«Вечернюю Москву» читаешь?
На кой мне? отозвался Шкандыбин. Я папиросы курю.
Понял, сказал Жеглов, подошел к платяному шкафу, который я уже осматривал, и вытянул бельевой ящик. В ящике лежали рубашки, носки, майки. Жеглов, брезгливо оттопырив мизинец, вытащил их, достал из ящика застеленную на фанерном дне газету с грубо оборванным листом. Сам газетку застилал или попросил кого?
Сам, сказал с удивлением Шкандыбин.
Чудненько, кивнул Жеглов, оглядел внимательно газету и, положив ее на стол, разгладил поверх «Вечерней Москвы». Я оторвался от этажерки, которую в это время осматривал, подошел к столу. Газета из ящика тоже была «Вечерней Москвой», а вглядевшись, я с удивлением обнаружил, что и она за второе сентября.
Иди-ка сюда, Шкандыбин, смотри и слушай меня внимательно, сказал Жеглов. Вот эту газету я велел привезти мне из редакции еще до обыска, она за второе сентября. У тебя из ящика мы добываем такую же газету, гляди, гляди. Так?
Так, хмуро кивнул Шкандыбин.
Вот и спрашивается, каким же макаром я так в цвет попал, а?
Не знаю, пожал плечами Шкандыбин.
Ты вот что, мил друг, плечиком не дергай, когда тебя Жеглов спрашивает. Ты думай и отвечай по делу!
Да я, ей-богу, не знаю! взмолился Шкандыбин, и было видно, что ему и в самом деле невдомек, как такое могло случиться. Не понимал пока и я, к чему ведет Жеглов.
Ну, не знаешьсейчас узнаешь, пообещал Жеглов и кивнул Грише: Давай сюда конверт!
Шесть-на-девять протянул Жеглову конверт, Жеглов вынул из него неровный клок газетной бумаги.
Видишь, бумажка эта была сильно смята, а потом разглажена, сказал Жеглов. Это мы ее разгладили. А до того, как мы ее разгладили, вот этот товарищ Жеглов показал на меня, нашел ее в скомканном и слегка подпаленном виде под окном товарища Фирсова, тобою подстреленного
Говоря все это, Жеглов примерял обрывок к верхней газете, к неровному ее краю. Когда наконец в одном месте обрывок аккуратно сошелся с краем, Жеглов довольно ухмыльнулся:
Бумажечка скомканнаяэто пыж, дорогой мой гражданин Шкандыбин, пыж из твоего ружьишка, которое мы теперь, несомненно, разыщем. Погляди, полюбуйся, как бумажечка к твоей газете подходит, вот отсюда, с этого самого местечка, ты ее и оторвал, когда снаряжал свой поганый патрончик. Да не вышлос МУРом, брат, шутки плохи!..
Сколько скостят, если я ружье сам выдам? глухо спросил Шкандыбин.
А вот это уже мужской разговор. Я ж тебе с самого начала предлагал нам сэкономить время, коротко всхохотнул Жеглов и уверенно закончил: Треть, я думаю, скостят непременно, сам позабочусь!..
* * *
Стемнело совсем. За окном не переставая моросил мелкий слякотный дождик, в кабинете было холодно, у меня даже ноги замерзли, и, когда я сказал об этом, Жеглов рассмеялся: «Зато летом будет не жарко, с улицы раскаленной сюда вваливаешься, как в рай божий» Это не слишком меня утешило, но отвлекаться было некогдавызов следовал за вызовом, телефон звонил непрестанно.
Я отлучусь ненадолго, сказал Жеглов, одернул гимнастерку, причесался перед зеркалом, вделанным почему-то во внутреннюю дверцу сейфа, и испарился.
Не успели еще затихнуть его шаги в длинном коридоре, как зазвонил телефон.
Я снял трубку:
Оперуполномоченный Шарапов слушает.
Докладывал дежурный из 37-го отделения:
Явился к нам тут гражданин один, сам он строитель. Сегодня ремонтировали домишко на Воронцовской, и в стене, под штукатуркой, как дранку вырвали, тайник обнаружился, а в нем банка стеклянная Алло
Слушаю, слушаю, торопливо сказал я.
Двадцать золотых десяток захоронено, николаевских
Ну?..
Напарник этого гражданинаон же первый банку и вытащилдал ему пять червонцев и велел помалкивать. А остальное золотишко себе забрал. Какие будут указания?
А какие указания? удивился я. Брать надо этого шкурника с поличным, и все дела
Есть! сказал дежурный и положил трубку.
