У нас взаимоисключающие потребности, покачал головой двойник. Конфликт между ними разрушит наши воплощения.
Когда ты воплощался последний раз?
Полтора года назад, в Нагорье, сразу после того, как вы с Франческой прибили ликантропского неодемона. После моего распада твои воспоминания станут чётче, двойник грустно улыбнулся. Это было незабываемое событие.
Никодимус коснулся собственного бедра, и в памяти что-то зашевелилось.
Сейчас я даже не могу вспомнить, что было хуже, когти волчьего божка, которого я обманом заставил себя атаковать, или выволочка, которую мне потом устроила Фран.
Выволочка. Куда там тем когтям. Я слышал только половину её тирад, и то задавался вопросом, не разрыдаешься ли ты. И как только ты живёшь такой?
Никодимус хмыкнул.
Ну, на мой взгляд, твоя жизнь вызывает уныние куда больше моей.
Я, может, и умирающий бог, вечно обречённый на циклическую реинкарнацию и агонию смерти, но и то сомневаюсь, что вынес бы муку, которую вы считаете естественным состоянием.
Ты говоришь о человеческом осознании своей смертности?
Я говорю о семейных отношениях.
Никодимус фыркнул, и его двойник лукаво улыбнулся.
Неужели издёвки над смертными делают твою собственную участь терпимее?
Слегка, улыбка двойника поблёкла. Особенно после долгой тренировки в подобного рода глупостях.
Келоидный рубец на спине начал зудеть. Никодимус попытался дотянуться и почесать. Рубец появился в тот день, когда Тайфон, использовав изумруд Арахеста, украл его способность к чарописи. Шрам и изумруд сохранили связь. Сейчас изумрудом владела Вивиан, и Никодимусу пришлось вытатуировать вокруг шрама сеть заклинаний, чтобы пресечь эту связь. Он совершенно не помнил, зачем отдал изумруд сестре.
Никодимус подумал о своих метазаклинаниях, о государствах Лиги, богатых на божества и культы. Оставь он самоцвет себе, его магическая грамматика была бы безупречной, избавляя его от ошибок, а следовательно, и от творчества, потребного для составления метазаклинаний.
Эта мысль всколыхнула память о последней встрече с сестрой в Авиле и об их холодном прощании.
Умирающий бог вздрогнул. Никодимус вернулся в настоящее и увидел, как его двойник вытаскивает изо рта выпавший коренной зуб, тут же превратившийся в обрывки предложений. Аура бога тускнела, он сказал:
Я реинкарнировал через день, после того как ты произнёс метазаклинание. Пока мы делили одно тело, наши мысли были общими. Но когда ты спал, у меня родилось несколько собственных идей. Я пришёл к выводу, что божестваэто сны смертных. За миг до пробуждения трудно понять, кто более реален, сон или сновидец. Зато послеон умолк, поднял руку и поморщился, когда кожа двух пальцев истаяла в корявых малиновых строчках.
Чем были бы смертные без снов?
Хороший вопрос, одобрил умирающий бог. Вскоре одна империя может получить на него ответ. Впрочем, сейчас не время рассуждать о политике. Я не планировал распадаться этой ночью, надеялся протянуть ещё несколько дней, однако я сделал два открытия, о которых ты должен знать. Первое касается Речного Вора, неодемона, за которым вы охотитесь. Пока мы тут беседуем, демонопоклонники грабят вашу вторую лодку.
Ругнувшись, Никодимус кинулся к выходу из палатки.
Погоди, окликнул его умирающий бог, чьи руки уже исчезли. Поскольку я твой покровитель, то обязан сообщить тебе С Леандрой что-то не так.
Что именно? Сердце Никодимуса ёкнуло.
Она изменилась. Вроде бы вошла в контакт с божеством его истинная природа мне неизвестна, но когда я пробую разведать больше, наталкиваюсь на одну-единственную её мысль, вернее сказать, могучую веру.
И?
Тебе это не понравится.
Мне уже не нравится.
Двойник медленно лёг на спину. Его талия расплылась в колышущуюся красную опухоль.
Меньше часа назад Леандра была совершенно убеждена, чтоЛицо бога перекосилось от боли, блёклая серебряная аура мигнула.
