И тут Шуху заклинило.
Рабынямоя, сказал он еле слышно, сжимая кулаки. Моя рабыня, ясно! А моя рабыня, мой меч, мой верблюд и моя честь будут при мне, что бы чангранский слизняк на это счёт не болтал.
Чангранцы опешили. Тот, кого ударила Чикру, закусил губу и переменился в лице. Хенту тут же понял, что он сейчас рубанёт Шуху мечом, и подставил под меч круглую деревянную столешницуна это ушло не больше мгновениямеч врезался в дерево наискось, как топорЧикру оказалась сзади и двинула франту сцепленными кулаками по затылкуон стукнулся подбородком и губами о ту же столешницуи тут в очень маленькой тёмной комнатушке дерущимся стало жутко тесно.
Кто-то, кажется Нельгу, коротко охнул, как человек, которого ткнули под рёбра кулаком или ножома Шуху лупил ногами франта, и Винору с Дориту кого-то заламывали, и Хенту бил кого-то медным кувшином по морде, и какой-то неуклюжий боров опрокинул светильнюв мутном, уже ночном свете из оконца стало решительно не разобрать своих и чужихи тут драка вдруг кончилась.
Хенту вытащил кресало и высек искру. Фитиль в полупустой светильне тускло вспыхнули Хенту увидел Нельгу, сидящего на коленях посреди комнаты, рядом с окровавленным франтом. Нельгу, прижав ладони к грудисквозь пальцы лилось чёрноеподнял на Хенту глаза, в которых отразился маленький огонёк, сказал каким-то детским голосом: «А меня убили»и мягко завалился на бок. Его глаза остановились и остекленели. Дориту, державший чангранца за грудки, врезал им о стену так, что барак вздрогнули отшвырнул отяжелевшее тело в сторону, как мешок.
Это что же, растерянно сказал Винору, они все мёртвые, что ли? Чангранцы-то?
Не-ет, нет, их так просто не убьёшь, это они убивают, ихнет! прошипел Шуху. Хенту услышал в его голосе нестерпимую тоску и такую же нестерпимую злобу. Ох, Нельгу, братишка, меня собой закрыл в Аязёте, получил мою пулю в плечо, две недели болтался между мирамивместо меня
Чикру подошла и обняла, так, как, порой, делают северянки для своих мужчин, но никогда не делают рабыни. Её скуластое лицо с широким носом и раскосыми глазами выражало болезненное понимание. Шуху, словно забыв, что на него смотрят товарищи по оружию, погладил её по щекеи никто, ровно никто ни единым вздохом не дал понять, что видит нечто отвратительное или непристойное.
Я шагу не сделаю за Нуллу-Львёнком, сказал Шуху. Он присел рядом с мёртвым Нельгу, закрыл ему глаза, и попытался уложить поудобнее. Хоть этого гада послал Лев Львов, хоть Творец там, Владыка гуо, командир ангеловмне наплевать. Пусть Нуллу язычники на куски рвутя не то, чтоб спасать кидаться, я его даже не приколю из жалости, чтоб я сгорел
И я, подал голос Дориту. Ждали Львёнка, чтоб в бой повёла пришёл крашеный индюк, притащил с собой свою псарню За что велел казнить Налису? Приказ Льва Львовили его дурной взбрык? Не боец, а палач А других парней? А за что Нельгу убили, гады?
Вот что я думаю, сказал Хенту негромко. На Нуллу-Львёнке мир клином не сошёлся. Есть Анну-Львёнок. Мы ему присягалии этого слова ещё никто не отменял.
А на что я один Львёнку Анну? Шуху злобно усмехнулся. Нуллу собирается в поход завтраТворец в помощь. Не пойдёт завтра. Будет выяснять и рассусоливатьда и верблюды полудохлые у половины армии. Ему и в голову не ударило позаботитьсяон тут измену искореняет, великий воин Ну так и пусть себе. Я возьму своих людей. Мы уйдём, когда все угомонятсяи верблюдов мои волчата сами выберут. Тех, что получше.
Моим оставьте, усмехнулся Винору. У меня теперь сотня Хенту. Я тоже Аязёт помню. И Тиджан
А я, сказал Дориту, скажу своим и скажу людям Нельгу. Скажу, что поганые столичные псы убили Нельгу ни за что, ни про что, между прочим, только потому, что он хотел всех помирить Я всё скажу, как есть. Знаешь, Хенту, если Анну-Львёнок решит вломить Нуллу между глазя с ним.
Ты не забудь, с АннуПятый и Маленький, сказал Хенту, заставив себя улыбнуться. Два Львёнка Львапротив одного, которыйурод в Прайде
А какая разница? сказал Шуху. С нами будет около пятьсот волков, если всё выйдет хорошо, если все пойдут и если все дойдут. Тут останутся все прочие Но навоюют они Нуллу, помяните моё слово.
