Прогрессоры - Максим Далин 30 стр.


 Ты умрёшь сегодня,  бросил Бэру, щурясь. Как оплеуху. Что теперь скажешь?

 Жаль,  тихо сказал язычник, опуская голову.  Как жаль

 Что сразиться с Анну не выйдет?  Бэру с удивлением услышал в собственном голосе отвратительное злорадствои его снова замутило.

 Анну говорил мне, что выблагословенный клинок, который сам выбирает себе руку,  сказал Ча, разглядывая букашку, ползущую по половице.  Он не сомневался, что вы выберете руку Творца, Учитель, а вы, мне кажется, готовы выбрать руку мёртвого Льва,  Ча поднял глаза, полные слёз, и Бэру вдруг с ужасом подумал, что эти слёзы вызваны не страхом, а жалостью или, точнее, действительно, сожалением. О жизнии о нём. Творец мой оплот, разочарованием, тяжёлым разочарованием!  Быть оружием мертвеца против живыхразве это достойная участь, Учитель?

 Ты понимаешь, что с каждым словом приближаешь смерть?  спросил Бэру.

 Да. Я вижу, вам тяжело меня слушать, Учитель. Я тоже исходил из неправильных посылокмне казалось, что вы не станете убивать говорящего правду. Простите,  закончил Ча кротко.

Бэру прокусил губу насквозь, ощутив солёность собственной крови.

 Ты хоть представляешь себе, что чувствует человек с содранной кожей?  спросил он наотмашь.

 Смутно. У нас в Кши-На так не казнят даже убийц но догадываюсь, конечно А вы хотите причинить боль мне или Анну, Учитель?  вдруг спросил Ча тоном спокойного понимания.  Неужели они все настолько ошибаются в вас, а вы можете делать правильные политические подлости в духе мёртвого Льва? Или это месть лично мне?

 Шису!  рявкнул Бэру, поворачиваясь на каблуках.

На террасу вошёл брат из караула и склонил голову, ожидая приказаний. Ча вморгнул слёзы и посмотрел вопросительно.

 Шису,  приказал Бэру, чувствуя, как потихоньку отлегает от сердца,  отведи северянина наверх, в свободную келью. Пусть ему дадут поестьи присматривай, чтобы он не шлялся по Цитадели!

 Благодарю, Учитель,  сказал Ча, и Бэру снова послышалась тень насмешливой улыбки в его голосе. Вот же дрянь, подумал Бэру с какой-то даже нежностью, а Ча продолжал.  Простите, я не выбрал момента сказать, как меня восхищает сад Цитадели. Столь прекрасных мальв я не видал никогда.

Он отдал поклон и вышел за Шису походкой рассеянного ребёнка, а Бэру, слизывая кровь с губы, остался думать.

Запись 148-03; Нги-Унг-Лян, Лянчин, Чангран.

Чангран горит. Чёрный чадный дым заволок горизонт, встаёт над городской стеной грибовидной атомной тенью. Синяя Цитадель ощетинилась ракетным комплексоми я отчётливо вижу, как ракеты наводят в сторону нашего походного госпиталя, нескольких стандартных палаток из брезента цвета хаки, с красными крестами. Меня трясёт от ужаса и беспомощности. Анну смотрит в бинокль в сторону Дворца, откуда, пыля, идёт колонна БТРов. Юу говорит: «Не прикидывайся, Ник. Ты прекрасно знаешь, что нам нужны молнии, которыми вы, полубоги, располагаете. Трусишь, да? В тылу отсидеться хочешь?» Ар-Нель, неожиданно роскошный, в расшитом кафтане по щиколотку, с длинными серьгами в ушах, увешанный ожерельями и браслетами, как дома, крутит в пальцах веточку цветущего миндаля и говорит, презрительно воздев глаза и обращаясь к потемневшим небесам: «Ах, драгоценный Л-Та, вы же знаете, что Кодекс Этнографического Общества предписывает милейшему Вассалу Нику позицию полного невмешательства ни во что! Какие молнии, оэ! Нет у землян молний. Спутники с ядерными зарядами на орбите, вероятно, есть, но бластеров у них тут нет, я вас уверяю»

Кто-то гладит меня по щекеи я словно с высоты падаю.

Небо начинает светлетьпрозрачный предрассветный полумрак. Прохладно. Отчаянно несёт гарью. Тело ломит, особенно шеяя, оказывается, лежу на полупустом мешке с зёрнами «кукурузы», ласково обнимая обломки ящика. Рядом со мнойМарина и Ри-Ё, в одежде, перемазанной копотью, с осунувшимися усталыми лицами.

 Я что, спал, что ли?  глупо спрашиваю я, ощущая прилив бесконечного счастья.

