Почему же? в голосе Анны прозвучала некоторая обида.
Руки у вас, конечно, сильные, но пальцы короткие. В юности, скорее всего, учились в музыкальной школе, не исключено, что занимались скрипкой или флейтой.
Ходила в балетную школу.
Но недолго.
Угадали, печально вздохнула Анна. Хорошая балерина это изнурительный труд, кошмарная диета и колоссальное честолюбие. А я была обычной девчонкой, обожала сладкое, особенно пирожные, любила книжки читать про любовь. Поэтому окончила музыкальную школу по классу скрипки. Теперь преподаю.
А семейная жизнь у вас не сладилась, продолжил Ворсин, вдохновленный успехом.
Намекаете на отсутствие обручального кольца? иронически улыбнулась Анна. Не угадали. Муж силком выпроводил на юг, зимой у меня случился острый бронхит, врачи настоятельно советовали хотя бы пару недель отдохнуть у моря.
Извините, смутился Сергей Антонович, жалея, что ввязался в этот странный разговор.
Он с удвоенным усердием набросился на шашлык, чтобы поскорее покончить с едой. «Шерлок Холмс доморощенный, с возрастающим раздражением думал он, угрюмо пережевывая мясо, которое не вызывало у него удовольствия. Распустил хвост, как павлин. Антонина раньше тоже была стройной и легкой, как одуванчик. Эдакая неугомонная и своенравная коза-дереза, способная вскружить голову любому. А что в итоге? «И вот смотрю я пред собой и думаю, куда все делось?». Кто это написал? Кажется, Есенин, неважно. Чего жалеть и плакаться? Было бы замечательно, если бы изобрели способ вернуться в прошлое и его переиначить. Но ведь такого никогда не будет. И какого рожна возвращаться? Чтобы испытать жгучую боль? Садомазохизм в чистом виде.
Громкая музыка и жующая толпа мешали сосредоточиться. Пожелав Анне приятного аппетита, Ворсин поднялся из-за стола и направился к обзорной площадке. Он надеялся, что, уединившись, сможет разгадать ускользнувшую от него по пути на Ай-Петри тайну. Занятый своими мыслями, он не сразу обратил внимание на стоящую у края пропасти молодую пару. Девушка лет семнадцати, одетая в канареечную ветровку, сердито уговаривала своего спутника отойти от обрыва, а тот, улыбаясь, называл ее трусихой и звал к себе.
Это совсем не страшно, Анюта, убеждал парень.
Ветер нежно ворошил его русые волосы. Солнце било Ворсину прямо в глаза, силуэт молодого человека на фоне яркого лазурного неба казался почти черным.
Тарас, если ты немедленно не перестанешь дурачиться, я уйду! топнула ногой Анюта. На ее лице отразилась целая гамма чувств: страх, обида, смятение.
Сергей Антонович где-то читал о племени североамериканских индейцев, которые спокойно работали на строительстве небоскребов и абсолютно не боялись головокружительной высоты. Вероятно, это чувство закладывается в каждого человека на генетическом уровне, как и клаустрофобия. Отец Ворсина тоже не любил выходить на балкон, сердился, когда жена демонстративно усаживалась на перила, чтобы подразнить супруга. Мать Ворсина отличалась веселым нравом и отчаянной храбростью. Летние отпуска она, как правило, проводила в горах, покорила все семитысячники Советского Союза. Варвара Васильевна обожала песню Владимира Высоцкого «Альпинистка моя» и мастерски исполняла ее на гитаре. Маленький Сережа знал, что его мать нравилась другим альпинистам. Во всяком случае, на всех фотографиях, которые она привозила домой, были изображены крепко обнимавшие ее бородатые мужчины, обвешанные специфическим снаряжением.
Все ее экспедиции заканчивались одинаково. Варвара возвращалась слегка постаревшей, в уголках глаз проступали острокрылые лучики светлых морщинок, а кожа лица напоминала подсушенный пергамент: сказывались высокогорное солнце, ураганные ветра и холодрыга. Приняв ванну, она начинала усердно приводить себя в порядок, чтобы обновить, по ее выражению, «подпорченную морду». У нее на столике теснились всяческие кремы и мази, с помощью которых она умудрялась за несколько дней возвратить прежнюю красоту и привлекательность. Повзрослев, Сергей понял, что его отец, Антон Семенович, отчаянно ревновал жену, но виду не подавал, молча страдал, когда она уходила в горы. Вероятно, предчувствовал беду, потому что втайне от жены крестил ее, когда она с тяжеленным рюкзаком за плечами выходила из квартиры. Однажды Сергей спросил, зачем он это делает. Отец, смутившись, ответил: «Хочу, чтобы мама вернулась домой невредимой. В старину так всегда делали, провожая кого-нибудь в дорогу». Древний обычай не помог: Варвара погибла на Памире при восхождении на пик Ленина в составе женской сборной. Из двенадцати альпинисток в живых осталась только одна, да и та отморозила ноги, которые впоследствии ампутировали.
