Возможно, сказал Дирборн, если любишь идею достаточно сильно.
С вершины холма донесся крик слуги. Чимойз взглянула наверх, зная заранее, что увидит. Один из тех, кто отдавал мускульную силу, лежал на лужайке, и несколько целителей быстро укрыли черным полотном его тело и затем оттащили прочь, чтобы смерть одного из Посвященных не отравила решимость остальных, пришедших передать дары.
Чимойз воспользовалась этим моментом, чтобы протолкнуться впереди других, предлагавших себя в Посвященные.
Тьма сгущалась, и вскоре придет ночь. Габорн предупредил, что атака начнется на закате.
Она надеялась только на то, что успеет передать свой дар вовремя.
Пропустите, сказала она, протискиваясь мимо толстого мужчины в передние ряды.
Почти в тот же миг способствующий с отупевшим лицом спустился вниз с холма:
Следующий!
Чимойз не знала его. Если бы это был старый главный способствующий короля Сильварреста или один из его учеников, она осталась бы стоять в толпе, ибо способствующий мог знать о ее беременности и отказался бы взять ее дар.
Я, отозвалась Чимойз.
Она вырвалась на толпы, как только способствующий подошел.
Жаждущая! прохрипел он. Каково твое желание?
Грация, сказала Чимойз. Я предлагаю грацию.
Он взял ее за локоть.
Спасибо, сказал он. Немногие предлагают грацию. Я бы последовал твоему примеру, если бы мог.
У тебя есть твоя работа, сказала Чимойз, а у меня своя.
Он провел ее наверх к палатке, мимо Посвященных, которые в огромном количестве лежали вокруг входа, как раненные на жутком поле боя. Стоны людей были похожи на стоны ветра в скалах, а рядом сверчки начинали свои ночные песнопения. Запах тушеного мяса доносился с полей.
Скажи, спросил способствующий, ты случайно не знакома с Королем Земли?
Он отбросил входную завесу красного павильона.
Я знаю его и люблю, сказала Чимойз. Она знала, что он хотел услышать.
Хорошо, прохрипел способствующий. Хорошо. Думай о своей любви к нему во время передачи дара. Думай только об этом. Ты сможешь?
Она вошла в павильон. Только одна свеча горела в центре маленького помещения, сияя, как звезда. На матраце, скорчившись в позе зародыша, лежала молодая женщина. Каждый мускул ее тела был напряжен и застыл в неподвижности. Пальцы были сжаты в кулаки, и лицо искажено гримасой боли. Даже ее веки были плотно сжаты и не могли расслабиться. Она дышала с присвистом, неглубоко, не имея возможности вдохнуть больше воздуха.
Способствующий остановился, дав Чимойз возможность разглядеть женщину.
Это Бриэль. Она была танцовщицей на постоялом дворе замка Гроверман, прежде чем подарила свою грацию нашему королю. Она послужит вектором. Отдавая грацию ей, ты передашь ее своему королю.
Я поняла, сказала Чимойз.
Ты знаешь, как будешь выглядеть через несколько минут, если не откажешься, сказал он извиняющимся тоном. Ты решаешься?
Чимойз знала, что скрученные в узел мышцыэто не самое худшее. Передача дара грации затрагивала внутренности. Первые несколько недель будут очень тяжелыми. С этого момента она сможет есть только бульон и жидкий суп.
Я перенесу это с радостью, сказала Чимойз.
Хорошо, сказал способствующий. Хорошая девочка.
Он подошел к небольшой кучке печатей силы и вытащил одну, поднес ненадолго к свече, изучая руну на ее верхнем конце. Она выглядела как крошечное, выжженное железом клеймо. Он, видимо, нашел какую-то неточность, потому что вытащил маленький тупой инструмент и начал давить на один край руны.
Прости, что приходится ждать, извинился он. Кровяной металл легко гнется и часто повреждается во время перевозки.
Я понимаю, сказала Чимойз.
Чимойз смотрела на Бриэль. Если не считать свистящего дыхания, Бриэль почти не подавала признаков жизни. Чимойз заметила слезу, вытекшую из одного глаза. Это больнобыть так сжатой, поняла она. Отдавать дар грацииэто пытка.
Когда способствующий закончил свое дело, он бросил взгляд на Чимойз.
Теперь, сказал он, я хочу, чтобы ты смотрела на свечу.
Чимойз взглянула на свечу, затем ее внимание снова вернулось к Бриэль. Прежде, каждый раз, когда она видела церемонию дарения, потенциальный Посвященный пристально смотрел на лорда, который получит дар.
