Николай СвечинУзел
Пролог
Вечером 3 сентября 1907 года Лыков и Азвестопуло вышли из пригородного поезда на платформе Чесменская Московско-Курской железной дороги. Дачный сезон заканчивался, пассажиров почти не было. Сыщики направлялись к концу дебаркадера, когда их перехватил унтер-офицер жандармской железнодорожной полиции.
Здравия желаю, господа. Куда путь держим? Готов подсказать, ежели что надо.
Ничего не надо, мы сами, попытался отмахнуться Сергей.
Но жандарм не уходил. Он пристально смотрел на путников, потом спросил:
Вы чего здесь забыли? Я баловства не допущу.
Лыкову пришлось вынуть полицейский билет. Увидев чин и должность, служивый взял под козырек.
Мы ищем одного мазурика, вполголоса объяснил коллежский советник. Есть сведения, что он может прятаться у смотрителя переезда Затулкина. Что про него скажешь?
Очень даже запросто, ответил жандарм. Дурного поведения человек. Вас проводить?
А еще поезда сегодня будут?
Через час последний.
Тогда останься здесь, кто-то должен нести охрану. Мы правильно идем? Назад около версты?
Так точно, ваше высокоблагородие. Будка Затулкина у пересечения с Перервинским трактом. Поменее версты; там еще фонарь горит.
Сыщики спустились на путь и зашагали по шпалам обратно к Москве. Было темно, со стороны Сукина болота несло тиной и чем-то еще.
Дерьмом откуда-то попахивает, сказал Азвестопуло, принюхавшись.
Вдоль Перервинского шоссе идет главная труба городской канализации, пояснил помощнику Лыков.
Куда идет? не понял Сергей.
В поля орошения.
А-а
Некоторое время они шли молча, пока их не нагнал поезд. Сыщики отошли в сторону. Поезд медленно тянулся мимо них и вдруг остановился. Лязгнула дверь товарного вагона, высунулся невидимый в темноте человек.
Принимай, нехристи!
Что-то тяжелое вылетело наружу, чуть не зацепив титулярного советника. Паровоз рыкнул и тронулся с места. Когда последний вагон прополз мимо сыщиков, хвостовой кондуктор с него крикнул:
У, ворье!
Что все это значит? спросил Азвестопуло у шефа, когда огни поезда удалились.
Пойдем-ка отсюда, пока нас не поймали, вместо ответа сказал Лыков.
Но уйти они не успели: из темноты появились полдюжины людей. Мужики обступили сыщиков, и главный спросил:
Вы че тут делаете, дурни еловые?
Да мимо шли, ответил Лыков. Нельзя, что ли?
Нельзя, ответил атаман со злостью. Считай, что пришли уже. Амба.
Наступила зловещая тишина. Бандиты сделали шаг вперед, но тут заговорил Алексей Николаевич:
Ты кого стращаешь, сосунок? На чертолом хочешь облапиться? Пупок сначала зашей.
Главный, услышав знакомые слова, сделал остальным знак: погоди. Всмотрелся в Лыкова и спросил:
Ты кто?
Тот небрежно бросил:
Своя своих не познаши, дубинородные. Сюда смотри!
Он нагнулся, взялся за железнодорожный костыль, покряхтел и рывком выдернул его из шпалы.
А теперь брысь!
Бандиты мигом расступились, и сыщики продолжили путь.
Так что это было? вернулся к своему вопросу титулярный советник, когда они удалились шагов на сто.
Сбросили кипу хлопка, а эти ребята его сейчас подберут, пояснил шеф.
Кипаэто такая шапка у евреев!
А еще спрессованная хлопковая масса. Я в Ташкенте видел, как его пакуют.
Едва она меня не задавила, хмыкнул Сергей. То-то бы посмеялись.
Тихо. Видишь свет от фонаря? Это переезд.
Сыщики спустились с насыпи. Вскоре они оказались возле будки смотрителя. В окне горел свет, но занавеска была плотно задернута.
Постучать и вызвать? предложил грек.
И кем назовешься? Почтальоном с телеграммой? язвительно спросил коллежский советник.
А дорогу спросить. Иду, мол, в Николо-Угрешский монастырь. Правильно али как?
Хм. Ну попробуй. А я спрячусь.
Так они и сделали. Лыков вынул браунинг, поставил на боевой взвод и убрался за угол. Азвестопуло же постучал в окно и запричитал гнусаво:
Дяденька, а дяденька!
