Так вот, продолжал Кольман, пелефон он тоже отключил. Никакой инфрмации. Я его искал два дня, друг все-таки, и депрессия у него Спрашивал у знакомых. Но Айзик сам сказал, что уезжает, чтобы побыть один, и никому адреса не оставляет. Чтобы не искали Там, куда он собирался ехать, он никого не знал и ни с кем знакомиться не собирался Никто не знал, где он находится, ни одна живая душа. В общем, сегодня утром он вдруг позвонил и сказал, что все, больше жить не может, хочет покончить с собой. Я стал просить, чтобы он меня хотя бы выслушал, я бы ему помог Не знаю как, ну это другой вопрос. В общем, адрес он мне сказал и бросил трубку, а я позвонил в полицию, потому что
Кольман замолчал и повел машину на крайнюю правую полосу начинался поворот на Модиин. Проскочили туннель, выехали на новую трассу, вдали показалась группа коттеджей.
Вон там, нервно сказал Кольман. Он сказал: не доезжая до Модиина новый поселок.
Поселок оказался состоящим из двух десятков двухэтажных коттеджей с небольшими участками земли. Деревья между домами были высажены, судя по всему, недавно, и листва еще не успела выгореть. У Берковича возникло смутное ощущение чего-то неправильного, но что именно ему не понравилось, он так и не сумел определить. Кольман подъехал к одному из коттеджей, резко остановил машину и заглушил двигатель.
Это здесь, неожиданно севшим голосом сказал он.
Выходить на жару Берковичу не хотелось, но все-таки пришлось открыть дверцу и впустить в легкие воздух, в котором, казалось, не было ни молекулы кислорода. Он быстро прошел к двери и толкнул ее, поскольку она была чуть приоткрыта. В холле было не прохладнее, чем на улице. Сзади тяжело пыхтел Кольман.
Вы уверены, что это нужный дом? спросил Беркович. Похоже, что здесь никого нет. Слишком тихо.
Адрес правильный, шепотом произнес Кольман. А почему дверь не заперта?
Постойте здесь, решил Беркович. Я осмотрю дом.
На первом этаже были еще две комнаты, одна из них спальня, в которой сегодня наверняка кто-то спал, постель была еще не убрана. На втором этаже были две комнаты совершенно пустые, пол был покрыт пылью, сюда явно не ступала нога человека. А в ванной
Это был, видимо, действительно Айзик Михаэли. Молодой человек, бывший при жизни высоким и смуглым, наверняка любимцем женщин. Сейчас он висел в петле, наброшенной на крюк от газового нагревателя. Беркович дотронулся до руки повешенного. Судя по всему, умер Михаэли часа два-три назад. Впрочем, при такой жаре может, прошло и меньше времени.
Беркович не стал разрезать веревку. Он поднял лежавший на полу ванной легкий стул (на него, видимо, встал самоубийца, а потом оттолкнулся ногой). Процедура была неприятной, но что поделаешь Беркович взобрался на стул и осмотрел шею трупа. Похоже, что Михаэли действительно проделал все сам во всяком случае, следов борьбы нет.
Сдавленно охнул появившийся в двери ванной комнаты Кольман.
Я же просил не входить, резко сказал Беркович, слезая со стула.
Он что-же шепотом произнес Кольман, он
Похоже на то, сказал Беркович, вытянул из бокового кармана коробочку сотового телефона и набрал номер инспектора Хутиэли.
После короткого разговора (инспектор приказал ничего не трогать и обещал прибыть сам минут через десять-пятнадцать) Беркович, взяв совершенно поникшего Кольмана под руку, спустился в салон нижнего этажа, усадил начавшего вдруг дрожать молодого человека в кресло, а сам подошел к окну.
Поблизости были еще несколько коттеджей, но, похоже, далеко не во всех жили. Довольно уединенное место. Для человека, решившего покончить с собой, можно сказать, идеальное. Здесь можно прожить неделю, не встретив никого из соседей.
В дверь постучали. Слишком рано, подумал Беркович. Впрочем, это наверняка был не инспектор сержант не видел подъезжавшей машины и не слышал шума мотора. Он рывком открыл дверь. На пороге стоял мальчик лет десяти, в руке он держал утренний выпуск «Едиот ахронот».