А с этими что делать? Винору кивнул на неподвижных чангранцев.
Пусть молчат. Совсем, сказал Шуху и задул коптящий фитиль светильни. Поторопитесь, братья.
Запись 147-02; Нги-Унг-Лян, Лянчин, пустыня близ гор Лосми.
Верблюды мне нравятся больше, чем лошади. Такие они шершавые, мохнатые, спокойные ребяталожатся по команде, послушно, хоть и неторопливо, встают, меня укусить не пытаются, вид имеют изрядно надменный, но снисходительный.
А может, просто у верблюдов нынче сезон не агрессивный.
Верблюды идут ровно и мерно, быстрее, чем я думалупругим таким, плавным шагом. Не отвлекаются и не пытаются грызться между собой, как жеребцы. И видно с верблюда гораздо дальше. Виднапустыня.
Мы прошли Чойгурский тракт, не заходя в Чойгур, чтобы не терять времени на стычку, которая непременно бы там произошла, оставили его белые мраморные стены за флагоми направились караванной тропой к горам Лосми.
Горная цепь Лосми, если верить картамэтакий молниеобразный зигзаг, уходит на юго-восток. Она всё время в поле зрениято приближаемся, то удаляемся, но на горизонте всё время маячат выветренные вершины, сизые, красноватые, бледно-бурые Валуны причудливых формнапоминающие то грибы, изъеденные насекомыми, то какие-то фантастические деревья, то ворота, то башни в духе Гаудиоживляют собой, если можно так сказать про бездушный камень, бесконечную равнину перед горами: выгоревший песок, сухая белёсая каменистая почва, снова песок
Тут почти ничего не растёт. Только русло давным-давно исчезнувшей реки затянуто, как паутиной из тонких чёрных верёвок или колючей проволоки, странным местным растением. По весне оно даже цветёт: на гибких его усах или жгутах, усеянных колючкамибледно-лиловые мотыльки цветков, нежные и невесомые, с завитыми усиками тычинок. Раскрываются цветки на рассвете, пока ещё прохладнои закрываются к белокалильному полудню, пряча розоватые крылышки в восковые бурые капсулы чашелистиков. Я почему-то вспоминаю розовую акацию в Тай-Е.
Там, под верёвочником, вода есть, говорит Анну, глядя на Юу. Только глубоко. Корни у неготы не представляешь, Ар и осекается.
Он вернётся, говорит Юу. Если бы его хотели убить, убили бы на месте.
Кажется, Анну это не убеждает. Он не отвечает. Он угрюмо молчит и смотрит вперёд злыми сухими глазами. Я думаю, что синие стражи совершенно напрасно сделали то, что сделали: у Анну желание убивать на лице написано. Дин-Ли тоже опечален: он полагает, что в его задачу входила охрана жизни Господина Ча, и что задачу эту он не выполнил.
Элсу нехорошо. Ему слишком жаркои его мучает жажда; я снова вижу на его щёках красные пятна лихорадки. Ломаю для него капсулу стимуляторане хватало ещё, чтобы Маленький Львёнок свалился посреди безводных земель. У Коруотчаянный вид: она не знает, чем своему командиру помочьот этого страшно горюет. Элсу улыбается ей через силу потрескавшимися губами. Кору поит его из своей фляги, хоть он и пытается протестовать.
Стимулятор, впрочем, действует. Через пару часов Маленький Львёнок выпрямляется в седле. Кору одаривает меня благодарным взглядомстранно видеть такое в свой адрес от этой угрюмой амазонки.
Ри-Ё тихонько честит пустыню на чём свет стоит. Встречается со мной глазами, виновато улыбается:
Простите, Учитель. Жарко оченья мокрый насквозь.
Лотхи-Гро, которую пустыня взбодрила и привела в весёлое расположение духа, улыбается, блеснув яркими зубами на опухшем разбитом лице:
Ты, белый, соль лизать. Верблюд соль видетьсоль лизать, и тысоль лизать, и смеётся.
Удивительная личностьшаоя Лотхи-Гро, старый солдат. Все ужасы рабства и плена с неёкак с гуся вода; синяк и раненая ногапревратности войны и только. Косички лихо отшвыривает за спину, рубаха на ней белая, подарок торговцев их Хундуна, штаныковбойские какие-то, на шнуровкеоттуда же, с хундунского базара, тяжёлый меч, прихваченный с собой мясницкий тесак«счастливый оружие!»и беззаботная обаятельнейшая улыбочка. И с верблюдом она разговаривает нежно, и ухитряется напевать что-то на своём языке, изрядно отличающемся от лянчинского, и жизнью довольна совершенно честно. Счастливая женщина!