Десятый день рождения Сережа встретил наедине с отцом, который, напившись, долго и горько плакал, вспоминая покойную жену и прижимая к мокрой груди испуганного сына. Через два года папа привел в дом тучную румяную Елену, которая была на десять лет моложе его и мигом взяла мужа в оборот. Антон Семенович перестал разбрасывать по всей квартире окурки, каждый день брился, на работу ходил в тщательно отутюженной свежей рубашке. В отличие от Варвары, которая готовить не любила и свободное время посвящала чтению книг, Елена к кухарничанию относилась с неистовой любовью, закармливала супруга и пасынка всяческими яствами. В семнадцать лет Сергей весил девяносто восемь килограммов. Он много раз давал себе зарок сесть на диету, но так и не смог преодолеть страсть к вкусной еде.
От мрачных воспоминаний Ворсина отвлек отчаянный женский крик. Тарас, оступившись, нелепо взмахнул руками и сгинул за обрывом. Анюта с круглыми от ужаса глазами пыталась что-то выдавить из себя, но у нее ничего не получалось. Преодолевая страх, Ворсин осторожно приблизился к краю обрыва. Тарас, подняв голову, с торжествующей улыбкой преспокойно сидел на корточках. Фокус заключался в том, что сразу за обрывом, на полтора метра ниже, находилась довольно широкая полка. Парень, дабы напугать девушку, сделал шаг назад, ловко спрыгнул на площадку и резко присел, создав полную иллюзию падения.
Вставай, недоумок! скривился Сергей Антонович и отступил на шаг, чтобы не видеть разверзшуюся рядом пропасть.
Улыбка медленно сползла с лица мистификатора, он открыл рот, чтобы высказать незнакомцу колкость, но его опередила Анюта, которая оказалась рядом с Ворсиным,
Он не балбес! в голосе девушки просквозило презрение. Ты, Тарас, бездушная тварь!
Анюта, развернувшись, устремилась прочь. Тарас, пронзив Ворсина злобным взглядом, бросился ее догонять.
Что за придурок, а если бы поскользнулся? подумал Ворсин.
Он долго смотрел вслед убегающим влюбленным, ловя себя на мысли, что завидует им. Они когда-нибудь поженятся, обзаведутся детьми и наверняка обожгут крылья, погрузившись в ядовитый быт. Но это случится позже. А пока они будут ссориться, сладко и яростно мириться, придумывать друг другу ласковые прозвища вроде заек, солнышек и лапочек. В общем, делать то, что свойственно всем любящим. А у него все это позади. Ворсин едва не вскрикнул. Он вспомнил, о чем подумал, когда вагончик канатки приближался к верхней станции. Об этом несчастном случае Ворсин читал в газете, но забыл о нем. В Индии высоко в горах находится священный храм, к которому подведена подвесная канатная дорога. Однажды в результате обрыва несущего троса три кабины рухнули на землю, погибло семь человек. Остальных тридцать семь паломников, чьи вагончики зависли высоко над землей, спасли с помощью военных вертолетов. Десантники спустились к ним на веревках и переместили в безопасное место. Когда Рувим Романович наклонился к Антонине, Ворсин с необыкновенной ясностью представил разбившуюся кабину, слившись в один окровавленный бесформенный ком, лежали Антонина и Рувим Романович. Себя же он увидел живым и невредимым. Эта картинка с быстротой молнии мелькнула у него перед глазами и исчезла. И вот теперь, на краю пропасти, она снова всплыла в его памяти. Глядя вслед убегающему Тарасу, Ворсин опешил от мысли, что безвременная гибель Антонины его бы не слишком опечалила.
Это было бы наиболее приемлемым выходом из ситуации, в которой ты оказался.
Сергей Антонович вздрогнул и оглянулся: возле него никого не оказалось.
