Николай ПахомовКриминальный дуплет. Детективные повести
Законы, в сущности, бесполезны как для дурных людей, так и для хороших. Первые от них не становятся лучше, вторые жене нуждаются в них.
ОПЕРАЦИЯ «МЯСО»
ГЛАВА ПЕРВАЯУТРЕННЯЯ ИДИЛЛИЯ
1
Получив в отделе почту, старший участковый инспектор милиции Паромов весело шагал по своему участку, зажав под мышкой папку с бумагами и радуясь ясному солнечному утру. Даже общение с секретарем Анной Акимовной, женщиной пожилой и строгой, еще помнившей времена Сталина и Берии, а потому, по мнению сотрудников, излишне ворчливой и занудистой, настроение не портило. От поездки в трамвае или автобусе он решительно отказался. Всего-то нужно было проехать две остановки. С полкилометра. Не больше. Но чем трястись в переполненном общественном транспорте, решил пройтись пешочком. Мыслил убить этим сразу «двух зайцев»: пройтись сразу же по своему участку и остаться с не намятыми боками. Кроме того, на свежем воздухе, наедине с самим собой, можно поразмышлять о жизни и работе без помех и трамвайно-автобусной толкотни.
День обещал быть не по-весеннему жарким и душным. Но то день Утро же бодрило прохладой и весенней свежестью, едва уловимыми токами сока по жилам деревьев, запахами набрякших почек. По асфальтированной дорожки аллеи скверика, тянувшегося вдоль улицы Харьковской шагалось легко и весело. В сотне метрах, по проспекту Кулакова, с шумом проносились стремительные легковые автомобили, с натужным сопением старались не отстать от них массивные труженики-грузовики. Время от времени с характерным постукиванием колес на стыках рельсов во встречных направлениях пробегали шустрые трамвайчики.
Несмотря на середину апреля, снег в черте города давно стаял, и городские кварталы после недавно проведенного субботника выглядели прибранными и уютными. А где-тодаже умытыми и чистым Возможно, что за городом, в полях по оврагам и ложбинам, а также в лесопосадках и лесах снег еще лежал снег. Ноздреватый и тяжелый, перенасыщенный водой. Возможно Но вообще-то весны стали какие-то ранние и шустрые, а зимы малоснежные. Климат менялся на глазах в сторону потепления: то ли от научно-технической деятельности людей, то ли от еще более тонких и неизученных процессов макрокосмоса.
Как бы там ни было, но росшие вдоль дороги тополя стали распускать свои нежно зеленые клейкие листочки. За ними порадовать человеческий взор свежей зеленью готовились липы и березки. Все они давно проснулись от зимней спячки и вместе с людьми радовались приходу весны, солнцу, свету и теплу. Даже ели, росшие на аллеях скверика и в парке перед дворцом культуры завода РТИ, и те пытались выглядеть нарядней, будто за ночь полностью обновили всю хвою.
Настроение у старшего участкового было чистое и ясное, как небо над головой. Ни единого облачка. Ни жизнь, а идиллия
Последнее злосчастное, затянувшееся в исполнении коллективное заявление жильцов дома номер девять по улице Резиновой, находившееся на исполнении у участкового инспектора Сидорова, о принятии мер к кошатнице Галкиной Прасковье Федотьевне, вчера наконец-то было исполнено. Дамоклов меч уж не висел над головой, и можно было немного распрямиться. Но сколько до этого было испорчено крови и истрачено нервов, даже вспоминать не хотелось. А все из-за того, что пенсионерка Галкина то ли от скуки и одиночества, то ли действительно из-за сострадания к «братьям нашим меньшим» стала «привечать» кошек и собак. Соседи и моргнуть не успели, как их подъезд превратился в кромешный ад. Еще быбесчисленные полчища котов и кошечек, кобелей и сучек, их разномастное и разношерстное потомство, мяукающее, лающее, визжащее и воющее, какающее и писающее, где захочется, сделали жизнь жильцов подъезда невыносимой. Псиной провоняла не только квартира Галкиной, но и все живое и неживое, движимое и недвижимое вокруг. Психохимическая атака стала невыносимой, а Галкина и бровью не вела на замечания и просьбы избавиться от такого количества живности. Вот жильцы и ударили во все колокола, разослав жалобы в различные инстанции. И их проблема на протяжении двух недель стала головной болью не только для участкового инспектора милиции Сидорова, но и для старшего участкового инспектора Паромова. Наконец-то заявление, после мер, принятых Сидоровым, было списано в наряд с письменным уведомлением жильцов дома. Остальные заявления, запросы и требования были мелочевкой, не представлявшей каких-либо затруднений для их исполнения, и потому не вызывавшие не только болезненных эмоций, но и легкого раздражения. Потому и радовался весеннему дню Паромов, направляясь из отдела в опорный пункт.
