Насекомые просты, и оттого передать одному из них матрицу жизни нетрудно, если погибло оно не слишком давно. Фирэ сосредоточился, и темный силуэт мотылька постепенно начал сиятьсначала тельце, потом контуры, прожилки в крылышках, нимб вокруг крылышек
Они с отцом раскрывают рукии, победно сводя-разводя паруса огромных алых крыльев, лишь слегка поблекших от воды, на ладони Ала сидит живая бабочка. Да, она умрет ближе к вечеру, ей не встретить завтрашний восход, ее срок придет сегодня. Но она пережила свою смертьэто ли не чудо?!
Тессетен смотрел на Фирэ с тем же выражением, что и Ал в воспоминании, теми же мальчишескими серыми глазами, с той же полуулыбкой ожидания чуда. Но чудеса кончились, вернулась реальность.
Помню прошептал Фирэ и посмотрел на собственные изодранные горной кошкой руки.
Это всё наносное, Сетен коснулся его запястья и своей ноги. Это все сгорит или, на худой конец, сгниет. Не надо за это цепляться. Когда ты оживлял бабочку, ты смотрел в суть вещей. Ты всегда умел возвратить меня в этот мир, в эту реальность, если я слишком уж забредал в чащу условностей и сложных понятий
Он по очереди спустил ноги с постели и взялся за костыли:
Идем сейчас со мной. У меня есть к тебе дело.
Фирэ встал и помог подняться ему. Учитель ни за что не попросил бы сам, не признал бы, как его ослабила эта болезнь. Он упрямо двинулся к выходу, подволакивая увечную ногу. Молодой кулаптр видел, как от напряжения трясутся его руки, когда он переносит вес тела на костыли, и юноше казалось, что надо как-то прекратить это самоистязание.
Ну что ты там ползешь? недовольно буркнул Учитель, раздосадованный, что не может просто взять и обернуться, как прежде. А то, наверное, рано тебя отпусти Хах! Смотри-ка!
Он указал подбородком во двор лечебницы, и догнавший его Фирэ увидел, как из кустов им навстречу выбирается огромный серебристо-серый волк, приветственно взмахивая пушистым хвостом. Юноша вспомнил его: с появлением этого волка тогда у него появилось неотступное ощущение, что где-то рядом и Ал:
Это волк вашего друга, того черноволосого ори. Этот пес однажды бегал за нашими с братом санями еще на Оритане Неужели он такой старый?
Поди сюда, бродяга!
На старика этот волк не походил нисколько. Он завертелся между Учителем и учеником, приветствуя то одного, то другого.
Отличная компания! продолжал Тессетен. Клэдиорэ, мутциорэ и кэдуттиорэ!
Немой? А кто Немой?
Иногда Нат кажется мне человеком, который просто в мороке и не может говорить. Про себя я зову его Немым Вот сам посмотришь, какой он умный зверь!
И втроем они побрели к дому Тессетена.
Внутри жилища витал какой-то особый запах, и целый сонм разогнанных по темным углам воспоминаний заплясал в голове Фирэ. Это был запах его родного домане того, что дотла сгорел в пламени безумной войны в Эйсетти, а настоящего, записанного не в плоти и кровив душе того, кто должен был стать Коорэ и не стал им, а сделался Падшим.
Сетен тоже остановился и тоже с наслаждением втянул в грудь этот запах.
Чувствуешь? спросил он. Это она!
Но что-то влекло, неудержимо влекло Фирэ вглубь дома, и вряд ли кто-то смог бы его остановить теперь. Тессетен едва поспевал за ним на костылях, а Нат, наоборот, вырвался вперед, будто показывая дорогу.
Ишь, заскакал! подтрунивал Сетен над прытью ученика. Не иначе, как и тебе он снится в звездной вышине?!
Да, да! Снится! Конечно, снится! почти прокричал Фирэ, распахивая двери большой круглой комнаты, обитой шелком цвета морской волны.
И под веселый хохот Учителя юноша подбежал к стене и вытащил из креплений наследный меч великой цивилизации древних аллийцев. Такой же восторг на его памяти был испытан им прежде лишь разкогда он повстречал попутчицу на том летном поле, куда его притащил Дрэян и сопроводил таинственный Нат. Вот о чем ему твердил бедняга-брат, с детства вынужденный ходить мимо собственного меча и не иметь права сжать его рукоять, провести пальцами по зеркальному клинку
Фирэ взглянул на свое отражение и оторопел: оттуда на него смотрела юная копия Ала, всего три четверти часа назад увиденного в воспоминании. Такой, да чуть инойв серых зрачках этого юноши синеватый отлив, волосы светлее отцовских, с пепельным оттенком, и улыбка сдержаннее, и черты лица красивее Такой да не такой. Тот самый, что мелькнул тогда в отражении на мече Дрэяна, который Фирэ так и не смог взять в руки. Не Фирэ.