Э удивился мальчик, увидев Берковича, я, собственно Айзек просил газету, вот
Спасибо, сказал Беркович и взял газету из рук мальчика. Тот пустился бежать прежде, чем сержант успел попросить его остаться. Беркович проследил взглядом: мальчишка бежал к третьему по счету коттеджу, единственному в этом ряду, где, судя по открытым окнам, жили люди.
Сержанту пришло в голову, что он упустил нечто важное. Нужно было спросить мальчика о чем?
Додумать мысль Беркович не успел послышался вой полицейской сирены, и со стороны шоссе показались сразу две машины: полиции и скорой помощи. Через минуту в салоне началась суматоха, эксперты поднялись наверх, инспектор подошел к Берковичу и спросил:
Этот Кольман он может что-нибудь сказать? Почему Михаэли мог покончить с собой? Когда он видел приятеля последний раз? Ты спрашивал?
Думаю, произнес Беркович, вспомнив наконец фразу, не дававшую ему покоя, думаю, что Кольман видел Михаэли последний раз сегодня утром перед тем, как позвонил нам. А чуть раньше он повесил приятеля в ванной.
Что?! вскочил Кольман, слышавший все, что говорил Беркович. Вы с ума сошли?
Спокойно, сказал сержант. Думаю, вам лучше признаться, потому что, когда мы найдем доказательства, ваше признание уже почти ничего не будет стоить
Какие доказательства? бушевал Кольман, а инспектор с интересом наблюдал за этой сценой.
Одно я вам назову, мирно произнес Беркович. Ваши слова: «Айзик никому не сказал, где он. Никто не знал, где он находится, ни одна живая душа».
Ну!
А что же этот мальчик? Он принес газету для Айзека В день самоубийства Если ваш приятель хотел покончить с собой, стал бы он в такой день просить какую-то газету?
Я на вас пожалуюсь! продолжал кипятиться Кольман, но Хутиэли уже принял решение.
Поедете с нами, распорядился он. Подождем доказательств. От них зависит, будете вы свидетелем по делу или подозреваемым.
Выстрел в упор
Рано утром Беркович проснулся от грохота и решил спросонок, что в квартире началась пальба. Он приподнялся на локте и готов был уже вскочить на ноги, но в это время за окном полыхнула молния, и Борис, успокоенный, повалился на бок. Господи, всего лишь гроза Странная нынче стояла погода днем парило, как в бане, а ночью с моря начинал дуть прохладный ветер и на набережной появлялись толпы тель-авивцев, желавших охладить мозги после немыслимо трудного дня. К утру ветер утихал, и город опять превращался в сауну. Может, сегодня, после грозы, все будет, наконец, иначе?
Сон пропал, и Борис начал думать о том, что сегодня пойдет с Наташей в кино. Поссорились они еще на встрече Нового года, который в Израиле целомудренно именовался праздником Сильвестра. Чем католический святой Сильвестр лучше католического же Санта Клауса, Беркович понять не мог, да и не старался. Почему Наташа на него обиделась, он сейчас уже не помнил, но не разговаривали они почти четыре месяца, помирившись только перед наступлением Песаха. Сегодня Борис собирался повести Наташу смотреть «Титаника» и очень надеялся, что первый за две недели выходной пройдет без происшествий и размолвок.
К вечеру около Синематеки собралась толпа израильтян, желавших поучаствовать в давней трагедии и утонуть вместе с фешенебельным лайнером. Билеты Борис купил в предпоследнем ряду, и фильм Наташа смотрела, опершись на его руку, что Берковича вполне устраивало. Его бы устроила и последующая прогулка по набережной, но ведь полного счастья на свете не существует, и кому, как не сержанту полиции, знать об этом?
Сотовый телефон затренькал, когда корма «Титаника» уже скрывалась под водой.
Почему ты его не выключил? спросила Наташа, не отрывая взгляда от экрана.
Не имею права, вздохнул Борис, вдруг что-то случится, инспектор с меня шкуру спустит
Звонил, естественно, Хутиэли.
Сержант, сказал он, если ты дома, я вышлю патрульную машину. Если нет
Я в Синематеке, признался Беркович, смотрю фильм.
С Наташей? догадался инспектор. Сколько осталось до конца?
До конца фильма минут десять. До конца свидания, думаю
Ничего, Наташа тебя простит. Машина будет ждать у выхода. Поедешь в Южный Тель-Авив, там один болван убил другого.
