Свинья ты, Сьетторо, поморщился кулаптр с омерзением.
Я? поначалу удивился, а потом, свыкнувшись с этой идеей, довольно кивнул тот. Да, ясвинья. А из этого щенка получился бы великий мастер. Как же так он не досмотрел? И как ты не досмотрел, Диусоэро?
Знаешь, Сьетторо, вот если откровенно, то я жалею лишь об одном: что на той орэмашине не было тебя.
Сьетторо залился визгливым хохотом и, поддразнивая собутыльника, хрюкнул.
* * *
«Торгаши» вспомнили о своем пассажире не сразу. Им доложил о нем кок, исправно кормивший парня на протяжении всего плавания.
Кажется, этот в себя приходит! сказал повар, и почему-то шепотом.
Капитан велел проведать Фирэ.
Тот с каменным лицом смотрел трансляцию, где правитель Оритана, господин Нэсоутен, вещал перед советом страны в торжественном зале военного крыла Ведомства:
Великий народ ори, жители Оритана! Затянувшаяся война вышла на новый виток. Мы располагаем донесениями о готовности Ариноры нанести по нам ракетно-бомбовый удар. Мы отдаем себе полный отчет, что это сообщение способно посеять панику, но замолчать его было бы преступлением перед миллионами. Каждый город нашей страны оборудован подземными убежищами, которые до сего момента носили статус секретности. Наступило время для принятия неотложных мер. В случае воздушной тревоги каждому жителю Оритана надлежит незамедлительно обратиться в локальное Ведомство вашего города и, соблюдая полное спокойствие, приступить к эвакуации по системе «Тэо»первый уровень тревоги. Служащие военного блока локальных Ведомств обязуются оказывать населению всестороннюю помощь.
В черных глазах юного ори светилась ненавистьи это было первое чувство, которое он испытал за многие месяцы. Повару показалась, что ненависть эта направлена отнюдь не в адрес аринорцев.
Сколько я хотя бы с вами плавал?
Да что-то побольше месяца, отозвался добряк-кок.
Сегодня сорок суток, уточнил один из тех эмиссаров, что забирали молодого кулаптра с Оритана.
Тот печально кивнул:
Что же я теперьдезертир?
Новые знакомые переглянулись, а ответил все тот же моряк, знакомый Диусоэро:
Ты, ори Фирэ, геройски погибший солдат, и теперь на Оритан путь тебе заказан. Ты поживи в другом месте, здесь есть неплохие земли, теплые. А там, глядишь, кто-нибудь пройдет транзитом и отвезет тебя на какой-нибудь континент
Мне бы на Рэйсатру
Ты уж прости, но мы тем курсом не ходим.
Высадите меня где-нибудь, попросил Фирэ, подробно разузнав о своих перемещениях по планете.
Его оставили на одном из островов Великого Океана. Здесь всегда было тепло и тихо, лишь иногда пели черные камни и чирикали экзотические птахи, прыгая по веткам пальм.
Дождись судна до Сухого Острова, сказали ему на прощание, а оттуда уже проще добраться до Рэйсатру.
Сухой Остров в представлении о нем Фирэ был связан со странными существами вроде гигантских сумчатых белок, передвигавшихся прыжками на задних лапах, и с бесконечными пустынями. Больше о тех краях он не знал ничего.
Проводив взглядом уплывающий корабль «торгашей», Фирэ отправился искать поселоккак ему объяснили, тот был «где-то неподалеку». Моряки, все измеряющие своим, водным, методом, на суше ориентировались не самым лучшим образом.
Утомленный жарой, юноша не поверил глазам, когда увидел среди небольшой пальмовой рощи озерцо. Это была хорошая пресная вода, и Фирэ первым делом напился, даже не задумавшись о подстерегающих чужеземца опасностях в виде заморских хворей.
Кругом не было ни души. Сбросив одежду, Фирэ по шейку вошел в воду и поплыл. Тело напитывалось влагой, а памятьвоспоминаниями о прошедших месяцах. Но возвращались они с трудом.
А что, подумалось ему, если и в самом деле вся эта жизньтолько гипноз, большая и бесконечная психологическая игра Высших ори, то есть Взошедших учителей, в которую они погружают сознание своих учеников для решения важных задач и из которой выводят в реальный мир, когда «куарт» справляется со своим испытанием? И чем, если не смертью, будет выглядеть вывод ученика для тех, кто до поры до времени остается в игре?