Это я?
Это Коорэ. Ее глаза, ее улыбка, да? Нам всем есть, к чему стремитьсядля этого нам достались мечи аллийцев. Они должны вернуть нас к целому, и когда наш лик здесь и наш лик на клинке будет неотличим, значит, мы добились своего.
Фирэ ощутил долгожданное состояние покоя. Он наконец нашел то, что искал, и тех, кого искал.
Теперь этот меч принадлежит тебе по праву, продолжал Тессетен, переглянувшись с Натом и словно заручившись его согласием. Мне он уже без надобности, он небрежно постучал костылем о дверь.
Юноша покачал головой, все еще не в силах оторвать взгляд от прекрасной реликвии:
Нет. Будет справедливо, если он останется в вашем доме. И если вы, как мой Учитель, покажете, как с ним обращаться когда выздоровеете. Меня ведь никто не учил этому
Я покажу. Но давай поговорим о деле.
Нат тревожно вскинул взгляд на друга своего хозяина.
Что ж, Сетен взмахнул левым костылем и улыбнулся, на сегодня для волков сеанс окончен, я хочу отдохнуть и поболтать с учеником. Фирэ, будь так добр, отведи Ната на улицу и вернись. Может быть, у тебя получится еще подлатать этот обрубок
Нат, оглядываясь и словно желая о чем-то предупредить, вышел из комнаты, настойчиво увлекаемый Фирэ.
Когда молодой кулаптр вернулся обратно, то застал своего учителя сидящим в кресле с высокой спинкой. Сетен сидел у окна, спиной к свету. Костыли валялись подле, а пальцами он в задумчивости слегка поглаживал широкий браслет на запястье.
Теперь шутки в сторону, Фирэ. Ты готов помочь Ормоне?
В чем? растерялся юноша.
Тессетен слегка двинул руками, и все звуки зазвучали приглушеннее, будто на комнату накинули невидимый купол.
У нас до сих пор нет от них вестей, а они там уже десять дней.
Мне нужно отыскать ее? Но как я это сделаю?
В течение многих десятков, если не сотен воплощений ты был ее сыном. Всегда. Непременно. Ты и теперь должен был да ладно, дело прошлое, раскол, будь он проклят! Она передала тебе от себя столько же, сколько этот меч, Сетен мотнул косматой головой на стену в изголовье кровати, впитал от Ала и от тебя. Только ты способен удвоить ее возможности и превзойти за счет целительских особенностей. Ты ведь часто замечал в себе, что четко ощущаешь испытываемое кем-то другим?
Фирэ кивнул. Это было ему знакомо. И чаще всего ему было очень больно, потому что он лечил этих «других», раненых, искалеченных, с выжженной душой.
Если ты поможешь моей жене расположить к себе тепманорийцев и уговорить на сотрудничество, ты спасешь весь Кула-Ори от деградации.
Так каким образом мне этого достигнуть?
Отыщи ее, осмотрись, что там делается. Защити ее, если нужно. Она как-то делала это, когда искала тебя, и я теперь знаю, что это возможно.
Она искала меня?!
Да.
Юноша стал озираться:
Н-наверное, мне нужен какой-нибудь предмет, который принадлежит ей и который она долго держала при себе Что-то из одежды, может? Украшение? Да, наверное, подойдет даже волосинка!
Надо поискать. Если она не прихватила все нужное с собой, то у нас есть шанс
И еще Есть тут где-нибудь зеркало?
Тессетен покачал головой:
Я убрал все зеркала, когда понял, что они вытягивают ее в иные пространства во время сна. Ей я сказал, что не желаю лицезреть свою образину, и ее этот ответ, кажется, устроил. Чем она пользовалась, так это нашим мечом или собственным отражением в воде. Поскольку делала она это осознанно, не во сне, риска не было, и я не возражал. А еще вот, он подкатал рукав рубашки и показал браслет полностью. Много лет назад, как только мы стали жить в этих краях, жена подарила мне его и потребовала обещания не снимать ни при каких обстоятельствах. И он всегда напоминает мне о ней, как ни посмотрю. Попробуй с ним! Сетен сделал движение расстегнуть зажимы, но Фирэ с отрицающим восклицанием ухватил его за руку.
