Как вам угодно, мой господин, язвительно отозвалась дочь Ларренса.
Вейенто предпочел не заметить иронии.
Рад твоему благоразумию, дитя.
Ибор вернулась к прежней теме:
Но если коронации не будет, то кому он намерен передать трон?
Своему ребенку.
Ибор медленно покачала головой. Ее волосы, разбросанные по подушке, поблескивали в полумраке.
Ребенок Талиессина? Тот несчастный ублюдок, чья мать была, кажется, служанкой в каком-то трактире?
Она не была служанкой, но да, он ублюдок, сказал Вейенто. Однако речь идет не об этом бесполезном сокровище, а о том, которое еще не родилось. О ребенке Уиды.
Уида беременна?
Полагаю, это так. Талиессин берет ее в жены и объявляет королем или королевой, здесь уж как повезет, не родившееся еще эльфийское дитя. Себя он, надо полагать, назначает регентом. Ситуация опасная, очень опасная для династии Впрочем, кто я такой, чтобы отговаривать дорогого кузена от столь неразумного решения?
Ибор вздохнула и тесно прижалась к мужу.
Я люблю вас, сказала она.
Меня? удивился он.
Ну, ваш ум, вашу власть, вашу предусмотрительность хитрость называйте как хотите. Нечто присущее только вам. Вас это устраивает?
Для счастливого брака вполне достаточно, сказал Вейенто.
Глава двадцать третьяРЫЖИЙ, С КРАШЕНЫМИ ВОЛОСАМИ
Радихена, заледенев от страха, смотрел, как отворяется дверь камеры
Пленник потерял счет времени с тех пор, как Адобекк перестал приходить к нему, а светлячок, которого подарил узнику вельможа, утратил всякую надежду приманить к себе самочку и погас.
В какой-то из дней к Радихене явился новый стражник; при нем имелась горящая лампа. Этот новый стражник, ни слова не говоря, схватил пленника за руку и, всунув его запястье в железное кольцо, приковал к стене на очень короткую цепь. Затем он поставил корзину с припасами и кувшин с водойтак, чтобы пленник легко мог дотянуться, и ушел вместе с лампой.
Радихена попробовал лечь на свое кусачее шерстяное одеяло. Теперь ему придется спать с задранной рукой. Неудобно, но можно привыкнуть.
Он не знал, чем были вызваны эти перемены. Стул, оставленный Адобекком, по-прежнему находился посреди камеры. Радихена боялся даже притрагиваться к нему. Этот предмет виделся ему чем-то вроде амулета, залога будущего освобождения.
Книга, давно прочитанная, лежала на стуле: Радихена не решался положить ее рядом с собой. Теперь она была недоступнаон не смог бы дотянуться до нее, даже если бы и захотел.
Адобекк больше не приходил. Время остановилось. Но внутри этого остановившегося времени существовал и медленно изменялся человек по имени Радихена. И главное, что претерпело в нем перемену, было зародившееся желание жить дальше.
Поэтому он так испугался, когда дверь камеры отворилась и на пороге появился странный силуэт. Тонкий, со стремительными движениями хищного зверькаласки, к примеру.
Не стражник, что очевидно. Не господин Адобекк. Некто незнакомый.
Он скользнул в камеру и закрыл за собой дверь. Он не принес с собой светапотому что хорошо видел в темноте. Гораздо лучше, чем Радихена. Пленник услышал, как тот смеется сквозь зубы.
Наконец-то я нашел тебя! произнес тихий голос. Ты узнаешь меня? Помнишь? «Ятвоя смерть».
Радихена с трудом встал. Он хотел, чтобы его прикованная рука не слишком бросалась в глаза. Впрочем, если посетитель действительно тот, о ком сейчас подумал Радихена, то он успел уже разглядеть цепи и понять, что узник для него совершенно безопасен.
Ты ведь вспомнил меня, верно? настаивал посетитель.
Талиессин
Твоя смерть, сказал Талиессин. Роли поменялись.
