Сдаюсь, сказал я, подтягивая топор ближе, поднимаясь, опершись на него. Дыхание вырывалось из груди со свистом. Руки предательски дрожали.
Давай, Алан уже стоял передо мной, поддерживая под локоть, помогая встать.
Вот и сейчас он нагнал в узком коридоре, по которому в обоих направлениях бежали, гремя амуницией, солдаты, хлопнул по спине, заставив прикусить губу от боли.
Как ты? Отошел? Это я разбудил тебя.
Спа-си-бо, я пытался втянуть воздух сквозь стиснутые зубы.
Отвратительно выглядишь. Ну, еще увидимся, и он нырнул, пересекая встречный поток, и скрылся в боковом коридоре. Я понял, что он уже получил какое-то распоряжение, и на утренней поверке его не будет. Это означало, что сегодня меня могут назначить в наряд с любым другим солдатом крыла. Оказалось, я уже привык к человеку, едва не покалечившему меня.
Стой!
Капитан Вадимир появился с другой стороны. Шел навстречу, будто невидимым щитом раздвигая сплошной поток солдат. Я замер, и сразу ткнулись в спину, наступили на пятку, толкнули в бок. Капитан схватил за предплечье, задвинул в услужливо распахнувшуюся дверь и вошел сам. В комнате было темно и пыльно, с притолоки свисала паутинасразу неудержимо захотелось чихать. Я почесал нос, удивляясь, с каким трудом дается мне это простое в принципе действие. Вадимир вышел в открытую дверь, вынул факел из паза в стене коридора и зашел обратно, задвинул за собой засов.
Где ты родился?
Я стоял на неестественно прямых ногах, преодолевая дрожь и желание скрутиться в комок, обхватить дергающий болью живот руками. Факел коптил. Сажа срывалась с длинных языков пламени, поднималась к потолку, но, подхваченная сквозняком, резко дергалась, уносилась во тьму, где угадывались лавки, столы и кафедра. Я понял, что нахожусь в заброшенной классной комнате, или неком подобии её.
Я говорил уже. Слова все еще давались с трудом, а навязчивое желание чихать мешало сосредоточиться. Или нет? Столько всего, уж и не вспомнить толком
Где ты родился? Надеюсь это ты вспомнить в состоянии?
Я вспыхнул. Расправил сведенные плечи.
Соколов Никита Алексеевич. Гражданин Российской Федерации. Моя записная книжка, вы должны её помнить. Там мои имя и адрес.
Светло-желтые волосы казались медными, карие глаза смотрели пристально. Он не шевелился, лишь плясало пламя факела, бросая на стены причудливые тени.
Ты знаешь грамоту и счет, правильно говоришь, но не держал в руках оружия Чем еще можешь похвастаться?
Я знаю горное дело.
Да-а-а? Кажется я озадачил капитана. Он ухмыльнулся. А вот это уже неплохо.
В два шага он подошел ко мне, навис, обдавая жаром пылающего факела и запахом ременной кожи.
Сейчас ты встретишься кое с кем. Если тебе будут задавать вопросы Отвечай честно.
Развернувшись, он громыхнул засовом, распахнул дверь и, водрузив факел на его место в стене, пошел по опустевшему уже коридору.
Я поспешил за ним. По пути к нам присоединились новые офицерыхоть на первый, хоть на второй взгляд ничем не отличавшиеся от Вадимира. Такие же закаленные и уставшие в мелких пограничных стычках, а может быть утомленные мирной столичной жизньюс такими же опустошенными глазами. Вадимир коротко приветствовал каждого, я же, ловя на себе внимательные взгляды, не смел и пикнуть.
Мы прошли в смотровую башню, откуда был виден не только весь дворец, но и город, и большая часть залива. Мы не поднялись наверх, а спустились, миновав пару пролетов винтовой лестницы, в сухое подземелье. Вадимир стукнул трижды в массивную черную дверь, и ему отворили.
Я вошел последним.
Жарко пылал камин, служивший одновременно источником света. Маленький человечек, которого я принял сперва за ребенка, как раз подбрасывал дров из сложенной рядом поленицы. Лишь когда он встал и потянулся за кочергойразворошить уголья, подтолкнуть поближе к жару короткие березовые полешкия увидел окладистую ржаную бороду и сильные, заросшие жестким рыжим волосом руки. Я решил, что это домовой, а когда все расселись вокруг небольшого столашестеро, считая меня и Вадимира, человечек опустился на достаточно высокую для него ступеньку камина и остался сидеть там, вытянув подошвы немалого размера сапог к низенькой каминной решетке.