2
Первым объектом на пути следования старшего участкового было женское общежитие резинщиков. Девятиэтажное, одно-подъездное кирпичное здание, желто-оранжевой свечкой возвышалось на углу улиц Харьковской и Народной. И хотя современные архитекторы не особо потели при его проектировании, здание выгодно отличалось от окружающих его серых однотипных пятиэтажек и даже девятиэтажной крупнопанельной «китайской стены».
Легко пробежавшись по бетонным ступенькам крыльца-площадки, вошел в само здание. Перебросился несколькими словами с комендантом общежития и вахтером. Получил подтверждение, что в общежитии порядок. А если по вечерам и бывают незначительные нарушения общественного порядка: как попытки иных подвыпивших Ромео попасть в комнату своих прекрасных Джульетт, то они, эти нарушения, тут же пресекаются администрацией общежития и дружинниками без каких-либо криминальных последствий.
В соответствии с действующей схемой постов и маршрутов ДНД, разработанной штабом дружины в части охраны общественного порядка на поселке резинщиков, дружинники в общежитии дежурили постоянно. Само собой разумеется, что в вечернее время. Кроме того, многие жильцы общежития и сами были народными дружинниками, точнее, дружинницами, а посему сами не стеснялись пресечь возникшее нарушение, призвать к порядку зарвавшегося молодого человека. Регулярно наведывались сотрудники патрульно-постовой службы, вневедомственной охраны. Так что, за порядок в общежитии можно было не беспокоиться.
Однако, в целях профилактики, Паромов записал парочку фамилий граждан, чаще других посещавших общежитие в состоянии алкогольного опьянения. Так, на всякий случай и возможной «профилактики» Кроме того, в милицейской работе каждая мелочь важна: вдруг, да пригодится когда-нибудь. Да и вахтеру приятно: его труд и бдительность не пропадают даром.
Когда-то, в начале службы участковым, Паромов интересовался у Минаева, кто такие доверенные лица. Теперь он не только знал, кто это, но и имел их, в том числе и среди вахтеров. Хотя сами онини сном, ни духом о том.
3
Из женского общежития резинщиков все в том же приподнятом настроении последовал Паромов в ПТУ-6 на улице Народной. Там минут двадцать пообщался с директором Василием Григорьевичем Шевляковым. Мужчиной рослым, солидным и основательным, с курчавой, черной, как крыло ворона, шевелюрой, крупным смуглым лицом и полными губами, придающими его облику что-то африкано-негритянское.
Шевляков был не только талантливым педагогом, способным организатором и хозяйственником, но и добрым товарищем, с которым Паромова познакомил еще Минаев. С тех пор Паромов всегда старался поддерживать деловые и дружеские отношения с ним. Для поддержания порядка на территории училища по инициативе инспектора ПДН Матусовой, активном участии Паромова и Шевлякова, был создан и продуктивно работал оперативный комсомольский отряд из числа молодых преподавателей, мастеров технического обучения, воспитателей и самих учащихся, достигших совершеннолетия. А училищеэто целый комплекс административных, жилых и производственно-хозяйственных зданий, занимавший полквартала. К тому же Василий Григорьевич входил в Совет общественности поселка, куда также в качестве члена Совета был введен Паромов после ухода Минаева на другую работу. Так что точек соприкосновения и взаимных интересов хватало.
Кабинет директора был просторен, чист и светел. Казалось, свет исходил не только из огромных, под стать самому кабинету окон, но и самих стен. Светлых и нарядных, прямо таки праздничных, на добрых полтора метра от пола отделанных светлой, с некоторыми оттенками янтаря, полированной плитойДСП. А ещеот портретов русских и советских писателей, философов, ученых, художников и композиторов, изготовленных по единому заказу, в одинаковых по размеру и окрасу рамках, и с одинаковым наклоном со стен взирающих на центр кабинета. Свет струился и от сверкающего белизной, выбеленного известью, высокого потолка, украшенного тремя хрустальными люстрами.