Я прикован, сказал Радихена.
Видел, буркнул Талиессин. Меня это не остановит. Наоборот. Будет легче.
Радихена молчал.
Талиессин уселся на стул, взял в руки книгу, полистал. Повернулся в сторону узника.
Забавные у тебя здесь вещи, заметил он. Ты что, действительно прочел эту книжку?
Да.
Понравилось?
Да, сказал Радихена.
Ты открываешься для меня с новой стороны!
Талиессин гибко поднялся со стула. По тому, как он двигался, Радихена понял, что у него в руке нож.
Я не буду королем, сказал Талиессин, посмеиваясь. Я буду регентом. Ты, конечно, еще не слышал новость? Король не может пролить кровь, регентможет. Но даже регент не решится казнить сразу нескольких преступников по двум различным обвинениям Одна казньэто просто казнь; две казни сразуэто уже избиение. Кому охота прослыть кровавым монстром? Так что кому-то придется тайно умереть в тюрьме. И, думаю, лучше пусть это будет тот, о ком давно забыли. А ты как считаешь?
Радихена не отвечал.
Талиессин стоял так близко, что пленник чувствовал тепло его дыхания. Неожиданно Талиессин спросил:
Почему тебя приковали?
Не знаю.
Не знаешь? В голосе Талиессина прозвучало удивление. Не знаешь? Ты не пытался бежать, не нападал на стражников? И все-таки в один чудесный день тебя просто приковали и все?
Именно, сказал Радихена.
Талиессин опустил нож, пощекотал лезвием свободную руку Радихены.
Чувствуешь? Острый.
Делайте то, зачем пришли, сказал Радихена. Я устал вас слушать.
По-моему, у тебя появилось чувство собственного достоинства Вероятно, это от чтения книг.
Дверь снова приоткрылась. Талиессин увидел свою жертву в полоске тусклого света: прижавшийся к стене бледный человек с растрепанными серыми волосами.
Принц быстро повернулся к вошедшему.
Кажется, мне пытаются помешать.
Это мой пленник, проговорил Адобекк, входя в камеру.
Королевский конюший сильно сдал за последнее время: он начал сутулиться, лицо у него обвисло мятыми складками, особенно слева, а кроме того, он заметно приволакивал левую ногу.
А, мой стул еще на месте! заметил старый царедворец, бесцеремонно усаживаясь. Здесь очень темно, не находите? Я не взял факела. Как вы полагаете, ваше высочество, могу я оставить дверь приоткрытой? В этих переходах никого нет.
Талиессин подошел к нему и несколько секунд всматривался в измятое болезнью лицо Адобекка. Потом присел рядом на корточки, как будто общался с ребенком, взял его руки в свои.
Это ваш пленник? переспросил принц. Почему?
Потому что некогда он принадлежал мне, сказал Адобекк.
В каком смысле«принадлежал»? не понял принц.
В самом прямом. Был моим крепостным человеком Вас устраивает такое объяснение?
Не вполне, но пусть будет такое. Лучше, чем никакого, сказал Талиессин.
Я следил за вами, сообщил Адобекк.
Талиессин хмыкнул:
А я-то воображал, будто выстарая развалина!
Я и есть старая развалина, возразил Адобекк, но это не значит, что я ни на что больше не гожусь. Когда Вейенто отбыл с герцогиней, всей своей свитой и бородавчатой карлицей, которая все время высовывалась из повозки, хотя ей велели сидеть тихо, я понял, что вы начали разбираться с пленниками. Вполне понятное желание, за которое никто вас не осуждает.
Между прочим, Вейенто сам захотел взять с собой гномку, заметил принц, поднимаясь на ноги и посматривая на Радихену. Я ему предлагал освободить любого из троих, по собственному усмотрению. Довольно странное решение принял наш герцог, вы не находите? Взять уродину вместо красотки.
Отнюдь. Напротив, было бы весьма смешно, если бы он выбрал Аббану, заметил старый вельможа.
