А деревья! Карлики с необычно плотной древесиной и мощными как у баобаба синими стволами и стелющейся по земле голубой кроной Впрочем, после захода солнца растительность изменяла цвет. В лучах здешней лунытусклого белого карлика, который получил имя Белый Гномтрава становилась лиловой, а листья на деревьях фиолетовыми. Но всё это будет потом, через трое земных суток, когда Аква Марина завершит полный оборот вокруг своей оси. А пока защитные стёкла очков с выведенным до максимума затемнением не спасали от слепящего света, и приходилось всё время щуриться.
Поэтому Андрей не сразу заметил, что Кендал открыл шлем своего скафандра. Постоял, глубоко дыша, впуская в лёгкие воздух чужой планеты. И объявил онемевшему капитану: «Ол райт». Андрей непонимающе на него уставился, и Кендал объяснил по-русски: «Эйр деликат, вкусно дишат».
И тут Балабанов очень к месту вспомнил, что он капитан. Набрав в лёгкие воздуха, открыл рот и приготовился заорать: «Кэндал! В санблок, на карантин, к чёртовой матери, сию секунду и без возражений!». Но запнулся на полуслове. Врача в санблок? А кто его лечить будет? Ситуация
Между тем Джимми широко улыбался и был вполне доволен жизнью. Даже слишком доволен. Что в этом воздухе такого, отчего он так повеселел? Андрей стащил с головы шлем, надвинув на глаза защитные линзы. И понял, что имел в виду африканец, когда говорил, что ему вкусно дышать. Воздух экзопланеты хотелось пить большими глотками, хлебать ложкой, наслаждаясь его густой свежестью. После стерильно-безжизненного воздуха «Сайпана» это было подарком. Андрей глупо улыбался, чувствуя себя ребёнком, который запыхался от беготни на детской площадке, и бабушка разрешила ему снять шапку. Впрочем, в его детстве не было ни бабушки, ни детской площадки, а шапку полагалось носить всегда: зимой шерстяную, летом бейсболку. Карусель, на которой они крутились под надзором врача, наклоняя голову попеременно то вправо, то влево и повторяя упражнение на артикуляцию: «двадцать один, двадцать два, двадцать один, двадцать два», пока язык не начинал заплетаться, карусель в космошколе была обязательной.
Капитан «Сайпана» был в эти минуты обыкновенным земным мальчишкой, забравшимся в чужой незнакомый двор и ошалевшим от обретённой свободы и полной безнаказанности.
Впечатления
Катерина Ветинская, оставшись практически без работы (здешнее тяготение выматывало похлеще тренажёров), с удовольствием помогала Леоне и Кэли на кухне и в оранжерее, не проявляя желания прогуляться по планете. Почему? Да потому, что ей пришлось бы терпеть общество Юозаса(чего Катеринке не хотелось) либо Нади Кисловой (которая всё время говорила о Юозасе, будто больше не о чем говорить). А ещё Катеринка бояласьлиловой травы, которая «вечером» станет голубой, синих стволов деревьев и бьющего в глаза яростного солнца. День, который на Аква Марине длился почти трое земных суток, был для Катеринки неприемлем. А на корабле всё было как на Земле, и она цеплялась за этот кусочек земной жизни, как утопающий цепляется за брошенную ему верёвку.
Кэли и Леона откровенно скучали. Посадка на Аква Марину не внесла в их обязанности изменений: на Земле или за триллионы километров от Солнечной системыкушать хотелось всегда, анорексией экипаж не страдал, жрали просто зверски, по определению Катеринки, с которой андроморфы проводили вместе свободное время. Капитан вздохнул с облегчением: Катеринка нашла наконец друзей, биолюдинемного люди, немного детисоставят ей отличную компанию. И уж точно ничем не обидят.
Впрочем, Кэти с Леоной не возбранялось покидать звездолёт, им даже удалось вытащить «на улицу» домоседку Катеринку, и целый час неразлучная троица бродила вокруг корабля, шарахаясь от любопытных ящерок и вспугивая алых бабочек. Белая луна Аква Марины изливала на планету тусклый свет, но когда всходили три других спутника, видно было, как в траве ползают муравьи, такие же, как на Земле.
Операторы боевых машин, развлекались, направляя лазертаги на скалы. Каменная плоть чужой планеты вскипала пузырями и стекала вниз, заполняя неглубокие впадины, в которых остывала, играя незнакомыми оттенками цветов. Другой спектр, другая палитра. Цветам давали земные привычные названия, но «голубой» вовсе не был голубым, «малиновый» напоминал малину лишь отдалённо, а «изумрудный» не укладывался в голове и был так назван от балды, по определению Риото. Вот интересно, где японец ухитрился выучить русский слэнг?
