В небольшой комнате, являвшейся кабинетом капитана, мне предложили сесть на стул и в течение достаточно долгого времени читали нотацию о взаимоотношениях с гвардейцами. В итоге было сказано, что, учитывая то, что я не военный, никаких других мер, кроме беседы, со мной проводиться не будет. Но в случае повторения я буду наказан так же, как и те гвардейцы, которые затеяли этот конфликт. После этого я был отпущен и пошел к себе в комнату, размышляя о происшедшем. С одной стороны, я заимел врагов, не успев прибыть в Ватикан, с другойя получил друзей, которые могут впоследствии пригодиться. В-третьих, многие поняли, что со мной просто так не сладить, поэтому будут обходить меня стороной. Ну и последнее: я познакомился с капитаном, который оказался милейшим человеком и вызвал во мне симпатию благодаря своему умению сразу оценивать ситуацию. Открыв дверь, я увидел аккуратно повешенную на стул мою новую одежду. Недолго раздумывая, я сразу облачился в нее. Она оказалась немного великоватой, но, с другой стороны, это было даже хорошо, так как при драке, особенно с оружием, она скрадывала контуры тела и вводила в заблуждение противника. Это давало возможность чувствовать себя более свободно и даже отнимать оружие у врага, преднамеренно запутав его в складках своего балахона. Я уже участвовал в таких разборках во Львове и имел небольшой опыт, который, возможно, мог бы пригодиться и здесь. Старую одежду я аккуратно сложил в надежде привести ее в порядок в дальнейшем. Проведя эту процедуру, я решил прогуляться по площадям столицы, чтобы ознакомиться с обстановкой. Гвардейские казармы находились недалеко от резиденции понтифика. Мне пришлось пройтись вдоль высокой каменной стены с башнями посередине, прежде чем я нашел выход. Его охраняли гвардейцы. Увидев меня, они приветливо махнули, предупредив, чтобы я был осторожен, и пропустили в город. Открывшаяся передо мной картина сразу поразила меня. Со всех сторон вплотную друг к другу стояли громады зданий, поблескивая окнами, порой прикрытыми деревянными шторами от солнца. На многих зданиях видны были статуи различных фигур, которые безразлично смотрели вдаль, думая о чем-то о своем. Так, рассматривая эти фигуры, я двигался вперед по каменной мостовой, крутя головой в разные стороны. Народу было не очень много, в основном служители церкви или видные церковные сановники, выделяющиеся среди других своей одеждой. Так, двигаясь не спеша, я неожиданно попал в объятия большой площади, полукругом охватывающей стекавшихся туда людей, предлагая им продолжить дальнейшее движение по прямой магистрали, заканчивающейся каким-то большим красивым зданием. Люди входили и выходили из него, теряясь на фоне колонн, стоящих вокруг. Я прошелся вдоль них, заглянул вовнутрь, но зайти не решился, поскольку не знал, можно ли мне заходить туда. И спросить было не у кого. Так что на всякий случай я решил воздержаться, посчитав, что все в руках Всевышнего и если надо будет, то я попаду туда.
Так, побродив по городу и уже привыкнув к его виду, я в спускающихся сумерках пошел в казармы. Гвардейцы без слов пропустили меня, хотя для того, чтобы пройти, нужно было знать пароль, который менялся каждый день.
Дома меня ожидал сюрприз. На скамейке перед казармой вместе с прелатом сидел немолодой сухощавый монах, который с интересом смотрел на меня.
Увидев меня, прелат вскочил на ноги и, взяв меня за локоть, подвел к монаху.
Это брат Паоло. Он будет помогать тебе изучать итальянский язык и поможет ознакомиться с библиотекой. Я уже рассказал все кардиналу, и он разрешил тебе остаться и поработать в библиотеке. Завтра в восемь утра вы встречаетесь здесь, чтобы определиться, как работать дальше.