Да, это было бы жутко смешно, задумчиво повторил принц. Чрезвычайно смешно Впрочем, я отдал бы ему даже эту змею Аббану. Я ведь обещал уважить его выбор. Нельзя же нарушать обещание, данное близкому родственнику, не так ли?
И бедному Вейенто пришлось бы избавляться от нее по пути в герцогство, заключил королевский конюший. Он не хуже вас знает, как опасно держать при себе подобную особу. В следующий раз она подслушает супружескую ссору и решит облагодетельствовать своего герцога, избавив его от жены А это вызовет неизбежные осложнения с герцогом Ларра, поскольку герцог Ларра, как бы он ни относился к мачехе, обязан будет вступиться за сестру
Вы знаете, господин Адобекк, произнес принц, я с удовольствием побеседовал бы с вами о герцоге Ларра Но не сейчас. Вы немного уклонились от темы.
Да? Адобекк отчетливо зашамкал губами. Так отчетливо, что Талиессину подумалось: уж не притворяется ли он?
А о чем я говорил? осведомился Адобекк в конце концов.
О том, что следили за мной.
А! Ну да, разумеется. Разумеется, я за вами следил. После отъезда герцогаособенно. Потому что в вашем поведении, мой господин, я заметил признаки решимости во что бы то ни стало отыскать моего пленника и разделаться с ним. Тайно, как и предполагалось в самом начале.
Он покашлял и вдруг хихикнул, как будто готовясь сообщить нечто забавное.
Я приказал приковать его к стене и убрать охрану от двери, продолжал Адобекк. Это должно было затруднить ему бегство, а вампоиски.
Но я его нашел, заметил Талиессин.
Это уже не имеет значения, поскольку я нашел вас обоих, резонно возразил Адобекк.
К делу, потребовал принц.
К какому делу? удивился Адобекк. Он по-прежнему мой, и я совершенно не хочу, чтобы вы его убивали. Более того, я сейчас прикажу, чтобы его расковали
Ключ был здесь, у входа, сказал Талиессин. И вынул из своего кошеля небольшой ключик. Снимайте с него цепи сами, если вам охота.
Охота, охотапроворчал Адобекк. И, поманив Талиессина пальцем, шепнул ему в ухо:Вы думаете, что вы один любили Эйле?
Талиессин сильно вздрогнул всем телом и быстро вышел из камеры.
Адобекк встал, подобрал упавший на пол ключ, приблизился к пленнику. Кряхтя, начал возиться с замком.
Поедешь со мной, сказал он наконец. Я оставляю столицу. Времена переменились, моя служба закончена.
Цепь упала. Радихена схватился за освобожденную руку, принялся сильно растирать запястье. Адобекк медленно заковылял к выходу. На пороге он обернулся:
Не забудь забрать отсюда стул, деревенщина. Я не хочу, чтобы мои вещи валялись по казематам. Это может меня скомпрометировать. Тебе знакомо такое слово?
* * *
Эмери споткнулся о человека, спавшего прямо на пороге кухни. Дядина стряпуха Домнола величественно крошила овощи для салата. Все ее поведение демонстрировало полное равнодушие к странному явлению в ее царстве.
Что это? вопросил Эмери.
Стряпуха чуть повернула голову и одарила Эмери кислой улыбкой.
Вы о чем, молодой господин?
Об этом странном предмете.
Понятия не имею, заявила Домнола, снова отворачиваясь к своей работе. Ваш дядя сказал, что это существо может находиться в доме и делать все, что ему заблагорассудится, за исключением краж и убийства. Самоубийство оговорено не было, добавила она мрачно.
Не вижу, как подобная забывчивость может нам помочь, заметил Эмери. Кто он?
Грязный бродяга, отрезала стряпуха. Ваш дядя притащил его в домда простится мне подобный тон в разговоре о моем добром господине! и объявил, что я обязана его кормить и не должна гонять.