Юноше было легче от таких мыслей. Ведь в этом случае его родные и попутчица не умерлиони просто справились со своей миссией и ждут его перед Восхождением. Это утешительно, это сладковерить в такое.
И это сквернейшая ложь!
Саэти только начинала свою миссию. Она не сделала еще ничего, ее не могли выпустить из игры, если бы это в самом деле была игра-испытание. Попутчиков не может разделять большой временной перерывони должны умереть или вместе, или друг за другом, и только после того, как завершат очередной этап развития. Наверное, оттого он и торопил свою смерть на этой войне, удивляясь, как раз за разом нечто неведомое отводило от него роковой удар, которыйон точно знал! должен был свершиться.
Тоскливо ныло сердце, и словно странствующая птица, Фирэ чуял неизбывную тягутуда, на далекий северный материк, к брату
Юноша нырнул напоследок и побрел к берегу. Вода была покойной и ясной, словно зеркало, лишь от его движений поверхность покрывалась кругами и рябью.
Что-то мелькнуло на дне. Фирэ посмотрел на свое отражение и отпрянул, вскрикнув от неожиданности. Ему почудилось, что под покровом прозрачной водной пелены на дне лежит и разглядывает его женщина. Наверное, мертвая, ведь живая не продержится столько без воздуха! Фирэ видел ее всего одно мгновение, но успел принять за погибшую мамуименно так она отозвалась в его сердцеи различить колыхавшиеся в воде длинные черные волосы. А еще почудилось ему, будто манит его к себе рукой утопленница, зовет
Озерцо успокоилосьи вот снова в отражении он сам, худой, заросший, взрослый. И сердце еще сильнее защемило стремлением к брату, к чужим берегам.
* * *
Уж размахнулся так размахнулся созидатель Кронрэй! Дали волю старикувыстроил целый город за городом. Прилетайте, аринорцы, бомбите!..
Но в душе Сетену было отрадно видеть любимую орийскую архитектуру, все эти белоснежные округлости сфероидов, водные каскады, гигантские пруды и бассейны, лабиринты галерей-переходов, дуги мостов До Теснауто оставалось чуть больше трех лун, и созидателям нужно было закончить последний павильон, самый высокий, воздушный и самый красивый в комплексе. Все это стоило риска быть обнаруженными врагом.
Еще прошлой осенью они с Ормоной переехали сюда, чтобы он мог заниматься любимым и основательно подзабытым делом. Три статуи в галерее были его заслугой ну и, конечно, плодом многих бессонных ночей. Но что такое физическое истощение, если подумать о результате, о том экстазе, который приносила работа!
Однако же Ал был прав: с женой, с Ормоной, творилось что-то неладное. Этот исступленный блеск в ее глазах, странная новая привычка разглядывать аллийский меч или сидеть на краю бассейна, высматривая что-то в воде. Позавчера Сетен нашел ее во внутреннем дворе комплекса. Вероятно, только что выбравшись после купания на берег, Ормона была в прилипшей к телу тонкой сорочке и с распущенными мокрыми волосами. Иполностью, до обморокавыпитой, как много лет назад на Острове Трех Пещер, когда они с нею останавливали смерч.
Тессетен хотел отнести ее в их комнатушку, но Ормона пришла в себя и сильно не в духе, рывками заплела волосы, оделась и, отпуская в адрес мужа какие-то колкости по поводу его внезапной трепетности и заботливости, рыкнула на прощанье:
Сделайте хотя бы перила в бассейне. Сколько еще раз мне нужно приложиться головой, поскользнувшись на ступеньках, чтобы до некоторых милосердных созидателей это дошло?
Ты что, ударилась головой? Покажи! Вдруг что-то серьезное?
Ормона фыркнула, увернулась и ушла спать, а на другой день исчезла и не появлялась до сегодняшнего восхода. Ее гайна по возвращении едва стояла на ногах, а с вымокшей шерсти животного капал пот и кровавая пена.
Ты его загонишь, посочувствовав жеребчику, сказал Сетен.
Здесь не интернат для школьников.
Он указал жене на изящный бортик, спускавшийся в бассейн: зная придирчивый норов атме Ормоны, строители поработали на славу.
Ормона лишь мельком взглянула на новинку и бросила:
Прекрасно!
Тессетен провозился с очередным образцом серого мрамора до глубокой ночи, потом ему захотелось в одиночестве понырять в теплой воде, и когда он пришел в их временное жилище, Ормона уже спала.