Миша Перевозчиков, с горящими глазами и розовым от возбуждения лицом, появлялся как чёртик из табакерки и казалось, был сразу в нескольких местах. И фотографировал, и снимал безудержно, завывая от восторга как та самая собака солнца, о которой говорил капитан, Миша запомнил только про собаку, остальное пропустил мимо ушей, думая о своём.
Операторы боевого оружия были единственными, кто брал Мишеньку «на природу», как называли Риото Ита и Бэрген Тимирдэев патрулирование местности вокруг корабля. Мишину камеру «Fuji Y» они называли оружием массового поражения.
Остальные правдами и неправдами старались отделаться от «сопровождающего»: после каждого кадра Мишенька издавал индейский победный клич, от которого с баобабов слетали (падали, не выдержав Мишиных децибел) ногастые птицы размером со страуса, и улепётывали по страусиному, прижимая к туловищу крылья и мерзко вереща. Птицы не выносили Мишеньку органически. Экипаж терпел, понимая, что студент делает свою работу, также как они делают свою.
Догадки
Биолога заинтересовала обширная пустошь. Среди сплошных лесов, покрывающих планету, она казалась неестественной и напоминала древнее ритуальное кострище. Огромный костёр, полыхавший сотни, а может, тысячи лет назад, обжёг планету так сильно, что она до сих пор не может залечить шрамы.
Голубая трава стелилась под ветромпрохладным, как в его родной Лаукуве. И пахла мёдом, к которому примешивался незнакомый аромат. Странный здесь воздух. И тяготение тяжелее земного в полтора раза. Биолог притопнул ногой, радостно ощущая упругие тренированные мышцы, которые справлялись с тяготением Аква Марины. Спасибо Катеринке! Если бы не её тренажёры, он сейчас волочил бы ноги, отпыхиваясь и вытирая со лба пот. А после анабиоза при таком тяготении одышка и усталость гарантированы уже через первые двадцать метров. На «Сайпане» не было анабиозных камер, и четыре месяца перелёта он прожил полноценной жизнью, а не проспал как бревно. Здесь, на пустоши, вдали от всевидящих капитанских глаз, Юозас был счастлив. Балабон его просто достал. Высмеял, когда Юозас нечаянно заснул в библиотеке. И чего привязался?
С момента посадки на Аква Марину биолог забыл о сне и отдыхе и как собака мотался по окрестностям в сопровождении молчаливого Бэргена, обвешанного оружием, как новогодняя ёлка игрушками. С Бэргеном он чувствовал себя комфортно: защитник не задавал вопросов и не отпускал в его адрес замечаний. Выполнял свою работу, обводя взглядом окрестности и ежеминутно поворачиваясь, как радар. Когда Юозас попросил его отпилить кусок каменно-твёрдого «баобаба», Бэрген снял с плеча лазертаг, аккуратно отодвинул биолога в сторону и направил на ствол узкий луч. Дерево плавилось медленно, словно нехотя, сохраняя структуру за пределами луча. И никаких тебе опилок.
К вездеходу Юозас шёл, с усилием переставляя ноги и торжествующе волоча квадратный кусок баобаба, который оказался неожиданно тяжёлым. Бэрген топал следом, и если бы биолог обернулся, то увидел бы, что якут улыбается.
Закрывшись в кают-лаборатории, биолог колдовал над принесёнными образцами, разделяя их на фракции и вычленяя химические элементы. Последние упрямо не желали соответствовать таблице Менделеева, отстаивая своё «я». Биолог уважал чужую индивидуальность, даже если это кусок древесной коры или окаменелость. То и другое было когда-то живым. И как знать, может, и осталось В прозрачных «стаканах», в плену магнитных полей плавали в стерильном вакууме осколки чужого мира.
О предположениях и догадках Юозаса капитан не знал. Меньше знаешь, крепче спишь, мудро решил литовец. Потому что найденные на экзопланете древние окаменелости были не такими уж окаменевшими: приборы показывали явное сходство «камней» с мышечной тканью. От этого открытия Киндзюлису хотелось заорать во всё горло: «Ребята! Похоже, они ещё живы! Может, удастся их разбудить?». Но он молчал: вспомнят фантастический триллер «Нечто» и вытурят с корабля вместе с образцами. Ничего, вернёмся на Землю, там разберёмся кто есть кто, успокоил себя биолог.
