И вот, наступила тишина, только вдалеке приглушённо посапывали тарандры. Анахарсис осторожно приподнял голову. Взору его открылась страшная картина: у берега реки лежали растоптанные тела его врагов, лошади, видимо, успели разбежаться в разные стороны, только один жеребец забежал по брюхо в реку и сейчас трясся мелкой дрожью. Не понимая, почему он ещё жив, Анахарсис стал на колени и ощупал себя. Тело ныло от ударов грабителей, но тарандры не тронули его. Едва успев поблагодарить Богов за спасение, он увидел, что грозные животные вновь возвращаются. Их бег был уже не так стремителен, но опасность от этого не становилась меньше. Жеребец, стоявший в реке, едва начав успокаиваться, опять стал подрагивать всем телом. В этот раз Анахарсис не склонил голову и, не потому что был безрассудно смел. Избитое тело притупило чувство страха, и он уже почти спокойно наблюдал за приближением смерти. Анахарсис знал, что в этот раз не обманет её. И как же он был удивлён, когда весь табун тарандров остановился перед ним на расстоянии пяти локтей. Вперёд вышел, играя мышцами, огромный самецвожак. Он подошёл к Анахарсису, втянул широкими ноздрями воздух, словно принюхиваясь к человеку, и неожиданно лизнул его шершавым мокрым языком в лицо. Анахарсис опешил. Он мог ожидать чего угодно, но только не нежности со стороны грозного животного. Тарандры не поддавались приручению и сторонились людей. Их поведение было непредсказуемо. Они легко переходили от спокойного состояния к ярости. Поэтому Анахарсис напряжённо ожидал, как дальше поведут себя вожак и весь табун. Но животные так же миролюбиво стояли перед ним, и вожак так же преданно смотрел большими выпуклыми глазами на человека. И тут Анахарсис вспомнил
Двумя зимами ранее, пробив тонкий лёд, провалился в реку детёныш тарандра. Он жалобно и тонко визжал. А на берегу беспомощно топтался табун его сородичей. Эту картину Анахарсис увидел с вершины высокой скалы над рекой, куда он поднялся, чтобы увидеть рождение нового дня. Диск солнца наполовину выглянул из-за горизонта. В его лучах местами начинал блестеть снег, а вдалеке, ещё в сумерках, был виден скифский лагерь. Крик маленького тарандра, прорезав холодный воздух, звенел чужой болью в ушах Анахарсиса. Он знал, как опасно приближаться к тарандрам, но жалость победила страх. Анахарсис спрыгнул со скалы в глубокий снег, кубарем скатился прямо к реке и, вбежав по колена в студёную воду, вытащил детёныша на берег. Табун тарандров, точно понимая, что происходит, не двигался с места. Малыш едва держался на ногах и Анахарсис, прижав дрожащее тельце к себе, растёр ему тело и ноги. Малыш доверчиво ткнулся мордашкой в плечо своего спасителя и благодарно лизнул его в лицо.
Анахарсис уже не сомневался, что перед ним стоит тарандр, спасённый им когда-то. Он решился погладить вожака и тот доверчиво, как и два года назад, потянулся к нему мордой. Может быть, впервые скифские степи увидели человека и грозного тарандра не врагами
Добраться самостоятельно до Эксампея избитый Анахарсис не мог. К священной роще он подъехал на тарандре, вцепившись в густую шерсть на его спине, а чуть поодаль шёл присмиревший табун этих редких и грозных животных. Появление Анахарсиса на тарандре, да ещё при большом стечении народа накануне праздника «Начало мира», потрясло скифов. Вера в его могущество стала непоколебимой, вселяя уважение и страх. И как не пытался Анахарсис объяснить случившееся естественными причинами, люди уже не слушали его. Они желали чуда
4. Человек в плаще (наши дни)
Антыхин медленно ходил вокруг подставки, на которой совсем недавно стояла скифская чаша. Директор музея Фейгин сиротливо прижался к стене выставочного зала и, затаив дыхание, наблюдал за действиями Антыхина.
Ничего не нашли? почти без надежды спросил Фейгин.
Если найду, обязательно скажу, Аркадий Михайлович, не столько успокоил, сколько отделался Антыхин. Директор музея, при всей симпатии к нему, понемногу начал раздражать Антыхина. «Он убеждён, что я, по меньшей мере, в одном лице и Шерлок Холмс и доктор Ватсон», думал Антыхин, скользнув взглядом по окнам.