Сетен не стал включать свет и приноровился аккуратно лечь с краю, чтобы не разбудить жену, как вдруг из ее уст послышалось имя. Он вздрогнул: она отчетливо произнесла«Коорэ!» Чтобы разглядеть ее лицо, он включил ночник.
Женщина спала, но обметанные лихорадкой губы ее беззвучно что-то бормотали, а глаза бродили под пляшущими веками, созерцая неведомые сновидения. Словно видя кого-то, она слегка двигала рукой приманивающим жестом.
Соблазн был велик. Никогда прежде Тессетен не пошел бы на такое, но ему уже невыносимо было видеть ее каждодневные терзания и даже не знать их причин. Он уважал право жены на личную территорию, она уважала его право на то же самое, но сейчас, после того, как она прошептала заветное имя, стало не до условностей.
Подчинить себе волю спящей и установить полный контроль над ее сознанием было проще простогогораздо сложнее оказалось подбирать правильно сформулированные вопросы, чтобы привести ее к необходимой теме.
Для чего ты зовешь Коорэ, Ормона?
Ормона молчала. Тело ее вытянулось в глубоком трансе, дыхание прочти пропало.
Ормона, ты здесь?
Кого ты ищешь, Ал? тихо и грустно спросила она не своим голосом.
Кто ты?
Ты не узнаешь свою жену, моя любовь?
Назовись! он уперся ладонью в постель и склонился над женой, вглядываясь в черты ее лица.
Капля воды с его мокрых волос упала на грудь спящей, скатилась с правого соска, устремляясь к солнечному сплетению, и соскользнула по тонкой талии, оставив на коже едва заметный блестящий след.
Танрэй, удивленно, хотя и очень медленно ответила Ормона, а лик ее начал судорожно меняться, обретая выражение лица статуи царицы Танэ-Ра перед Храмом в Эйсетти. Что с тобой, Ал?
Тессетен догадался, что говорит она сейчас вовсе не с тем Алом, которым, как ему мерещилось, она грезила в этой жизни. И называет себя вовсе не той Танрэй, о которой сперва подумал он сам. Поразмыслив, он решил подыграть и посмотреть, что будет дальше:
Почему ты звала Коорэ, Танрэй?
Хитрость сработала:
Он в опасности, Ал. Но ты не сможешь ему помочь
А ты?
Я попытаюсь
Я думал, после того, что случилось с тобой с нами ты больше не призываешь его
Всё нарушилось, моя любовь. Я больше не нужна ему. Форма затмила содержание, имена сбивают с толку и запутывают всех еще сильнее. Но клянусь тебе аллийским мечом: будет деньи ты все узнаешь Но не торжествуй прежде времени: это будет самый страшный день в твоей жизни, Ал! Не торопи его, моя любовь! Не торопи, я еще хочу побыть с тобой в этом мире
Что-то невыносимо тяжелое, отдающее болью всколыхнулось в бездонной глубине его сердца, изгнанное памятью прошлых воплощений, затертое наслоившимися друг на друга переживаниями былых жизней. После ее слов Сетену захотелось бросить все к зимам и вьюгам, схватить жену на рукисейчас безвольную и покорнуюи бежать отсюда, куда глядят глаза, вдвоем, лишь бы она не опомнилась и не пожелала вернуться в этот кошмар.
Что теперь ты видишь, Танрэй? Что с нынешним Коорэ?
М-м-м простонала она, чуть поежившись.
Что с ним? мягко повторил он вопрос, беря ее за руку.
Он потерял свою попутчицу и свою душу И он направляется к нам он и не он Коорэ отныне уже не Помнящий, но он уцелел телом, он жив Он будет рядом с тобой, его Учителем
Как ты делаешь все это?
Не спрашивай! в голосе Ормоны прозвучало предостережение. Я не должна говорить и даже думать об этом!
С прошлой осени ты не в себе, родная моя. Это видят все
И ты в последнюю очередь, Ал
В ее словах прозвучала потаенная, безнадежная горечь, уже перебродившая за много лет и переставшая быть укором. Почувствовав сожаление, Тессетен невольно сделал то, чего она никогда не позволяла ему преждекоснулся рукою прядки густых черных волос жены
Волной ее ярости его отшвырнуло на другой край постели. Ормона подскочила разъяренной коброй и словно на пружине взвилась над ним в чудовищном своем мороке:
Что ты делаешшшшшшь? Я шшшже не велела тебе!
Постой, остынь! сказал Сетен, не особенно-то переживая о своей шкуре и к тому же более чем уверенный, что она не нападет на него по-настоящему. Я виноват, это получилось нечаянно. Извини.
