Ты мог бы и домой не доползти. Я уже не спрашиваю, путал ли ты следы. Ясно, что нет. Ты не с Юпитера и тем более не с Сатурна, игры с чарами для тебя слишком сложны, тем более с боевыми.
Все прошло нормально, нервно отмахнулся я. В последнее время этот нравоучительный тон начал меня раздражать.
На душе все-таки было гаденько от того, что я сделал. Но нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц. Цель оправдывает средства. А это еще один шаг к моей целик новому Миру, который будет лучше старого. Ради этого можно пожертвовать жизнью и душой какой-то чиэр.
Придется менять убежище, продолжала ворчать мать.
Оставь меня в покое, раздраженно бросил я. Устал как собака, а тут еще и ты со своим ворчанием.
Убежище, тоже мне важность. Даже если исполнение моего плана затянется, за Городом у меня на примете была нора. Правда, сейчас она занята. Там жила одна курица. Весьма симпатичная особа. Я познакомился с ней возле кормушки. Сперва дело чуть не дошло до ножей. Впрочем, на Плутоне это нормально. Место отличное, туда приходят с амулетами, а значит, можно отобрать не только провизию, а и сам амулет. А потом я решил отработать на ней приемы обольщения. Курица оказалась с норовом. Она прошла через Паучатник, а значит, хорошо умела пускать кровь. И все же мне удалось ее укротить.
Конечно, я не какой-то там чиэр, готовый забыть все при виде женских округлостей. В свое время напробовался этих деликатесов. Мать словно бы поощряла все мои постельные похождения, чтобы перебесился в юности и потом женщины не имели надо мной власти. Привлекла она меня другим. Хотелось узнать больше о Паучатнике, понять тех, кто через него прошел. Понадобилась всего лишь неделя, чтобы я очутился не просто в ее логове, а в постели. Признаться, оказалась эта курица весьма неопытной, но довольно пылкой. Жила не одна. Под ее защитой обитал «сотрясающий Вселенную». Молоденький, неопытный. Она не сочла нужным даже убить его, прежде чем забрать амулет.
Сперва это навело меня на мысль, что онасука. Но оказалось, не так. Сотрясающий был единственным мужчиной в ее окружении. Свой кусок мяса зарабатывал тем, что зачаровывал одежду. Да-да, делал из нее ту самую, которая сама заращивает дыры и выводит грязь. За одни штаны или рубаху можно было запросить недельный запас провизии, а то и больше. Меня же она рассматривала лишь как возможного союзника, прекрасно понимая, что подчинить не удастся. Впрочем, для женщины оказалась весьма умна. Жаль, я так и не выяснил, как ее зовут. А впрочем, какая разница? Женщинаи все тут, курица. Остальное не имеет значения.
Жаль, но, чтобы занять ее жилище, хозяйку и ее спутника придется убить. Хотя и здесь жалеть не о чем. В постели онатак себе. К тому же плутонская «любовь» с рукой на рукояти ножа оставляла какое-то чувство неудовлетворенности. Ни о каком доверии и речи не шло. Переспалиразбежались, слава Тьме, живы остались.
* * *
Расчет мой был прост. Отец Эльзы Герхардглаварь одной из городских банд. К тому времени у нас с матерью набралось уже по десятку амулетов. Их наличие служило пропуском в Город. У некоторых банд были проходы в катакомбы, к наставникамвысшим других школ, которые платили своими знаниями за пищу и постоянную защиту. Мне не хватало подготовки сокрушающего врагов. После похождений моего папочки высшие стали проще относиться к запрету на обучение плутонцев вершинам своего мастерства. Нет, заставить их поделиться секретами совсем нелегко, но мать хорошо научила меня быть убедительным.
Отец Эльзы был опасным противником. Его сломал мой отец. Банда Герхарда участвовала в плутонской охоте на Хансера, и ее вожак стал первым, кто отказался от этой затеи. Еще бы, он не без оснований полагал, что станет шестой жертвой моего отца.
А главной его слабостью была его семья. Жена и три дочери. Младшая, Эльза, уже не в счет. Так или иначе, когда его любимая малышка начнет бросаться на людей и пожирать их еще живую плоть, папаша запаникует. И тут появимся мы с матерью, упокоим нежить, а в качестве платы возьмем право прохода в катакомбы к наставникам.
