Скверно, ах, как скверно!..
Поживём-увидим. Может, ещё и ничего. Вы лучше скажите, как там Лидия? Я ведь не предупредил, что так надолго, понадеялся на вас. Чёрт его знает, вернусь ли вообще.
Не волнуйтесь, Юрген, я за всем прослежу, мы же договорились. Ну что за пораженческие настроения! Конечно, вернётесь. К сожалению, наши возможности ограничены, и вы должны быть осторожны, но если что-то будет в моих силах, то я непременно, непрмсдлв ссштв ншсилх
От волнения он, видимо, слишком придвинулся к мембране, и речь превратилась в шипяще-свистящую невнятицу.
Простите, ради Бога! Я сказал, что непременно
Я буду осторожен, сказал Хаген. Но нужна хоть какая-то определённость. Смешно, но вот совсем не могу вспомнить, о чём мы говорили. Омерзительное чувство. Нет, я помню суть, в общих чертах, но вот конкретика, детали Вы только не пугайтесь. Ничего серьёзного. Голова болит, и мысли путаются, как будто я заболел. Помню, что мы обсуждали, как перебраться через границу, а вот то, что должно быть потом
Это очень скверно, что вы заболели, Юрген! голос Инженера завибрировал от волнения. Я даже не знаю, что мог бы для вас сделать. Там же есть медики? Там точно должны быть медики, но, конечно, опаснок ним обращаться, и всё же
Я в порядке. Просто запамятовал кое-что относительно задания.
Ах, да-да В общем виде но задания-то можно сказать практически нет в самом общем виде, нужно выяснить, что там назревает по поводу партийного проекта. Они же теперь увлечены проектами? Подбирают им пафосные названия. Но то, что слышно о новой партийной игрушке, мне категорически не нравится. Чувствуется в этом какая-то угроза, хотя их лидер, этот сумасшедший Райс, в последнее время надел дипломатический фрак и это не нравится мне ещё больше! Что-то происходит, Юрген. Нужно выйти на Сопротивление, у них есть информаторы, но, к сожалению, связь рвётся. Можно понять, всё это завинчивание гаек, холодная война, которая абсурдна, а головы-то летят Я могу назвать человечка, но совершенно точно он вам не обрадуется. Вряд ли донесёт, но не уверен, что поможет. Нужен?
А как вы полагаете? несмотря на все усилия, реплика прозвучала раздражённо, но Инженер не обиделся. Напротив, загудел ещё оживлённее:
Ну и очень хорошо, ну и славно. Он музыкант, точнее любит называть себя музыкантом, но после декрета о «лишних людях» быстро переименовался, так что вы тоже не усердствуйте. Адрес запомните или всё-таки запишете? Только аккуратно, вы понимаете, лучше, конечно, запомнить, но только если уверены
Я сейчас ни в чём не уверен, сумрачно ответил Хаген. Я запишу. Диктуйте.
Инженер продиктовал, немилосердно растягивая буквы, словно не был уверен в способности Хагена без ошибок записать несколько названий улиц.
И как вам впечатления от Траума, спросил он с любопытством. В двух словах?
Ощущение, как будто в центре города что-то сдохло, и теперь жители коллективно закапывают труп.
Гм понимаю, запах. Химический завод?
А ещё мыловарня, не забывайте. Вы, кстати, знаете, из чего здесь варят мыло?
И знать не хочу, жалобно сказал Инженер. Юрген, вы извините, если бы я мог, то я бы сам
Господи, да разве ж я обвиняю?
Да если бы и обвиняли. Прекрасно понимаю ваш настрой
Нет у меня никакого настроя! возразил Хаген резче, чем намеревался. Глупости вы говорите. В мыслях у меня не было вас обвинять. Просто будьте на связи. Без вас я загнусь!
Выключив коммуникатор, он долго сидел, болтая ногой и бездумно колупая шершавую тёмно-коричневую крышку. Псевдокожа. И совсем не похожа на кожу. Говорят, из кожи они делают сумочки и украшения. А также из зубов. Чтобы ничего не пропало даром. Чтобы не связываться лишний раз с Пасификом. Должно быть, в их представлении Пасификбогатый купец, вздыхающий от собственной тучности. А Траум, конечно, телохранитель этого купчины, стройный и подтянутый, с безупречной солдатской выправкой и звяканьем шпор. Шпоры что такое «шпоры»? Шпорызначит «лошади», но у нас нет лошадей, а я знаю, что их нет и что они такое откуда?