Стол был пуст. Не имея возможности занять руки кружкой, я сцепил пальцы над столешницей, надеясь, что хотя бы кажусь спокойным. Очевидно не только я испытывал подобные затруднения. Капитан Вадимир был в самом высоком чине среди присутствующих, он же был наиболее уверен в себе, по крайней мере, внешне. Молодой, немногим старше Алана, сержант заметно нервничал. Тишина, подчеркнутая шипением капающей смолы, да редким треском прогорающих поленьев, казалась гнетущей. Наверное, именно это заставило его заговорить первым, в то время как остальные не спешили, пристально разглядывая меня.
Посольство из Белгра
Он замолчал выжидающе. Капитан Вадимир понял его нерешительность.
Говори. Чем раньше мы введем его в курс дела, тем лучше.
Его молчание?
Сержант даже не взглянул в мою сторону, но я прекрасно понял, о ком идет речь.
В его же интересах.
Мне не понравилось то, с какой уверенностью это было произнесено. Я понял, что вообще не хотел бы присутствовать здесь. Молодой перевел взгляд как раз вовремя, чтобы заметить это. Усмехнулся.
Так вот. Он прокашлялся прежде чем продолжить, посольство из Белгра прибудет в конце недели, а если ветер будет попутным, то и раньше.
Морем? спросивший, старый фельд-фебель с густо посеребренными висками, не удивился, просто уточнил, как уточнил бы срок и пути поставки провизии для летнего лагеря.
Почему бы нет? Офицер, звание которого я не смог определить, очевидно принадлежал к портовым службам, имевшим слабое отношение к дворцу, но, вероятно, не к дворцовым интригам. Женщины не любят пыльных дорог, а я слыхал, будто и Бронислава вознамерилась навестить братца.
Вадимир нахмурился, постучал пальцами по столешнице.
Она не должна войти в город.
Эти слова он произнес одновременно с маленьким человечком, гревшим ноги у камина. Вадимир замолчал, позволив коротышке продолжать.
Если в душе она осталась той самой девушкой, что двадцать с лишним лет назад проводила на эшафот старшего брата, мы не должны пускать её в город. Она смела и изобретательна. Ей почти удалось убить свою мать.
Минутная заминка показала, что раньше он никогда не говорил этого вслух. Но никто из присутствующих не выказал удивления.
Ты думаешь, она преследует собственные цели? Судя по интонации, Вадимир высоко ценил мнение этого человечка.
Люди живут так мало я окончательно уверился, что это домовой, так спешат жить. За двадцать лет они могут измениться до неузнаваемости. Думаю, прежде всего, она едет посмотреть на могилу матери, он усмехнулся нехорошо. Но даже если этоединственная цель её визита, она не сможет не вмешаться в наши действия, и мне трудно представить, что именно она способна предпринять сегодня. Я предпочел бы не решать эту задачу вовсе.
Хорошо. Вадимир сжал пальцы в кулак, обхватил ладонью. Это предельно уточняет сроки. Подготовка к торжественному приему посольства великолепно замаскирует нашу собственную подготовку, а момент, когда вы, капитан, реплика была обращена к моряку, чин которого я не сумел определить, поднимете цепи, закрывающие ход в гавань, станет сигналом к началу переворота.
Я наконец услышал слово, которое не выходило у меня из головы с самого начала этого заседания заговорщиков. Высокие армейские чины затевали смену власти. Я еще и глазом не видел их короля, но уже успел почувствовать недовольство, царящее в казармах. Армия поддержит их, и вполне возможно в этой комнате собрались далеко не все участники заговора. Капитан гвардейцев, вчерашний дружинник, сержантеще один представитель дворцовой гвардии, интендантский чин, капитан, отвечающий за безопасность столицы с моря, снова капитан, на этот раз в форме городской стражи, плюс этот человечек в синем камзоле без всяких знаков различия. Оставалось гадать, какая роль отведена во всем этом мне. Тем временем Вадимир продолжал:
Мы не должны допустить паники и беспорядков в городе. Если все пойдет, как задумано, горожане ничего и не заметят. Празднества начнутся задолго до намеченного срока, и должны будут продлиться, как и планировалось, неделю. Обывателю, когда он сыт и пьян, все равно, кто именно будет править им.