Голова в кустах
Да, однажды мне пришла в голову мысль, что если бы с женой произошел несчастный случай, я бы огорчился, но не воспринял сей прискорбный факт как трагедию, твердо произнес Ворсин.
Услышав злобный шепот адвокатши «Идиот», он добавил:
Но это вовсе не означает, что я собирался убить жену.
Неужели? иронически осведомился прокурор. В таком случае я хотел бы предоставить слово свидетелю. Он сделал приглашающий жест, обращаясь к Витьке.
Прошу вас, молодой человек.
Сергей Антонович задохнулся от негодования. Суд явно превращался в фарс: мало того, что свидетелем выступал несовершеннолетний, так он еще и присутствовал в зале суда во время заседания, хотя по закону должен был пребывать за дверьми и ждать, когда его позовут. Ворсин вопросительно посмотрел на шуструю адвокатшу, надеясь, что она отреагирует, но та и бровью не повела.
Витька, громко сопя и шаркая ногами, направился к трибуне, на которой красовались государственный трезубец и тощая Фемида с традиционными весами в руках. Ворсин с удивлением отметил, что у символа правосудия нет на глазах повязки. Ему даже показалось, что она смотрит на него с некоторым сожалением, будто заранее знает, чем закончится судебное заседание. Когда Витек проходил мимо, Ворсин, сам не понимая почему, неожиданно подставил ему ногу. Не ожидавший такого подвоха мальчишка споткнулся и растянулся на полу во весь рост. Из кармана его малинового пиджака выпала рогатка.
Какой же ты неловкий! воскликнула блондинка, подбежав к мальчику. Она подобрала рогатку и помогла ему подняться.
Это он нарочно мне подножку подставил, чтобы я насмерть зашибся! жалобно произнес Витька. На глазах у него выступили слезы. Ему ребенка пришить, что два пальца уделать!
Шмыгнув носом, Витька вырвал из рук адвокатши рогатку и устремился к трибуне, которая превышала его рост. Потоптавшись, мальчишка решительно встал перед нею, загородив своим пиджаком Фемиду. Вытянув руки по швам, громко затараторил:
Значится так. Дядю Сережу и тетю Тоню знаю давно. Они оба толстые, но разные. Тетя Тоня добрая и веселая, а дядя Сережа злой и вредный, как Макс.
Кто такой Макс? уточнила судья.
Ротвейлер из соседнего подъезда. Он безбашенный. Увидит кошку, бросается на нее и разрывает на куски. Таких бешенных отстреливать надо. Если бы его хозяин дядя Боря не был таким крутым, этого барбоса давно бы замочили.
Не отвлекайтесь, свидетель, с мягким укором произнес прокурор.
Сначала просют, а потом рот затыкают, обиженно скривился мальчик.
Ты для нас образец гражданского мужества, ласково промолвила судья и впервые за весь процесс улыбнулась. Если все наши мальчики будут такими же сознательными, как ты, от преступности в Украине и следа не останется.
Тоже мне Павлик Морозов выискался, вполголоса проронил Ворсин, не понимая, какая роль в процессе отведена этому дрянному мальчишке.
Прошу оставить комментарии при себе, строго посмотрела на него судья. В противном случае лишу вас слова. Продолжайте, свидетель.
Дело было так. Когда я после школы домой притопал, маманя погнала за хлебом. Спустился на лифте, подошел к двери, хотел открыть, а тут снаружи какая-то тетка завопила, как недорезанная: «Ты мерзавец и прелюбодей!» Я с переляку едва не уписался, а потом догадался, что эта припадочная меня не видит. На кой ляд мне чужие разборки? Метнулся под лестницу, где вход в подвал. Когда тетка в подъезд ввалилась, я ее признал. Это тетя Тоня была. А за ней дядя Сережа шел. Он начал ее успокаивать. А она, в раж вошедшая, закричала: «Давай кайся, подлюга, пока рожа цела!». Я от них в подвал, они за мной. Нащупал дверь в какую-то кладовку, дернул она и открылась. Заскочил туда, сердце чуть из горла не выскакивает. Слышу, как дядя Сережа спокойно так отвечает: «Каяться мне не в чем, я тебе не изменял. А вот то, что ты надоела мне хуже горькой редьки, так это факт».