Плутон. Увы, эта планета слишком однобока. Иначе мой план не удался бы. Внешность моя слишком заметна. Судя по описанию отца у Луи, я похож на него. Всеи форма лица, и цвет глаз, и нос с горбинкой, кстати сказать, природной, а не как следствие переломов. Вот только не хотел я походить на него. Бледная, как у матери, кожа, конечно, отличала нас. Так же, как и он, я никогда не носил ни бороды, ни усов, а вот волосы на голове извел очень давнокак только освоил первые уроки моей матери. На затылке у меня красовалась татуировка в виде светлого шестикрылого херувима с черными кожистыми крыльями и глазамипровалами мрака.
Сами понимаете, внешность заметная. Пришлось скрыть ее под камуфляжем с добавкой магических иллюзий. И никто не догадался сотворить заклинания истинного зрения. Может, потому, что был этот мой ход слишком простым и наглым.
Правда, даже если меня раскроют, оставался запасной вариант. Я пригрожу Герхарду, что подобная участь постигнет всех его дочерей. Сомневаюсь, что он сможет отнестись к моим словам трезво: страх за детей помешает.
Но это потом, потом. Спешкапоследнее дело. Она заставляет ошибаться.
Мать растопила печь. Простенькое заклинание на трубе делало дым невидимым. На стенах заплясали причудливые тени. Простой домик, сложенный из дикого камня. Жилище без всяких украшений. Построившему его низшему приходилось трудиться в поле не покладая рукздесь не до облагораживания дома. Четыре стены да крыша естьи то хорошо. Я поморщился. Жизнь земляного червя. К чему она была прожита? Вечно все идет по кругу. И ведь этот чиэр, наверно, за нее цеплялся до последнего. Жалкое ничтожество ценит свое убогое существование больше, чем любой дайх свою жизнь. А ведь я слышал, что уже примерно полгода назад группа плутонцев с другой стороны Города распахала солидный кусок земли. Мать видела этих горе-пахарей. Как тягловый скот они использовали кастрированных быков. Это сильные и яростные твари, но, если взять их живьем, оглушить и лишить «самого главного», становятся вялыми и послушными. Мясо у них, конечно, дрянь, даже по нашим меркам, а вот по силе с ними никто не сравнится.
Что такое с Тенями? Они словно живут собственной жизнью, не завися от породившего их огня. Странно, никогда раньше такого не замечал. Словно дикие звери притаились по углам, выжидают, наблюдают, скалят клыки, но пока не нападают, остерегаются. Что это? Я же знаю их лучше, чем этот мир. Нет, восторгов Луи не разделяю, но по-своему люблю ту легкость, которую они дарят.
Где-то далеко прогремел гром. Усталое тело требовало сна, но я не мог заснуть, хоть и хотел. Обжитой схрон вдруг превратился в чужое жилище, где яслучайный гость, причем нежеланный. Потолок словно бы стал ниже, стены надвинулись, как будто пытаясь меня раздавить. Я балансировал на грани Мира Видений, боясь провалиться в него. БОЯСЬ?!! Это же мой мир! У меня же редкий дарбыть в нем своим. Так почему я боюсь?
Это из-за того, что сегодня впервые я манипулировал чужой душой. Сотворил противоестественное Нет! Если бы любому из трех известных мне Миров это было чуждо, они просто не дали бы мне этого сделать. Или сегодня я переломил их? Я, слабый человек, заставил их допустить то, что им не нравилось. Значит, возможно и большее! Значит, моя цель достижима. Я смогу
Тьма окружает меня. Привычная защитная сфера. Но все инстинкты буквально орут об опасности. Плохо отточенные, слепые и глухие, они все же что-то учуяли, они не хотят умирать? Погибнуть вместе с моим телом?
Размытая тень. Тело в черных одеждах, вытянувшееся в прыжке, удар ладонью в грудь.
Рука проходит сквозь Тьму. Там, где она соприкасается с моей защитной сферой, вспухает пожар боли.
Два горящих глаза. Я тянусь к оружию, пытаюсь вскочить на ноги. Мечи рассыпаются в прах от одного прикосновения лучей Света из бездны глаз. Боли нет
Есть что-то другоето, что болью именоваться не имеет права, потому что оно больше ее, как тигр больше котенка. Боль ранит тело, а ЭТОвсе, что составляет меня, все, что в совокупности носит имя Миракл.
Я проснулся рывком. Холодный пот заливал глаза. Сквозь узкие щели окон пробивались лучи солнца. Рассвет. Никогда не думал, что буду ему рад настолько. Я все же забылся сном, оказывается. И не просто забылся. Я был на границе иллюзий, творимых уставшим человеческим мозгом, и Мира Видений. И он вернулся. Только раньше каждый раз он просто стоял и сверлил меня пламенеющим взором, а сегодня Что это?