Она вдруг всхлипнула. Эмери удивился: обычно суровая Домнола была весьма скупа на проявления чувств.
Господин Адобекк уезжает, пояснила она. Уезжает из столицы. Говорит, мол, времена переменились. Желает на покой.
Рано или поздно такое должно было случиться, сказал Эмери. Однако он был ошеломлен услышанным.
Меньше всего он ожидал от дяди подобной выходки. Оставить двор? Прекратить интриговать? Отказаться от великолепных дворцовых праздников? Конечно, сейчас тяжелое время, столица погружена в траурда и положение наследника с каждым днем становится все более двусмысленным. Но рано или поздно беспокойство уляжется, и в столице вновь начнутся фейерверки, торжества, любовные приключения и изящные забавы. Эмери не мог поверить в то, что дядя Адобекк способен добровольно отказаться от всего этого.
Уезжает в имение, повторила стряпуха. Нас оставляет. Меня и Фоллона. Чтобы мы служили вам.
Ясно, сказал Эмери. Мы с братом жуткие люди. Есть о чем проливать слезы. Можете горевать и дальше, добрая хозяйка. Вас ждет ужасная участь.
Домнола поморгала, осознавая услышанное. Потом махнула рукой, словно отказываясь от всякой борьбы:
Вы понимаете, что я имею в виду, молодой господин, и вам не пронять меня злыми шуточками Мне нашего хозяина жаль, вот и все. А это чудище он с собой забирает.
Она с досадой плюнула в сторону спящего.
Эмери наклонился, рассматривая незнакомца, а после вскрикнул:
Не тот ли это рыжий, с крашеными волосами? Где его дядя отыскал и почему привел к себе в дом?
Рыжий, с крашеными волосами, спал и даже не пошевелился: впервые за долгое время он смог уснуть спокойно, не чувствуя сквозь забытье боли в прикованной руке.
А Эмери выпрямился, покачал головой:
Что еще затевает Адобекк?
Не нашего с вами ума это дело, заговорщически произнесла стряпуха. И, оставив овощи, сняла с полки кусок ветчины. Возьмите, отнесите брату. Я для вас обоих приготовила. Несите же, пока господин Адобекк не вернулся и не забрал для своего урода.
Спасибо тебе, Домнола, поблагодарил Эмери. Хоть для того, чтоб дядиному уроду не досталось, назло съем!
С ветчиной под мышкой он начал подниматься по лестнице.
Ренье уже поправлялся: затягивалась рана, полученная на турнире, и, к удивлению молодого человека, уже не так саднило сердце при воспоминании об эльфийской королеве.
Может быть, я бессердечный? говорил Ренье брату, испытывая нечто вроде раскаяния. Почему я до сих пор могу есть, пить, даже о женщинах думать опять начал?
Потому что ты живой, отвечал Эмери. Потому что она для тебя стала чудесным воспоминанием. Как Эйле.
Смерть Эйле изменила Талиессина почти до неузнаваемости, возразил Ренье. А ее смерть меня как будто почти и не задела
А тебе бы предпочтительнее прозябать остаток дней твоих с незаживающей раной в душе? осведомился Эмери.
Ренье пожал плечами.
Мне кажется, так было бы правильнееВот и все, что он тогда сказал.
Появление брата с куском ветчины под мышкой вызвало некоторое оживление в комнате больного. Эмери приготовил закуски, разлил по стаканам вино и, дождавшись, пока Ренье набьет рот, сказал:
Домнола утверждает, будто дядя намерен оставить столицу.
Ренье продолжал жевать.
Вся прислуга и дом, очевидно, переходят к нам.
Никакой реакции.
А на пороге кухни спит без задних ног тот самый рыжий, с крашеными волосами, который убил Эйле
Знаю, с набитым ртом сказал Ренье.
Откуда?
Адобекк рассказывал.
Что он тебе рассказывал?