И вот тут-то меня взяло сомнение: сегодня я уже не раз имел случай убедиться, что некоторые вещи, которые выглядели бесспорными и очевидными, с точки зрения уголовного розыска оказывались не такими уж простыми и требовали решений, вовсе не обязательно вытекавших из житейского опыта. Я еще подумал, что дежурный 37-го отделения не первый, наверное, день в милиции, а счел нужным запросить указаний, значит дело не представляется ему таким простым, как мне кажется Я покряхтел немного и набрал номер нашего коммутатора, вызвал тридцать седьмое. Дежурный отозвался немедленно.
Алло, сказал я натужно и покашлял. Это Шарапов из МУРа, насчет золотишка
Сей секунд выезжаем, отрапортовал дежурный.
А ты погоди, сказал я. Тут, может, с кондачка решать не стоит. Я, понимаешь, человек здесь новый
Да-а? радостно удивился дежурный. Вот и я тоже новый, вторую неделю всего-то и дежурю, таких дел еще не встречалось! И начальства никакого, как на грех, нету
Вот и погоди, степенно сказал я. А то мы с тобой еще наворотим, чего, может, не надо. Я сейчас посоветуюсь, не отходи
Я положил трубку на стол и пошел в соседний кабинет к Тараскину, который только что вернулся из ресторана «Москва», где две подвыпившие компании схлестнулись между собою в просторном вестибюле. Сейчас он, набычившись, вел душеспасительную беседу с ярко размалеванной девицей, из-за которой весь сыр-бор разгорелся. Девица безутешно рыдала, а Тараскин строго отчитывал ее:
Пришла с людьмиведи себя как положено. А то что же получается? Глазки посторонним строишь, можно сказать, авансы раздаешь, вместо того чтобы в свою, значит, тарелку глядеть
Тараскин, пошептаться бы, сказал я. Это словечко«пошептаться» я услышал от Жеглова, и оно чем-то мне понравилось, потому что шептаться при людях всерьез вроде неловко, а если сказать как бы в шутку, тогда ничего, можно.
Котова, выйди в коридор на минуту, сказал Тараскин девице, та мгновенно перестала рыдать, поднялась, и я с изумлением увидел, что ее нарядное платье располосовано чуть ли не до пояса, а в руках толстая красивая коса, видать накладная, вырванная из прически в драке.
Я торопливо изложил суть вопроса, и Тараскин, ни на секунду не задумываясь, продекламировал, явно подражая жегловским интонациям:
Сокровище, то есть клад, сокрытый в земле или в стене, есть единая и неделимая собственность государства. Как таковая, подлежит обязательной сдаче органам власти за вычетом вознаграждения нашедшему. Присвоение клада карается по закону. Тараскин передохнул и сказал уже обычным своим голосом: Указание ты, Шарапов, дал правильное, насв масштабе МУРаэто происшествие не касается. Продолжай в том же духе. Эй, Котова, заходи!..
Я закончил разговор с дежурным и вернулся к методическому письму по криминалистике, в котором излагались неотложные действия следователя в случае обнаружения фактов незаконного пользования знаками Красного Креста и Полумесяца. К тому времени, когда я освоил методику расследования этого преступления, пришел Жегловсвежевыбритый, благоухающий одеколоном «Кармен», сверкающий белоснежным полотняным подворотничком. Он открыл сейф, снова покрасовался перед засекреченным зеркалом, явно остался собою доволен, поскольку, захлопывая дверцу, запел, сильно фальшивя: «Первым делом, первым делом самолеты Ну а девушки? А девушки потом» Прошелся, скрипя блестящими сапогами, по кабинету, остановился передо мною:
Ну что, друг ситный? Служим?
Служим, невозмутимо сказал я.
А тем временем у Ляховского «эмку» украли.
Чего? спросил я. Какую «эмку»?
Обыкновенную. Легковой лимузин М-1, довоенная цена девять тысяч рублей. Не в том дело
А в чем?.. не понял я.
А в том, у кого украли. Герой, орденоносец, летчик Ляховскийзнаешь?
О-о! Я сразу и не сообразил. Как же это получилось?
Очень просто
Зазвонил телефон. Дежурный сообщил Жеглову, что на Масловке, около «Динамо», горит одноэтажный дом.
Деревянный? переспросил Жеглов. Сильно горит?
Дежурный подтвердил, что дом деревянный и горит сильно.
Пока доедем, сгорит, значит, совсем, а?