Стёкла на окнах особой прочности? Пуленепробиваемые? с откровенной иронией спросил Антыхин.
Фейгин ответил вполне серьёзно: Что вы! Какие там пуленепробиваемые! Обыкновенные стёкла.
Почему же решётки на окна не поставили?
Вы же знаете, какой бюджет у музеев. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится, похоже, обиделся Фейгин. Никто и копейки лишней не выделяет. Даже гвозди из своей зарплаты покупаю.
Но сигнализация хоть была исправной? Это точно? смягчился Антыхин.
Да, как-то неуверенно ответил Фейгин. Кажется, да.
Кажется? покачал головой Антыхин.
Во всяком случае, когда мы её проверяли с дежурным, она работала, активно защищался Фейгин.
Антыхин ещё раз обвёл взглядом зал музея. Постучал по раме окна, словно проверяя её на прочность, а если честно, то так больше для вида. Следственная группа из полиции хорошо здесь поработала. Собрала весь урожай, какой только можно было собрать. У Антыхина не было желания начинать это дело. Но, глянув на грустное лицо директора музея, всё же спросил:
Вы мне можете показать фотографию чаши? Или на снимки тоже нет средств?
Вы не иронизируйте, пожалуйста, занервничал Фейгин. У нас есть прекрасный каталог и в нём размещены все экспонаты, которые выставлены в музее. В том числе и скифская чаша.
В кабинете директора музея всё дышало прошлым. На стенах висели стандартные картины на исторические темы: стоянка первобытных людей, охота на мамонтов, ледовое побоище. На полках, рядом с толстыми, покрытыми пылью, томами книг, стояли глиняные статуэтки египетских богов, маленькие бюсты мыслителей прошлого. Несколько острых камней лежало на зелёном сукне стола.
Нелегко вам живётся под тяжестью веков? с любопытством поглядывая по сторонам, спросил Антыхин.
Ноша истории незаметна, засмеялся Фейгин. В сущности, она у каждого из нас за плечами. А у меня даже на столе.
Фейгин подал Антыхину камень.
Это нож каменного века.
Антыхин с уважением провёл ладонью по плоской твёрдой поверхности.
Нравится? спросил Фейгин.
Любопытная вещь. Как будто пожал руку далёкого предка.
Значит нравится? Дарю! Фейгин сделал от сердца широкий жест. Заметив колебание Антыхина, сказал:
Берите! У нас таких экспонатов много. Этот камень я лично нашёл на берегу реки. А в придачу вот вам наш каталог. Спасибо спонсорам, очень качественные фотографии сделали.
Каталог был тяжёлым и от этого производил впечатление солидного издания. Антыхин не без интереса листал его страницы. Фейгин вдруг остановил его:
Обратите внимание, на этой странице у нас представлены три древнегреческие геммы. На двух из них изображение Геракла, а вот эта гемма лежала внутри украденной чаши. Как видите, прелестная работа.
Оригинал был, наверное, ещё краше? спросил Антыхин.
Что вы имеете в виду?
Я имею в виду девушку изображённую на этой гемме. Если она так прекрасна на стекле, то какая же она была в жизни?
Ну, может быть, это придуманный образ, не думайте о ней. Если она и жила на самом деле, то нас с ней разделяют тысячелетия, понимающе улыбнулся Фейгин. Ищите свой идеал в нашем времени.
Фейгин взял в руки каталог, перевернул несколько страниц и грустно вздохнул:
А вот и скифская чаша.
Даже на фотографии чаша производила необычное впечатление. Её форма не была идеальнойскорее асимметричной, но даже в этом была её особая привлекательность. Скифские пирующие воины, царь на тронесмотрелись на фризе чаши единой композицией, и только человек в плаще, стоящий в полный рост, был обособлен от общей группы. Очевидно, неизвестный мастер не случайно акцентировал внимание именно на этой фигуре.
Вижу вас, Владимир Олегович, наиболее заинтересовала фигура скифа в плаще? спросил Фейгин.
Антыхин согласно кивнул.
Кстати, обратите внимание, продолжал Фейгин. Он единственный из всех кто не вооружён, в руках он держит не оружие, а свиток папируса. Очень осторожно я выскажу предположение, что на чаше изображён гениальный человек своего временифилософ Анахарсис.
