Чародей рассмеялся, еще раз осмотрел комнатушку, затем скользнул взглядом по Вертикальным горам, пики которых, как и прежде были укрыты облаками, и последовал за травником, вслушиваясь в хруст мха под тяжестью своих сапог.
Ребекка уже несколько часов блуждала по лесу, высматривая то редкие грибные россыпи, то ягодные поляны. Неоднократно, ей приходилось перебираться через глубокие овраги, по поваленным стволам. Однажды, ей даже пришлось пройти с десяток метров по упавшему дубу, словно по мосту. Она затаив дыхание, осторожно ступала по деревянной поверхности, не единожды ни взглянув вниз. Девочка так увлеклась поисками, что не заметила, как янтарный ковер на земле поредел, уступив место хвойным иглам и жесткой темно-зеленой траве.
В ветвях послышались трели иволги, походившие на звуки свирели. Вскоре, к желтоперой подруге присоединился мелодичный цокот зарянки. Дивная мелодия разнеслась по лесу, и через некоторое время окрестности наполнились щебетом множества птиц.
Златовласка улыбалась, глядя под ноги и наслаждаясь музыкой чащобы. С каждым шагом девушку окутывала пелена волшебной атмосферы, а Дубрава видоизменялась, подобно картине, создаваемой невидимым живописцем.
Все чаще, среди дубов, стали попадаться гигантские мохнатые сосны, чьи массивные стволы были увиты цепким плющом. Рядом с хвойными исполинами соседствовали, широко раскинув кроны тополя, а старые ясени, с изумрудной листвой, тихо покачивали ветвями в такт пению невесомого ветра.
Немного погодя, желтый ковер под ногами совсем исчез, сдавшись под натиском лужаек малахитового папоротника да поросли сердцевидного клевера. Кусты жасмина сменились цветущим розовым олеандром, и кое-где, землю покрыл плаун и хвощ. Вместе с янтарным нарядом испарились и следы бурелома. Эту часть леса ураган не затронул, опасаясь встретиться с силой, витающей здесь.
Высоко в ветвях раздался пронзительный крик какой-то пичуги. Ребекка вздрогнула и оторвала взгляд от земли. Мимо нее, громко хлопая крыльями, пронеслась огромная птица с ярким синим оперением. Птаха нырнула в густую зеленную листву клена и, усевшись на ветвь, заголосила, подобно флейте менестреля.
Златовласка оторопела, разглядывая окруживший ее лес. Место было незнакомым. Никогда раньше девочка не уходила так далеко в дебри Дубравы.
Дыхание перехватило, Ребекку бросило в жар. Чащоба была абсолютно зеленой. Кисти осени не коснулись ее. Не единого багряного или янтарного листка, ни одной пожухлой травинки. И воздух. Воздух здесь был по-весеннему теплым.
При долгой ходьбе, девочка не замечала этого, но сейчас. Она узрела и пестрый ковер цветов, благоухающих подобно клумбам королевского сада, и разнообразие исполинских древ и густых кустарников, покрытых пестрыми бутонами. По стволу кривой сосны пробежала черная белка, вереща во весь голос. В глубине леса послышался ответный писк. Огромные рубиновые бабочки кружились над цветами олеандровых зарослей, резвясь в удивительном танце. Птицы испускали трели, заглушая шелест листвы, обласканной ветром.
Лукошко выпало из рук златовласки и содержимое высыпалось на сочную зеленую траву. Девочка застыла, открыв рот от удивления, и в тоже время, в ее душу стала заползать тревога. Если бы она не была уверена в том, что не пересекала стену, то могла бы предположить - она уже не в Мендарве. Но сложно было не углядеть высокую трехметровую каменную ограду. Да и дозорную тропу невозможно было пересечь незаметно. Наверняка ее бы окрикнули и остановили караульные.
Неожиданно, словно ворча, позади Ребекки заскрипели деревья, и послышались подозрительные шорохи.
«Тролль! Он все же преследует меня» пронеслось в голове у девчушки, и она резко обернулась.
Но к ее огромному облегчению, мохнатого карлика она не увидела. Из высокой травы, негодующе фыркая, выбежала ежиха. Следом за ней семенил выводок детенышей. Животные прошли мимо златовласки, совершенно не обращая внимания на нее, и скрылись в зарослях папоротника.