Не снимайте. Он бережет вас!
Ты думаешь? удивился Учитель, уже другими глазами рассматривая причудливый орнамент.
Я не думаю, я вижу.
Он уложил руку собеседника на подлокотник, снова снял со стены меч и, сжав ладонью браслет, заглянул в отражение, уже не удивившись иной внешности человека, смотревшего оттуда. Образ его растворился, словно марево, и пропустил глубже. Замелькали горные отроги, снега, тучи и позёмка. Миллионы ликов растаяли за считанные секунды, унося его воображение в неведомую даль.
Покажи! шепнул он, и тучи разошлись, а ветер прицельно раздул сухой морозный снег на заледеневшей поверхности озера, а там, в прогалине, в черной воде показался город. Этот город затягивал в себя, в омут, и Фирэ не стал сопротивляться, даже прыгнул очертя голову вперед.
Кажется, он на мгновение лишился чувств, а когда пришел в себя, то понял, что стоит и смотрит на каких-то ребятишек, которые выстроились на возвышении под дружным рядом безлиственных деревьев с белыми стволами. Дети, кажется, пелион все еще был оглушен, а звуки всегда приходят в последнюю очередь.
Все кругом было белым-бело от снега. Он не без труда заставил себя повернуть голову и увидел ту, ради которой отправился сюда. Она вдохновенно взирала на поющих и, застигнув его взгляд, ответно улыбнуласьтак, слегка, одними глазами. Ормона куталась в широкий меховой плащ с капюшоном, румяная, с огнем во взоре, совсем юная девушка, если не знать ее истинного возраста.
Появились звуки. Дети пели какой-то гимн, старались, а взрослые светловолосые и укутанные люди с гордостью взирали на них из «зрительного зала»небольшой круглой площади посреди города. За сценой росли странные деревья, каких прежде Фирэ не видел.
Прекрасно! дослушав певцов, защелкала пальцами в перчатках Ормонаединственная из всех брюнетка на этой площади. Господин Ко-Этл, вы растите великолепную смену!
Благодарю, выговорили губы Фирэ, и он в смятении опустил глаза, разглядывая незнакомую, но свою собственную одежду.
Она пригляделась, что-то мелькнуло в ее лице, и она сделала ему знак затаиться.
«Здесь, в городе, у них есть один Помнящий! Если он что-то заподозрит, нам не жить!»
«Понимаю!» отозвался Фирэ.
«Уходи назад. У нас все хорошо, мы с тримагестром скоро вернемсякогда эти снобы уже иссякнут в своем чванстве и покажут все свои достижения! Я узнала уже почти все, что хотела узнать. Передай это ему!»
Фирэ уже хотел спросить, что передать, как перед мысленным взором возник алый мотылек. Он влетел ему в грудь, и кровь горячим потоком трижды совершила свой обычный путь в теле, прежде чем все вернулось на круги своя.
Думаю, это вам, вынырнув, сказал Фирэ и, не отпуская браслет, переправил мотылька Тессетену.
Тот слегка ахнул от неожиданности и улыбнулся расцветшими васильковыми глазами:
Вот это послание так послание! Что там у них?
Все хорошо, Фирэ вернул меч на стену и присел у ног Учителя. Она сказала, что скоро вернется, ей осталось узнать что-то ещеи они завершат миссию
Отлично!
Сетен уже не выглядел больным и подавленным. В зрачках веселым мотыльком плясала жизнь.
Тебе нравится этот дом, Фирэ? Оставайся здесь!
Да, но я не хотел бы стеснять вас и
Если ты только из-за этой ерунды, то заткнись и не перебивай. Другие возражения есть?
Нет, отозвался Фирэ, смеясь над его словами.
Тебе надо жить здесь. Это твой дом, во всяком случае, он всегда был твоим домом. Он просторен, и при желании тут можно потерять друг друга. Мне нужно, чтобы ты был рядом. Мне и ей так будет спокойнее.
Хорошо. Тогда я приберусь тут?
Феерическая мысль! Тут давно уже надо прибраться! Мы все запустили к зимам и вьюгам с этой моей гадской ногой!
И, подхватив костыли, Тессетен подскочил с кресла.
* * *
Споро крутился гончарный круг. Раздумывая о своем, Тессетен смачивал руки в миске с водой и оглаживал мягкие глиняные бока будущего сосуда. Он еще не решил, что это будеткувшин, ваза а может, чаша? Здесь, в мастерской, он мог просто исчезнуть для всего мира и направить мысли в нужное русло.