«Я не хочу, чтобы из меня сделали дамскую сумочку, подумал он ожесточённо. Ни из меня, ни из Лидии, ни из кого-то ещё. Хорошо, что здесь нет детей. То есть, плохо, но всё-таки хорошо, потому что они приспособили бы и ихна сумочки, кожаные шлёпанцы, портсигары, ключницы. Влияние Территории, не иначе. Люди не способны к такому зверству».
Внезапно ему остро, до боли, захотелось опять включить коммуникатор и обсудить эту тему с Инженером. Тот начал бы с квохтанья, сожалений о том, что не может помочь, но потом нашёл бы нужные слова или хотя бы нужные междометия. В конце концов, что требуется от собеседника? Уши, сочувствие и согласие с твоей точкой зрения.
А есть ли точка зрения? Очень может быть, что и была. Память как крупноячеистое сито: мука просеивается, на дне остается шелуха и мусор. Проклятая головная боль! Вчера я уехал или позавчера, нужно было спросить. А ведь в следующий раз забуду, о чём забыл.
Дети. А в Пасифике есть дети. Зачатые и рожденные естественным путем, не в пробирке; вот и доказательство, что во всём виновата Территория. Хотя у нейтралов тоже рождаются детиредко, в виде исключения, но рождаются же. Что это доказывает? Что закономерность кроется глубже, что есть скрытый фактор, возможно, даже принципиально непознаваемый. И если бы я был ученым, то обязательно бы сосредоточился на выяснении именно этого фактора. Всё остальноечепуха и бред, главноепонять, почему в Райхе не рождаются дети. Если бы я был учёным
«Но я не учёный, подумал он с облегчением. Я шпион. Разведчик под прикрытием. А что делают разведчики? Стараются слиться с окружающей средой, поменять окрас шкурки под цвет прибрежной гальки. Делают то же, что и окружающие. Пьют, едят, работают, развлекаются. На работе я уже побывал, осталось определиться с развлечениями. Байден рекомендовал циркиграл глазами и настоятельно, настоятельно рекомендовал. И, между прочим, там выступают нейтралы. Возможно, даже дети».
Выходя из квартиры, он тщательно запер за собой дверь. Даже подёргал за ручку, чтобы убедиться, что надёжно закрыто. В подъезде царила мёртвая тишина, только с верхнего этажа доносились призрачные отголоски неумелой игры на синтезаторе.
Перво-наперво стоит наведаться в общежитие. Так сделал бы старший техникзатребовал полагающийся ему спецпакет с личными вещами, придирчиво осмотрел и обнюхал каждую, заменил то, что не подходит по размеру, полаялся с комендантом, познакомился с соседом или соседямикак уж повезёт, смахнул пыль с поверхностей, отоварил пищевые талоны и уже потом, с чувством исполненного долга, отправился развлекаться. Так, стало быть, и поступим.
Снаружи ничего не изменилось. С небес по-прежнему трусил издевательский кашицеобразный снег, и стёкла подъехавшего автобуса сочились крупными ржавыми слезами прямо на окаймляющую борт рекламную надпись«Райдо: доставим в пункт назначения».
Хочу домой. Боже, как же я хочу домой!
Он чувствовал дыхание Пасификаморской бриз и клубничную сладость полуденного солнцаи понимал, что это иллюзия. Галлюцинация. Бред. Реален лишь снег, бензиновые пары и вонь мыловаренного завода, планомерно перерабатывающего «лишних людей».
До конечной без остановок, предупредил кондуктор. Корпоративный рейс. Вы из «Кроненверк»?
Я техник, сказал Хаген. Старший техник. Неужели не видно?
Автобус тряхнуло. Столб с жёлтой наклейкой медленно поплыл вправо и затерялся в усиливающейся метели.
Простите, сказал кондуктор. Я так и подумал.
Глава 2. Фабрика Человека
Магазин не работал.
Это можно было понять, даже не приближаясь к нему, однако Хаген всё же приблизился и подёргал ручку двери. Она повернулась с жестяным звуком, щёлкнул замок, но двери не открылись. Очевидно, что-то держало их изнутри.
Сквозь пыльное стекло витрины просматривались очертания экспозициимузыкальных инструментов, развёрнутых друг к другу как на домашнем концерте. Электрический орган соседствовал с ударной установкой, воздевшей руки-тарелки в характерном жесте сдачи в плен, чуть поодаль выгибали деформированные шеи-грифы гитары на кленовой подставке. Склад ненужной музыки.