Нет, не смотри на нее, предупредил способствующий. Сосредоточь взгляд на свече. Смотри на свет.
Конечно, Чимойз понимала. Мы смотрим на наших лордов, потому что они красивы с их дарами обаяния и это облетает нам отдачу себя. Но пристально глядеть на жалкий векторэто только выбьет из колеи потенциального Посвященного.
Чимойз смотрела на свечу, в то время как способствующий начал петь глубоким голосом. Она не могла разобрать слова. Насколько она знала, это были просто звуки. Но это были звуки, которые подбадривали ее и заставляли ее желать отдать себя. Она могла чувствовать, как острое желание нарастает, словно могучее пламя.
Пламя свечи мерцало и рвалось, когда способствующий несколько раз обошел комнату по кругу, а затем наложил печать силы на руку Чимойз.
Это прикосновение потрясло все ее существо. Она часто слышала о «поцелуе печати силы». Поэтому она представляла себе, что прикосновение металла сначала должно быть нежным и чувственным. Но это не был поцелуй. Вместо этого она почувствовала, словно печать силыпиявка, которая впилась своим круглым ртом в ее кожу и начала высасывать что-то жизненно важное из нее.
Как только печать силы прикоснулась к ней, Чимойз почувствовала жар в голове, а подвижность ее мышц исчезла. Правый бицепс свела такая сильная судорога, что у нее перехватило дыхание.
Она отдавала себя, заставляла себя думать о Габорне в час его нужды. Пламя свечи металось, как язык змеи, и она смотрела на него, стараясь не замечать навязчивый звук пения способствующего. Снаружи, в городе, она слышала крики петухов, поющих серенады закату.
Боль в руке распространилась вниз до локтя и вверх до подмышечной впадины. Капли пота скопились на бровях, и одна стекла по крылу носа. Печать силы, казалось, сама стала пламенем. Она жгла ее руку, и Чимойз чувствовала запах паленых волос и жареного мяса.
Она взглянула вниз на наконечник печати силы с удивлением. Она часами слушала о том, как люди отдают дары, и почти все из них в какой-то момент кричали от боли. Некоторые говорили, якобы боль от печати силы невыразима, непереносима, но по мере того как рука Чимойз горела, она чувствовала, что в силах переносить это.
Она закрыла глаза, сосредоточилась на своем короле и на людях, которых она любила. Боль вспыхнула с такой силой, что вдруг ей показалось, будто вся ее рука объята пламенем. Она стиснула зубы.
Я могу это перенести, говорила она себе. Я могу это перенести.
Но внезапно боль расцвела сотнями огненных языков. Казалось, каждый мускул ее тела внезапно скрутила судорога, так что вся она скорчилась от боли, гораздо более острой, чем она когда-либо могла вообразить. И хотя она хотела громко застонать, только слабый звук сорвался с ее губ.
Мир Чимойз почернел.
Глава тридцать третьяПо стопам отца
Обязанность каждого человекастроить свою жизнь так, чтобы для наследников было одновременно и честью, и вызовом пойти по стопам своего отца.
Боренсон, Миррима и Сарка Каул скакали прочь от линии опустошителей, оставляя милю за милей между собой и марширующей ордой, которая протянулась от горизонта до горизонта.
Сарка Каул уставился вперед, взгляд его был рассеянным.
Есть хорошие новости и плохие. Радж Ахтен и Королева Лоуикер заключили союз. Они позволят войскам войти в Каррис с севера в надежде, что все погибнут, оставив половину Рофехавана открытой для завоевания. Но даже они не догадываются, какую помощь может принести ночь.
Ха! Боренсон рассмеялся в полном восторге от того, что Дзйсего советник. Ответь-ка, друг, что скажет твой Государственный совет, когда обнаружит, что ты продаешь их секреты?
Для таких, как я, есть только одно наказаниесмерть, ответил Сарка Каул. Сначала они подвергнут мучительной смерти мою сестру-близнеца. Это медленный и трудоемкий процесс. Когда сознания объединены, это больше, чем просто общая память. Я буду видеть то, что видит она, чувствовать то, что она чувствует, слышать то, что она слышит до самого последнего момента. Когда она умрет, вполне вероятно, я тоже умру вместе с ней, потому что нельзя рассчитывать остаться в живых после того, как будет разорвана связь столь тесная, как та, которая связывает нас.
Боренсон молчал, устыдившись своего смеха.