Дежурный подтвердил и это.
Значитца, так, сказал Жеглов. Пока криминала не видно, нам там делать нечего: пусть занимается доблестная пожарная охрана
Да я что, сказал дежурный. Я так, к сведению
Ну бывай
Жеглов положил трубку и сказал мечтательно:
Была у начальства одна мысль толковаяразделить службы, чтобы карманниками один отдел занимался, домушникамидругой, аферистами, там, валютчикамитретий, бандитами, вот как наш, четвертый Ан нет, всякую мелочь на тебя валят, нет времени про главное подумать
Так у нас и есть ОББотдел борьбы с бандитизмом? удивился я. Так или нет?
Так, да не так. Сам видишь, чем занимаешься.
Вижу, сказал я. Но ведь дежурство сегодня. И потом, бандиты небось не в парниках выводятся. Они, я полагаю, с другими всякими жуликами связаны, помельче
Жеглов изогнул соболиную бровь:
Ну-ка, ну-ка
Я к чему веду? немного смущенно сказал я. Ведь вот на фронте, скажем, артиллеристы, пехота, разведка, ну и так далееони в полном контакте действуют: артиллерия огоньку подбросит, пехота живой силой поддержит, разведка сведения доставит А враг и там разнообразныйи мелочь всякая бывает, ну вроде, скажем, карманников, и крупный зверь водится, например, помню, отборная егерская часть против нас стояла, действительно головорезы, их в одиночку, как говорится, голыми руками, не возьмешь.
Жеглов поставил ногу на стул, подтянул щегольской сапог, чтоб не морщил, одобрительно оглядел его, сказал:
Ты вот представь, что тебя, вместо того чтобы за егерем-головорезом послать, в тыл за сапогами направили, а?..
А что? И такое бывало, подобное, невозмутимо сказал я. Солдат без сапогне солдат, личный состав должен быть одет, обут, накормлен и так далее. Не все же на переднем крае геройствовать Карманник, я так понимаю, он тоже людям здорово настроение портит.
Ох и каша у тебя в голове! ухмыльнулся Жеглов. И главное, на всякий случай теория. На фронтовом, так сказать, опыте
Я хотел возразить, но снова зазвонил телефон, и Жеглов, выслушав, объяснил собеседнику, не особенно стесняясь в выражениях, что тот звонит в МУР, который не то что игнорирует кражи голубей из отдельно взятых голубятен, а имеет некоторые свои, специфические задачи по искоренению особо тяжких преступлений, тогда как отделения милиции на то и существуют, чтобы оперативно разбираться с фактами местного масштаба.
А то вы скоро совсем мышей перестанете ловить. Жеглов искоса глянул на меня, и я понял, что лекция предназначалась главным образом мне.
Рассудив, что еще успею вернуться к спорному вопросу, я спросил:
Так что с «эмкой» Ляховского?
А-а, с «эмкой» Заехал он, значит, домой переодеться
Дверь отворилась, заглянул дежурный:
Жеглов, на выезд! Квартирная кража в Печатниковом переулке
* * *
Закончили дела около трех часов ночи. Однако в коридорах Управления людей не только не стало меньше, чем днем, но, пожалуй, суета еще усилилась. Во всех кабинетах горел свет, сновали туда и обратно сотрудники в форме и в штатском, конвойные милиционеры без конца водили задержанных воров, спекулянтов, изо всех дверей доносился булькающий гул голосов, а из крайнего кабинета раздавался истошный завывающий вопль грабителя Васьки Колодяги, симулирующего эпилептический припадок. Я был еще в дежурной части, когда привезли Колодягу и он начал заваривать волынку.
Я пошел в туалет, открыл водопроводный кран и долго с фырканьем и сопением умывался, и мне казалось, что ледяные струйки, стекающие за воротник, хоть немного смывают с меня невыносимый груз усталости сегодняшнего долгого дня. Потом расчесал на пробор волосыв зеркале они казались совсем светлыми, почти белыми, и дюралевая толстая расческа с трудом продиралась сквозь мои вихры, утерся носовым платком и пошел к Жеглову.
Видать, даже его за последние двое суток притомило. Он сидел за своим столом, сосредоточенно глядя в какую-то бумагу, но со стороны казалось, будто написана она на иностранном языке, так напряженно всматривался он в текст, пытаясь проникнуть в непонятный смысл слов. Я подошел к столу, он поднял на меня ошалелые глаза, сказал:
Все, Володя, конец, отправляйся спать. Завтра с утра ты мне понадобишьсямолодым и свежим!