Даёт Ри-Ё и Юу палочки солисмеётся. Со своей товаркой по несчастью, Нодди, пересмеивается, болтая на совершенно дикой смеси лянчинских слов, слов шаоя и, вероятно, слов народа Нодди:
Нодди, Творец сущимотец или мать, а? Что твой варвар говорить?
ТворецОтец-Мать, Творецвсё, отвечает Нодди невозмутимо. Отец-Мать послал удачу, сестра. Мирдобр, жизньхороша.
Мывсех победить, домой вернуться, Лотхи-Гро машет рукой на запад, ятуда, а тытуда, и машет на восток. От варвар детей рожать. Да?
Нет, говорит Нодди. От лянчинец рожать. Только найти лянчинец себечтобы красивый, как конь, спокойный, как верблюд.
Лотхи-Гро хохочет, смеются девочки-волчицы. Волки переглядываются, делают вид, что это их не касается.
В вырезе рубахи я вижу часть повязки у Нодди на рёбрахкровь не проступает, бальзам торговцев сработал хорошо. Похоже, старые бойцы и впрямь не умирают.
Эткуру и Ви-Э обмениваются боевым опытомон у них первый, у обоих. Со вчерашнего дня обсуждают с горящими глазами непревзойдённую отвагу друг друга и будущие подвиги. Ви-Э сдвигает брови и декламирует куски из эпической поэмы «Западный Перевал», Эткуру слушает воодушевлённо, кивая в патетических местахон сделал большие успехи в языке Кши-На за последнее время.
После драки на базаре Эткуру вообще подтянулся и воспрял духом: больше не ноет, не брюзжит и не раздражается на всё и вся. Война действует на лянчинцев благотворнокак ни дико это сознавать.
Зной утомляет безмерно. Я чувствую себя, так же скверно, как мои друзья-кшинассцысам северянин. Не перестаю удивляться тому, что на этой мёртвой земле кто-то может чувствовать себя хорошо: долговязые пауки, стремительно переставляющие ножки-волоски по раскалённому песку, змеи, ползающие не по поверхности песка, а внутри него, ещё какие-то странные существа Песчаные сверчки скрипят отвратительным металлическим скрипом, с присвистомто же самое «вик-вик», только раз в пять громче. Попался песчаный драконто ли сухопутный крокодил, то ли смутное подобие варана, чуть не двухметровой длиныинтересно, что такие твари жрут Нас сопровождает птицакрупная, высоко, виден только распластанный в парении тёмный силуэт, а его тень скользит по барханам.
Мы едем целый день в таком темпе, какой действительно не вынесли бы лошадино на верблюдов палящий зной, похоже, не действует. К вечеру наш отряд подходит к горам сравнительно близкотут, между камней, если верить лянчинцам, встречаются родники. Вечер отвратителен: закат заливает пустыню запёкшейся кровью, багровое солнце валится за голый горизонт. Свежеет, конечно, зато сразу появляются какие-то крохотные мошки и толкутся в холодеющем воздухе.
Водаприметна. Крохотный родник, бьющий из скалы и уходящий куда-то под каменьа вокруг, на щербатых валунах зелёная плесень лишайника. Напоить всех верблюдов из этой чайной ложкиневозможное дело, и они, огорчённо вздыхая, ложатся на остывающий песок. Девочки наполняют холодной водой фляги. Ночь, как чёрный занавес, валится на мирникаких северных нежностей, вроде сумерек, тут не предусмотрено. Звезда Элавиль сияет над пополневшим лунным серпомлянчинцы смотрят на неё нежно, в своей молитве или медитации без слов.
Я думал, что придётся обойтись без огня, но Анну и лянчинцы, которым случалось воевать в песках, ухитряются найти топливо. Какие-то сухие хворостинки, жёсткие и гибкие, как обрезки медного кабеля, разгораются долго и потом еле тлеют. Анну расставляет караулы, садится около костерка и смотрит на этот огонёк, кусая губы. Никто не рискует к нему соваться.
Даже лянчинцы устали от жары, поэтому праздных разговоров не ведут. Я успеваю заметить, что всё, кроме караульных, засыпают очень быстрои сам выключаюсь, как только опускаю голову на верблюжью попону.
Меня будит неожиданный шум. Подскакиваю, в первый момент ничего не могу сообразить: темно, только светит луна, идрака, кажется. Прямо рядом со мнойРи-Ё сцепился с кем-то, все повскакали с подстилок, кто-то зажигает импровизированный факел из тряпки, намотанной на ножныв неровном свете волки рассматривают злоумышленника.
Ри-Ё заломил его руку к плечу, шипит:
Ты хотел убить Учителя?! Кто тебя послал?! и осмеливается орать по-лянчински. Госпожа стража, высолдаты или кто?!