Прости, сказал он наконец.
Это не твоя проблема, сказал Сарка Каул. Я заключил эту сделку очень давно. Как раз сейчас моя сестра-близнец лжет Совету, говоря, якобы ты бросил меня в океан и я мотаюсь по волнам, уцепившись за кусок дерева. Моя единственная надежда, что я проживу, чтобы помочь руководить тобой до сумерек.
А я надеюсь, сказала Миррима, что Совет никогда не узнает, что случилось, и что твоя сестра сможет сбежать.
Они отъехали недалеко, когда встретили одинокого всадника, мчащегося галопом на юг по равнине. Сразу было видно, что это Рыцарь Справедливости, одетый в старомодную помятую кирасу из северной Мистаррии, а также в черный рогатый шлем с кольчужным воротником, который струился как волосы по его спине, стиль, встречающийся только среди воинов Кхдуна в Старом Индопале. Он был вооружен богато украшенным копьем из черной липыпоистине королевским оружием.
Он ехал на серой лошади, широко ухмыляясь. Боренсон узнал в нем Сэра Питтса, стража замка из Морского Подворья.
Что ты собираешься сделать? окликнул его Боренсон, кивая в сторону линии марширующих опустошителей. Устрашить их своим нарядом?
Сцепился с разъяренной чародейкой нынче утром, сказал Питтс с такой же ухмылкой. Она сорвала мою кольчугу и прогрызла мой шлем! К счастью, я выскользнул из доспехов, а то она и меня бы съела на завтрак.
Питтс поехал рядом. Очевидно, он взял это снаряжение у мертвого воина и был вынужден надеть то, что было. Через край его седла были переброшены полдюжины щупальцев, отрезанных от ротовых отверстий опустошителей. Они свешивались с седла, как мертвые угри, и пахли, как протухший чеснок.
Аверан сказала, что этот запахсмертный крик опустошителя. Боренсон мог видеть высохшую кровь, которая испачкала бровь человека. Она была темной и густой, и если Питтс сумеет выжить в грядущей битве, он несомненно будет носить почетные шрамы. В конце концов, много ли людей может похвастаться тем, что сбежали из пасти опустошителей?
Боренсон громко рассмеялся.
Когда-нибудь ты расскажешь мне эту историю, а я поставлю пару пинт эля по такому случаю. Но сейчас скажи, как идет сражение?
Питтс кивнул на север.
Король Земли предупредил нас, чтобы мы защищали Каррис, и это то, что мы будем делать. Но Главный Маршал Чондлер не ждет атаки опустошителей. Он отправляет копьеносцев против них, к голове их колонны. Там теперь кровавая битва.
Как далеко впереди? спросил Боренсон.
Тридцать, можетсорок миль, ответил Питтс.
Новости охладили Боренсона. Сорок миль до фронта? А их линия тянется к югу так далеко, сколько видит глаз.
Как далеко до тыла их линий? спросила Миррима.
Трудно сказать, ответил Питтс. Одни считаютсто миль, другиесто двадцать.
Боренсон пытался предположить, как велика может быть орда, но Питтс его опередил.
Их может быть миллион, сказал он мрачно. У нас не хватит копий на всех них, даже на двадцатую часть. Король Земли использовал все копья на прошлой неделе. Так что мы сосредоточились на их предводителях. Их ужасный маг под хорошей защитой рядом с передовыми линиями. Это была кровавая схватка.
Его голос дрожал, когда он говорил это.
Мы потеряли уже много людей. Сэр Лэнгли Орвинский пал.
О, Силы! чертыхнулся Боренсон.
Как нам сражаться с ними, спросила Мирима, без копий?
Мы будем биться с ними пешими, в воротах Карриса, сказал Питтс. Мы пустим в ход молоты и копья опустошителей, если придетсяруками будем драться. Но мы будем сражаться.
Он был так же безрассуден, как и отважен.
Чондлер знает больше трюков, чем цирковой медведь, сказал Питтс. Отправляйтесь в Карриси сами посмотрите!
Нужно быть больше, чем просто цирковым медведем, чтобы отстоять Каррис, сказал Сарка Каул.
Боренсон оглянулся. Сарка Каул выглядел зловеще на своей рыжей лошади, с лицом, закрытым черным капюшоном. Его голос казался живущим отдельно от тела.
Но не падайте духом. Молодой король Орвин уже скачет к городским воротам с тремя тысячами воинов за спиной. Он наконец решился.