На этом мы расстались. Утром, как положено, я встретился со своим учителем, и мы решили, что три дня в неделю я занимаюсь итальянским языком, а в остальное время работаю в библиотеке. После этого мы прошли в библиотеку, где я был представлен старшему хранителю, который провел меня по залу и рассказал в общих чертах, что она из себя представляет. Затем он спросил, что меня интересует. В общих чертах, не вдаваясь в подробности, я очертил ему круг своих интересов, добавив, что знания никогда лишними не бывают. После этого хранитель передал меня пожилому монаху, который должен был стать моим наставником в необъятном море книг. А они поразили меня, маня к себе красивыми переплетами, непонятными письменами и яркими рисунками. Некоторые из них были прикованы к полке цепями, и работать с ними можно было только стоя. Другие были спрятаны в шкафах, запираемых на очень серьезные замки. То есть в свободном доступе книг не было, и все, что меня интересовало, нужно было решать через монаха, которого, как оказалось, звали Ивар. Он составлял каталог книг и знал, где лежит буквально каждая книга. Определившись с местом, где мне позволено было работать, я пошел на урок итальянского языка, который был обязателен для всех, кто тут находился. Певучий, красивый язык понравился мне с первого занятия. Паоло тактично подводил меня к секретам его восприятия и общения через бытовые темы и ту среду, которая нас окружает. Но в его методике была одна особенность. Он через наводящие бытовые вопросы пытался как можно больше получить сведений обо мне, моей семье, моим мыслям и отношении к различным проблемам, которые всегда имеют место. До меня это дошло тогда, когда он стал расспрашивать о Запорожском Коше, внутренних проблемах, формировании казачьих войск, их обучении и отношении к политике, проводимой Польской короной. Через это он пытался выяснить, как казаки относятся к католичеству и готовы ли сотрудничать с Папским престолом. Когда я понял его замыслы, то стал уходить от прямых ответов, тем более, что многое мне было неизвестно, так как я был не вхож во властные казачьи структуры. Он и меня прощупывал по этому вопросу, на что я прямо заявил, что был и останусь православным, таким, как мои родители и мои предки. Однако он не оставлял попыток и под разным соусом пытался влезть ко мне в душу, чтобы подчинить своему влиянию. При знакомстве с ним прелат мне сказал, что этот монахочень умный и начитанный человек и принадлежит к ордену Иисуса. Орден так орден, а мне какое дело до этого, так как я не разбирался в этих хитросплетениях ватиканской жизни.
Однако позднее я случайно проник в тайну этой организации. Работая в библиотеке, я несколько раз замечал, как монах Ивар открывал один из незаметных ящиков, встроенных в шкафу, доставал из него толстую тетрадь и, оглянувшись по сторонам, что-то вписывал в нее, а затем тщательно прятал на место. Я, очевидно, не входил в список опасных посетителей, поэтому он не стеснялся моего присутствия. Как-то однажды, проделывая эту процедуру, он был срочно вызван к старшему хранителю. Спеша на вызов начальника, он не спрятал тетрадь, а просто прикрыл ее перед уходом, рассчитывая быстро вернуться. Однако задержался он дольше, чем рассчитывал. Я не мог справиться со своим любопытством и, подойдя к столу, решил хоть одним глазком ознакомиться с тайными записями. Прочитанное потрясло меня. Как оказалось, это было досье на деятельность монахов ордена по всему миру. Отчитываясь о своих деяниях, они присылали подробные реляции, которые и заносились в эту тетрадь. Они имели своих агентов везде, начиная от королевских дворов Португалии, Испании, Англии, Франции и заканчивая Московским государством. Основал его испанский аристократ Иньиго де Лойола. И в 1540 году понтифик Павел III утвердил подготовленный идальго новый религиозный орден. Согласно уставу, здесь предусматривалась строжайшая армейская дисциплина, безусловное подчинение вышестоящим лицам. Иезуит не должен был ни перед кем отчитываться, кроме своего начальника, и должен быть готов, согласно клятве, беспрекословно выполнять его поручения. Иезуиты имели все права священника, но при этом с минимумом церковных обязанностей. Главной задачей ордена была подготовка высококлассных католических проповедников, в совершенстве знающих теологию, обладающих красноречием и харизмой. Ярким представителем этой организации был мой наставник Паоло, который практиковал на мне свои таланты, преследуя одному ему известную цель в отношении меня. Во многих странах были открыты иезуитские колледжи, дававшие по тем временам первоклассное образование. Некоторые из их выпускников даже стали личными духовниками многих монарших особ. Собирая таким образом информацию в разных странах, они направляли ее в Рим, действуя в дальнейшем согласно полученным оттуда инструкциям. Это давало возможность понтифику постоянно быть в курсе дела и корректировать свою деятельность на благо Святого престола. Многое мне не удалось прочитать из-за отсутствия времени, но и то, что удалось, произвело на меня неизгладимое впечатление.