Марина улыбается, кивает. Ри-Ё говорит, протягивая расписную глинянную чашку с надбитым краем:

 Учитель, хотите сяшми? Надо просыпаться, простите меня. Господин Анну говоритскоро будет бой.

Только сяшми мне сейчас не хватало Я тру глаза, Ри-Ё отставляет чашку, придвигает миску и берёт кувшин с водой. Я умываюсь и постепенно начинаю соображать.

Почти все мои пациенты спят. Раненых больше, чем мне казалось; когда мы успели всем помочьне постигаю Волки притащили сюда, к базарному трактиру, тюфяки из тюфячной лавки и какое-то тряпьё разной степени ценностигоспиталь выглядит, как лагерь беженцев. Кирри по третьему кругу замораживает ожоги и колет обезболивающее нашим обгоревшим; среди нихи тот самый дворцовый волчара, с которым мы сцепились ночью. Он притих, устал от боли и больше не отказывается от помощи. Соотечественники Кирри спят в куче, как котята, сложив друг на друга руки-ноги. Подруга-трофей дремлет на коленях у Юу, сцепив руки у него на пояснице. На нейчистая рубаха, её ноги прикрыты вышитой занавеской, Юу гладит её по плечу и смотрит с болезненной нежностью, которой, казалось бы, на войне совсем не место. Да этой парочке вообще здесь не место! И Элсу, спящему тяжёлым сном лихорадящего рядом со своей бессменной телохранительницей Корутоже! Интересно, здесь у нас тыл?

И надолго ли?

 А где Анну?  спрашиваю я.

 Расставляет своих людей,  говорит Марина.  Эткуру и Ви-Э с ним. Ему нужны все; видишь, оставил тут только раненых и северян. Боится за послов впрочем, Дин-Ли с ним. Я сама задержалась только потому, что за вас как-то неуютно. Мы в самом центре событий. Трудно быть уверенной в чём бы то ни было Хочешь поесть?

Я не уверен, но киваю. Марина разворачивает кусок полотна, вытаскивает пару лепёшек, пахнущих гарью, и сильно пахнущую гарью копчёную козью ногу. Ри-Ё разливает в разнокалиберные чашки сяшми из вместительного и очень изящного чайника тёмной глины, с прихотливым рельефным орнаментом в виде цветочных гирлянд. Сяшми тоже отдаёт гарьючто делает благородный напиток уж совсем нестерпимой гадостью. Подходит Кирри, присаживается на корточки и отрезает кусочек мяса стеклянным ножом. Ри-Ё подаёт очередную чашку сяшми Юу, тот выпивает залпом. Просыпается лянчинка, облизывает губымы даём ей воды со стимулятором, она жадно пьёт. Я смотрю на неё: метаморфоза идёт на всех парах, на удивление хорошо, будто у них с Юу был тщательно спланированный поединок по страстной любви. Она украдкой ощупывает сквозь рубашку собственную грудь; вид у неё трогательно беззащитный и несколько потерянный. Юу что-то шепчет лянчинке на ухо, и она прижимается к нему, зажав его одежду в кулаки. Они откусывают от одного куска лепёшки и пьют сяшми из чашки Юу.

 Умная,  негромко и одобрительно говорит Кору.  Вот я была та ещё дура

В городе страшно тихо. Мне кажется, что я слышу какие-то далёкие звуки, но это, вероятно, только кажется. Самый тихий час, последний перед рассветом. Ловлю себя на мысли, что страстно не хочу, чтобы он кончался. Я боюсь за своих друзей. Я впервые в жизни вижу войну изнутрии она уже надоела мне до невозможности. Я её ненавижу.

Слышатся шаги. Кто-то оступается на обломках баррикады.

Кору фокусным движением вытаскивает из-за спины пару пистолетов.

 Не надо,  говорит Марина.  Это Дин-Ли.

Кору кладёт пистолеты рядом с собой. Дин-Ли возникает из-за закопчённой стены, как привидение. Кланяется так светски, что это странно видеть здесь.

 Уважаемая Госпожа А-Рин,  говорит он извиняющимся тоном,  вы просили предупредить, когда изменится обстановка. Обстановка изменилась. Я бы настоятельно посоветовал вам, Уважаемая Госпожа, остаться здесь, по крайней мере, пока.

Марина стряхивает крошки с рук и встаёт.

 Всё так плохо?

 Плохо. Везут пушки от Дворца. Из Данхорета прибыл гонец, сообщивший, что армия на подходе.

Марина внезапно улыбается.

 Погодите, Дин-Ли, милый Кому гонец сообщил?

 Анну  Дин-Ли тоже улыбается.  Да, но это ничего не значит.

 Я так не думаю,  говорит Марина.  Мы идём вместе. Ник, ты останешься с раненымии я пришлю сюда людей, как только появится возможность.