Часть 10. Пустошь
С планетой требовалось разобраться, и начать следовало с пустоши. Почему она такая? Нет, не так. Что её сделало такой? Юозас сидел на лиловом лугу и разговаривал вслух: «Что ж ты не родишь ничего? Не можешь? Вон посмотри, как лес размахнулся, на всю планету». Биолог осёкся и замолчал. «Сайпан» пришлось посадить у самых скал, там, где деревья не смогли укорениться. Если вся планета покрыта лесами, тогда почему здесь одна трава? Биолог поднёс к глазам бинокль. Синий лес окружал пустошь со всех сторон и резко обрывался на её границах, точно спиленный лазерным резаком. Но тогдагде же подлесок? Молодая поросль, которой «размножаются» леса, постепенно захватывая незанятую людьми территорию, на границе пустоши отсутствовала.
Незанятую! А пустошь, похоже, занята, и лесу здесь расти не позволяют.
Юозас стянул перчатки, раздвинул лиловую траву, прижал к земле ладони. Земля была тёплой и слегка дрожала, словно там, внутри, бушевал и ярился огонь. Вулкан? Не похоже. Вулканы не бывают плоскими. Впрочем, откуда ему, пришельцу, знать, какими здесь бывают вулканы?
Лиловая былинка с фиолетовым соцветьем щекотно коснулась щеки. Ветер. Это просто ветер. Он правильно сделал, отделавшись от Мишеньки с его камерой. Ему хорошо одному. Никто не станет над ним смеяться, никто не помешает. И не остановитникто. Юозас захватил пушистый стебелёк губами, пожевал. На вкус стебелёк оказался медовым. Почему сюда не прилетают пчёлы? Ведь они же есть, он видели в лесу, и у речки, где вода стального цвета, совсем как Балтийское море, куда его возили однажды, и он запомнил
Через десять дней после посадки, когда остыли смертоносные магниэны и полностью рассеялось эн-поле, вокруг звездолёта копошились муравьи, мелькали в траве юркие ящерки, порхали алыми крыльями бабочки. Более крупные виды местной фауны приближаться к звездолёту не решались, и биолог их понимал. Но почему здесь, в пятнадцати километрах от «Сайпана» не растут деревья, не летают птицы? Нет даже муравьёв. Никого.
Юозас растёр в пальцах щепотку чужой земли, вдохнул незнакомый запах. Земля слабо пахла металлом. Здесь что, была война? Биолог погладил тёплую траву и спросил по-литовски: «Mergaite mano, ka stave izeide? Tau, tikriausiai, iki siol skauda» (Девочка моя, кто тебя обидел? Тебе, наверное, до сих пор больно)
Аквамариновое небо потемнело. На востоке неспешно всходила чёрно-багровая луна, третий спутник Эльгомайзы. Трава изменила цвет, мгновенно став бирюзовой. Ветер налетел внезапно, запорошил глаза фиолетовой пылью. Юозас поспешно дожевал вкусный стебелёк, провёл по губам ладонью и, опасливо посмотрев по сторонам, припустился к вездеходу бегом.
На «Сайпан» он вернулся, несвязно бормоча о пчёлах и цветах, которых нет, но по идее должны быть. Андрей окончательно уверился в том, что биолог свихнулся.
На просьбу Юозаса установить на пустоши буры, потому что там не летают бабочки и не растут цветы, капитан отреагировал адекватно: покрутил пальцем у виска.
Биолог не сдавался: организовал «экскурсионную поездку», пригласив навигатора Барнса, астрофизика Кислову и Леону с Кэли (девчонкам будет интересно, а экипаж не умрёт, если пообедает бутербродами). За девчонками увязался Мишенька Перевозчиков со своей камерой, и японец с якутом, парочка убийц-профессионалов, как прозвал их Берни. Парочка против прозвища не возражала и прихватила на экскурсию парализаторы и лазертаги, клятвенно пообещав биологу не стрелять в бабочек и птичек, если вдруг они прилетят.
Биолог заставлял каждого прикоснуться ладонями к земле, с удовлетворением наблюдая, как лица «испытуемых» стремительно меняли цвет: бледнели, краснели, астрофизик и вовсе пошла пятнами Вибрацию и тепло ощутили все. Там, под землёй, что-то есть. «Что-то» было тёплым и живым?
Андрей удивился бы, если бы видел, как Барнс и семеро «не имеющих отношения к космосу», усевшись на траву, с жаром обсуждали, где ставить буры и на какую глубину бурить. Юозас молчал и задумчиво жевал медовую травку, которой он поделился с Надей. Барнс предлагал определить контуры этого «чего-то» точечным бурением. Перевозчиков беспокоился о качестве съёмки и предлагал бурить ночью, когда взойдёт Процион бэта, тусклый карлик светимостью в одну тысячную солнечной. И видно замечательно, и бликов не будет. Белые ночиАстрофизик хотела установить буры в центре, где наверняка расположен вход. Идея о чужом корабле пришла в головы всем восьмерым.