Что этот рыжийего зовут Радихена, кстати, может быть ему полезен. По-моему, дядя просто пожалел его. Удивительный он, наш дядя Адобекк! продолжал Ренье задумчиво. Когда я просил его разыскать и привезти в столицу возлюбленного Эйле, он устроил мне выволочку. Запретил даже упоминать о «пошлых любовных историях поселян»как-то так он выразился. А сам, жалкий лицемер, принимает участие в судьбе этого парняи хоть бы бровью повел
Вероятно, это потому, что Радихена может быть ему полезен, сказал Эмери.
Ты сам в это не веришь, возразил брат. Чем ему может быть полезен человек, по горло запутавшийся в чужих интригах? И для чего нашему дяде мог бы пригодиться Радихена? Дабы с его помощью публично обвинить Вейенто в организации покушения? Нет, Эмери, дядя просто увидел в нем нечто вроде возможного ученика. Адобекк, разумеется, будет это отрицать, но я-то уверен! Судя по тем крохам, которые обронила наша хищная птица, Радихена совершенно сломлен своим преступлением. Он рассматривает дядю как своего благодетеля. Следовательно, дядя может вить из него любые веревки. Чем он и займетсяв замке бабушки Ронуэн, на покое.
По-моему, мой младший брат стал циником, задумчиво произнес Эмери, отбирая у него ветчину и мелко обкусывая ломоть с краю.
Ренье только отмахнулся.
Ничего подобного. Кстати, почему мы пьем эту кислятину? Вылей в окно, пожалуйста. Только проследи, чтобы внизу непременно кто-нибудь шел.
Он пошарил у себя под кроватью и вытащил запечатанный узкогорлый сосуд.
Подарок от того славного господина, которому я поддался на турнире, пояснил Ренье. С гигантским письмом. «нимало не имел в намерениях Вас увечить, в чем заверяю И подкрепляю сим дивным сосудом» Точнее, сосудами. Я один уже выпил, пока ты занимался дворцовыми интригами и переживал за дядю Адобекка
У нас появился еще один друг, заметил Эмери.
Хоть какая-то польза от моего раненияРенье вздохнул и поморщился: ему все еще было больно. Что во дворце? Рассказывай. Умирающему интересно.
Вейенто с супругой отбыли. Увезли с собой госпожу Даланн.
Превосходно! Ренье хлопнул в ладоши.
Даже странно, что она оказалась такой злодейкой, продолжал Эмери. На занятиях у нее было интересно.
Да брось ты, скука! Теоретическая эстетика Разве можно красоту разложить по полочкам? Это все равно, что взять красивую женщину, разрезать ее на кусочки и изучать: чего же в ней такого красивого? Кишки вроде бы сизые, в желудке что-то не до конца переваренное
Замолчи, попросил Эмери.
Ладно, умолкаю. Расскажи про Аббану с Гальеном. Еще один сюрприз. Вот уж никогда бы не подумал, что они способны на подобные дела
Я виделся с Талиессином, помолчав, сказал Эмери. Точнее, я навещал Уиду. Она действительно выходит замуж. Завтра об этом будет объявлено официально.
Она довольна?
Не вполне
Почему? насторожился Ренье.
Потому что Талиессин ее не любит.
Зачем же он женится?
Она чистокровная эльфийка и к тому же беременна от него.
Опять слухи?
Не слухи. Я виделся с ними обоими. Я ведь только что тебе сказал! Эмери вдруг рассердился. По-моему, ты меня совершенно не слушаешь.
Ренье устроился удобнее на подушках.
Да ладно тебе злиться, миролюбиво произнес он. Я желаю знать всю сплетню, в подробностях.
Хорошо, вот тебе подробностиЭмери смягчился. Я навещал Уиду во дворце. На той половине дворца, которая принадлежала дофину. Собственно, она до сих пор ему принадлежит. Как и весь остальной дворец. Уида находилась в саду.
Что делала?
Просто валялась в траве, как она любит.