 Вообще-то, хорошо бы,  говорит Юу.  Если что, раненых перережут первыми. Здоровых здесь маловато, защищать их некому

Мы переглядываемсяи глаза Марины темнеют.

 Дорогой Л-Та, я каждую минуту буду думать об этом,  говорит она.  Ник, я надеюсь на вас.

 А-Рин, я люблю тебя,  говорю я, нарушая кшинасский придворный этикет. Но не могу не сказать.

 Ты так и не перестал быть варваром с диких гор,  сокрушённо вздыхает Марина, вызывая смешок у северяни уходит вместе с Дин-Ли, унося с собой половину моего сердца.

Что меня всегда удивляло, так это белизна рассвета

Закат почти всегда, во всех мирах, багров, кровав, залит расплавленным золотом, пурпуренчто-то такое в нём патетическое, драматическое, тревожное этакие пышные похороны дня по всем классическим канонам. А вот новый день рождается негромко и неярко. Чуть заметная позолота, еле ощутимая розоватостьв море утренней белизны, нежно и светло, внушает радость и надежду, просто прогоняет тьму и всё, без всякого пафоса, нажима и напряжения. Иредко наблюдаемое таинство: на закате мы бодрствуем, совы, так сказать, а на рассвете мы спим. Наверное, поэтому оптимистов на белом свете меньше, чем пессимистов

И вот небо над Чанграном такое белёсое, еле-еле розоватое, чуть золотистое, и воздух пахнет утром, свежим утром с примесью горелого дерева, тряпок и мясаи я это всё ощущаю, как последние минуты тишины. Обожжённый волк, чьи щека, подбородок, шея и грудь уже не выглядят, как ночной кошмарпокрыты сероватой пенкой «заморозки», регенератора для тканей, повреждённых термически, вдруг садится на тюфяке, поджав ноги, прикусывает костяшки пальцев и начинает плакать. Без рыданий и прочих спецэффектов, но слёзы льются потоком.

 Тебе больно?  спрашивает Кирри.

 Меня-то за что убьют вместе с вами?!  выдыхает он тихо и отчаянно, в смертной тоске.  Я-то Льва не предавал, янаоборот, что ж, я виноват, что ли?!

 Вот за это мы и воюем,  говорит Кору.  Ты не предавал, а тебя предадут. Тебя уже списали со счетов, дурак ты. И никому ты ничего не докажешьтебя назовут врагом и казнят, как врага, в тебя будут плевать, а тебе только и останется, что распускать сопли и тратить влагу в пустыне. И знаешь, брат, это ведь всегда так: пока ты плюёшьвсё кажется хорошим и правильным, а стоит только понять, что будут плевать в тебятак и открываются глаза. Появляется охота скулить: «А за что меня-то? Я же был хороший, как все, как велели» Скажи, права ли я?

 Тыженщина,  пренебрежительно бросает волк.

 Тебя надо было обрезать, чтобы ты лучше понял, чего стоишь на этой земле?  усмехается Кору.  Зря вас жалеют, зря. Нас всех надо возить мордой по грязи, пока не поймём

Просыпается Элсу, трёт глаза, сипло говорит:

 Кору, ты чего бранишься?

Кору тут же забывает про волка, наклоняется к своему Львёнку, помогает ему устроиться удобнее, даёт напиться:

 Как ты, командир? А?

 Хорошо молился,  шепчет Элсу.  Творец, видно, услышал.

И мне кажется, что я слышу далёкий топот копыт. Кавалерия идёт? Это даже не столько звук, сколько ощущение вибрации почвы, воспринимаемое спинным мозгом больше, чем ухом.

Всадники и пушки.

 Ник,  вдруг говорит Юу,  это Рийну. Я мне очень хочется, чтобы она жила. Мы, знаешь встретились глазами в драке и вышло что-то я не думал, что на войне так бывает. Нам всё стало неважно. Бой, не бой мы одни были среди этой свалки. Хок, Ник, мы ведь ни о чём не думали, ни о наших странах, ни о вере Солдат говорит «трофей», когда ему неловко сказать «возлюбленная»

Рийну кивает, прислонившись к плечу Юу как-то совершенно по-родственному. Юу обнимает её и прижимает к себе.

 Если всё это выгорит,  говорит он,  я поговорю с её родителями. Объясню. У нас будет свадьба, знаешь, правильная свадьба, с Озером Звёзд, с пионовыми пирожными, с целованием клинка чтобы все видели, весь Чангранмы друг другу принадлежим на равных правах. ПростоНебеса судили ей быть женой, а мнемужем. А вот если я умру сегодня

 Тогда и я умру,  вдруг спокойно и твёрдо говорит Рийну.  Разве мне тебя простят когда-нибудь, если ты умрёшь, а твои Львята проиграют? Думаешь, я после этой ночи смогу быть рабыней у всяких озабоченных гадов? Прости, Барсёнок, этого не будет.

