Маньяк районного масштаба - Станислав Росовецкий 2 стр.


 Стоп. Кто может подтвердить, что до девяти вы оставались в помещении?

 Как это?

 Приходил к вам кто?

 А кому ко мне вечером приходить? Нет.

 Соседи? Участковый? Где он, кстати, Федор Несторович, отчего не присутствовал при задержании?

 В село до родичей подался, куды ж ему деться. А с этим напрасно вы хороводитесь, товарыш следователь. Дайте его мне побалакать на полчасикараньше спать пойдем.

 Так соседи, спрашиваю, не заглядывали?

 Соседка ко мне, Дрынов, заглядывает во двор, если её куры через забор переберутся. Так курывот не знаю уже, учат ли этому в Высшей школе милиции

 Не отклоняйтесь от существа дела!  презрительно заметил хам Дрынов и покосился на правую сторону впалой своей груди. Евграф Иванович всмотрелся: ишь ты, синий университетский ромбик. Когда-то и он гордился своим значком, пока не утопил вместе с пиджаком по веселому делу в Исети.  Видали мы курей!

 Кур,  быстро поправил Евграф Иванович и, не глядя на бывшего ученика, скороговоркой же добавил.  Спят они в темноте.

 К делу!

 Я к тому, что соседке незачем было заглядывать. А вообще у нас с соседямиу меня то есть, потому что я как раз человек смирный, это жена постоянно с ними браниласьотношения всё ещё напряженные, однако уже дипломатические. Как отдельные газовые счетчики мы купили, не с чего стало ссориться.

 Стало быть, до девяти уж точно алиби у вас нет.

 Знал бы, где упасть, соломки бы подстелил А ведь я, пожалуй, могу доказать, что был дома.

 Это как же?

 Стенка у нас тонкая с соседями, а они как раз у себя в зале ругались. Ну, они всегда ругаются, а мне слышно каждое слово. Не хочешь, знаете, а прислушиваешься. Вы б записали: сегодня цапались из-за капусты, что сгнила в погребе. Такие у Коли были претензии, ну и Марья в долгу не осталась. Получку ему, мол, не платяти всё такое прочее

 Вот именновсё такое прочее Это не алиби.

 А что ты робыв вечером?  это сержант. Неужто возрастная солидарность, наконец, подействовала?

 Чем, то есть, занимался? Так Покормил собаку, сам поел. Ещё раньше приготовил, конечно. Помыл посуду. Посмотрел телевизор Рассказать, что показывали?

 Можно подумать, что не вызубрили бы программу До девяти? А после двадцати одного часа?

 Ну, это святое Сегодня же воскресенье. А по воскресеньям мы, как и каждую среду, всегда при деле.

 Что такое?

 В картишки перекидываемся. Компания своя, постоянная. Кстати, люди в городе уважаемыевот кто подтвердит вам, что я ни сном, ни духом!

 Что за уважаемые люди, Столбов?  понизил голос Дрынов, переглянувшись многозначительно с сержантом.

 Уж если они для вас не уважаемые Директор нашей школы, Виктор Степанович Малеевраз! И не говорите мне, что не помните его, Дрынов! Вы ведь уже при нём кончали.

 Это уж точно: как вспомнишь, так вздрогнешь Дальше!

 Главный хирург горбольницы Пищальник Иннокентий Павлович, два. Отец Сергийтри. И я, понятно.

 Что это ещё за отец Сергей? Не знаю такого. Федор Несторович?

 Не Сергей, а Сергий, по церковному. Протоиерей Сергий (Поляков). Надо бы знать, Дрынов, кто  снова вспылил Евграф Иванович. Сам не зная почему, он обиделся за скромного, порядочного священника.

 Да это новый батюшка, уж лет пять, как у нас. Тихий, себе на уме, но старушки наши про него ничего плохого не кажуть, товарыш лейтенант,  перебил сержант Евграфа Ивановича.

 А что у нас на них вообще имеется, Федор Несторович?

 Не по нашей части они. Потому как не сидели. Такие людиэто ж клиентура, не при задержанном говорить, сами знаете, кого

Евграф Иванович навострил уши. Сообразив, позволил себе усмехнуться:

 Если вы про мышанского нашего, из тех, что со щитом и мечом, так Петр Леонидыч захаживает к нам на огонек. Игрывали и закусывали вместе. Вот и у него можете спросить, возможны ли на меня такие подозрения?