Занавеска отдернулась, и в окне показалось хмурое лицо смотрителя.
Чего еще тут за рыло?
А нету ли водицы? Пересохло оченно в утробе, а до Угреши еще идтить да идтить
Из речки попьешь. Пошел прочь!
Спасибо на добром слове, раб божий.
Помощник перебежал к шефу и сказал:
Видел на столе два стакана.
Значит, Комоха там.
Он-то и нужен был сыщикам. Известный налетчик Флегонт Тюхтяев по кличке Комоха подозревался в убийстве станового пристава Дмитровского уезда Винтергальтера. Уездная полиция не сумела найти преступника. Сыскная полиция градоначальства попробовала, но тоже не нашла. Губернатор, флигель-адъютант Джунковский, обратился за помощью в МВД. Столыпин приказал из-под земли достать убийцу
Что делать будем? возбужденным голосом спросил Азвестопуло. Вы постойте здесь, а я сбегаю за жандармом. Втроем веселее.
А они как раз пойдут на прорыв? Если один полезет в дверь, а второй в окно, я не услежу. Ты вот что
Но их спор был неожиданно прерван. Видимо, появление ночного прохожего насторожило Комоху, и он решил осмотреться. Стукнул ставень, кто-то высунулся наружу, увидел сыщиков и без раздумий открыл огонь. Лыков с Азвестопуло едва успели отскочить в темноту и укрыться.
Далее случилось то, чего и боялся коллежский советник. Один из преступников распахнул дверь и начал высматривать чужаков. А второй с противоположной стороны дома попытался выбраться в окно. Питерцы выстрелами тут же загнали их обратно. Бандиты озадачились и стали совещаться, сыщикитоже.
Лыков крикнул:
Эй, Затулкин! Ты-то куда полез, дурак? Комохе виселица светит, я его понимаю, неохота. А ты? Вооруженное сопротивление полиции. Тоже в петлю захотел? Сдавайся.
Бандиты переговорили, и сторож подозрительно быстро ответил:
Сдаюсь! Не стреляйте!
Кинь пушку в окно и выходи с поднятыми руками.
Затулкин выбросил револьвер.
Приготовься, это ловушка, предупредил помощника Лыков. Комоха всегда ходит с двумя «наганами», он отдаст второй напарнику.
Так и оказалось. Сторож вышел наружу, сделал три шагаи выхватил оружие. Но больше ничего не успел: Лыков продырявил ему плечо. Следом за ним в дверь вылетел Тюхтяев, пальнул раз-другой и упал со стоном на землюАзвестопуло прострелил ему ногу.
Минуту спустя Алексей Николаевич перетягивал налетчику бедро его же ремнем и ругал помощника:
Сколько раз говорил, чтоб не в ногу! Теперь с ним хлопот полон рот, иначе помрет от потери крови. Вот смотри, как я: в плечои чисто.
Да уж После Ростова нам до пенсии всех живьем брать придется с досадой отозвался Азвестопуло.
Перевязав арестованных, полицейские зашли в сторожку.
Ого! поразился Лыков. Богато нынче живут смотрители переездов!
Вся будка оказалась заставлена коробками с папиросами. Среди них были и дорогие сорта.
Это все железная дорога, вздохнул коллежский советник. То тебя чуть кипой хлопка не убило, теперь вот табак. Когда только это прекратится? Куда смотрит московская сыскная?
Азвестопуло, курящий по пачке в день, молча набивал себе карманы.
Эй, слуга закона! Беги на шоссе, тут до городских боен две с половиной версты. С ворованным табаком быстро домчишь. Пусть пришлют доктора или хотя бы фельдшера. А я их покараулю.
За окном требовательно загудел паровозпроехал очередной состав, из которого опять что-то выбросили.
Сходи, погляди, что там.
Грек подскочил, наклонился над коробкой.
Ого. Чур мое! Спрячьте это от обыска, Алексей Николаич. Хоть в кусты, а я утром потихоньку заберу.
Да что в коробке?
Папиросы «Грация» фабрики Богданова. Высший сорт!
Глава 1Московский беглец
Два месяца спустя коллежский советник Лыков явился в приемную к Столыпину. Там уже сидели директор Департамента полиции Трусевич и коллежский асессор Лебедев, чиновник особых поручений. Был восьмой час вечера, посетители разошлись. Остался только секретарь, да в углу примостился фельдъегерь, ждал, когда премьер-министр подпишет исходящие бумаги. В ноябре темнело рано, и питерцы начинали хандрить. Включили электрическое освещение, и сразу стало уютнее. За окном шумел дождь, по Фонтанке тянулись огниэто плыли баржи с дровами.