А ты что?
Вон на диване сейчас залягу. Мне в общежитие на Башиловку ехать нет смысла. А ты-то где живешь?
На Сретенке.
Молоток! Хорошо устроился.
Пошли ко мне спать. Тут тебе и вздремнуть не дадутвон гам какой стоит!
Ну, на гам, допустим, мне наплевать с высокой колокольни. Кабы дали, я бы под этот гам часов тридцать и глаз не открыл. Но дома спать лучше. А у тебя душ есть?
Есть. Да что толкуводу в колонке надо согревать.
Это мне начхать, и холодной помоюсь. В общежитии неделю никакой воды нет. А на твоей жилплощади кто еще проживает?
Я один, место есть. Выделю тебе шикарный диван.
Жеглов отворил сейф, достал оттуда и протянул мне три книжки:
Возьми их и читай каждую свободную минутуэто сейчас твой университет. Вложи в них чистый лист бумаги и все, что тебе непонятно, записывай, потом спросишь. А коли дома читать будешь, хотя на это надежды мало, в тетрадочку конспектируй
На дне сейфа он отыскал еще две плоские банки консервов, засунул в карманы пиджака и стал одеваться, а я листал книжечки. «Уголовный кодекс РСФСР», «Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР», «Криминалистика». Кодексы были небольшого формата, толстенькие, с бесчисленным количеством статей, и в каждой много пунктов и параграфов, я прямо ужаснулся при мысли, что все их надо выучить наизусть. В «Криминалистике» хоть, по крайней мере, было много картинок, но все они тоже были невеселые: фотографии повешенных, зарезанных, слепки следов, обрезки веревок и проводов, наверное висельных, изображения разных марок пистолетов, всевозможных ножей, кастетов, какие-то схемы и таблицы.
Пошли? спросил Жеглов.
Я рассовал книжки по карманам и, направляясь к двери, сказал:
Слушай-ка, Жеглов, неужели ты все это запомнил?
Ну, более-менее запомнилнам без этого никак нельзя. Закон точность любит, на волосок сойдешь с негокому-то серпом по шее резанешь.
А ты где учился? Что закончил?
Жеглов засмеялся:
Девять классов и три коридора. Когда не курсы в институте заканчиваешь, а живые уголовные дела, то онаучебапобыстрее движется. А вот разгребем с тобой эту шваль, накипь человеческую, тогда уж в институт пойдем, дипломированными юристами будем. Знаешь, как называется наша специальность?
Нет.
Правоведение! Вот так-то!
Ну, пока еще из меня правовед
Запомни, Шарапов, главное в нашем делереволюционное правосознание! Ты еще права не знаешь и знать не можешь, но сознательность у тебя должна быть революционная, комсомольская! Вот эта сознательность и должна тебя вести, как компас, в защите справедливости и законов нашего общества!..
На лестнице было пусто и сумрачно, и от этого слова Жеглова звучали очень громко; гулко перекатывались они в высоких пролетах, и со стороны могло показаться, что Жеглов говорит с трибуны перед полным залом, и я невольно оглянулся посмотреть, не идет ли следом за нами толпа молодых сотрудников, которым усталый, возвращающийся с дежурства Жеглов решил дать пару напутственных советов.
Мы зашли в дежурку, где сейчас стало потише и Соловьев пил чай из алюминиевой кружки. Закусывал он куском черного хлеба, присыпанного желтым азиатским сахарным песком.
Жеглов написал что-то в дежурном журнале своим четким прямым почерком, в котором каждая буковка стояла отдельно от других, будто прорисовывал он ее тщательно тоненьким своим перышком «рондо», хотя на самом деле писал он очень быстро, без единой помарки, и исписанные им страницы не хотелось перепечатывать на машинке. И расписалсяподписью слитной, наклонной, с массой кружков, крючков, изгибов и замкнутою плавным округлым росчерком, и мне показалась она похожей на свившуюся перед окопами «спираль Бруно».
Ну, Петюня, прохлаждаешься? протянул он, глядя на Соловьева, и я подумал, что Глебу Жеглову, наверное, досадно видеть, как старший лейтенант Соловьев вот так праздно сидит за столом, гоняя чаи с вкусным хлебом, и нельзя дать ему какое-нибудь поручение, заставить сделать что-нибудь толковое, сгонять его куда-нибудь за полезным деломсовсем бессмысленно прожигает сейчас жизнь Соловьев.