Повествование чрезвычайно увлекло Витьку: глаза его загорелись, лицо покраснело, как перезревший помидор, руки пришли в неистовое движение. Умело подражая голосам Сергея Антоновича и Антонины, мальчик продолжил рассказ: «Ты из-за своей электронной бабы совсем рехнулся, это она тебе насоветовала меня изничтожить?» «Что ты несешь?» «А кто хотел меня на Ай-Петри в пропасть спихнуть? Думаешь, я дура, ничего не поняла? С белым светом попрощалась, когда глаза твои бешеные увидела. Ты, видать, думал, что человека порешить все равно, что котенка в речке ухайдокать? Нет, дорогой, в таком деле твердость и беспощадность требуются. А ты тряпка, как был слабаком, так им и остался».
Слушая с обмирающим сердцем подлого мальчика, который, надо отдать ему должное, обладал отменной памятью, Сергей Антонович пришел к выводу, что дела его плохи.
Случай, о котором столь даровито живописал Витек, произошел в пятницу. Обычно Ворсин возвращался с работы поздно, но этот день был особенным: Quiz в четверг пообещала прислать ему нашумевшую работу Уильяма Пауэлла «Поваренная книга анархиста», в которой автор рассказывал о различных наркотиках и способах их приготовления. В этот момент Ворсин занимался расследованием трагического происшествия, произошедшего с двадцатилетним студентом экономического института Андреем Дерюгиным.
Парень жил вместе с родителями в двухкомнатной квартире, в их отсутствии надумал на кухне смастерить «адскую машинку». Когда прогремел взрыв, перепуганные соседи вызвали милицию. Как позднее объяснил Ворсину начальник научно-исследовательского экспертно-криминалистического центра Матвей Несгорович, мощность взрыва в тротиловом эквиваленте превысила четыреста граммов. Ударная волна напрочь вышибла окна и двери, а студент лишился головы. Оперативники искали ее полтора часа, нашли в кустах, в пятидесяти метрах от многоэтажки.
Представляешь, башка практически не пострадала, делился своими впечатлениями Несгорович. Жуткое зрелище. Как только ее увидел, меня вывернуло наизнанку.
Погибший оказался на редкость любопытным субъектом. С детства увлекался химией, часами возился с различными реактивами. Неизменно побеждал на всех городских олимпиадах, химические формулы щелкал как орехи. Ему прочили большое будущее, но парень неожиданно охладел к химии, увлекся экономикой. Ворсин подозревал, что Андрей так поступил, чтобы скрыть свое новое увлечение, которому, судя по всему, отдавал все свободное время.
Мы нашли у парня в шкафу три самодельных взрывных устройства, рассказывал Несгорович. Все взрыватели электронные. В первом случае «бомбу» привели бы в действие часы-будильник, во втором мини-радиоприемник, в третьем фотоэлемент, реагирующий на свет. Например, мог бы сработать, если бы жертва, войдя в темную комнату, надумала щелкнуть включателем. Но главное не в этом. Когда эти «игрушки» подорвали на полигоне, они рванули с такой силой, будто в каждой по килограмму тротила.
Пластид?
В том то и дело, что нет. Понимаешь, меня к этому делу подключили уже после того, как все запасы парня уничтожили. Поначалу этот несчастный случай расследовал Федя Подковырин, он работает следаком в Соломенском райотделе. Он мне рассказывал, что взрывчатку завернули в бумагу, обмотали синей изолентой. Федя вскрыл все три пакета, обнаружил белый порошок. Отсыпал граммов по пять из каждого, отправил на экспертизу, но по пути образцы бесследно исчезли. В связи с этим даже проводили служебное расследование, виновного так и не нашли. В общем, уникальная взрывчатка тю-тю, ни грамма не осталось. В комнате Андрея оперативники обнаружили кучу книг по прикладной химии, служебные инструкции для взрывников, больше сотни различных химических веществ в банках и картонных коробках, а также брошюру Пауэлла «Поваренная книга анархиста». Но Пауэлл пишет исключительно о наркотиках, причем здесь взрывчатка ума не приложу. Поверь, этот Андрей настоящий самородок. Думаю, что он создал совершенно новый тип взрывчатки! Я назначил экспертизы кожных покровов трупа и головы, но спецы так и не смогли определить состав взрывчатого вещества, назвали только пару компонентов. Один из них весьма любопытен. Это перекись ацетона, обладающая свойствами инициирующих взрывных веществ. Она чувствительна к внешним воздействиям трению, ударам, искре и даже к перепадам температуры, поэтому может взорваться и без вмешательства человека.