Никодимус понял, что происходит. Новые божества воплощались тогда, когда появлялось достаточное количество людей, молящихся о решении какой-либо проблемы. Ответом на их чаяния являлось то, что называлось ипостасью божества. Её реализация позволяла магическому тексту молитвы стекать по каменному ковчегу к божеству.
Одним из атрибутов умирающего бога была помощь Никодимусу. Рассказав о Леандре, он помог ему, тем самым его тело получило молитвенный текст из ковчегов, разбросанных по всему архипелагу. В то же время другим атрибутом бога было стремление к преумножению количества ошибок в магических текстах. Всплеск текстовой мощи принуждал его какографировать самого себя.
Так что случилось с Леандрой? спросил Никодимус.
Леандра веритбог дышал тяжело и прерывисто, верит, что завтра завтра она попытается убить свою мать.
Проговорив это, бог расползся лужей тьмы.
Проклятье! зарычал Никодимус. Опять!
Глава 3
Как можно расследовать ещё не совершённое убийство? И что делать следователю, который вот-вот станет убийцей? Эти вопросы мучили Леандру всю дорогу до острова, прозванного Скважиной.
Плавание по восточным водам залива Стоячих островов требовало недюжинного мастерства. Высокие, тесно стоящие острова затмевали горизонт, скрывали путеводные звёзды. Только местные могли без опаски плавать по этому каменному лабиринту, а дорогу к Скважине Леандра доверяла лишь лучшим своим капитанам.
Теперь, на участке открытой воды в милю длиной, катамаран мог развить приличную скорость, но вскоре матросам придётся зарифить паруса и взяться за вёсла.
Со своего обычного места на центральной палубе Леандра наблюдала за лунной дорожкой, плескавшейся внизу. Из глубокой задумчивости её то и дело вырывал очередной приступ болезни, которую она пробудила, взламывая богозаклинание контрабандиста. Началось с тупой боли в животе. Затем заломило пальцы и запястья. Это ей ещё повезло, что обошлось без сыпи и частых позывов к мочеиспусканию, иначе не избежать бы приёма гидромантского гормона стресса, который не позволял телу покушаться на текстуальные аспекты её существа.
А самое главное, что божественные стороны разума не расширили её восприятие. Это грозило не только потерей рассудка, но и утратой способности дышать. Леандра умоляла своё тело о незаслуженном милосердии. Если божественная и человеческая части её натуры ещё чуть-чуть воздержатся от поединка, можно будет считать, что она легко отделалась.
Затем Леандра поняла, что с богозаклинанием на голове, заранее знала, какими озабоченными, больными, усталыми и раздражёнными будут большинство её «я» через час. «Гори оно всё синим пламенем», буркнула она себе под нос и глубоко задумалась о пророчестве.
Сомнений, как и прежде, не было. Попытка сбежать грозила скорой смертью всем её близким. В противном случае у Леандры появлялся выбор между собственной смертью и убийством. Вновь заглянуть в отдалённое будущее, взломав богозаклинание, нельзя: множество вероятных собственных «я» неминуемо сведёт её с ума.
Оставалось только расследовать убийство. Итак, кого и почему она могла бы убить? Леандра погладила тонкий кожаный кошель, подвешенный к талии. Иголок и яда, хранившихся в нём, было довольно, чтобы убить кого угодно без шума и грязи.
Всё же когда придёт время, убьёт ли она близкого человека или себя? Трудно сказать. На кону окажется слишком многое, а твёрдости ей было не занимать. В конце концов, её тело пытается убить Леандру уже тридцать три года. Может статься, она решит его опередить. Просто из вредности. Она усмехнулась.
Леандра поймала себя на том, что впадает в мелодраматизм. Дурная привычка. А ведь она не позволяет себе дурных привычек, лишь страсти, поэтому пора сосредоточиться на расследовании.
Но, ради Бога Богов, как, как?
Будучи хранительницей Иксоса, Леандра расследовала десятки убийств, предположительно совершённых неодемонами и их приспешниками. Своего рода семейное ремесло, которому её в своё время обучили родители.
В большинстве расследований Леандра находила виновное божество, перевербовывала его или уничтожала. Некоторые убийства остались нераскрытыми. Она умела осматривать трупы, находить улики, допрашивать свидетелей. Сейчас трупа пока не было, а свидетелей и улик вообще не будет, уж об этом-то она позаботится.
