Дело было так: выискивая от скуки знакомые созвездия, я откинул голову назад, чтобы взглянуть наверх, и почувствовал затылком нечто странное, какую-то легкую неровность на стекле. Я поводил по стеклу головой, и утвердился во мнении, что на нём что-то есть. Битый час я с колотящимся сердцем пытался определить, что же это такое, но только терялся в догадках. Наконец невероятным усилием я вывернул шеютак что в темноте раздался хруст сдвигаемых позвонкови краем глаза разглядел в самой верхней точке стеклянного конуса маленькую черную бляшку; от неё, приклеенная к стеклу, тянулась мне за спину пара тонких цветных проводков (их-то я и коснулся затылком). Как раз в этот момент Кассандра залила мое узилище ядовито-белым сиянием, и крошечный глазок объектива сверкнул её отраженным светом.
Всё это время они наблюдали за мной! Я вспомнил свои метания, безумные возгласы и попытки спеть, и почувствовал, как краска стыда и ярости заливает щеки. Я снова рванулсяв попытке высвободить руку и отколоть ею камеруно только разбил локоть, при этом я отдавал себе отчет, что мои палачи на Кулхусе наверняка видят происходящее, и сейчас посмеиваются над моими отчаянными действиями. Все эти дни они следили! Возможно, их невозмутимые ученые делали в блокнотах какие-то пометки о поведении очередного подопытного, а может быть просто компания военных собиралась у экрана, и посасывая пиво, гогоча, делилась впечатлениями! У меня побелело в глазах от ярости. Я поклялся больше до самой смертикак бы долго не пришлось ее ждатьни звуком, ни жестом не давать им повода.
В девятый период бодрствования мне показалось, что Камей светится немного ярче. К тому времени Кулхус стал маленькой голубой точкой во тьмеприходилось напрягать зрение, чтобы его увидеть, так как по соседству с ним полыхал огненный шар Кассандры. Близился, как мне думалось, конец пути, а с ним и всей жизни. Проснувшись на следующий «день», я смог разглядеть мою родную планету уже без всяких усилийКамей вырос до размеров винной ягоды. Рядом с его лиловым мерцанием угадывалось темно-серое пятнышко единственного спутникаЛютеции.
С той минуты необычайное беспокойство овладело мною. Душу переполняли смутные, отчаянные, безумные надежды. Быть может, кто-то на Камее случайно заметит в телескоп несущееся на бешеной скорости к планете небесное тело, быть может, сумеет разглядеть меня внутри капсулы, выслать спасательный корабль? А может статься, это прочное стекло выдержит полёт сквозь атмосферу, я упаду в океан, каким-нибудь чудесным способом сумею освободиться и выплыть на поверхность? С трепетом ждал я любого исхода, даже смерть не страшила меня: пусть я погибну от жара в атмосфере, сгорю подобно метеору, но погибну над родным миром, и мучениям придет конец.
От волнения у меня пропали остатки аппетита, и мне стоило большого труда заставлять себя глотать мою омерзительную пищу; я совершенно перестал спать, боясь пропустить тот страшный и одновременно прекрасный момент, когда Камей надвинется на меня, и заполнит собой всё небочем бы ни кончилось мое жуткое приключение, я желал только одного: чтобы это скорее произошло.
Я приближался к Камею по какой-то замысловатой дуге. Сперва казалось, что я далеко разминусь с ним, и это меня немало тревожило, но затем я вспомнил, что планета тоже движетсяпо орбите вокруг звезды, поэтому и возникла такая иллюзия. Я молился только о том, чтобы расчеты кулхусских мятежников оказались верными и траектории движения совпали в нужной точке.
Лиловая планета медленно увеличивалась в размерахвот она стала с теннисный мяч, вот с бильярдный шар; её подернутая дымкой поверхность обрела оттенкия уже мог рассмотреть сизые облака, густо-фиолетовые пятна океанов под ними нижняя часть Камея оставалась тёмнойКассандра в тот момент была над планетой. Внезапно я заметилнечто громадное, черное движется высоко надо мной, закрывая звёзды. То была Лютеция. Капсулу накрыла её тень, и некоторое время я летел с ощущением, что в небо над головой вылили склянку чернил. Зато Камей стал виден совершенно ясно и четко, как на картинках в учебнике астрономии. Ощущение неподвижности исчезло, напротивсозерцая проплывающую мимо темную сторону луны, я впервые почувствовал, с какой страшной скоростью несется в пространстве капсула, и невольно вжал голову в плечи.