Смотрела на высокие стебли и на белые цветки шиповника на фоне далекого неба, а потом вдруг увидела над собой лицо своего друга Эмери и лениво улыбнулась.
Ложись рядом. Она вытянула руку, приглашая его устраиваться под боком.
Эмери растянулся на траве. Уида оказалась совсем близко. От ее кожи пахло горячей травой. Ни от одной женщины на свете так не пахло.
Нравится? спросила она, дразня его.
Ты нарочно это делаешь? Смотри, я ведь могу влюбиться!
Не можешь, у меня нет музыки
Она засмеялась, и Эмери вдруг почувствовал, что она счастлива.
Что случилось, Уида?
Почему ты всегда боишься, Эмери? Она схватила пальцами пучок травы, принялась теребить. Почему ты считаешь, что любая перемена может быть только к худшему?
А разве это не так?
Нет.
Что случилось? повторил он свой вопрос.
У меня будет ребенок Мне казалось, об этом знает уже целый свет.
Целый свет минус один глупый Эмери.
Стало быть, теперь уже плюс один глупый ЭмериОна глубоко вздохнула. Когда эльфийская женщина понесет, мир преображается Разве ты не видишь?
Эмери приподнялся, огляделся вокруг. Потом снова улегся и решительно помотал головой.
Не вижу.
Может быть, так обстоит только для Эльсион Лакар? Талиессинон сразу увидел
Эмери помолчал немного, а потом сказал:
Я солгал тебе, Уида. Я тоже это вижу. И все видят. Просто все лгутвидимо, из этого самого страха перемен.
Она расхохоталась и крепко поцеловала его в губы. На миг он потерял сознание, а когда очнулсяУиды уже не было.
Вместо Уиды рядом с Эмери сидел скрестив ноги Талиессин и жевал травинку.
Эмери вскочил.
Талиессин махнул ему рукой:
Лежи, лежи
Где Уида?
Моя невеста? Удалилась куда-то с таинственным видом.
Эмери поразило, каким пренебрежительным тоном Талиессин отозвался о женщине, которую намерен взять в жены. Принц хмыкнул:
Перед тобой я могу не лицемерить, не так ли? Эмери. Не Ренье. Да? Тыстарший брат.
Нетрудно догадаться, коль скоро младший лежит с лишней дыркой в туловище и неизвестно когда теперь поднимется, буркнул Эмери.
Вы с ней друзья, сказал Талиессин. Он выплюнул изжеванную травинку, сорвал другую. Вы с Уидой. Это ты нашел ее для меня. И сумел вовремя подсунуть.
Положим, вас, мой господин, никто не заставлял пользоваться случаем, возразил Эмери.
Не заставлял, покладисто согласился Талиессин. Да и к чему отказываться? Гайон не из таковских. Он даже своей подружке, Хейте, не всегда был верен. Знаешь об этом?
Нет.
Ну и не нужно Расскажи об Уиде. Талиессин придвинулся ближе и вдруг сделался простым и сердечным. Какая она?
Она любит лошадей, сказал Эмери. Любит вас.
Это я и без тебя знаю.
Она настоящая Эльсион Лакар, сказал Эмери, чувствуя свою беспомощность. Со мной она держалась как несносный тиран, с моим бывшим кучеромподружилась, точно они выросли на одной конюшне, а в вас она влюбилась с первого взгляда. Откуда мне знать, какая она!
Вот и я не знаю, сказал Талиессин. Он потянулся и встал. Спасибо, бросил он, уже уходя. Спасибо, Эмери. Не Ренье.
Вот, собственно, и все. Талиессин не выглядел счастливым, Уида не казалась уверенной в себе. Но у них может получиться. Все дело в ребенке. Каким он родится, как они воспримут это событие? Никогда нельзя предсказать заранее.
Как ты думаешь, почему Аббана сделала это? помолчав, сказал Ренье.
Потому что она самонадеянная сука, ответил брат, не задумываясь.
Странно Она ведь не была такой.