Питтс пристально вгляделся в фигуру, закутанную в черные одежды. Он спросил Боренсона:
Кто этот твой друг?
Сарка Каул, сказал Боренсон, познакомься с сэром Питтсом.
Инкарранец? изумленно спросил Питтс, судорожно сжав копье. Что он здесь делает?
Я еду сражаться в Каррисе, друг, ответил Сарка Каул.
Питтс разразился лающим смехом:
Хорошо, я надеюсь встретиться с тобой там.
Приходи, пока не упадет тьма, сказал Сарка Каул.
Боренсон и Миррима пришпорили коней. Впереди над землей поднималась тьма. Столбы дыма вздымались вверх, создавая огромную завесу, от которой мерк весь свет на равнинах. Шаги марширующих опустошителей заставляли землю дрожать, будто земля раскалывалась под ними.
Боренсон, Миррима и Сарка Каул были почти у Скалы Манган, когда добрались до головы орды опустошителей. Здесь рыцари на усталых конях скакали поперек пути монстров, поджигая каждый пучок травы, каждую кустарниковую рощицу, каждое дерево.
Пламя с ревом взмывало к небесам, почерневшим от дыма. Свет становился все более тусклым, ибо солнце клонилось к закату, а густые леса Гор Хест были такими сырыми, что дым, который поднимался из этой топки, был черным, как чернила, и полон сажи.
Никаких признаков конницы не было по-прежнему. Группа всадников, едущих к горам за этой объятой пламенем долиной, гнала коней. Они ненадолго остановились на южном склоне, в прохладной тени рябин, и впервые за многие часы увидели слабый проблеск солнечного света. Даже здесь, за полосой дыма, солнце мерцало, как горячий уголь на выжженном небе. Там, в вышине, дым действовал как цветное стекло, окрашивающее мир в пепельный цвет.
Они спускались с гор вниз, проезжали через маленькие городки, направляясь в мертвые земли, иссушенные заклятиями опустошителей, и наконец на берегах озера Доннестгри они увидели Каррис.
В этих краях зеленые поля стали серыми неделю назад. Деревья и виноградные лозы лежали искореженными обломками. Вся трава высохла. Ничего живого не осталось. Даже вороны и стервятники исчезли. Только гниющие тела опустошителейогромные, со ртами, застывшими в широкой усмешке, полными зубов, были немым свидетельством того, что произошло здесь.
На миг, когда Боренсон въехал на иссушенные земли, он испытал странное чувство. Ему почудилось, словно вместо того чтобы ехать из Фенравена в Каррис, он едет из прошлого в будущее. За ним лежали прекрасные зеленые поля мира, который он знал. Впереди были гниение и забвение.
Сарка Каул понюхал воздух. Боренсон мог почувствовать запах старых заклятий опустошителей на мертвой земле. «Ослепни». «Стань сухой как пыль». Казалось, сама земля шепчет заклятия. «Сгинь, дитя человеческое!».
Те, кто видели бой, попытались описать его, прошептал Сарка Каул, уставившись на мертвые поля, но слова изменили им. Я не могу себе это представить. Я не могу вообразить, как далеко зашло разрушение, как тщательно оно было произведено.
Боренсон хлопнул рукой по траве, серой, как пепел.
Здесь неделю не было дождя. Все это сделали чертовы вонючки.
По мере того как троица приближалась к Каррису, солнце медленно опускалось за горизонт, скрытый за столбами вздымающегося дыма. Ветер стих, и жар, поднимающийся от почвы, разносил смрад от погубленных земель, и смрад висел в воздухе зловонным туманом. На западе у подножия гор все было серым от гнили, а к востоку лежало озеро Доннестгри, плоское и тусклое. Ни одна волна не покрывала рябью его поверхность. Исчезли чайки, носившиеся над его берегами неделю назад.
Лежащий впереди Каррис был городом развалин. Штукатурка всюду осыпалась со стен замка, только несколько ярких полосок по-прежнему блестело на сером камне. Стены искривились и покрылись трещинами. Исчезли голуби и горлицы, кружившиеся раньше вокруг замка Карриса, словно конфетти.
Это был дивный, прекрасный вид, который радовал взгляд моего отца, думал Боренсон. Почему Каррис? Почему опустошители снова напали на него? Здесь нет ничего цепного, чтобы завоевывать, ничего ценного, чтобы защищать. А мы до сих пор продолжаем сражаться, как пара крабов, ссорящихся на голой скале. А может, здесь есть что-то ценное для опустошителей?