Народ любит молодого короля Это сказал один из тех, что молчал до сих пор.
Плешивого пьяницу, взявшего в советники мошенника и вора? Помилуйте, полковник! Последний отпрыск короля Августа, Вадимир вдруг хлопнул меня по плечу, вернувшийся с запада, дабы править страной, понравится им еще больше!
Я настолько ошалел от резкой боли в боку, что, не сразу сообразил, о ком идет речь, а когда понялво все глаза уставился на Вадимира. Тот не обращал на меня внимания. Теперь он говорил с капитаном в форме городской стражи:
Вы сумеете обеспечить порядок на улицах?
C учетом сегодняшних событий это будет не просто. Стражник покачал головой. Что-то странное творится в городе.
Что случилось? Вадимир насторожился, и я невольно подался вперед.
Нынче утром мы отправились в «Топор и удавку». Прямым распоряжением Изота, причем сам он пошел с нами.
Взяли кого-нибудь?
Никого неожиданного, стражник усмехнулся, Огрызок, Безносый, Дикарь, Кладовщик Все те, кто нам нужен на свободе, и ничего интересного кроме пьяных бредней старика Смурого Ты кого привел с собой в город?
Вопрос был адресован мне.
Я?!
Да, ты. Вы подошли к южной стене, со стороны Эдгаровой топи. Смурый следил за вами. По его словамэто тот самый ублюдок, что был помилован на казни, и мы действительно нашли у трактирщика серебряную монету королевской чеканки. Это тот, Вадимир, кого ты держишь за Ката. А еще, капитан городской стражи оглянулся и понизил голос до зловещего шёпота, Смурый божится, будто насадил его на перо, клянется, что пропорол ему почку, и тот умер а затем воскрес прямо у него на глазах.
Я смутно припомнил вывеску той грязной забегаловки, на пороге которой последний раз видел Сета. Кажется, на паре криво сколоченных досок действительно красовались топор и удавкаСетчеловек, боявшийся даже приблизиться ко мне лишь потому, что страт называл меня колдуном
Этого не может быть.
Уверенность в моем голосе убедила стражника. Он кивнул.
Сегодня, когда Смурый хорошенько проспится, я допрошу его еще раз. Лично. Но, думается, это будет пустой тратой времени
Изот, Вадимир вклинился в разговор. Он казался обеспокоенным. Изот знает о Никите?
О нет, стражник откинулся на высокую спинку стула, и тесный круг склоненных над столом голов моментально распался. Я позаботился об этом. Более того, мне кажется, Изот принимает за него Ката! По крайней мере, он убежден, что это именно его уже неделю требует выдать прибывший в столицу страт.
Я закатил глаза, обессилено сползая по спинке стула. Именно этого и не хватало для полноты картины. Усмехнувшись, я подумал, что мне еще повезло встретить на улицах столицы именно Вадимира, а не одного из черных.
И он отдаст его? Вадимир был не на шутку обеспокоен.
Сперва его надо поймать. Ни одна живая душа в Трущобах не смогла сказать нам, куда подевался смертельно раненный человек с приметным посохом в руках. А ведь вплоть до глубокой ночи его видели валяющимся посреди улицы. Я просто в толк не возьму, куда он мог подеваться Судя по отчеркнувшей переносицу морщинке, вопрос и впрямь занимал его не на шутку.
Ищите, но не слишком-то усердствуйте в поисках. Нам совсем не с руки ворошить Трущобы. И сделайте что-нибудь со стратом.
Стражник взглянул удивленно.
Обязательно сделайте что-нибудь со стратом, подчеркнул Вадимир, он единственный, кто знает Никиту в лицо. Он может серьезно спутать нам карты.
У Изота есть собственные люди, которых мы не можем контролировать. Они тоже будут искать.
Что ж, Изот, усмешечка искривила губы капитана, пусть он погоняется за этим неуловимым Катом, атаманом О'Ктранского леса.
Заседание заговорщиков было окончено, Вадимир кивком отпустил всех собравшихся и, переговариваясь достаточно тихо, чтоб ничего нельзя было расслышать, они, одергивая амуницию и задвигая стулья, собрались тесной группой и покинули комнату все вместе, намереваясь, очевидно, продолжить разговор по дороге.
Вадимир не шелохнулся, человечек у камина пошевелил носками сапог, положил ногу на ногу, придвинув подошвы ближе к огню. Меня никто не отпускал, да я и сам не спешил уходить. У меня было о чем спросить Вадимира.