Звякнул телефон. Секретарь снял отводную трубку, выслушал и почтительно сообщил Трусевичу:
Стефанов вышел от Макарова и сейчас будет здесь.
Директор Департамента полиции коротко кивнул и нахмурился еще более. Макаров был товарищ министра внутренних дел, занимающийся полицейскими вопросами. А кто такой Стефанов? Алексей Николаевич знал одного, но тот служил в Московской сыскной полиции в чине коллежского секретаря. Ему не по рангу ходить по таким кабинетам
Тут открылась дверь, и вошел тот самый Стефанов, которого Алексей Николаевич только что отверг. Гость сделал общий поклон, потом отдельно приветствовал директора департамента. И лишь после этого подошел к своим знакомцам. Лебедев до перевода в Петербург пять лет прослужил начальником МСП. Это он в свое время взял способного околоточного надзирателя из наружной полиции в сыскную. А Лыков, знавший наперечет чуть не весь ее личный состав, особенно симпатизировал именно Стефанову. Он и протянул первый руку:
Добрый вечер, Василий Степанович. Какими судьбами?
Стефанов покосился на директора, словно ожидал от него помощи. Трусевич пояснил:
Разговор у Столыпина будет посвящен тем безобразиям, которые творятся сейчас в Москве. И о которых подал сигнал господин коллежский секретарь.
Подал сигнал? Лыков перевел взгляд на Лебедева. Его приятель скривился:
Именно так, Алексей Николаевич. Я, когда уезжал сюда, оставил дела в порядке. А Мойсеенко, судя по всему, их развалил. И не просто развалил! Там черт-те что творится До меня доходили слухи, которым я, признаться, не верил. Но приехал Василий Степанович и рассказал такое, что я сразу же пошел к Максимилиану Ивановичу. А тот к Столыпину. Надо что-то делать!
Надворный советник Мойсеенко три года назад сменил Лебедева на должности главного московского сыщика. Алексей Николаевич и его знал очень хорошо, оттого и недолюбливал. По его мнению, лучшей заменой был бы тот же Стефанов. Но он не вышел чином, и место отдали другому. Однако что такого натворил Дмитрий Петрович, что подвиги его удостоились внимания самого премьера?
Наконец всех позвали к Столыпину.
Совещание проходило в малом зале дворца Кочубея на Фонтанке, 16. Столыпин помимо должности премьер-министра сохранил за собой еще и пост министра внутренних дел. И на этом основании имел право на министерскую квартиру, размещавшуюся в бывшем графском дворце. В разное время тут жили и Горемыкин, и Дурново, однако Петр Аркадьевич селиться не захотел. Он жил на Елагином острове, но совещания часто проводил здесь, что вполне устраивало Департамент полиции. Ходить недалекотолько из южного департаментского корпуса перебраться в западный министерский.
Столыпин, усталый и чем-то недовольный, молча по старшинству подал руку вошедшим. Кивнул, все сели, и премьер сразу обратился к москвичу:
Это правда, что вы сообщили Макарову?
Так точно, ваше превосходительство.
Тогда расскажите все еще раз, чтобы мы послушали. И как можно подробнее.
Слушаюсь.
Стефанов откашлялся; было видно, что он сильно волнуется.
Значит, придется сначала рассказать мне о себе, ваше превосходительство. Кто я и что, а также как попал в это колесо.
Начинайте и не волнуйтесь, доброжелательно подбодрил москвича Столыпин. Если вы говорите правду, коронная власть защитит вас в любом случае.
Благодарю. Значит, вот как теперь в Москве обстоят дела
Стефанов вдохнул, будто собирался прыгнуть в полынью, и начал:
Я поступил в московскую наружную полицию в тысяча восемьсот девяностом году. Начал с письмоводителя по вольному найму, а через четыре года вырос в околоточные надзиратели. Имею за свою службу сорок благодарностей и шесть наград, включая двое часов с цепочкой, а также подарок от президента Северо-Американских Соединенных Штатов. В девятьсот третьем году господин Лебедев меня выделил и взял на службу к себе, в сыскную полицию. Сразу чиновником для поручений. А фактически я исполнял обязанности его помощника.