Змея пропала, и узкие, как щелки, зрачки Ормоны разошлись во всю радужку, а затем приобрели нормальные размеры. Она вывела из-за спины отведенные руки, скользнула пальцами по странно поседевшей прядке, безжалостно ее вырвала и села на место под его изумленным взглядом.
Ты что-то выспрашивал меня, так? с подозрением осведомилась она.
Сетен быстро справился с оторопью, но напоследок еще раз взглянул в сторону упавшего на пол серебристо-белого клочка волос.
Да ни в жизнь! иронично отозвался он, решив ни в чем не признаваться. Просто ты немного болтала во снекстати, о Коорэ, вот я и посвистел тебе на ушко, чтобы не начала еще и храпеть
Прогнав остатки гнева, она усмехнулась:
В следующий раз свисти губами, а не руками!
Тессетен понял, что жена успокоилась и что с ней можно говорить о серьезном.
В чем же дело, Ормона, родная? Ты все еще зовешь его к нам? Тебя не остановило то, что Паском восемнадцать лет назад едва вернул тебя к жизни?
Он хорошо помнил тот страшный день, о котором с тех пор супруги предпочитали не только не говорить, но даже не намекать и не думать. Но забыть его было невозможно
Ормона взглянула на мужа так, точно хотела поднять на смех, но еще не решила, делать это сейчас или чуть повременить.
Когда меня такое останавливало, Сетен? Ты же знаешь: я нечувствительна к боли.
Не обманывай.
Я нечувствительна к боли! Ни к какой, она раздвинула губы в мимолетной улыбке. Он все равно будет здесь. Он не родится здесь, он приедет сюдауже взрослым. Если мы провалили затею Паскома с «куламоэно», то надо же, чтобы кто-то позаботился хотя бы об ученике!
Тессетен вдруг почувствовал, что ему хочется прижать ее к себе и, просто закрыв глаза, ощутить еще раз ту Танрэй, которой она пришла к нему, будучи сомнамбулой.
О самом непредсказуемом ученике, кивнув, прошептал он ей на ухо.
И самом любимом Ормона подняла лицо, схватывая с его губ жадный поцелуй, и, увлекая за собой, отклонилась гибким телом на постель. Тринадцатом ученике тринадцатого ученика!
* * *
Улегшись в зарослях кустарника, тринадцатый ученик тринадцатого ученика разглядывал удивительную компанию возле шахт, расположенных в неглубоком карьере северной части острова.
Люди отдыхали от работы. Несколько молодых парней-ори забавлялись, левитируя камни в состоянии «алеертэо» и тем самым поражая воображение своих смуглых помощников. Один ори улегся в сухую траву и поднял диппендеоре. Громадный «кадавр» принялся состязаться с гигантской каменной глыбой, что ползала по воле нескольких шутников. Местные жители старались держаться подальше, но все же не убегали, любопытствуя, чем закончится удивительная борьба.
Под смех ори каменная глыба, отбросив диппендеоре, шустро поползла вверх по склону, в сторону зарослей Фирэ. На земле она оставляла глубоко пропаханную борозду.
Предугадать, куда направят ее рабочие, юноша не мог и предпочел устроить им небольшую дестабилизацию, пока не пришлось выдавать себя, глупо бегая по кустам от рехнувшегося камня.
Глыба рухнула наземь, не удержалась на пригорке и покатилась обратно, сбив по дороге «кадавра», а заодно разогнав во все стороны лишенных сосредоточения людей.
Эй, кто это там? крикнул выбравшийся из транса ори.
Фирэ понял, что ему пора показаться. Он вышел на пригорок и помахал рукой.
Приняли его на удивление радушно. Нравы здесь были просты, сердца людейне омрачены войной и постоянной стужей. Колония ори на острове Просыпающегося Саэто оказалась немноголюдной, а местные жили поблизости в своих деревнях, работали вместе с белыми, а досуг проводили особняком, откровенно побаиваясь способностей «детей неба». Да и еще бы не побаиваться, когда те просто так, развлечения ради, гоняли по всему острову неодушевленные тяжелые предметы, могли заставить небеса пролиться дождем в засушливый период, могли вылечить умирающего, забираясь для этого к нему во внутренности или в голову. Во внутренности они лезли руками, а вот голову исцеляли, вселяя свой дух в тело больного и приводя в порядок расстроенные струны. Так, во всяком случае, со стороны казалось жрецам аборигенов.