Какого черта? вскочил я, едва лишь закрылась входная дверь.
Замковые стены так холодны протянул человечек у камина, растирая ладони. Вздохнув, он поднялся, наконец, со ступеньки и уставился на меня ярко-голубыми, словно вода южных морей, глазами. Хотел бы я знать, почему тебя ищут так по обе стороны от границы?
Познакомься, Никита, Вадимир встал, это Калкулюс, комендант города, гном. Наш незаконнорожденный наследник, Вадимир приобнял меня за плечи, подтолкнул к человечку, говорит, будто разбирается в горном деле.
Человечек улыбнулся, продемонстрировав ровный ряд крупных белых зубов, и протянул широкую, испещренную мелкими морщинками руку.
Гном? тупо переспросил я, пожимая её.
Гном. Подтвердил Вадимир. Он ответит на все твои вопросы, и сам задаст несколько, а мне, извини, пора бежать. Служба. Он вдруг подмигнул весело, развернулся на каблуках и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Вадимир сказал, я могу задержать тебя на пару часов, а потом тебе надо будет вернуться в казармы. Ты ел сегодня? Не дожидаясь ответа, он вразвалку прошел в темный угол комнаты и загремел там чем-то, приговаривая, пусто, пусто. Погоди, а вот и вчерашняя каша.
Обратно он прошел, волоча большой, в половину своего роста котелокни разу не чищенный, наверное, со дня своего создания, а потому аспидно-черный снаружи, с присохшей по стенкам комковатой массой внутри. Я решил, что не слишком уж голоден.
Гном прицепил котелок на специальный крюк в дальней стенке камина. Сильные узловатые руки не боялись жарко пылающего огня. Вынув из-за голенища деревянную ложку, гном поскреб стенки котелка, сгребая кашу к днищу. К шипению плавящейся смолы присоединилось шипение моментально закипевшего жира. По комнате разнесся на удивление приятный запах гречки с бараниной. Я решил, что, пожалуй, смогу протолкнуть в себя пару ложек.
Так где ты, говоришь, родился? Гном помешивал кашу. Да, и собери на стол, там должна была остаться чистая посуда. Он неопределенно ткнул ложкой за спину, и я пошел в тот угол, откуда был добыт котелок.
Россия. Страна славян. К востоку от Англии.
Ситуация казалась мучительно знакомой, хотя кавардак, царивший в темном углу едва ли напоминал ухоженную, освещенную цветным витражным окном и оттого особенно уютную книжную полку в библиотеке Цитадели. Я на ощупь пытался найти хотя бы одну миску, но отдергивал пальцы, тычась в жирное и липкое. Под ногами гремело при каждом шаге. Колени ударялись об острые углы.
Что ж ты так возишься? Гном не выказал и доли удивления. И давно ты вышел из подземелья?
Я схватил первую попавшуюся под руку посуду, поспешил к яркому огню камина.
Откуда ты знаешь?
О переходах? Я сам строил последний, принимая посуду, он задержал мои ладони в своих, посмотрел внимательно, будто гадая. Мда-а-а протянул он.
Отвернув скрипнувший крюк от огня, гном зачерпнул из котелка по три полных ложки. Липкая, комковатая каша медленно растекалась по не слишком чистым мискам. Но густой ароматный дым раззадоривал недюжинный аппетит. Я вынул из-за голенища свой, уже привычный по болоту, шанцевый инструмент.
Человек с такими руками как у тебя не может знать душу камня, ты и дня не работал в шахтах, гном улыбался, глядя, как я зубами снимаю горячую кашу с ложки. Сам он ел так, будто стряпня уже давно остыла. Но тызнаешь. Камень примет тебя, а, значит, у тебя был добрый наставник.
Я пожал плечами, вспомнив старых профессоров кафедры, присел на ступеньку камина. Да, я любил свое дело, но не мог бы сказать, кому обязан был этой любовью. На ум вдруг пришла блестящая залысинами, загорелая до черноты, обрамленная светлым нимбом редких выгоревших на солнце волос, макушка староватого уже для своей должности доцента, руководителя моей первой студенческой практики. Он любил карту, густо утыканную красными гвоздиками особо опасных участков, и леденящие душу истории о сорвавшихся в пропасть студентах. Гречку, консервированную с тушеным мясом, он тоже уважал. Я покосился на гнома.