Светловолосые, как прибой во фьордах родины. Рыжие, как пламя над горящими домами. Черные, как просмоленные борта «драконов». Бородатые и гладко выбритые, с длинными усами и выскобленными подбородками. С золотом насечек на дорогих клинках и с синевой простой стали. Его воины.
Гуттрун, опустив забрало, гулко прогудел из-под стали, закрывающей лицо, разносясь над соленой водой и просмоленными кораблями.
Эй, парни, потрясем этих выродков, этот помет береговых свиней, по скудомию своему считающих себя достойными ходить по скатерти Великой матери?! Поджарим жирных купцов, не почитающих колыбель кораблей кровью и сладким живым мясом! Мы возьмем этот муравейник, попробуем их жен и дочерей, выпьем мед и пиво, выпотрошим кошели и набьем каждый из наших «драконов» золотом! Порадуем Одноглазого, что встретит каждого в начале огненной тропы!
Рев, звон и треск взвились вверх. Гуттруну верили и верили в него. Все воины, ушедшие за ним на пока еще небывалую осаду города, ни разу не сдавшегося ни одному захватчику, радовались. Стучали топорами и мечами по щитам, били пятками копий в штурмовые настилы поверх палуб, ревели, глядя на выбивающиеся из-под шлема золотистые волосы. Гуттрун Злой довольно кивнул и махнул эрлу Гармфордреда, своему сводному брату Рекану, держащему в толстенных руках тяжелый литой рог.
Рог загрохотал, металл голоса вестника войны поднялся, закручиваясь в хобот смерча, отскочил от туго скрученного паруса и улетел к высоким стенам из черного камня. Стенам двух фортов, закрывающих вход к Стреендаму.
И ему ответили. Ответили не со стен города или укреплений, нет. Тяжелый звук, идущий из двойной, блестящей спиралями буцины, пришел из-за них. Ударил гулко и сильно, прошелся эхом над волнами отражаясь от них, волнуя гладь серо-зеленой воды, с шумом ударившей о смоленые скулы «драконов». Скрепившие договор с Гуттруном, не обманули и пришли.