Кто-нибудь есть в этом доме? послышался приглушенный женский голос.
Танрэй, хоть и прожила здесь почти год, не знала и не могла знать о хитростях системы вентиляции помещений, что позволяла слышать из подвала все, что происходит наверху.
Он замешкался, еще не уверенный, нужны ли ему сейчас гости, но подумал о Коорэ и, протянув руку, сдвинул заслонку:
О, сестренка! Что за поздние визиты?
Поздние? Да сейчас только закат! Ты где, Сетен?
Он вздохнул, скомкал начатую работу:
Обойди дом, загляни в нишу за дверью кладовойпомнишь, где кладовая?
Помню. А вы наконец-то навели тут порядок!
Есть такое. Слушай дальше. Так вот, за дверью кладовой, в стене, есть ниша, в этой нише внимательно присмотрись к полу. Там одна плитка заметно отстает. Убери ее, потяни на себя кольцои спускайся!
Со стороны Танрэй возникла пауза. Сетен прикрыл заслонку и фыркнул от смеха.
Ты в разведке никогда не работал? переварив услышанное, в конце концов спросила она.
У каждого человека должно быть убежище. Ты сама найдешь, или тебя встретить?
Найду, не беспокой ногу!
Будь там осторожнеелестница крута.
А ведь правдаеще светло! Он думал, уже совсем ночь Вот как раз закатный Саэто теперь пробирается лучом точно в маленькое оконце у самого потолка, наполняя мастерскую загадочным золотистым свечением.
Ополоснув руки, Сетен взглянул было на костыли, но сразу же передумал. Не хотелось стоять перед ней, как немощному инвалиду. Терпя боль и хромая, он подошел к лестнице.
Люк наверху открылся, впустив еще один луч.
Что ты там делаешь? спросила Танрэй, аккуратно ступая на причудливо изогнутую лестницу.
Валяю дурака, безусловно.
Ты невозможен! Тут можно переломать ноги!
В доме повешенного не говорят о веревке! Не спеши! он снял с головы почти совсем развязавшуюся и наехавшую на брови холстину, что защищала волосы во время работы.
Придерживаясь за перила и чуть неуклюже, по-утиному переваливаясь из-за мешающего ходьбе уже довольно большого живота, Танрэй встала на предпоследней ступеньке, оглядывая видимую часть его берлоги.
Ого! А что это всё? растерялась она.
Сетен протянул ей руку, чтобы помочь спуститься, а потом подал холстину и наклонил голову:
Послушай, если тебе не трудно, сестренка, подвяжи
Ее маленькие руки закопошились в волосах, и ему захотелось, млея, потереться о нее затылком и замурлыкать, как эти рыжие тварюшки, которых приволокли из Виэлоро Ормона и Фирэ.
Я сейчас растаю и растекусь лужей по полу! Управляйся побыстрее, сестренка!
Ты несносен! Готово!
Он в благодарность поцеловал ее руку и пригласил пройти с основную часть убежища.
Я ни разу не была здесь
Здесь никто не был, кроме меня.
Святая святых?
Да нет. Просто никому больше не интересно. Это вроде как черновики непризнанного писателя.
И они вышли в мастерскую. Танрэй замерла и, закрыв рот обеими ладонями, еле слышно простонала:
О, Природа!
Полные неизъяснимой красы, ее взору предстали скульптуры и статуэтки, которые он, даже не помня этого, ваял в разные годы, чем и спасался в минуты отчаяния, тревоги и уныния, как сейчас, когда сидел и гадал, что там с уехавшими в Тепманору и почему так затягивается миссия.
Но почему ты прячешь это? Даже не так: как ты смеешь прятать все это?!
А кому оно нужно, сестренка? Это глина, она едва ли переживет нас с тобой. Это просто мое лекарство.
Танрэй издала возмущенный вскрик, а он, вытянув больную ногу в сторону, сел за круг и качнул педаль здоровой. Заготовка подсохла, ее пришлось смочить. Когда бесформенный комок снова раскрутился, он промокнул пальцы и мягко повел линию, изменяя форму глины. Танрэй, как зачарованная, едва дыша, следила за движениями его рук.
Безумно красиво! выдохнула она. Ты касаешься ее, как как
Я понял, он усмехнулся, можешь не продолжать.
Я не знала, что ты созидатель. И Ал мне ничего не говорил!