5. Начало мира (до н. э.)
Великий скифский праздник «Начало мира» заявил о себе, когда утренняя заря появилась в небе, медленно рассеивая ночной мрак. Главный жрец Бога войны Ареса, он же Верховный жрец общескифского святилища в урочище Эксампей, подняв руки к небу, песней напомнил скифскому народу о его происхождении:
«Мы из всех племён самое молодое племя, а появились мы следующим образом: первым появился на этой земле, бывшей в то время пустынной, человек по имени Таргитай. А родители этого ТаргитаяЗевс и дочь реки Борисфена. Такого именно происхождения был Таргитай. У него родились три сына: Липоксай и Арпоксай и самый младший Колаксай. Во время их правления на скифскую землю упали сброшенные с неба золотые предметы: плуг с ярмом, обоюдоострая секира и чаша. Старший брат, увидев первым, подошёл, желая их взять, но при его приближении золото загорелось. После того как он удалился, подошёл второй, и с золотом произошло то же самое. Этих загоревшееся золото отвергло, при приближении же третьего, самого младшего, оно погасло, и он унёс его к себе. И старшие братья после этого, по взаимному соглашению передали всю царскую власть младшему».
Едва лучи солнца осветили урочище Эксампей, как длинные вереницы жрецов-прорицателей потянулись по узким тропам к жертвенной поляне главного среди скифских Божества: Бога войныАреса. Задолго до праздника, в его святилище (скифы возводили святилища только Аресу) на ровной четырёхугольной площадке, набрасывали огромные кучи хвороста, а поверх воздвигали потемневший от крови железный мечакинак. Исключительно Аресу приносили в жертву не только животных, но и пленных врагов, когда шла война. Сейчас был короткий период мира, поэтому на жертвенных кострах сжигали кости животных, а мясо оставляли, чтобы сварить в священном медном котле. Всё обильнее лилась кровь, всё ярче пылал костёр на жертвенной поляне, и верили скифы, что радуется в этот день не только АресБог войны, но и все Боги: Табитихранительница огня, Папайпрародитель скифов, Апиолицетворяющая землю и воду. Они возглавляли пантеон высших скифских Божеств. А где-то рядом в урочище бродили Гойтосиреохранитель скота, Аргимпасувеликое Божество жизни и смерти
На высоком скалистом обрыве над урочищем Эксампей, на ровной площадке прикрытой естественным каменным козырьком, восседала на гладких валунах скифская знать, во главе с царём Кадуидом. На правах брата ближе всех к царю сидел Анахарсис. Сегодня Кадуид был в прекрасном настроении:
Посмотри, брат, разве не величественная картина открывается нашим глазам? Да, скифские жрецы умеют разговаривать с Богами. После таких жертв, Бог войныАрес, думаю, будет благосклонен к моему народу, и другие боги не оставят нас
Да будет благословенен скифский народ. Пусть мудрость Богов будет всегда с нами, сказал Анахарсис.
Сила важнее мудрости, возразил царь. Сильный волк всегда победит мудрую лису.
Ты прав и не прав, брат, задумался Анахарсис. Что стоит сила без мудрости? Но с другой стороны наша жизньбесконечные войны. Как же тут без силы? Но я верю, придёт день
Ты опять? раздражённо прошептал Кадуид. Твоя вера вселяет смятение в сердца наших воинов, ты забыл, что они должны быть беспощадны к врагам. Даже Боги требуют крови!
Разве Боги говорят, какие им нужны жертвы? Когда я был в Ольвии
Замолчи! вспылил Кадуид. Тебе вредно посещать Грецию. Греки сыты и ленивы. Они боятся смерти, а мы смело смотрим ей в глаза. Для скифа погибнуть в бою великая честь, счастье
Греки думают не о смерти, брат, для них счастье в жизни. И нам есть чему поучиться у них. Поэтому я снова держу путь в Элладу. Греки окружили себя красотой и сумели сделать из своей жизни праздник. Даже их Боги не так кровожадны как наши!
Не смей! Кадуид поспешно прикрыл Анахарсису рот ладонью. Оставьте нас! приказал он своему окружению.
Свита царя, низко поклонившись, отошла на почтительное расстояние от братьев. Ни один мускул не дрогнул на лицах вельмож.