Значительную, но не большую часть директорских апартаментов занимали двухтумбовый, с толстой до пяти сантиметров, темной полированной крышкой стол, массивное, вращающееся вокруг своей оси черное кожаное кресло с высокой спинкой. Остальные стулья, родные братья первым трем, стояли у стены, сверкая и маня лакированной деревянной основой и свежей, не засиженной, пышностью ярких гобеленовых сидений.
Паркетный пол был устлан ковровыми дорожками, слегка притертыми шмурыганьем десятков, а то и сотен, ног.
Таких кабинетов не только в опорном пункте не имелось, но и во всем Промышленном отделе милиции, где было тесно, тускло и серо. О них служителям порядка и закона приходилось только мечтать.
Чувствовался уровень. Училище готовило специалистов для строительных организаций. Поэтому шефыруководители организаций и предприятийи позаботились о благоустройстве кабинета директора. И не только кабинета директора, если говорить по правде, но и всего комплекса училища. Классные комнаты, мастерские, столоваявсе лучилось и сверкало чистотой и добротностью.
Может, все-таки, по пивку, потянулся Шевляков в сторону холодильника, замаскированного в одном из шкафов, когда Паромов встал, чтобы покинуть кабинет. На улице, наверно, жара
Пиво, как знаешь, вообще не употребляю, вынужден был повториться Паромов.
Тогда грамм сто коньячку? А?
Спасибо. Извини, но вынужден огорчить: я на работе. Рановато баловаться коньячком.
А я, по-твоему, где? У тещи на блинах? улыбнулся беззлобно Шевляков. Сто грамм ничего не испортят, только бодрости придадут.
Нет! остался при своем мнении Паромов и двинулся к выходу.
И уже от двери, чтобы смягчить резкий тон категоричного «нет», как бы соглашаясь, нейтрально бросил:
После работыкуда ни шло. Можно и ста граммами побаловаться. А покаизвини
Вот так каждый раз, шутливо развел руками Шевляков. Днем нельзя, потому что работа, а вечеромпотому что дома уже ждут. Некогда. Все нам некогда за работой да за делами. Так и жизнь пролетит за этим «некогда». Оглянуться не успеешь, как «некогда» в «никогда» превратится! Вот мы с тобой и никогда сто грамм и не выпьем
Каждый раз в таких случаях в Шевлякове просыпался философ. Грустный или насмешливо подковыристый. В зависимости от времени и обстановки.
Будем живывыпьем улыбнулся Паромов и шагнул из кабинета в приемную.
До свидания, Машенька, продолжая улыбаться, попрощался он с секретарем, миловидной блондиночкой, лет двадцати, в джинсовом брючном костюме, эффектно обтягивающем стройную фигуру, что-то щебетавшей по телефону. Не обижайте Василия Григорьевича.
Шутка была заезженная и отчасти глупая, но все равно требовала ответной реакции.
Машенька прикрыла микрофон миниатюрной ладошкой, чуть ли не прозрачной, с тоненькими и длинными наманикюренными пальчиками, чтобы не слышал абонент, и, состроив дежурную улыбку, пошутила:
Как же, вас обидишь. Как бы саму не обидели! Вон, какие все шустрые, рукастые да языкастые! Только успевай поворачиваться да уворачиваться! И, не вставая со стула, игриво колыхнула небольшим, но крепеньким бюстом, словно показывая, за какие такие места ее пытаются приловить разные там шустрики.
О-о-о! дурашливо округлил глаза Паромов.
О-о-о! уже естественно, а не как первоначально искусственно, улыбнулась Машенька.
Потом, засмущавшись, чисто по-детски, показала язык, отвернула личико, сняла ладошку с пластиковой сеточки микрофона и опять переключилась на свое щебетанье по телефону.
«Хороша Маша, но, жаль, не наша!»усмехнулся уже про себя старший участковый, покидая приемную.
4
Третьим пунктом его посещения стал продовольственный магазин на углу улиц Народной и Обоянской, знаменитый тем, что возле него собирались на «планерку» местная «элита». Прощешалупонь: тунеядцы и лодыри всех мастей и окрасов, выпивохи от начинающих пьяниц до хронических алкоголиков, судимые различных категорий, начиная с тех, кто был осужден условно, и, кончая теми, кто уже отбыл положенное наказание в местах не столь отдаленных. Словом, сюда сходились, сбегались, сползались все «сливки общества» поселка резинщиков и его окрестностей. И с их подачи все милиционеры сборища эти также называли «планеркой».