Юу целует её руки, отстраняет их от себяи заряжает пистолеты.

 Мы уедем в Кши-На,  говорит он, улыбаясь.  В Тай-Е, в город, прекраснее которого нет на свете, в Тай-Е, к моему Брату, к моим Сестричкам и к моей Сестре-Государыне. И ты будешь придворной дамой, самой красивой из всех, а я нарисую тебе на веере двух фениксов.

 Почему?  спрашивает Рийну и заряжает третий пистолет.

 Фениксы означают полёт душ. Мы взлетели в небеса и встретились под самым солнцем,  говорит Юу и прислушивается.  В наших сердцах раскрывались цветы и сияли звёзды у меня никогда не получатся такие дивные фениксы, как у Ча, он рисовал лучше всех при дворе но тебе понравится

 Мне понравится,  говорит Рийну.  Ты убьёшь меня, если не будет другого выхода, Барсёнок? Если у меня не хватит сил?

Юу кивает.

 Посмотрите, как эти двое друг друга хоронят!  фыркает Кору.  Спасибо, братья-сёстры, лошади дворцовой стражи увязнут в этом море соплей, мы победим!

Элсу невольно улыбаетсяи Юу с Рийну смеются. И мы слышим пушечный залпи далёкую пальбу из ружей.

Просыпаются нори-оки, тянут Кирри за одежду, расспрашивают вполголоса; он, присев рядом на корточки, говорит и улыбаетсякак взрослый, успокаивающий детей. Раненые волки, накаченные стимуляторами, мечутся во сне. Ри-Ё смотрит на меня вопросительно: «Началось?»

Рийну делает попытку сестьи еле сдерживает крик.

 Скоро пройдёт,  говорит Юу, и вид у него такой, будто это он ломается.

 Анну встретил наших у Дворцовых Ворот в город,  говорит Рийну сквозь зубы, пытаясь вморгнуть выступившие слёзы.  Это не по нему. Это он. Со сторожевых башен.

 А наши-то,  бормочет обожжённый волк,  наши у Дворцовых ночная стража что с ними? Мёртвые? Предали?

 Половина на половину, наверное,  предполагает Кору.

Элсу сжимает кулаки.

 Там Анну, там Эткуру а я тут

 А ты, командир, сунулся под пули вместо того, чтобы смотреть и слушать,  говорит Кору с ласковой укоризной.  Потому что ухитрился оскорбиться, когда дворцовые псы орали всякую ересь. Всегда был вспыльчив, Львёночек

 А где Мидоху?  вспоминает Элсу.

 Убит.

 Ох

 Война, командир. И мне жаль

Пушки грохочут снова.

 Идиоты,  бормочет обожжённый волк.  Куда же они лезут?! Канониры Анну стреляют со стеннаши на тракте, как мишени

 Ждали, что Анну сделает так же,  усмехается Рийну, кусая губы.  Ждали людей Анну, стоя на стенах, держали фитили наготове, думали, он сдурита теперь сами творят эту глупость.

 Или этопредательство!  рычит обожжённый.  Кто-то во Дворце решил положить братьев у этих адовых ворот, суки!

 Они просто не верят, что Чангран уже наш,  говорит Кору презрительно.  Они думают, что им дадут прогарцевать по городским улицам, а мы будем лежать тут ниц, в пыли, и ждать, когда они нас расстреляют! Ох, и дерьмо же

Элсу смотрит на Кору с тихим обожанием.

 Кору, солнце моё, метаморфоза превращает в бабочек северянок, но не тебя!  говорит он восхищённо, и Кору прячет в ладони довольный смешок.

 Правильно делает,  говорит Рийну.  Всё делает правильно. Мне нравится твой командир, Барсёнок.

 Ненадолго,  говорит обожжённый.  Если девка права, то наши ещё опомнятся.

 Меня называешь девкой, ординарца Львёнка?  удивляется Кору.

 А как тебя называть, братом?!  огрызается обожжённый волк и тоже удивляется, потому что реплика вызывает смех не только у Элсу, Юу, и самой Кору, но и у проснувшихся раненых.

Канонада, тем временем, превращается в настоящую артиллерийскую дуэль. Грохот разрывов. Стрельба из пистолетов почти не слышна за пушечной пальбой.

 Ага. Наши развернули лафеты,  говорит обожжённый.  Сейчас высадят воротаи в преисподнюю

 Наверное,  соглашается Рийну.  А чему ты радуешься? Тебя, брат, обрежут или прирежути разбираться не будут, за кого ты переживал.

 Как можно быть настолько развратным типом, чтобы рубиться с врагом, а думать о его телене постигаю,  бормочет обожжённый, но это уже просто попытки заглушить страх и ощутить себя на высоте.

Назад Дальше