Кадуид крепко обнял Анахарсиса за плечи:
Брат, зачем такое говоришь? Никогда, слышишь, никогда не высказывай недоверия скифским обычаям и законам. Верь в могущество и справедливость наших Богов. Если ты посеешь сомнение в сердцах скифов, мы погибнем как народ. Будь опорой моей власти. Моей силе так нужна твоя мудрость.
Я люблю тебя, брат, Анахарсис прижался щекой к руке царя. Но я не могу изменить себя.
Кадуид резко отстранился от Анахарсиса. И уже сказал зло и кратко:
Не подчинишьсяубью! И вдруг так же резко обнял Анахарсиса. Прости, брат, не будем ссориться, да ещё в такой день!
Слёзы выступили на глазах Анахарсиса. Он сжал двумя руками ладонь Кадуида:
Мне жаль тебя, брат. В тебе борется два началачеловек и царь. Хорошо, если победит человек.
А тем временем, жрецы собрались в общескифском святилище Бога войныАреса, у медного котла. Жарко пылали, потрескивая, сосновые поленья, многие уже превратились в угли. Стены котла раскалились до тёмнокровавого цвета. Огромные куски мяса жертвенных животных лениво переворачивались в кипящей воде. Верховный жрец ударил круглым камнем по металлическому диску и к священному котлу потянулся народ.
Пора, сказал вельможам царь Кадуид, поднимаясь с каменного валуна.
По извилистой тропинке он начал спускаться вниз, следом за ним двинулась пышная свита. Впереди воины освобождали дорогу царю, хотя простые скифы и так почтительно расступались перед своим владыкой. Жрец зачерпнул деревянным черпаком густое варево из котла и перелив его в ритуальную серебряную чашу подал царю, низко склонившись перед ним.
Слава Богам! прокричал царь. Да не оставит их милость скифский народ!
Царь Кадуид, обжигая губы, сделал глоток и передал чашу Анахарсису.
Слава Богам! прокричал и Анахарсис. Да не оставит нас их мудрость! подчеркнул он.
Высокородные братья обнялись. Казалось, что дружба и согласие надолго поселились в их сердцах. Пока знатные скифы из окружения царя по очереди пили из ритуальной чаши, братья отошли в сторону под сень дуба, тихо шелестевшего густой кроной над их головами. Расслаблено улыбаясь, они наблюдали, как священный котёл обступили простые скифы, грубыми деревянными чашами черпая похлёбку. Кадуид обратил внимание, что на поясе у Анахарсиса висит такая же чаша, как у бедняков, выдолбленная из куска дерева.
Не годится, неодобрительно покачал головой Кадуид, брату царя пользоваться такой чашей.
Я путешественник, брат. Ответил Анахарсис. Зачем мне в дороге золото и серебро. Они отягощают тело и служат соблазном разному сброду.
Однако же твои скромные одежды и простая чаша, на потёртом кожаном поясе, не уберегли тебя от грабителей.
Голод и бедность им глаза закрыли, брат. Такое отребье в пути редко встретишь. Да простят их Боги.
Кадуид покровительственно положил руку на плечо Анахарсиса.
И всё же я хочу сделать тебе подарок.
Царь внимательно осмотрел толпу.
Эй, Орик! крикнул он, приметив невысокого, но крепко сбитого человека. Лицо и руки его были медного цвета, словно опалённые огнём. Услышав своё имя, человек повернул голову. Кадуид поманил его пальцем и человек, не мешкая, подбежал к царю, заранее сгибаясь в поклоне.
Я слушаю тебя, Великий царь.
Орик, сказал Кадуид, ты владеешь секретами металлов. Ты делаешь мечи и сам украшаешь их. Самые прекрасные чаши из серебра и золота созданы тоже тобой. Сделай моему брату чашу достойную его. И я отблагодарю тебя
Анахарсис недовольно поморщился:
Но у меня есть чаша и она устраивает
Позволь я прерву тебя, Анахарсис, сказал мастер Орик. Я сделаю тебе чашу всем на удивление, достойную твоей мудрости. Когда прошлое будет погребено временем, люди вспомнят о тебе, даже если забудут твоё имя.
Благодарю тебя, мастер. Но люди должны помнить человека по делам его, если он, конечно, достоин того.
Что ж, пусть чаша будет напоминанием обо мне, скромном мастере, хитро сказал Орик.