Я много думал об этом, признался Эмери, и знаешь, к какому неутешительному выводу пришел?
Разумеется, не знаю
Отчасти мы с тобой во всем этом виноваты, выпалил Эмери.
Мы? Мы-то каким боком?
Мы предложили им нашу дружбу. Тогда, в Изиохоне. Ей и Гальену. Помнишь?
Разумеется, помню; да что же из того?
А потом уехали не простившись.
Не было времени на прощания да разговоры. Они ведь где-то бродили той ночью, когда за нами явился Фоллон и велел срочно отбыть к дяде. Ты согласен, что времени у нас не было?
Не важно, отмахнулся Эмери. Мы бросили их, как ненужное барахло. Возможно, это и сломало их.
Ты говоришь ерунду! возмутился Ренье. Человека не может сломать такая мелочь! Ну, оставили их друзья, уехали не простившись Так не в пустыне, без воды и палатки, мы их бросили! В благоустроенном городке, в двух днях пути до столицы, с едой и деньгами Что тут такого?
Возможно, их это оскорбило, сказал Эмери.
Давай лучше вспомним Эгрея, предложил Ренье. Вот еще одна тонкая, ранимая натура. Заключил пари, что девушка в него влюбится, потом вызвал другую девицу на дуэль и предательски зарезал ее на глазах у нескольких свидетелей. И ничего, все ему сошло с рук! Вот это человек! Вот у кого учиться!..
Может быть, они пытались доказать, Эмери не позволял сбить себя с мысли, нам, всему свету, самим себе, доказать, что они тоже на что-то способны? Что от них тоже что-то зависит?
Да, зависит, горько заметил Ренье. Выплюнуть отравленную стрелу в прекрасную женщину, в королеву Вот и все, на что они оказались способны. У меня другая версия.
Любопытно.
Просто-напросто Аббана влюбилась в герцога. Гальена она собиралась держать при себе в качестве тайного и преданного любовника, а герцога Ну, не знаю. Вероятно, со временем она метила на место его постоянной подруги. И начать решила с главного: с осуществления самой заветной мечты своего избранника.
Она скоро умрет, сказал Эмери. В его тоне вдруг прозвучало сожаление.
Очень хорошо, огрызнулся Ренье. Прекрасный повод позлословить о ней, пока она еще жива.
Дядя Адобекк был прав, вздохнул Эмери. Мир изменился до неузнаваемости. Все действующие лица пришли в движение, каждое занимает какое-то новое место Только мы с тобой, кажется, так и остались на прежнем.
Вот и хорошо, буркнул Ренье. Должно быть что-то в мире неизменным.
Глава двадцать четвертаяПИСЬМО ИЗ ГЕРЦОГСТВА ЛАРРА
Наступали для королевства железные годы; люди волновались, и впервые за столетия существования государства войска стояли не на границах, а в городах и селах страны.
Одгар, торговец тканями из Мизены, смотрел, стоя на пороге, как солдаты входят в город, и дурные предчувствия сжимали его сердце. С тех пор как пропала его дочь, Фейнне, одни только дурные вести являлись к нему в дом.
Он чувствовал себя виноватым. Ведь это он настоял на том, чтобы дочь отправилась учиться в Академию. Но почему бы и нет? Разве он был так уж не прав? Если Фейнне родилась слепой, это еще не причина сидеть ей взаперти в родительском доме, под постоянным надзором. В конце концов, рано или поздно мать и отец уйдут из жизнии кто же тогда будет заботиться о девушке? Ей нужно было научиться самостоятельной жизни.
Напрасно Фаста, мать Фейнне, противилась такому решению. Отец и дочь держались дружно и сумели настоять на своем. Фейнне уехала.
Не следовало ее отпускать
Но кто бы мог подумать, что все закончится так ужасно? Ведь в конце концов Одгар нанял для нее телохранителя. Надежного человека, вполне преданного. Разве не так? Не нужно обладать большой проницательностью, чтобы понять: этот Элизахар влюбился в дочь Одгара с первого взгляда. Такой жизнь отдаст, лишь бы с девушкой не случилось ничего дурного.