Обидчики Евграфа Ивановича снова переглянулись, и он проследил за взглядом Дрынова, пропутешествовавшим к дощатой перегородке. Взор был неласков. И кого они там прячут? Если свидетеля, то очень интересно, кто там у них. Ведь нет и не может быть никакого свидетеля. Хотя

Хамлюга Дрынов вздохнул, перебрал у себя в портфеле бумажки, ещё раз вздохнул, выбирая, и сунул одну из них Евграфу Ивановичу.

 Вот, распишитесь. Подписка о невыезде.

 Сколько угодно. Куда мне ехать? Знаете, сколько месяцев уже не получаю нормальной зарплаты?

 Знаходятся бойцы, что и на своих двоих тикают. Только от нас не укроешься.

Евграф Иванович вспомнил кое-что из услышанного за карточным столом и от дикторов телевидения, но решил не тянуть время. Отпускают сейчасвот главное! Привычным жестом достал из нагрудного кармана авторучку, снял желтый колпачок, перечитал бумажку. Повернулся к Дрынову:

 Вы уж извините Может быть, и не мое это дело, но здесь нет печати.

 С содержанием документа ознакомились? Подписывайте.

Поставил свой росчерк, над которым, придумывая и заучивая, так долго трудился на заре туманной юности. И зачем, спрашивается? Милицейские протоколы подписывать? А почему, кстати, не дают на подпись протокол?

 А протокол?

 Не испытывайте мое терпение. Расписалисьи на выход!

Теперь Дрынов смотрел на него с выражением, словно у чиновника горисполкома в чёрных сатиновых нарукавниках, если у него попросить справкуи внутри у Евграфа Ивановича начало в точности так же подкручивать и подзуживать, как у стола чиновничьего, но он смолчали снова тем же манером, каким привык тушеваться перед всей этой сволочью. И проглотил готовое с языка сорваться: «Если уж подняли с постели, привезли сюда, так должны бы и отвезти назад». От них дождёшься, как же Да и мысль одна промелькнула, даже и не одна. Во-первых, если его ещё и привезут на ментовской канарейке, так соседей на сей раз уж точно разбудятдаже если до того бог миловал. И ещё: хорошо бы всё-таки узнать, кого они там прятали

Однако, как промчался Евграф Иванович коридорами отделения, как вырвался на вольный, упоительно свежий предутренний воздух, стало ему безразлично, кто там у них прячетсяили, во всяком случае, не настолько любопытно, чтобы самому, по доброй воле, слоняться под отделением, высматривая этого таинственного свидетеля. К тому ж и уверен был Столбов, что узнает о нём и без таких ухищрений. И очень скоро. Не такой у нас городишко, чтобы долго хранить тайны, даже ментовские.

И Евграф Иванович направился домой, а дорожный пеший досуг занял, обдумывая предстоящее внушение Чёмику. С одной стороны, нельзя многого требовать от собачонки размером с ладонь. И Чёмик смертельно боится людей в мундирахтоже надо принять во внимание. Что они ему сделали, какой подлой штукой напугалитого уж никогда не узнать: Чёмик, конечно, всё, ну почти всё понимает, что ему говоришь, но вот сказать может о вещах только самых примитивных, собачьих И не сказать, собственносообщить. Так что смягчающих обстоятельств достаточно. Однако же и проступок налицо. Оставлять проступок без наказания опасно: если приучил пса лаять на чужих или там не бегать без разрешения на улицудолжен исполнять. Попустишь здесьопять разболтается. И дисциплина необходима. Что бы там ни говорили, каждый должен помнить о своих обязанностях. Если ты пёс, ты обязан защищать хозяина, который тебя кормит, и принятое под охрану географическое пространство, свою собачью территорию, само собой, тоже. Вот взять хотя бы нас, шкрабов. Переход от проблем Чёмика к нашим не может быть обиден: если все согласны, что живую собственность следует кормить, то наш хозяин, областное правительство, иного мнения. Оно ставит над нами грандиозный эксперимент: сотням учителей сначала пообещало поднять зарплату, а потом почти перестало её платить. Зачем пересталоесли в корень смотреть, отбросив всю эту болтовню о банкротстве региональных бюджетов? А посмотреть, что из этого получится. Тогда это типично научный подход, вообще-то удивительный для правительства, во всём ином весьма далёкого от академизма: вся наука построена на любопытстве, и надо сказать, обычно вполне безобидном А тут выяснилось: ничего не происходит, люди работают и практически без зарплаты, а начальство их ещё больше шпыняет, чтобы выполняли всё новые инструкциии на редкость идиотские; глупее были, говорят, только в эпоху дурной хрущевской политехнизации средней школы. Быдло мыкак были, так и остались быдлом, волы бессловесные. Слава Богу, теперь он не может и себя расценивать только так, себе-то он вернул хоть частицу самоуважения. Пусть другие пресмыкаются, а он, хоть на старости-то лет, а познал радость бунта! Не в той сфере, правда, где мечталось, да и бунта ли

Евграф Иванович тихонько прикрывает за собой калитку. Перед ним в предрассветных сумерках сереет асфальтовая дорожка, по ней от крыльца медленно движется чёрный пушистый комок. Это проштрафившийся Чёмик ползёт навстречу хозяину и повелителю.