Довольно скоро Лютеция уплыла куда-то назад и вверх. Когда оборот капсулы вновь повернул меня лицом к ней, спутница Камея медленно уменьшалась, причем видел я только узкую освещенную полосу сверху планеткикак тоненький серп молодой луны в ночном небе. От всей этой круговерти я ощутил дурноту, и долго летел с закрытыми глазами, чтобы прийти в себя. По щекам струился липкий пот, а я даже не мог поднять руку, чтобы его утереть. Мне казалось, что Камей уже рядом, что еще немногои я погиб или спасен.
Я ошибался. До Камея оставался ещё долгий путь; прошло много часов, может быть даже несколько дней (я окончательно забросил попытки считать), прежде чем я подлетел действительно близко к нему. Истощенный бессонницей и недоеданием, распаленный напрасными надеждамисквозь слезы смотрел я на плывущие далеко внизу облака, на знакомые очертания материков, на подернутый розоватой дымкой горизонт.
Удар был страшным. Камей проплывал мимо!
Проклятые кулхусские пушкари всё-таки промахнулись. Капсула прошла всего на несколько тысяч километров выше. Так близко, о Божеи так далеко! Мне казалосьвсего-то протяни руку и вот он, Камей! Мне чудились в разрывах облаков города и космодромы, извивы рек и леса. В хрустально-прозрачной, звенящей высоте над снежной поляной полюса мне мерещились серебристые точки: эскадрильи боевых планетолетов, идущих штурмовать Кулхус. Позабыв про клятву не двигаться и молчать, я колотил по стеклу руками, я кричал, срывая голоспризывал помощь, ругался, требовал, грозил кому-то. На время рассудок мой словно помрачился, тело сотрясали конвульсии: думаю, я был на волосок от безумия. Последнее, что я запомнил, соскальзывая во мракгигантскую черную тень Лютеции, медленно ползущую по залитой лучами Кассандры поверхности планеты. Там, внизусолнечное затмение, успел подумать я и потерял сознание.
Когда я пришел в себя, Камей был уже далеко. Остановившимся взглядом я смотрел на то, как подергиваются дымкой очертания материков, как загустевают над океанами облачные покровы, да и сама планета постепенно сжимается, ускользает прочь Долгое время во мне не было ни единой эмоции: нервная система пребывала в оглушенном, подавленном состоянии сродни каталепсии. Больше мне не на что было надеяться, я только ждал смерти.
Таково свойство человеческой души: в самом тяжелом положении, в самой глубокой пропасти отчаяния находит она что-то светлое и возвышенное, дающее смысл существованию. Глухонемой паралитик черпает волю к жизни в последнем мостике к миру людейв зрении, и порой он даже счастлив, но отберите у него возможность видеть, и он умрет от горя. Заточенный в подземелье радуется крошечному лучу света, проникающему в зарешеченное окно на потолке, и на сердце у него теплеетно лишите его этого лучика, и он будет проклинать весь мир и с рычанием биться головой о мокрые стены. Когда я летел к Камею и все мои помыслы сосредоточились на нем, жизнь была полна смысла и моментами даже прекраснау меня была цель, и была надежда, пусть даже безумная. Теперь не стало ничего. Со стыдом вспоминаюменя покинули последние остатки воли. Я больше не обдумывал способов покончить с жизнью, я равнодушно и молча ел, спал, смотрел на звезды, и разум мой был погружен в прошлое. Я неторопливо перебирал воспоминания всей жизни, сортировал и складывал, словно кусочки головоломки. Мне вспоминались давно забытые картины и образы, и временами это даже увлекало меня, но потом вновь накатывало черное безразличие и уныние. Пустым взором я смотрел в пустоту. Дух мой был сломлен.
У меня нет слов, чтобы описать то мрачное безвременье, ту бесконечную череду периодов сна и бодрствования во мраке. Порой я не мог отличить сон и реальностьот беспрестанного вращения звездной сферы даже перед закрытыми глазами все время стоял убегающий вниз рисунок созвездий, и головокружение становилось настоящей пыткой. Алмазно-ледяное многоцветье Млечного Пути не радовало менямне думалось, если я вдруг каким-нибудь чудом снова попаду на Камей, я не смогу без содрогания смотреть ночью на небо. Но странное делодаже к такой невыносимой жизни я смог привыкнуть. Я содрогался, думая о том, что запасы пищи и воды в капсуле когда-нибудь подойдут к концу. Я со страхом представлял себе столкновение с метеоритом, и тесные стеклянные объятья моей тюрьмы начинали казаться уютными и комфортными. В довершение я вновь начал тешить себя безумными надеждами: я вообразил, что кто-то на Камее мог наблюдать затмение, увидеть в телескоп мою капсулу, и теперь меня ищут. Эта идея на несколько «дней» вывела меня из ступора, но вскоре я почти забыл о ней, и лишь временами, когда случались наиболее сильные приступы клаустрофобии, я говорил себе (в глубине души не веря в это), что меня ищут и скоро спасут, и это ненадолго успокаивало. Надеяться на то, что меня подберет случайный корабль, тоже было глупо. Если между Камеем и Кулхусом существовало регулярное сообщение, то сюда, по другую сторону, ни один корабль не заглядывал уже много десятков лет. Ближайшая к Камею планета, Юсуф, представляла собой огромный светящийся шар из сжатых чудовищным давлением газов, и была никому неинтересна. Я поискал Юсуф глазами, но не нашелпо-видимому, он в это время ушел за Кассандру. Скрылся в бесконечной черной пустоте и лиловый огонек Камея. Я остался наедине со звездами.