«Планерка» у магазинаэто было что-то вроде своеобразного клуба по интересам определенной социальной прослойки людей, не ладивших с законом, отвергаемых обществом, но жаждущих общения. Впрочем, кроме общего, ни к чему не обязывающего общения обо всем и ни о чем конкретно, на «планерках» можно было встретиться с «нужными» людьми, обсудить ту или иную новость на криминальную тему. Например: Клен освободился, а его брат, наоборот, сел; или, что Шоха крупно выиграл в карты, а Хлыст проигрался до копейки. Никогда не теряли актуальность беседы о том, что самогон у бабки Кати с улицы Дружбы крепче, чем у Клауси с улицы Белгородской, которая разбавляет его водой. Но Клауся может дать в долг, а баба Катяникогда.
«Слышали, от Петьки Мутного ушла жена?»скажет кто-нибудь с ленцой, потягивая взятый у соседа «бычок».
«Достукался», хихикнет кто-то.
«Ушла пила, и некому пилить Петруху»глубокомысленно изречет еще один.
«Нам теперь к нему проще причалить, ежели что»тут же найдется сообразительный и деловой.
«А Кузьма Кривой стал сожительствовать с Галюхой Долгополовой, докурив до самой крайности «примку», метнет щелчком чубарик первый.
«Так она недавно заразила триппером половину Парковой», тут же добавит информированный.
«За что и бита сексуальными страдальцами», хихикнет смешливый.
«А куда же делась ее сестру Валюха, с которой до этого сожительствовал? раскроет щербатый рот несведущий.
«Так прогнал».
Вроде бы ничего путного и не сказано, но хоть роман пишиоколо десятка человеческих судеб затронуто. А главное, все участники «планерки» в данной среде чувствовали себя, если не как рыба в воде, то вполне уверенно, даже с каким-то чувством собственной значимости.
Тут не кричали и не упрекали визгливые жены, не косились с осуждением и с брезгливостью благополучные соседи, не кивали головами и не шептались в спину досужие старушки. Тут не было начальников и подчиненных. Тут можно было оставаться самим собой, и не пыжиться, и не казаться, строя что-то большее, чем есть на самом деле.
В складчину покупали бутылочку винца, а если повезет, то и парочку. И под шуточки и прибауточки, изрядно сдобренные заковыристой матерщиной, под занюхивание рукавом, выпивали на лавочке у подъездов близлежащих домов. Это, если было сухо и солнечно, или в подъездах, если небо вдруг куксилось и плакалось дождиком или снежком. Жильцов этих домов старались не задевать, чтобы те проявляли терпимость и как можно реже обращались в милицию. И не только не задевать, но и по возможности угостить, отрывая с болью в сердце от себя крохи живительной, а точнее, губительной, влаги.
В свою очередь, такие «счастливцы» не то чтобы гнать «планерщиков» в шею из своих подъездов, наоборот, пытались им услужить: кто стаканчик вынесет, чтоб пить не из горлышка, кто кусок хлебца, а кто и шмат сальца. Подзакусить. Некоторые, особенно доброхотливые, не гребовали и в комнатушку свою пригласить. Не в квартиру, а именно, в комнатушку. Так как вышеуказанные дома по улице Обоянской и Народной были малосемейками. Проще говоря, семейными общежитиями, состоящими из пяти или шести комнатных секций с общими кухнями и санузлами.
В подавляющем большинстве жильцы этих злополучных домов притерпелись и смирились со сложившемся годами положением. По мере сил нервов старались не замечать пьяных тусовок. К тому же тусовки происходили по утрам, когда большинство находилось на работе.
Конечно же, не все были столь благодушны. Находились отдельные блюстители порядка, не желавшие мириться с таким ходом вещей и традиций Именно они время от времени то по телефону, то в письменной форме информировали органы о нарушениях и нарушителях.
Участковые получали очередной нагоняй от руководства отдела, свирепели и безжалостно гоняли «планерщиков» не только в данном уголке, но и по всему микрорайону. Десятками отправляли на сутки, усмотрев в их деянии мелкое хулиганство. В соответствии с законодательством, через руководство отдела милиции информировали трудовые коллективы о непотребном, антиобщественном поведении отдельных представителей этих коллективов. А в трудовых коллективах воспитанием заниматься было некогдатам успевай только план «на гора» выдавать И их гнали с работы долойне позорьте рабочий коллектив! Так куда оставалось им идти, если опять не на «планерку». Тут можно было поплакаться себе подобным в жилетку и обмыть горе винцом. Или самогоном Это как повезет.