А пока в обществе Паоло я изучал итальянский язык и постигал азы красноречия, которые он являл мне. Свободное от этих занятий время я проводил в библиотеке. Мне разрешили пользоваться книгами общего содержания, написанными на латыни. Не скажу, что сразу я все хорошо понимал, потребовалось время, чтобы освоиться с языком и манерой писателя. В основном это были философские трактаты и размышления, суть которых порой ускользала от меня. Многое я не понимал, но пытался осмыслить, расспрашивая Ивара. Это в какой-то степени сблизило нас, и он стал по-другому относиться ко мне. Он постоянно находился в библиотеке до самого позднего вечера, а потом уходил в свою келью, закрывая ее на большой замок, ключ от которого постоянно носил при себе. Иногда я заходил к нему, и он рассказывал мне о здешних нравах и правилах поведения, чтобы я при случае не попал впросак.
В один из таких вечеров, терзаясь сомнениями по поводу своего дальнейшего нахождения здесь, я решил зайти к нему и прямо заявить о том, что мне надоело читать философские трактаты и я хотел бы ознакомиться с тем, что меня действительно интересовало. Подойдя к его дверям, я постучал. Однако ответа не последовало, хотя в это время библиотекарь был обычно дома. Подумав, что он задержался в библиотеке, я решил зайти туда и поговорить с ним. Благо, идти было совсем не далеко. Двери в основной зал были приоткрыты, и внутри царила темень. Такого обычно не было, так как по вечерам зал освещался несколькими свечами достаточно серьезного размера. Осторожно ступая в темноте, я вошел вовнутрь и подождал, чтобы глаза привыкли к темноте. Прикидывая, где бы мог быть Ивар, я стал осматриваться вокруг и вдруг обнаружил в дальнем конце зала мерцающий свет, который мигал из-за стоящих там книжных полок. Решив, что там находится мой наставник, я потихоньку стал продвигаться вперед, негромко называя его по имени. Но никакого отклика не было. Это насторожило меня, и я, сконцентрировашись, стал прислушиваться к тишине. Внезапно я услышал стон и шум, доносившийся из этого угла. Осторожно выглянув из-за полки, я обомлел от увиденной картины. Ивар со связанными руками был распят на книжной полке лицом ко мне, а перед ним спиной ко мне стояла фигура, одетая в темный балахон с капюшоном на голове и периодически наносила ему удары, повторяя всего лишь одно слово: «Где?». Монах только стонал и отрицательно мотал головой из стороны в сторону. Двигаясь дальше, я в темноте зацепился за скамейку и наткнулся на стол, возле которого она стояла. Этот шум заставил незнакомца обернуться. В руке его блеснула сталь, и он бросился на меня. Мои руки стали лихорадочно шарить по столу в поисках защиты, пока не наткнулись на стеклянную чернильницу, которая словно просилась в мои руки. Недолго раздумывая, я схватил ее и запустил в голову нападавшего так, словно я стрелял в него из пращи. Кувыркаясь, она полетела ему навстречу, разливая вокруг себя темные сгустки, пока не встретилась с головой незнакомца. Раздался звон разбитого стекла, и на его капюшон и лицо полилась чернильная жидкость. Это резко остановило его, и он, выронив нож, схватился за лицо и что есть прыти бросился вон из зала. Лица его я не разглядел, только блеснули злые глаза, да еще на миг показался изогнутый мизинец на правой руке, когда он закрывал лицо. Подняв нож, я бросился к Ивару и, разрезав веревки, бережно опустил его на пол. Ни о чем не расспрашивая, я присел на корточки возле него, ожидая, когда он придет в себя. Сколько мы просидели, не знаю. Но наконец этот момент настал, и монах, опираясь на мою руку, поднялся на ноги, и мы пошли к выходу. Заперев дверь ключом, который он мне дал, я отвел его в келью и уложил в кровать. Придя к себе, я стал размышлять по поводу случившегося. Что же тут в библиотеке было такого ценного, что так жестоко обошлись с ее смотрителем? Значит, здесь кроме книг есть ещё что-то такое, что интересует определенные силы, чтобы завладеть этим. Но что это может быть? Очевидно, какие-то сведения, которые хранятся в тайном месте. Решив для себя, что я попытаюсь хоть что-нибудь узнать об этом, я лег спать. Однако уснуть не удавалось, и мне в голову пришла мысль, что я должен быть вдвойне осторожен, так как налетчик мог подумать, что я разглядел его лицо. А то, что этот «кто-то» из монашеской братии, было очевидно, так как манера держаться, носить одежду и другие малозаметные признаки, которые я успел уловить, прямо свидетельствовали об этом. На следующее утро библиотекарь не вышел на работу, сказавшись больным. Только через день я увидел его на рабочем месте, бледного и с синяками на лице. Он поблагодарил меня за спасение и попросил никому не рассказывать о случившемся. А через неделю, когда в зале никого не было, его прорвало, и он кратко изложил мне суть инцидента. Окинув меня внимательным взглядом, монах сказал:
Не буду тебя томить неизвестностью и хочу как-то разрядить возникшее между нами недоверие, поэтому постараюсь тебе объяснить, в чем причина того нападения на меня. Естественно, доверяя тебе эту тайну, я надеюсь на твое молчание, так как она касается не меня, а того, что дальше ждет Папский престол и всех, кто здесь обитает. Ты ведь, наверное, знаешь, что не место красит человека, а человек своим поведением придает звучание окружающему миру. И от того, какой это человек, зависит и сила звучания, и отношение к тому месту или должности, которое он занимает. Так вот, те, кто напал на меня, хотели знать, кто в дальнейшем воцарится на Папском престоле.
А откуда тебе знать, что будет «завтра»?
Да в том-то и дело, что я не знаю. Однако был такой монах, который предсказал, кто станет будущим понтификом и каковы будут его особенности в поведении и церковной политике. Так вот, знание этого дает возможность уже сегодня найти этих людей, приблизиться к ним или каким-то образом обратить их деятельность в свою пользу. Можно также поспособствовать им занять это Священное место, хотя все в руках Божьих, но, в конце концов, можно заявить, что именно они это сделали. Ну а дальше ты сам понимаешь, что можно сделать, опираясь на эти аргументы.
А кто же этот провидец и действительно ли все так, как он предсказал?
Ну до сих пор все, что он описал, сбывается, а звали его брат Малахия. Он оставил после себя этот таинственный труд, который хранится под семью замками. Но хранится он не здесь, а в потайном месте и доступ к нему имеют только понтифик и еще три высших церковных иерарха.
А ты знаком с этими предсказаниями?
Нет, мне не дозволено, я только достаю эту тетрадь, кладу на стол и отхожу в сторону, а они уже смотрят и затем решают, что и как.
Естественно, я не поверил ему, посчитал все это сказкой, чтобы прикрыть истинные причины нападения на него. Но когда случайным образом я пробрался в архив, то нашел эту тетрадь, и то, что прочел в ней, повергло меня в трепет. Этот труд назывался «Предсказания о римских папах». Как оказалось, Малахия перелопатил всю ватиканскую библиотеку, собирая одному ему известные факты, черпая их из древней литературы и письменных источников других народов, написанных на разных языках. Свои выводы он записывал в тетрадь, которую никому не показывал. Когда он покинул этот мир, тетрадь исчезла и долго блуждала по монастырям и кельям, пока снова не вернулась в Ватикан. Тут наконец ее раскрыли и, прочитав, сразу засекретили. Дело в том, что Малахия рассказал о 112 священнослужителях, которые занимали или в перспективе займут папский престол. Он приводит даты их правления и дает каждому соответствующую характеристику в виде афоризмов на латыни. Например, 110 хозяином престола будет Иоанн Павел II (1978-2005), 111 это Папа, который олицетворяет торжество оливкого дерева, а последним Папой Римским будет Петр Римский или Петр Романов. Как утверждает монах, «В это время Город Семи Холмов будет уничтожен, и Чудовищный Судья будет судить людей».
Правда это или нет, мне трудно было судить, но то, что я прочел, глубоко впечатляло. Так потихоньку мы нашли взаимопонимание. Он уже не так настороженно относился ко мне и не очень контролировал то, что я читаю. Более того, он даже помогал разобраться в некоторых вопросах. Меня очень заинтересовало, почему многие католические монахи выбривают часть головы. Прямо спросить было неудобно, но, набравшись наглости, я все-таки задал этот вопрос. Как оказалось, тонзура (а это так называлось) служила отличительной чертой монаха. Макушка головы брилась, а оставшиеся волосы образовывали кружок в подражание «венцу» апостола Петра.