Мир Видений населен странными существами. Иногда они любопытны, иногда злобны, иногда хотят помочь, но никто и никогда не нападает. А если бы и хотеличто они могут сделать? Ясущество Материального Мира. Мой дух неразрывно связан с телом. Но раньше защитная сфера всех отпугивала
Матери не было. Рядом с моей лежанкой из старых шкур стояла миска с похлебкой, еще теплой. Мать всегда тонко чувствует время, через которое я проснусь. Значит, ушла она недавно. Значит, странный бой занял не так много времени, как мне показалось, иначе мать почувствовала бы и разбудила меня.
Мечи висели на стене надо мной. В одном странное существо, напавшее на меня, было право: их давно пора менять на нечто более подходящее. Хлам из плохой сталия уже пару лет как перерос его. Только найти хорошего кузнеца непросто. Большинство из них контролируется какой-нибудь бандой. И стоят их услуги не менее пяти амулетов, не считая тех, что затребует сама банда. Наверно, пора достать то, что я не трогал все эти годы
* * *
После смерти Ансельма Мир, видимо, что-то заподозрил и нанес пробный удар. Точно помню, что пришел он с севера. Таких людей я еще не видел. Капюшон зеленого плаща и полумаска скрывали лицо. Были видны только глаза, и я сразу понял: передо мной не чиэр. Я уже неплохо обращался с клинками, топорами, копьями, но с его оружием я бы не управился. Тогда я еще не знал ни о друидах, ни об их серпах-мечах.
Готов был бежать, но чувствовалот этого не скроешься. В нем была сила и вера. Нет, правильнеевера и сила, потому что первое давало ему второе. Уж я-то, сын и ученик познавшей таинства, понимал, до каких высот вера может тебя вознести. Только этот друид верил в кого-то высшего, мудрого, великого, которому он служил, а ятолько в себя, потому был свободен.
Он пришел за мной, это я тоже понял сразу по цепкому взгляду неестественных лиственно-зеленых глаз. Они словно бы ощупали меня, залезли в душу и наткнулись на мою сферу Тьмы. Тогда я только научился воздвигать ее. И мать, почувствовавшая это, научила меня маскировать ее. Были на свете люди, глядящие глазами души. Без сферы я был бы для них открытой книгой. Точно так же обычные чиэр не могут сейчас ничего утаить от меня. А есть и такие, для которых скрывающийся за щитами Тьмывраг. К счастью, большинство дайх в этом мире далеки от противоборства извечных противников. Они не отрицают, что Тьма и Свет воюют между собой, но считают это не своим делом. У них тоже есть защита, но она гораздо слабее.
Тогда мне была доступна маскировка только под их щиты. Однако для друида этого хватило. И его серп-меч не покинул ножен. Да, он действительно искал меня. Как истинный дайх, он предпочел ползанью по земле самоубийственный рывок за чем-то большим с очень мизерным шансом на успех. И, как истинный дайх, он своего добился.
Он был вторым человеком, от которого я услышал имя своего отца. Круг друидов и демоны искали ребенка Хансера. Кто-тона Земле, лелея слабую надежду на успех, кто-тов Зеленом домене, тоже без особых шансов, но с гораздо большей опасностью для себя. А Гаэлтан предположил, что кто-то мог остаться на Плутоне.
Он сам предался в руки (какая ирония!) все тем же викингам из Северного, и те отдали его в уплату Конклаву. Я не знаю, как он надеялся вернуться назад. Может быть, собирался вступить в состязание за доменовский заказ в замке Конклава. В конце концов, представителям других школ это не запрещено, просто шансов у них нет.
Да, аколит Гаэлтан нашел меня. Он почувствовал во мне силу, но не уловил ее цвета. Он был слишком самоуверен. И в какой-то мере оправданно. Он же стал самым ценным моим учителем. И мать здесь оказалась ни при чем. О, она, казалось, может соблазнить даже монаха. Любой мужчина сначала капитулировал перед ее обаянием, а потом, глядишь, уже барахтался в ее сетях. Гаэлтан оказался крепче монаха. У него была цель, все остальное либо помогало ее достижению, либо мешало. Мать мешала.
Друид чувствовал, кто она такая, не внешне, в душе. Она была из тех, кто не склонит своей головы перед высшими силами, не подставит шеи под чужое ярмо. Удивительно ли, что и в своем ребенке она хотела воспитать ту же свободу? Гаэлтан же мог только служить. Он шел за чужими идеями. Наихудшее зрелищераб-дайх.