И нянюшка, еще один преданный человек. Нянюшка, которая знала Фейнне с самого рождения.
И все-таки девочка попала в беду.
Мать Фейнне была убеждена в том, что без Элизахара не обошлось. «Это он ее похитил, он украл ее, этот солдафон, он все сделал бы ради денегведь он грабитель, его чуть не повесили за разбой, твердила женщина. Если бы не ваше свидетельство в его пользу, мой господин, он никогда бы не выбрался. Болтался бы на веревке рядом со своими сообщникамии поделом! Как можно было доверить такому человеку жизнь нашей дочери? Только мужчина мог быть таким безрассудным!»
Иногда Одгару казалось, что Фаста помешалась. Она по целым дням бродила из комнаты в комнату, бесцельно переставляла вещи, раскладывала их на полках: по размерам, по цвету. Эта бессмысленная деятельность вызывала у него страх, но еще больше он пугался, когда она усаживалась в углу, впивалась глазами в какое-нибудь пятнышко на полу или на стене и не двигалась часами.
В конце концов Одгар применил по отношению к жене власть, которую давало ему супружество, они состояли в так называемом «аристократическом» браке: нерасторжимом, имеющем в числе условий полное слияние имущества и власть мужа над всеми домочадцами.
Как правило, горожане заключали «простонародные» браки, при которых возможны были и разводы, и раздел имущества; так было свободнее. «Аристократический» брак, скрепляемый благословением правящей королевы, избирали для себя знатные люди, а также богатые предприниматели, опасающиеся за цельность своего денежного состояния, и страстно влюбленные.
На таком браке настояла Фаста. Она хотела, чтобы все деньги Одгара в случае смерти мужа перешли к ней.
А Одгар принадлежал к категории страстно влюбленныхи потому согласился.
Теперь он воспользовался правом, которое давал ему их брачный союз, и запер жену в трех комнатах, а на окна поставил решетки. Очень красивые, узорные решетки. И очень прочные.
Фаста обнаружила, что находится в заточении, только месяц спустя после того, как это случилось. Сперва она пыталась выломать двери, потом хотела звать на помощь, прижав лицо к решеткам; но тут вошел Одгар и сказал:
Если вы не прекратите шуметь, я прикажу заколотить окна досками.
И Фаста смирилась. Она продолжала кружить по комнатам и переставлять вещи. По повелению Одгара ей приносили все новые и новые предметы, чтобы она не так сильно скучала; впрочем, Одгар не был уверен в том, что жена замечает его заботу.
Наконец в один прекрасный день в дом явилась нянюшка Фейнне. Старушка была сильно разгневана на обстоятельства, в которых очутилась, во всем винила глупость Элизахара и собственную недогадливость. Она проделала долгий путь в телегеее привез какой-то деревенский простофиля, которому Одгар, не возразив ни словом, заплатил десяток золотых и велел, спрятав хорошенько деньги, убираться домой.
Одгар долго расспрашивал нянюшку. Старушка весьма толково рассказала ему обо всем, что знала.
Фейнне жива? настаивал Одгар. Ты в этом уверена?
Не сомневаюсь ни секунды, твердо отвечала старушка.
А Элизахарчто он?
Дурак! плевалась няня. Вот он-то дал себя убить, это точно! Был бы жив, давно бы ее вытащил Но его проткнули мечом. Я сама слышала. «Сдох, сдох»передразнила она кого-то, скривив отвратительную рожицу. Госпожа-то как плакала! Она его любит, я так думаю. Что ж, мужчина видный, хотя можно было бы найти и получше. С деньгами.
Она замолкла, задумчиво жуя губами. И вдруг растянула их в улыбке:
А надо мной всегда посмеивался. Говорил: «Будь нянюшка ростом побольше мыши, била бы меня смертным боем». Это за то, что я ему воли не давала