Хаген обошёл здание, вернулся ко входу и ещё раз пошатал дверь. Безрезультатно. Капли отвратительно тёплого дождя падали на лицо. Одна попала на губу, и он машинально слизнул её, удивившись резкому привкусу железа.
Как насчёт слабого приступа ясновидения?
Наверное, было так: вечер, трень-бреньзвенит касса, подсчитывает выручку, тишина, и вдругвизг тормозов, всё летит к чёрту. Резиновые плащи, перехваченные широким ремнём с пряжкой. А на пряжке, разумеется, зигзаг. И он жена кобуре, на наплечной повязке, на нагрудном кармане. «Пройдёмте?» На два счёта, слаженно, без лишних движений. Они умеют проворачивать такие дела без лишних движений, никто не возмущается, никого нет.
Никогда.
Никого.
Нико
Шорох за спиной застал его врасплох. Ещё секунду назад он был уверен, что улица совершенно пуста, но это, разумеется, была иллюзия. Траум наблюдал за ним сквозь слепые, зашторенные окна, и взгляд его не сулил ничего хорошего.
Так-так.
Он обернулся, ожидая увидеть чёрный фургон внутренней службы, но обнаружил лишь одинокого велосипедиста, притормозившего у кирпичного входа в подвал-бомбоубежище. Синий блестящий дождевик скрадывал очертания фигуры. Велосипедист чего-то ждал, и Хаген ждал тоже, ничего другого просто не оставалось.
Наконец мелькнула белая рука, откинула с лица капюшон, и оказалось, что велосипедист вовсе даже женщина, щупловатая, с интересным, но бесцветным лицом, вобравшим в себя усталость нескольких бессонных ночей подряд. Типичная работница, не «боевая подруга», но «наша славная помощница», это уж без сомнения. Шапочка тёмных волос слегка растрепалась, но именно эта взлохмаченность вызывала симпатию, делая лицо женщины милее и проще. И моложе, хотя в Трауме с его загадочным течением времени сравнение возрастов казалось неуместным.
Магазин закрылся, насовсем. Что вы хотели?
В её голосе звучала тревога.
Я бы хотел увидеть хозяина, Штумме.
Его нет, быстро ответила она, всматриваясь в лицо Хагена, словно пытаясь выучить его наизусть. Он на Фабрике, и вернётся через два дня. Он работает посменно.
«На какой»хотел было спросить он, но в последний момент удержался, потому что ответ был очевиден: Фабрика здесь была только одна, остальные производственные комплексы именовались заводами.
Очень жаль. Мне крайне необходимо встретиться с ним. Вы знаете его код?
Вы не сможете с ним связаться, пока он там, связь блокирована.
Ах, да.
«Глупо, подумал он с досадой. Ну, до чего же глупо. Ляпаю ошибки одну за другой. Неудивительно, что мне не везёт. Тупик, и что теперь? Как поступают в таких случаях? Связаться с Инженером? Сказать: «Здравствуйте, я совершенно потерялся и не знаю, как поступить. И ещёзаберите меня, прошу вас, я вне игры. Пожалуйста, Боже, Боже, как я хочу домой»
Вы расстроились.
Женщина подошла ближе, ведя велосипед за руль, осторожно, как будто с опаской. Впрочем, это могло быть обычной манерой поведения.
Вы тоже из «Кроненверк», она кивнула на эмблему, вытисненную на рукаве куртки. К нему уже приходили, двое. Всегда по двое. И всегда под вечер.
Я хотел переговорить о личном.
О личном? замешательство на её лице говорило о многом. Вы знакомы?
Не совсем, сказал Хаген. Он чувствовал усталость и опустошённостьтак подействовало разочарование. Вы не знаете, как добраться до Фабрики? Здесь ходит какой-нибудь автобус?
Вам придётся долго ждать, она покачала головой, возражая то ли ему, то ли себе. Слишком долго. Но вы можете взять его велосипед, на самом деле здесь недалеко. Пойдёмте, я открою.
Завернув за угол магазина, она достала из складок дождевика огромный железный ключ и с натугой открыла неприметную дверь, выкрашенную под цвет стены.
Сейчас.
Позвякав чем-то внутри, она выкатила старенький велосипед со вмятиной на раме, деловито постучала носком ботинка по покрышкам.
Я буду здесь, но если вы припозднитесь, просто оставьте его снаружи, можно даже у входа. Сомневаюсь, что он кому-нибудь приглянется.