Но не его убеждения были мне нужны, а его знания. И он начал мне их давать скупой рукой. Так я познал суровую школу друидского обучения. И она мне понравилась. Жесткость без жестокости, наказания без злости и поощрения без излишеств. Чем-то это было похоже на Плутон и в то же время совсем другое. Друиды умели закалить характер. Их приемы боя были не такими, как у высших. И благодаря им умный аколит мог победить в поединке глупого сокрушающего врагов. Я это видел, чувствовал и постигал с жадностью, впитывая науку как губка.
Магия Гармонии мне не понравилась поначалу. Слишком много оговорок, слишком сложна. Тогда я не любил сложных загадок. Вкус к ним мне тоже привил Гаэлтан. И я увидел истинную силу друидских чар. Познавший гармонию может практически все. Он чувствует, какой камешек нужно столкнуть, чтобы на его врага обрушилась порожденная им лавина. Но увидеть и постигнутьне одно и то же. Тогда я впервые испугался. Не врагов, вооруженных смертоносными клинками и неодолимой магией, не неизвестности, таящейся в темных углах. Я испугался Гармонии.
Она влияла на сознание, исподволь, с неумолимостью времени, она пыталась изменить меня, потушить огонь ярости, пылавший в душе. Но кто я был без этого огня? Чиэр? Нет, хуже. Потому что любой чиэр лучше, чем дайх, сложивший оружие, позволивший кому бы то ни было взять над собой верх.
Друид. По-своему я даже привязался к нему. Он нравился мне. Наверно, мне не хватало отца, которого так и не смог заменить Ансельм. Гаэлтан не открывал мне многого, в том числе и тайны звериного перевоплощения. Чего-то ждал. А мне становилось все страшнее, потому что я стал понимать его и, что еще хуже, где-то в глубине души принимать его побуждения.
И однажды я почувствовал, что подошел к последней грани. Что завтра я проснусь, и это буду уже не я. Что утром я ступлю на ту же тропу, что привела моего отца к бесславному концу, но для меня подобный исход уже не будет казаться бесславнымнаоборот, единственно возможным в подобных обстоятельствах
* * *
Серп-меч был там же, где я его спрятал. Под лежанкой одна из досок пола вынималась. Перед тем как залезть в свой тайник, я обезвредил все ловушки. Только я знал, в каком месте надо поддеть доску кинжалом, чтобы он не соскользнул и рука не напоролась на еле заметный шип, смазанный ядом. Только я знал, как вынуть из тайника иглы, покрытые тем же ядом, и не поранить себя. Только я знал, как развернуть мешковину, скрывающую клинок, и не уколоться натыканными в нее шипами.
Изогнутое лезвие, покрытое серебром. Меч был тонок, но очень прочен. Я готов был поспорить, что он превосходит большинство из изделий доменовских мастеров. Ширина лезвия у рукоятипальца четыре, а после изгиба к острию оно сужается завораживающе плавно. Я, наверно, был единственным плутонцем, умеющим обращаться с подобным оружием хотя нет, не единственным, но сейчас это не так важно. Серебро блестело в солнечных лучах. Наследие Гаэлтана. С этим клинком можно выйти против любого меняющего форму и против нежити, а может быть, и против неупокоенного духа.
Я встал, попробовал взмахнуть мечом, пошатнулся и чуть не упал. Да, не рассчитал я сил с этой маленькой дурочкой. Еле дошел до лежанки. Два шагано как они тяжелы! Хотелось упасть и ползти, но я не покорился слабости. Это не самое сложное испытание. Сегодня будет только хужея понимал. Силы продолжали истекать. Словно я своими действиями нанес себе рану. Только ее нельзя перевязать. Можно лишь ждать, пока затянется, и терять силы, терять.
Два комара влетели в мое убежище. Жужжащие надоеды. Мать рассказывала о комарах других планет. Они отличаются от плутонских. Наши раз в пять больше, а их укус несет в себе страшный яд. Одно-два насекомыхеще не проблема. Но зачастую эторазведчики. За ними прилетит вся стая. Впрочем, как и от всех тварей на этой жестокой планете, от комаров была своя польза. Если тебя укусит один, ты будешь долго болеть, но следующий укус обойдется легче. Так наши тела приучаются к яду. Некоторые, обретя устойчивость к ним, отдаются на растерзание целым стаям. Со временем сама их кровь превращается в страшнейшую отраву, в оружие, которое все время при тебе. Но по мне, это извращение.