Однако в сравнении с предыдущими расследованиями напрашивалась одна аналогия. Вместо того, чтобы искать подозреваемых, надлежало искать жертву. И Леандра, продолжая разглядывать лунную дорожку, убегающую под центральную палубу катамарана, начала составлять список тех, кого любила.
Много времени это не заняло.
Во-первых, следовало принимать во внимание только тех, чьё убийство способно вызвать у неё крайнее сожаление, которое она почувствовала с помощью пророческого заклинания. Во-вторых, особенной любовью к людям она не отличалась.
Осознание этого заставило Леандру ухмыльнуться тёмной воде и, раз уж на то пошло, вселенскому идиотизму.
Итак, список любимых. Первым, разумеется, шёл её прославленный папочка, лорд Никодимус Марка, Хранитель Лорна и, в зависимости от того, кого бы вы об этом спросили, истинный Альцион или бесноватый Буревестник. Предположим, он обнаруживает то, что она скрывает, вот вам и мотив для убийства. С другой стороны, Леандра была уверена, что все её секреты останутся при ней. А если даже Никодимус и проведает о них, вряд ли его реакция потребует столь жестокого ответа.
Второй была её мать-драконица, магистра Франческа де Вега, Целительница ордена клириков и Хранительница Драла. И, если то, что сокрыто в сердце Леандры, когда-нибудь вскроется, матьодна из наиболее вероятных жертв.
Леандра погрузилась в неприятные воспоминания о событиях четырнадцатилетней давности. Война Золотого Меча поставила Империю и Лигу на грань полномасштабного истребления. В те времена Леандра с матерью жили в Порте Милосердия. А потом смотреть на то, во что превращаются зубы твоей матери Лишь по чистой случайности мать с дочерью не укокошили тогда друг друга. Леандра думала о материнских зубах, безуспешно пытаясь отгородиться от этого зрелища.
И с несказанным облегчением вспомнила, что мать находится на юге. Два месяца назад Леандре пришло сообщение из Драла, что Франческа и её соратники отправились в Варт. Пожалуй, далековато для убийства.
Странно. Час назад она через богозаклинание ощутила, что некоторые из её будущих «я» испытывают облегчение. Чувствовать эмоции прежде, чем их переживать, было всё равно что слышать эхо прежде крика.
Леандра посмотрела на острова. Выступавший над водой известняк выветрился в столбы, на которых балансировали скалистые монолиты. На вершине самого крупного виднелись поросшие тропической растительностью развалины, так, стены да кучи камней. Всё, что осталось от древнего лотосского города Сукрапора, разрушенного в давней войне с божествами морского народа.
Мысли Леандры вернулись к потенциальным жертвам. Можно было бы добавить в список ещё несколько человек, но, положа руку на сердце, ни один из них, что называется, не тянул. Скажем, её бывшая старушка-нянька. Или Таддеус, адепт Облачного культа и её прошлый любовник. От тех чувств мало что осталось. Напротив, Леандра наскоро помолилась о том, что если уж убийства не избежать, пусть это будет именно Таддеус.
Она вновь ухмыльнулась тёмной воде и, раз уж на то пошло, вселенскому идиотизму.
В голову ей пришла новая мысль. Она перебирает тех, кто находится в Шандралу, но ведь каждую ночь в порту бросают якорь корабли из всех шести человеческих государств.
Позовите сюда капитана Холокаи, приказала она.
Лейтенант Пелеки, стоявший у мачты, передал её слова матросам, а те, по цепочке, дальше. Минуту спустя появился Холокаи.
Капитан имел добрых шесть с половиной футов роста, приятные, чуть угловатые черты, чисто выбритые лицо и череп. Прежде всего в глаза бросалась светлая кожа лица и груди, совершенно не тронутых загаром, тогда как конечности и спина были тёмными, почти серыми.
Одет Холокаи был в ярко-красный лангот с узором в виде белого папоротника, повязанный на манер морского народа. В правой руке он держал леймакотрадиционное весло, край которого был утыкан зубами акулы мако. Морской народ доверял его только великим воинам и вождям. В руках же Холокои леймако обретал весьма необычные свойства.
Холокаи приветствовал Леандру непринуждённой улыбкой, однако тёмные глаза выдавали его тревогу. Он знал, что на встрече с контрабандистом произошло что-то странное.