От жары, наверное, сказал Беркович и выключил аппарат.
Опять мне придется ехать домой одной, пробормотала Наташа. Не нужно было мне с тобой мириться. Утонуть спокойно не дадут.
Переселяйся ко мне, сказал Беркович, и все проблемы решатся.
Это что, предложение? изумилась Наташа. Однако, время ты выбрал Вернись к нему после того, как закончишь расследование, хорошо? Если, конечно, не забудешь.
А ты мне напомни.
Никогда!
Машина действительно ждала в переулке у выхода из кинотеатра. За рулем сидел патрульный Фадида и слушал по радио марокканские мелодии. Наташа махнула Борису рукой и поспешила к автобусной остановке, а Фадида помчался по улице Карлебах, будто убитого еще можно было спасти.
Дом, где произошла трагедия, был огромным многоквартирным монстром, одним из многих, что выросли в этой части Тель-Авива в последнее десятилетие. Квартиры здесь были довольно дорогими, и большинство хозяев сдавало их внаем. Возле дома, где произошла трагедия, стояла толпа зевак, две полицейские машины с мигалками и скорая помощь. Беркович поднялся на лифте на пятый этаж в сопровождении Ноама Лившица из следственной бригады.
В полицию позвонил приятель этого Арика Зингера, рассказывал Лившиц по дороге. Они договорились вечером встретиться, приятель его зовут Шимон Вингейт немного запоздал. Разговор у них должен был быть не из приятных о женщине. Когда Вингейт вошел
Рассказ пришлось прервать, потому что лифт остановился, и Беркович вышел на площадку пятого этажа. Дверь в квартиру Зингера была открыта настежь, из кухни доносились голоса, и Беркович направился прямо туда. За столом сидел молодой мужчина с длинной косичкой по последней моде. Перед Вингейтом наверняка это был он стоял незнакомый Берковичу полицейский, так и ждавший момента, чтобы передать подозреваемого с рук на руки представителю криминального отдела.
Беркович представился, сел перед Вингейтом, вытер шею платком в квартире было жарко, кондиционер не работал.
Расскажите с самого начала, предложил он. Я хочу услышать о том, что случилось, прежде чем осмотрю место, где все произошло.
Это была необходимая самооборона! воскликнул Вингейт. Я не собирался его убивать! Просто он напал на меня, и мне ничего не оставалось
Этот молодой человек, вмешался полицейский, стрелял в хозяина квартиры из своей «беретты».
А до того Арик выстрелил в меня! воскликнул Вингейт. Слава Богу, не попал, вот мне и пришлось Он бы меня убил точно!
Вы повздорили? спросил Беркович. В чем причина?
Сарит вот причина, мрачно сказал Вингейт. Она встречалась с Ариком три года, а потом ушла ко мне. Арик не мог этого простить ни ей, ни мне. Говорил, что убьет нас обоих. Я не принимал этого всерьез, знаете, когда много кричишь, все в крик и уходит Но постоянное напряжение С этим нужно было кончать, я позвонил вчера Арику и сказал, что пора поговорить, я буду у него в восемь. Тот выругался и бросил трубку Я пришел как и сказал
С пистолетом за поясом, вставил Беркович.
Я всегда хожу с оружием! вспылил Вингейт. Я работаю на территориях, у меня есть разрешение!
Это верно, вставил полицейский, стоявший в дверях и слушавший разговор, мы проверили это сразу. У Вингейта разрешение есть, а у Зингера его не было.
Вот именно! воскликнул Вингейт. Я и не подозревал, что Арик купил пистолет! Я пришел, мы начали разговаривать сначала довольно мирно Мне даже показалось, что он уже примирился с тем, что Сарит к нему не вернется. Потом Я не помню, почему он вспылил Вижу, он бросается к ящику
Какому ящику?
Ну, в салоне, там стоит секретер Открывает ящик, вытаскивает этот чертов пистолет и стреляет Господи, как я испугался, не буду врать! Пуля взвизгнула у меня над ухом и попала в стену. Я ничего не соображал, только видел, что сейчас Арик выстрелит во второй раз и В общем, я выхватил свой пистолет И все. Он упал, как подкошенный Я постоял минуту, приходя в себя, а потом позвонил в полицию. Трубка телефона в салоне единственное, что я трогал в этой квартире до того, как появились полицейские.