За окном совсем уж рассвело, отчего я не могу заснуть? Ведь получилась, как было запланировано, а то, ради чего всё и затевалосьроскошно вышло, блистательно, недаром же я чуть сознание не потерял! А почему чуть? По-настоящему ведь, о всякой осторожности забыв, отключился на несколько минут. Блаженных минут, надо признатьради этого стоило рисковать. И заплатить за такое не жалко. Конечно же, за наслаждение нужно платить. Я готов. Эта бессонницанет, она скорее напоминает ночь после вручения диплома, когда я не мог заснуть от счастья. И всё-таки не стоит себя обманыватьслишком разные вещи Никакого сравнения с первым случаем, лучше бы тот назвать инцидентом: тогда ведьсущая нелепость, сумасшествие какое-то, безумие. Жалкая, нелепая драка, постыдные судороги Что за радость там была? Разве что радость мести. Но очевидно, и это уже без всяких сомнений, что я не создан для радости мести. Месть утолена. Как там в Библии? Око за око, зуб за зуб. Ты поступила так со мной, теперь вашего полку убыло. Вас, пошлых, развратных, Крым, Рим и медные трубы прошедших сорокалетних девок, сорокалетних красоток! Сегодня осуществилась вторая половина мести. Ты отняла у меня животное счастье, ты унизила меня, высмеяла, ограбилая не могу до тебя добраться, да мне и не осмелиться на это, но я уже потихоньку освобождаюсьи жалкие твои подобия возвращают мне то, что ты отняла у меня. И они не смогут теперь ни с кем так поступить, как ты поступила со мной.

Моя месть справедлива. Это внутренняя моя справедливость, высшая справедливость. И я уже осуществил её, я выполнил на этот раз весь ритуал и больше не стану этого делать. Мне этого не нужно, вовсе не нужно! Я так долго обходился без этого наслаждения, потерплю ещё. А потом поеду в Геройскведь выплатит же нам когда-нибудь государство долги!  и куплю себе в секс-шопе настоящую куклу, и она будет в самый пикантный момент мне подмигивать, а потом говорить: «I love you». Мне и в самом деле больше это не нужно. Я решил так для себяи точка. Воздаяние должно быть соразмерным. Наказание не должно быть несправедливо тяжелым в сравнении с преступлением. Но ведь они попытаются выставить преступником меня! Те самые фарисеи, те самые политиканы! В который уже раз они изменили своим политических убеждениям (если у этого жулья вообще могут быть убеждения), чтобы им не помешали разворовывать странуи совсем ведь как моя благоверная, та и в замужестве не стеснялась меня грабить, а когда расходились Нет, уж лучше не вспоминать! Они, эти подонки, сами отбросили и совесть, и мораль, однако они же, моралисты (любопытно, какие теперькапиталистические или христианские?), захотят меня наказать за это свое преступление. Прокуратура уже зашевелилась, задерживают, допрашивают, наводят справки, требуют алиби. Но их уловки бессильны против человека, не обделенного разумом и предусмотрительного. Ваши же коллеги столько лет учили меня, как жить и работать в условиях, когда законы, постановления и правила нельзя нарушать, но и соблюдать невозможно. Вам я не дамся, нет. Я придумаю такой защитный ход, который вам не позволит ни при какой погоде ко мне подобраться.

Ещё немного полежать, и пора уж заниматься домашним хозяйством. Читал я, будто, когда не спишь даже, а просто лежишь в постели, раздетый, с закрытыми глазами, так тоже отдыхаешь. Попробую. Господи, да со мной ли это происходит? Я смог! Главное, что я смог это!