Леандра почувствовала, что в присутствии капитана кулак эмоций, пророчески посетивших её час назад, разжимается. Опять это эмоциональное эхо-прежде-крика.
Глядя на Холокаи, Леандра поняла, что если быть до конца честной, надо бы добавить в список потенциальных жертв ещё одно имя.
Капитан, я должна задать тебе необычный вопрос. Подойди поближе.
Тот нахмурился, но просьбу исполнил. На катамаране трудно было уединиться. Чуткие уши матросов улавливали едва ли не каждое слово. И просьба подойти поближе обязательно вызовет шепотки среди команды. Паршиво, конечно, но ничего не попишешь.
Мой старый другначала, было, Леандра и осеклась.
О чём следует спрашивать у того, кого вскоре можешь убить?
Да пошло оно всё, пробормотала она себе под нос и продолжила. Можешь ли ты придумать причину, по которой я убью тебя завтра на рассвете?
Холокаи фыркнул.
Ну ты даёшь, Леа, сказал он с рокочущим акцентом жителя Внутренних островов. Может, лучше подумаешь о причине, по которой тебе не захочется меня убивать? Скажем, если нынешней ночью
Кай, я серьёзно. Из пророческого заклинания того контрабандиста я узнала, что завтра утром буду поставлена перед выбором: убить кого-то, кому я доверяюона решила не употреблять слово «люблю» в его присутствии, или умереть самой. Так почему бы я могла решить убить тебя завтра утром?
То есть ты не шутишь, улыбка Холокаи увяла.
Нет.
А если тебе убежать
Не получится. Ни одного обходного манёвра. Если его можно было обойти, просто упившись в дымину, это было бы дерьмовое пророчество. И, предвосхищая твой следующий вопрос, я больше не могу заглянуть в будущее дальше чем на час, иначе тут же свихнусь. Послушай, Кай, Леандра попыталась по возможности смягчить тон, грядёт какое-то потрясение. Прошу, ответь, зачем мне тебя убивать?
Холокаи нервно оглянулся, проверяя, не подслушивает ли лейтенант.
Незачем совершенно, Леа. Если только ты не передумаешь насчётон слегка покраснел. Ну, ты знаешь моё обязательство дать сына народу острова.
Нет, не передумаю. Нам обоим прекрасно известно, что моя болезнь не позволяет тебе помочь. Наш уговор остаётся в силе. А что, есть причина, по которой я могу передумать?
Увы, Леа, его взгляд скользил по её лицу. Увы.
Она нахмурилась. Кажется, капитана одолело чувство вины? Или любой на его месте занервничал бы, услышав подобный вопрос?
Кай, так ты ничего не хочешь мне сказать?
Нет Леа.
Она выжидательно молчала. По её опыту, это был лучший способ добиться признания. Капитан какое-то время продолжал таращиться на неё, на его белых щеках разгорался румянец.
Я тебя чем-нибудь обидела? спокойно поинтересовалась она.
Нет! Нет-нет, быстро проговорил он.
Будь сейчас день, его физиономия походила бы на алые цветы гибискуса. И Леандра сжалилась. Громко, чтобы услышал отирающийся поблизости лейтенант, она спросила:
Сколько времени тебе понадобится, чтобы разыскать все корабли, пришедшие в залив? Включая те, которые прибудут к нам завтра утром? Мне нужно знать, стоит ли ожидать чужаков в Шандралу.
Для полной уверенности надо бы покрыть миль сто или около того. В принципе, хватит и шестидесяти. В последнее время мои силы возросли, так чтоего взгляд затуманился, капитан принялся в уме прикидывать ветра и приливы. В общем, с учётом всех обстоятельств, мы получим довольно точное представление о том, кто завтра бросит якорь в порту. Дай мне часов пять-шесть, и всё будет сделано.
Твоя быстрота, как всегда, впечатляет.
Может быть, немного позже мне удастся впечатлить тебя чем-то иным, нежели быстротой, а? заговорщицки проговорил он.
Леандра прищурилась.
Ты сперва с делом закончи.
Леа, слушай, кое-что не даёт мне покоя.
Что именно?
Я не собирался ничего тебе говорить, но раз уж у нас выдалась ночь откровений, то, возможно, найдётся место и этой странности.