, мне рассказали еще о двух таких случаях. По моему слабому разумению, Божье проклятие не должно давать сбоев! И потом, как быть с мулатами и квартеронамидостается ли им по половине и четверти Хамова проклятья? Неужели оно делится на части, подобно пирогу или пудингу?
Вы рассуждаете, как вольнодумец! объявил преподобный. Мы не можем знать, почему Господу было угодно оставить некоторых негров белыми.
Я рассуждаю как натуралист, спокойно ответил доктор. Гораздо правдоподобнее гипотеза, что кожа темнее у выходцев из тех стран, где жарче солнце, заметьте, что среди голландцев больше белобрысых, чем среди испанцев и евреев. Негры тоже не все одинаково черны, ангольцы отличаются от короманти. А негритянские младенцы светлее взрослых, хотя, казалось бы, проклятие должно настигать их с самого рождения. Разумеется, я не отрицаю существования потомков Хама, но они давно растворились среди прочих Адамовых внуков, и их отличительным признаком является отнюдь не цвет кожи!
Хорошо сказано, заметил капитан. Гаррет Мур обиженно оглядел собеседников, объединившихся против него.
Но вы ведь не будете утверждать, что негры ни в чем не уступают белым?
Не совсем точный вопрос, Гаррет. Я лечил негров и не обнаружил у них никаких существенных отличий от белых, кроме собственно цвета кожи. Однако что касается нравовконечно, это злое, испорченное племя.
«Злое, испорченное племя»прекрасная дефиниция для людей вообще, вы не согласны? спросил его Блад. Вы знаете, как плантаторы наказывают рабов?
Слоан посмотрел на него так, словно услышал банальность.
Капитан Блад, и вы, Гаррет, вероятно, я знаю о том, как наказывают рабов, больше, чем вы оба вместе взятые. И продолжил, не заметив скептической улыбки Блада:Кое-что из увиденного я хотел бы помнить не столь подробно. Но то, что делают мароны, восставшие рабы, с белыми, а бывает, что и друг с другом, прошу прощения, это нельзя обсуждать после еды. Белому человеку, христианину такие зверства даже не придут в голову.
Не говорите за всех христиан, доктор Слоан. Вам не приходилось видеть город, разграбленный испанцами? Некоторые христианские народы по этой части выделяются среди прочих.
Но, капитан, Слоан доброжелательно взглянул на него, если вы признаете существование испанских нравов, которые отличаются от английских и, вероятно, от ирландских, то почему не быть и негритянским нравам, худшим из всех?
Чума и холера! Спорить с этим любителем ботаники было все равно что сражаться с опытным фехтовальщиком. Малейшая оплошность, и тебе тут же пустят кровь. В последнее время Питеру Бладу попадались не столь изощренные собеседники, точнее, собутыльники.