В созерцании их холодного блеска минула вечность.
Как-то раз я очнулся от смутной полубезумной грезы о своем детстве; я услышал идущие снизу знакомые булькающие звуки и приготовился есть. Но из трубочки, бывшей когда-то прозрачной, а теперь густо покрытой изнутри засохшим белковым концентратом, ничего не появилось. Вскоре прекратились и звуки. Я мигом пришел в себя, и короткая нервная дрожь сотрясла тело. Запасы пищи подошли к концу!
Эта новость неожиданно принесла облегчение, и я даже тихонько рассмеялся в темноте. Слава Богу, все заканчивается, подумал я, и приготовился наблюдать за медленным приходом смерти.
То было интересное ощущение. После первого же «дня» голодовки все до единой мышцы сковала невероятная слабость. Даже при попытке повернуть голову, чтобы жесткие лучи Кассандры не жгли глаза, я чувствовал дрожь и какое-то вселенское опустошение в каждой клетке тела. Желудок отозвался на нежданную диету тупой больюно она не раздражала, напротив, приносила облегчение: все идет так, как и должно идти. На следующий «день» я уже был так слаб, что с трудом открыл глазанесомненно, в нормальных условиях я мог бы держаться гораздо дольшено после всего, что я пережил, голод пожирал меня очень быстро. Дотянуться губами до крана и попить водывот все, на что хватало сил. Вскоре я поник в своем узилище, закрыв глаза; мне казалось, что теплые черные волны несут меня вдаль, предчувствие скорого упокоения и отдыха обволакивало мое сознание, гасило все прочие мысли.
Внезапно сквозь веки я ощутил какое-то мерцание. Сперва я принял его за пульсацию крови в такт ударам сердца, но потом особенно сильная вспышка заставила меня открыть глаза и вскрикнуть от изумления!
Черная пустота отступила в стороны. Моему взору открылось нечто неописуемое: в космосе сверкали багровые изломанные молнии, вспухали гигантские пунцовые тюльпаны с золотисто-синими, словно язычки горящего газа, сердцевинами. Вдруг высоко над ними полыхнуло ядовито-зеленым, и поток изумрудного огня обрушился на цветы, сминая их, расплющивая, раздирая на частии все это предстало передо мной в абсолютной тишине. Фиолетовые, золотые, серебряные молнии ветвились во всех направлениях, сталкиваясь и рассыпаясь каскадами разноцветных искр. Огромные области пространства передо мной словно взбесились, они закружились багряно-зелеными водоворотами, замерцали частыми режущими глаз вспышками. И моя капсула летела в самый центр этого безумия!
Через несколько минут беззвучная вакханалия цвета прекратиласьпосле еще одной, особенно сильной вспышки изумрудного пламении наступила кромешная тьма. Я лежал во мраке, лишенный дара речи, оцепеневший в благоговейном ужасе, ибо зрелище было самым страшным и величественным из всего, что мне приходилось когда-либо видеть. Долгое время глаза не различали ничего, кроме эфемерных отблесков этих невероятных космических огней, и лишь спустя несколько часов зрение начало понемногу возвращатьсяно за стеклом не было ничего необычного: все те же звезды, что и месяцем раньше У меня не осталось сил долго удивляться этому происшествию, и я не заметил, как погрузился в тягучий обволакивающий сон.
Проснулся я с четким ощущением, что новый «день» станет для меня последним. Я открыл глаза и сразу зажмурилсяКассандра стояла прямо над головой. За время моего полета звезда заметно уменьшилась, но оставалась такой же яркой и злой.
Во тьме за стеклом что-то было.
Капсула стремительно скользила вдоль покатой ребристой поверхности какого-то гигантского объектаон казался почти белым под ослепительными лучами звезды. Поверхность выглядела как бесконечное шахматное поле из серых и матовых клеток, кое-где перемежаемое обширными гладкими участками. Объект был сильно вытянутой овальной формы. Внезапно поверхность «поля» выгнулась, плавная кривая взметнулась вверх и промелькнулая могу поклястьсяв каких-то метрах от моего лица! Затем объект исчез из поля зрения.