Подходит Анну. С нимволки из свиты и Дин-Ли, всев ярости.
Караульныхко мне! рявкает Анну. Как этот здесь оказался?!
А я, наконец, тоже рассматриваю «этого». И у меня случается глубокий шок.
«Этот», насколько можно судить по типу лицапустынный дикарь, нори-оки, соотечественник нашей Нодди. Юнровесник Ри-Ё, насколько я могу судить. Кожа тёмная, как у мулата, копна кос в пёстрых пластиковых зажимах в виде звёздочек, футболка с эмблемой КомКона, потрёпанные джинсы и белые кроссовки. На ремнесовершенно варварские ножны из дерева и кожи, а в нихобсидиановый кинжал с деревянной рукоятью.
Мне это снится. У капитанасолнечный удар. Ночью.
Дикарь-галлюцинацияхорошенький, как кукла. Хорошенький, чистенький и холёный. Этоне нги-унг-лянец, а подделка. Киборг. Неудачная подделка.
Я ничего не понимаю, командир, говорит Олу. Он мимо нас не проходил.
Это правда, кивает Келсу, его подруга. Мы бы его увидели.
Мимо нас тоже не проходил, откликаются часовые с другой стороны.
Поддельный дикарь смотрит на меня дивными очами, огромными, тёмными и блестящими, как у куклы, в длиннющих ресницах, и говорит по-русски:
Я не хотел никому зла. Я хотел спросить, как ты сюда попал, чужой ой, то есть, как ты попал, землянин.
Они его и запрограммировали неудачно!
Он говорит не по-нашему! тут же замечает Нодди.
По-нашему он говорит, говорю я. Ри-Ё, отпусти-ка это чудо природы, я с ним побеседую.
Ри-Ё с неохотой выпускает руку галлюцинации. Киборг делает совершенно живое человеческое движение существа, которому больно и хочется потянуться, и говорит Ри-Ё по-лянчински:
Прости. Я не хотел тебя будить. И убивать твоего учителя тоже не хотел. Это правда.
Что это значит? спрашивает Анну подозрительно.
Чудит тут кто-то, вот что это значит, говорю я. Тут, видимо, кто-то из наших живёт, в этих горах. Отшельник. Есть такие, знаешь безмолвия ищут. Иногда уходят страшно далеко от родных мест. Я вот тоже забрался далеко от доматы знаешь
Этот, что ли, отшельник? спрашивает Анну. Он же нори-оки!
Да нет, говорю я, тщательно подбирая слова. Он, я думаю, ученик нашего скажем, знахаря. Ты ведь в курсе, Анну, тебе Ар-Нель рассказывал, что я умею кое-что: раны лечить, глаза отводить
Лицо Анну делается спокойнее. Юу говорит:
Вот как этот парень прошёл мимо караульных. Ник так мою Сестрёнку то есть, Государыню с Вассалом Ча во Дворец провёл когда-тоникто из гвардейцев не слышал.
Я его слышал, тут же вставляет Ри-Ё.
Я тебе на ногу наступил, говорит киборг по-лянчински и хихикает. Темно
Ри-Ё фыркает и показывает киборгу рукоять меча. Тот пожимает плечами и обезоруживающе улыбаетсяего дивные зубы блестят в темноте на тёмном лице.
Он безопасен, говорю я. Веришь мне, Анну? Он так же безопасен, как и я. Просто увидел меня, захотел поговоритьи отвёл глаза нашим людям, чтобы не помешали. Но наступил на ногу Ри-Ё, потому что обалдуй
Анну вздыхает.
Идите спать, говорит он волкам, но в его тоне я слышу несошедшее напряжение. Анну обращается ко мне. Ник, я не люблю колдунов.
А я люблю, говорю я. Я хочу пообщаться с его наставником, Анну. У нас есть раненые, а у его наставника наверняка есть хорошие травки. И ещё одна причина естьнекоторые старые знахари знают средство от лихорадки я хочу попросить, чтобы он Элсу заговорил. Ты не беспокойся, Анну, я как был, так и остался за тебя. Ар-Нель мне верит, когда я говорю, что опасности нет.
Анну хватает меня за локоть и оттаскивает в сторону.
Ник, говорит он тихо, а твои знахари умеют гадать? Он может погадать, жив Ар-Нель или нет?
Что я могу сказать ему
Я спрошу, обещаю я, чувствуя себя шулером.
Всё это время киборг стоит рядом с Ри-Ё и разглядывает Ри-Ё в тусклом лунном свете. Как картинувосхищённо и задумчиво, хотя мой паж явно прикидывает, не стоит ли обнажить меч и показать этой пустынной нечистой силе, где раки зимуют.