Спасибо. Вы очень добры.
Она невесело улыбнулась.
Боюсь, вас ждёт разочарование. Он очень изменился и вряд ли сможет вам помочь.
Речь пойдёт не о музыкальных инструментах.
Да? Ну что ж, надеюсь, вам удастся встретиться. Или нет. В любом случае, буду благодарна, если вы оставите велосипед здесь, когда вернётесь. Если вернётесь.
Я вернусь, пообещал Хаген. Это уже начинало входить в привычку.
***
Первые корпуса Фабрики появились ещё до того, как он успел устать. Стандартные штамповки из стекла и бетона, похожие на россыпь детских кубиков, а между нимипричудливые круглокупольные сооружения: троньупадёт, длинношеие прожекторы и смотровые вышки, а ещё пожарно-красные трубы и воланы охладительных башен расположенной неподалёку теплостанции.
Если верить обновлению реестра, Штумме числился в отделе модификации поведения одного из «чистых» подразделений Фабрики. В некотором смысле, ему повезло. Напротив его имени стояли пять звёзд пригодности, а значит, в ближайшее время обработка ему не грозила.
«Мне снится сон».
Он всё сильнее нажимал на педали, по-прежнему не ощущая усталости. В просветы грозового неба выглядывало солнце, яркое и белое, целясь в угол глаза.
«Я и есть сон. Это небо, это солнце, жесткая пластиковая трава. Я потерял направление. Заблудился. Я опять допустил ошибку, снова, раз за разом, мне не нужно быть здесь».
Вот путь в один конец, и впереди цельбезжалостное типовое здание, похожее на больницу, люди в резиновых костюмах и полная ясность. Им даже не придётся задавать вопросы, достаточно короткого взгляда, чтобы уловить различие. У этих людей встроенный радар, вместо эмоцийособое чутьё, позволяющее отлавливать инакомыслящих. Чутьё или навыкневажно. Важно то, что его практически невозможно обойти. Они вооружены, а что есть у него? Всё то же волшебное, греющее душу «ничего».
Но было кое-что кромекарта техника, старшего техника, и он убедился в её могуществе, когда всё-таки прибыл в то место, о котором думал с болезненным любопытством и подсасывающим нетерпением.
Мы рады вас видеть, герр Хаген! прощебетала девочка-администратор в серебристом облегающем комбинезоне всё с той же зигзагообразной эмблемой «Кроненверк». Операторы шутили, что в верхах уже разрабатывается план повышения лояльности персонала путём клеймения: мол, заминка только в выборе местаключица, бедро, ягодица или лоб. Шутки шутками, но по меньшей мере половина зубоскалящих одобряла саму идею.
Вокруг были только женщины, настоящее царство женщин. Всё мужское осталось снаружи, копошилось на пластиковых полях, возводило одинаковые постройки и колючее ограждение вокруг них, а здесь царила веснаделовитая медицинская весна, пахнущая спиртом и озоновой свежестью.
Рабочие уже извещены и выйдут к вам через несколько минут. Приготовить помещение для допроса?
Не стоит, поспешил ответить Хаген. Я задам всего несколько вопросов. Плановая взаимопроверка, ничего особенного.
Не сомневайтесь, мы сделали всё по правилам! произнёс звонкий голос у него за спиной.
Весело простучали каблучки по каменному полу. Девочка-администратор сказала: «Ах!», а Хаген просто смотрел и не мог отвести взгляд, и сердце его сжалось, сбилось с ритма.
Её белые мягкие волосы отливали золотом, а кожа была упругой и свежей и тоже бело-золотой, словно подсвеченной изнутри. Он впервые видел столь совершенную красоту, живую и дышащую, лукаво улыбающуюся ярким, искусно подведённым ртом.
Меня зовут Тоте, она прикоснулась к его запястью, усмехнулась опять, понимающе сощурив глаза с медовой радужкой и кошачьим зрачком. Погуляйте со мной, коллега! Я хочу дружить с вашим отделом.
Конечно
Тоте. Он не мог оторваться от холмиков её груди, прикрытой пушистым изумрудным свитером. Поверх свитера был небрежно накинут белый халатик, накрахмаленный, без единого пятнышка.
Это линзы, она дотронулась мизинцем до уголка глаза, аккуратно, стараясь не задеть ресницы, но всё остальное у меня своё. Вам не удастся обвинить меня в нецелевом расходовании средств. Пойдёмте, ваших рабочих приведут через десять минут. Нас не часто навещают гости.