Космический корабль! Но такой огромный? Ведь я летел мимо него не меньше минуты, и если скорость капсулы осталась прежней, значит его длинатысячи километров!
Потрясенный, не в силах пошевелиться, ждал я нового оборота капсулы, желая еще раз хоть издали взглянуть на инопланетный корабль. Внезапно я понял, что пространство вокруг меня впервые за долгое время изменилось, и почувствовал, как каждый волос на голове встает дыбом.
Корабли были повсюду. Сотни, тысячи исполинских свинцово поблескивающих объектов замерли в черноте, неправдоподобно четкие в белых лучах Кассандры, словно при фотовспышке. Большинство из них были овальной формы, с небольшими утолщениями по краям, сзади же у каждого торчали вытянутые острые крылья? Орудия? Антенны? Я не знал. Были там и другие кораблия определил их как флагманыболее крупные, массивные, с путаницей непонятных тонких конструкций вдоль бортов. Один из таких флагманов неспешно, словно во сне, проплыл довольно близко подо мной, и я разглядел в его борту глубокую почерневшую борозду. В верхней части корабля тускло горели синим светом несколько окон, но остальные лишь слепо поблескивали отраженным светом звезды. Здесь был бой, догадался я. Так вот что за сияние я видел вчера! Все эти корабли слетелись сюда для грандиозной битвы!
А видят ли меня они?
Похолодев, я представил, как моя капсула выглядит со стороныкрошечная сверкающая льдинка, беззвучно скользящая в угольно-черной бездне среди жутких неподвижных громадин.
Я бросил взгляд вперед и вдруг понял, что вижу границу области, занятой космическим флотом. Мне предстояло миновать еще несколько кораблей и вновь оказаться в полном одиночестве и пустоте.
Нет!!
Я закричал, заколотил ногами в борт, что было сил! Моя стеклянная кабина, еще несколько минут назад казавшаяся такой уютной, вдруг вновь стала омерзительной удушающей тюрьмой. Организм вбросил в кровь последние резервы адреналина, и я, надрываясь, взывал к неведомым существам, укрывшимся за стенами этих циклопических ковчегов. Все было тщетно. «Напрасная трата сил, сказал вдруг некий внутренний голос, печальный и рассудительныйвозможно я уже был так близок к сумасшествию, что сознание мое начинало раздваиваться, никто тебя не услышит. Звук не распространяется в вакууме».
В отчаянии я попытался высвободить левую рукуи это неожиданно удалось! За время пути я так похудел, что моя истончившаяся рука, хоть и не без труда выскользнула из полости в стекле. «Сделать хоть что-то, лихорадочно думал я, подать знак, показать им, что я живой, что это не просто осколок метеорита, здесь разумное существо!» Я вытянул руку вдоль тела и с силой принялся отбивать о прозрачную гулкую поверхность сигнал SOS: три удара с короткими паузами, трис более долгими, снова три с короткими. Единственный известный мне сигнал азбуки Морзе, я помню его еще с юношеских лет. Я стучал без остановки: три точки, три тире, три точкистучал, уже отчаявшись, ведь корабли проплывали мимо один за другим, а черная стена мрака за ними приближалась неумолимо, и в этой тьме я видел свою могилу.
У самой границы тьмы один из кораблей, матово-белый флагман с целой сотней сияющих голубым иллюминаторов, медленно поплыл вниз, накрывая мою капсулу сверху, словно гигантский пресс. Внезапно я ощутил легкое покалывание в кончиках пальцев и мочках ушей, одновременно ребристое темно-серое днище корабля перестало ускользать назад, на мгновение замерло и резко придвинулось, закрыв все пространство над головой. Флагман остановил мой полет с помощью какого-то поля!
Судорога свела плечо, но не взирая на это я продолжал отбивать SOS; мне казалось, если я остановлюсь, корабль немедленно улетит прочь. Мысль о том, что через минуту я буду освобожден, наполняла меня таким возбуждением и нетерпением, что я снова был близок к обмороку. Сейчас я думаю, знай что ждет меня там, возможно постарался бы пролететь мимо, не привлекая внимания.
Тонкий металлически сверкнувший язык отделился от корабля и с легким стуком обхватил капсулу. Вечной ночи вокруг больше не было. Меня поднимали на борт.
Рано или поздно любой человек выходит за некий психологический порог, позволяющий забыть о страхе. Это случается в экстремальных, смертельных ситуациях, в условиях длительного нервного перенапряжениячеловек либо сходит с ума, либо привыкает. Между тем, страхнаш естественный союзник, он обостряет чувствительность, активизирует механизмы самозащиты, впрочем, порой его воздействие так сильно, что мы теряем волю и возможность мыслить.