Хорошо, кивнул Беркович, вы посидите здесь, а я осмотрю салон.
Он вышел из кухни, оставив Вингейта размышлять о тщетности человеческой жизни. В салоне эксперт Марк Зайдель уже закончил работу, фотограф Брискин складывал аппаратуру, а два санитара стояли в дверях, готовые вынести тело. Беркович обошел лежавшего навзничь мужчину. Руки Зингера были раскинуты, пуля попала ему в грудь, пистолет лежал на полу около правой ладони.
На рукоятке отпечатки пальцев только одного типа, сказал эксперт. Точно пока не скажу, но полагаю, что это отпечатки самого Зингера Посмотрите сюда, сержант, вот след пули.
Беркович поднял голову в стене неподалеку от входной дверью на уровне чуть выше человеческой головы была свежая царапина.
Пуля срикошетировала, сказал эксперт, и сильно деформирована. Я взял ее для исследования.
Если бы Зингер попал в Вингейта, задумчиво произнес Беркович, то ранил бы его в живот, судя по направлению движения пули, верно?
Да, согласился эксперт. Зингер выстрелил, не успев поднять пистолет до уровня глаз от пуза, как говорится. Видно, что не рассуждал, действовал импульсивно.
Конечно, согласился Беркович. А где лежало оружие?
Вот в этом ящике, кивнул эксперт в сторону секретера.
Вы осматривали ящик? спросил Беркович.
Естественно, сказал эксперт. Кроме пистолета, Зингер хранил там инструкцию от телевизора, неоплаченные счета за телефон и свет.
Вы закрыли ящик?
Я вернул все в прежнее положение.
Понятно, протянул Беркович. А перчатки? Вы не видели перчаток?
Каких перчаток? нахмурился эксперт. Я ведь обыском тут не занимался, это не мое дело.
Безусловно, согласился Беркович. Я сам поищу.
О каких перчатках вы говорите? спросил эксперт. На убитом перчаток быть не могло. Вингейт тоже был без перчаток, на его пистолете следы его пальцев.
Естественно, кивнул Беркович. Картина ясная, верно?
Вполне, сказал эксперт. Если у вас нет возражений, сержант, я дам распоряжение унести тело.
У меня нет возражений, покачал головой Беркович. Он подошел к секретеру, выдвинул ящик, тот оказался довольно тяжелым и ходил в пазах туго. Внутри действительно лежали бумаги, о которых говорил эксперт. Собственно, Беркович и не ожидал обнаружить что-то иное. Он задвинул ящик, постучал по ручке костяшками пальцев, произнес «м-да» и пошел на кухню продолжать разговор с Вингейтом.
Тот сидел в той же позе, в какой Беркович его оставил.
Вы понимаете, надеюсь, сказал сержант, что отвечать по закому вам все равно придется. Если вы действовали в пределах необходимой самообороны, суд обвинение снимет.
Я знаю, мрачно сказал Вингейт. Кошмар
Только один вопрос, вздохнул Беркович. Куда вы дели перчатку?
Какую перчатку? вскинулся Вингейт, и Беркович понял, что попал в точку.
Ту самую, которая была на вашей руке, когда вы стреляли в стену из пистолета Зингера, пояснил он. Давайте не будем играть в прятки. Перчатку все равно найдут, вы ведь не могли ее унести и выбросить. Скорее всего, она окажется в мусорном ведре.
По взгляду Вингейта Беркович понял, что и на этот раз оказался прав.
Полчаса спустя, сидя в кабинете инспектора Хутиэли, сержант излагал свою версию убийства:
Вингейт наверняка все обдумал заранее, он знал, где приятель держит оружие, и потому ссору устроил именно в салоне. Выстрелил в Зингера, убил его наповал. Потом надел перчатку, достал из ящика пистолет хозяина, выстрелил в стену в ту сторону, где минуту назад стоял сам Вложил оружие в ладонь мертвого уже Зингера Машинально закрыл ящик секретера. Вот это его и сгубило, инспектор!
Да, я понимаю, сказал Хутиэли. Если бы все происходило так, как описывал Вингейт, ящик остался бы открытым. У Зингера просто времени не было закрывать ящик