Почему фактически? обратился Столыпин к коллежскому асессору.
Лебедев пояснил:
Должности помощника тогда в штате МСП не существовало, она появилась лишь в прошлом году, после моего ухода. Но я подтверждаю, что Василий Степанович был моей правой рукой.
Москвич продолжил:
С переводом в сыскную жизнь моя сильно усложнилась. Дела были самые разные, в том числе и опасные. Господин Лебедев застал лишь часть дознаний, наиболее громкие начались после его отъезда. Но многому свидетелем оказался господин Лыков
Что скажете, Алексей Николаевич? оживился Столыпин.
Так и есть, Петр Аркадьевич, ответил коллежский советник. Мы со Стефановым вместе ловили банду головорезов во главе с Федюнинымони грабили церкви и убивали при этом сторожей. Потом шайку Галеева, убившую лавочника Лаврентьева и его дворника. При аресте банды Рыжова оба попали под огонь, рядом ранило агента. А Василий Степанович и ухом не повел, храбро пошел на пули.
В повадке Столыпина что-то изменилось. Лебедева он видел второй раз в жизни и к его словам отнесся равнодушно. А Лыкова премьер знал и уважал. Свидетельство Алексея Николаевича значило для него много.
Продолжайте, Василий Степанович, сказал он, давая понять таким обращением, что теперь более доверяет словам докладчика.
Слушаюсь. Так вот. После отъезда Василия Ивановича его место занял Войлошников.
Тот, которого боевики расстреляли на глазах у семьи? вспомнил сановник. В декабре пятого года.
Он самый. Тогда в Москве творилось невообразимое. Шло вооруженное восстание, правительство сохранило власть лишь внутри Садового кольца. Кровь лилась рекой. Войлошников не успел вывезти семью из Пресни, и к нему на квартиру пришли Александра Ивановича сгубили фотокарточки разыскиваемых преступников, которые он хранил дома. Преступники-то были уголовные, но дружинники не разобрались, решили, что Войлошниковначальник охранного отделения, а не сыскной полиции. Вывели во двор и кончили Вот. Старшими в отделении остались мы с Мойсеенко. Все разбежались, попрятались. Лишь я один ходил на службу и пытался что-то делать. В итоге явились и ко мне. Стефанов запнулся, потом продолжил: Хорошо, родственники в последний момент увезли моих. За четверть часа до налета. А у меня жена больная и пятеро детей! Слава богу, они спаслись. Но квартиру разграбили и подожгли. Все имущество сгорело, ничего не осталось. Гол как сокол. Ну да ладно, это только вещи; главное, что сами уцелели.
А Мойсеенко? впервые вступил в разговор директор Департамента полиции.
Мойсеенко переехал в Малый Гнездниковский, ответил Василий Степанович. Там охрана, жандармы с казаками, он и переждал.
А служба?
Службу Дмитрий Петрович забросил. И другим приказал сидеть тихо, чтобы не привлекать внимания боевиков.
Почему же начальником сыскной полиции вместо погибшего не назначили Стефанова? раздраженно спросил Трусевич у Лебедева. Один рискует головой ради долга, а второй сидит в кустах. И в результате получает должность!
Мойсеенко тогда уже был надворным советником, начал оправдываться Лебедев. И университет закончил. А Стефанов из сельских учителей и в чине коллежского секретаря.
Столыпина же заинтересовало другое:
Ваша служба в трудное время была как-то отмечена правительством?
Так точно, ваше превосходительство, ответил москвич. На Пасху получил орден Святого Станислава третьей степени.
А денежную награду? Хотя бы на возмещение погибшего имущества.
Никак нет.
Трусевич обратился к премьер-министру:
Еще не поздно разобраться с поведением надворного советника Мойсеенко во время декабрьских событий. Бездеятельность можно доказать.
Лыков не выдержал и перебил начальника:
Максимилиан Иванович, так можно далеко зайти. В девятьсот пятом все мы выглядели не авантажно. Чего теперь после драки кулаками махать?
Ну вы-то не из тех, кто сидел в кустах, возразил действительный статский советник. Вы-то известный храбрец.
Храбрец? нахмурился сыщик. Уж не тогда ли я им был, когда у меня на глазах абреки застрелили поручика Абазадзе? На дороге из Тифлиса в Гомбары. Даже револьвер не вынул, стоял и дрожал, смотрел, как убивают смелого и достойного человека. Пальцем не пошевелил!