Глава 2. Знакомство

Вот так всегда: и делать тебе здесь вроде нечего, а сиди. Педсовет, называется Какой совет? Одна бесконечная накачка. Вначале Евграф Иванович каждую секунду ждал, что директор школы Малеев, бледный и сердитый, вовсе не похожий на вчерашнего партнера по преферансу милейшего Виктора Степановича, посмотрит в потолок (всегда так делает, прежде чем скажет нечто неприятное для собеседника) и пробурчит: один-де из наших коллег, к сожалению, сегодня ночью задерживался милицией. Молчит. То ли не позвонили ещё, то ли и не собираются этого делать. Вот удружили бы

Странный был арест, да и не арест вовсе. Словно хотели взять на арапа. А что? Совсем не глупо. Показать преступнику, убийце труп его жертвыэто, наверное, весьма эффективный прием. Да только в том случае, если убийцачеловек обычный. А было ведь сказано: маньяк. Сумасшедший. А такой не раскаяние и не шок может испытать в подобных обстоятельствахгордость собой, лишнее удовлетворение. И поблагодарить полицию за то, что показали: я, мол, не мог себе позволить наглядеться на дело рук своих, линять в темпе пришлось, а теперь мне хорошо, спасибо, теперь в самый раз Тьфу! А вчера ведь не сказал следователю главного: это не он, обвиняемый, должен доказывать, что не виноват, это они обязаны представить доказательства. Может быть, потому, что пытались взять на фу-фу, и выпустили пока? Эти сволочи, если прицепятся, так уж не отстанут. Придётся приготовиться к настоящему аресту, чтобы на этот раз не застали врасплох. И адвоката

 А может быть, Виктор Семенович, нам отрапортовать, что сделано, а самим понемногу готовить эти новые наглядные пособия. Ведь всё лето впереди. А там, глядишь, и дадут обратный ход, как не раз уже бывало

 Это все философия, Элеонора Николаевна. А мы поставлены сюда не рассуждать, а выполнять распоряжения. Сказано «до первого августа»  и будем Закройте двери, у нас педсовет!

Учителя, которым великое сидение давно уж осточертело, дружно воззрились на молодую женщину, осмелившуюся вторгнуться в педагогическое святилище. Евграф Иванович тоже стряхнул полудрему, однако со своего стула сумел рассмотреть только нос и на нем очки в модной оправе. Посетительница постояла ещё секунду и, убедившись, по-видимому, что и в самом деле тут лишняя, прикрыла за собой дверь.

Физрук Жорка Кутепов, известный донжуан, изобразил отпад, однако лениво как-то: или не вдохновила его по-настоящему, или устал, бедный, от умственных усилий, а то и не в лучшей своей форме сегодня. Что значит понедельник! А вот училки цветутмай, весна, здоровая работа на огородных грядках Евграф Иванович наклонился к физруку, прошептал:

 Что, новая мамаша?

 Да нет, не мамаша. Вообще её не знаю, Евграф Иваныч, но в лице что-то знакомое

 Ну, это ей заливай, Жора, когда станешь кадрить

 Вот те крест святой, не стану знакомиться, Евграф Иваныч: такие женщины меня просто подавляют!

 Эй, на камчатке! Тихо! И последний сегодня вопрос

Тихо так тихо. Столбов лениво прикидывает, какие такие качества в женщинах подавляют шустрика Жору и что именно в физруке способны они подавить. Лично он, кроме очков, увидел только нос. Была бы фигура толковая, вначале выставилась бы грудь. А нос Что о нём скажешь? Для первых солнечных майских дней очень уж бел, не блестит: припудрилась дамочка. А вот очки В здешней аптеке, что на площади, таких, кажется, не продавали.

Застучали стулья. Мужики полезли за сигаретами, женщины тоже в свои сумочки. Дамы пойдут смолить в женский туалет. Отними у них конспирацию, и половина удовольствия от этой гадости у баб пропадёт. А какое тут удовольствие? Чёрт знает, зачем и сам он курит. Евграф Иванович дал прикурить Жоре, у того ведь спичек отродясь не водится, и побрел на выход. Домой. Или в библиотеку? Там хоть не сразу найдут.

 Столбов Евграф Иванович?

Узнал её по очкам: нос в анфас у дамочки ещё менее выразителен, нежели в профиль. Да, грудь бесформенная, но это разве недостаток? Ноги грубоваты и великоваты. А главное

 И каквсю уже обсмотрели?

Он машинально кивнул. Да, слишком молода: у этих молодых язык болтается свободно, никаких тебе задержек. Лет двадцать семь, от силы тридцать

 Если не подхожу вам, не огорчайтесь. Я по другому делу. По уголовному Из-за него вас беспокоили сегодня ночью.

Столбов вгляделся: та, что сидела в машине! Конечно же, онаи форма стекол, что блеснули тогда ему в темном салоне, такая же

 Чего вы от меня хотите?

 Это довольно долгий разговор. Не могли бы вы меня повести куда-нибудь?

Назад Дальше