С пустоши они вернулись взбудораженные, хрустя медовыми стебельками.
Хватит уже жевать. Капитан увидит, и будет нам Меня ждёт промывание мозгов, а вас промывание желудка.
К капитану явилась делегация во главе с Берни Барнсом. За его спиной маячил Юозас. Нашёл достойного представителя, ухмыльнулся Андрей. А потом перестал ухмыляться.
Говорили все восемь одновременно, перебивая друг друга и требуя немедленно установить буры на пустоши, которая вовсе не пустошь. Наконец замолчали, все разом. И смотрели на капитана, ожидая его решения. До Андрея дошло, что экипаж подчинится, каким бы ни было его решение. И что развинченность команды вовсе не была разгильдяйством (иначе бы летели на автопилоте полгода, со штурманов ведь не спросишь. Не проверишь, сжимают ли пальцы штурвал или бегают по клаве игрового айпада, блуждая в лабиринтах квази-пещер и обездвиживая квази-монстров квази-парализаторами, пока автопилот уводит звездолёт из-под ударов метеоритных потоков и корректирует курс). А каждодневные разбирательства, препирательства, розыгрыши, традиционный вечерний преферанс за ломберным столиком (найденные в библиотеке две колоды игральных карт берегли как зеницу ока) и прочая веселухалишь способ сохранить собственное «Я» в условиях безанабиозного перелёта.
Он, Андрей Балабанов, к которому с лёгкой руки Рабиновича приклеилось школьное прозвище Балабон, все долгие четыре месяца полёта был лидером, которому подчинялись беспрекословно. И теперь ожидали его решения. Здесь, в незнакомом мире Аква Марины, им придётся думать вместе и вместе принимать решения. Андрей окинул взглядом стоящих перед ним людей. Его людей, которые пойдут с нимв огонь и в воду, он только сейчас это понял, а раньше не понимал.
Леона Кэли смотрели с мольбой (ерунда, ему показалось. Андроморфы не могут испытывать сильных эмоций. Или не показалось?), Бернискептически («Твоё слово, капитан. Скажи нам, что мы идиоты»), Юозас со спокойным ожиданием (а чего же ещё ждать от вегана?), Кислова нетерпеливо (Кислоте, пожалуй, можно верить, если так волнуется, значит, что-то там непременно есть), операторы боевых машин отстранённо и сосредоточенно. Эти двое уже выбирали оружие, понял Андрей. Их задачазащита людей от «пустоши», которая неизвестно как отреагирует, когда в неё вопьются буры
Чего вы ждёте? Вы ведь уже приняли решение. Надеюсь, напоминать о скафандрах не надо? Без скафандров не пойдёт никто, твёрдо сказал Андрей. Серые глаза смотрели жёстко, не допуская возражений. Но вместо металлического блеска в них вспыхивали тёплые искорки. Меня с собой возьмёте? Или сами справитесь?
По салону пронёсся вздох облегчения. Все разом заулыбались. Берни заговорщически подмигнул Андрею. Бэрген хлопнул его по плечу:
Однако возьмём, капитан. Куда ж мы без тебя Ты это Сам скафандр не забудь. Мы с Риото магниэны возьмём.
Ого! Магниэны это вам не лазертаги, это серьёзно. Хорошо хоть о ката-ускорителях эта парочка не вспомнила, разнесли бы планетку к чертям
Андрей так и не узнал, что «эта парочка» взяла с собой и каты. Кто его знает, что там, под пустошью. С катами как-то спокойнее на душе, а мощность Риото выставил минимальную.
***
Буры установили по широкой дуге, нащупывая контуры невидимого «Чего-то». Первый бур прошёл полтора метра, второй остановился на двух, третий застрял и вытащить его не получалось, хоть ты тресни.
Что за хрень такая глубокомысленно изрёк Балабанов.
Бур вытащить надо. Нельзя оставлять, сказала Кислова.
Обыкновенная экзохрень. Только не местная. Иначе бы не пряталась так глубоко, сказал биолог.
Глубоко это как?
Ну Всё зависит от почвы и погодных условий. Юозас старательно отводил глаза, уворачиваясь от взгляда капитана. Андрей понял: инструкций не соблюдал даже этот молчальник, что уж говорить об остальных.