Солнце напоминало о приближение заката. Поволока сумерек стала охватывать землю, нежно обнимая растения. Тени удлинились, создавая невиданный узор на лесном ковре. Ребекка постаралась унять беспокойство, заставившее ее сердце трепетать, и решила, что следует прекратить блуждать по Дубраве и вернуться домой, пусть и с полупустой корзиной. Златовласка присела на корточки и стала собирать в лукошко рассыпанные по траве грибы да ягоды. Окончив сбор, она поднялась на ноги и взглянула на тропу, ведущую обратно, к дому.
Сердце ушло в пятки, а ноги приросли к земле. Холодок скользкой змейкой пробежал по позвоночнику.
Перед девчушкой возник огромный коренастый ясень с широким стволом и морщинистой корой. Но дерево, оказавшееся внезапно посреди лесной дорожки, хотя ранее находилось в другой части поляны, не так бы испугало девочку, нежели пристально глядящие на нее два огонька глаз. Это были не светлячки, с их мерцающими целеными фонарями, а два больших желто-оранжевых глаза, круглые, с интересом смотрящие из-под сморщенных век.
Дерево глухо откашлялось, а затем шагнуло на встречу златовласке. Ребекка испуганно завизжала, ее крик, казалось, разнесся по всему Нирбиссу. Она хотела броситься наутек, но ноги стали словно ватные. Единственное, что пришло в голову девчушке - это швырнуть корзину в чудище, приближающееся к ней.
Ясень, не смотря на свои внушительные размеры, ловко увернулся, скрипнув тяжелыми ветвями. Он с недоумением взглянул на человека, которой вопил, подобно резаной свинье, распугивая своим криком всю живность в округе и бросался всевозможными предметами.
- Не бойся меня, девочка, - раздался глухой скрипучий голос, - я не причиню тебе зла.
- Ага... Как же вас не бояться? То тролли, то ... Не подходи, иначе... - златовласка ощутила, как в горле пересохло, и ей с трудом удается выдавить слова.
«Бежать, бежать, бежать отсюда!» подобно карусели кружили мысли в голове. Ребекка, превозмогая страх, стала медленно и неуверенно отступать назад, ощущая как ноги, уже налившиеся свинцом, не желают подчиняться хозяйке. Но далеко уйти ей не удалось. Через мгновение она почувствовала, как спина уткнулась во что-то пружинистое и мягкое. Внутри все похолодело.
«Мне конец...» промелькнула последняя мысль, и девчушка узрела тьму, окутавшую сознание, и расплывающийся силуэт, приближающегося к ней монстра. Секунду спустя, она плюхнулась в обморок, как полагается всем юным девицам, которые встречают на своем пути безобразных чудовищ.
Сумерки, мягкой невесомой вуалью, опускались на улицы Форга. На аллеях и мостах зажигались фонари. Над входами в таверны и постоялые дворы замерцали масляные лампы, покачиваясь и скрепя на сквозняке, разгуливающем по переулкам.
Королевский дворец, возвышающийся на западном берегу Форгрива, сиял подобно рубину, окруженному, поблескивающим пламенем факелов, да свечей. Лучи заходящего солнца, отражались коралловым искрами на его мраморных оградах, утопающих в багрянце сада.
Псилон, склонившись над столом в королевской библиотеке, представляющей собой овальное помещение с высокими стеллажами вдоль стен лишенных окон, с упоением читал древний фолиант.
В это время суток здесь было пустынно. Архивариусы, советники да лорды, прекращали вести государственную деятельность и занимались личными делами. Тивар же, заканчивал королевские дела и того ранее, после полудня, да и редко он посылал слуг в библиотеку за какими-либо книгами. В основном, соглашения, договоры, казначейские записи и прочая документация хранилась в архиве, под залой библиотеки. Здесь же, в полумраке многоэтажных шкафов и запаха тлеющей бумаги, можно было отыскать летописи с законодательствами, исторические заметки, пару десятков дневников известных ученых разных эпох и даже сотню легенд, тщательно подобранных и записанных трубадурами.
Псилон с неподдельным любопытством изучал манускрипт, в котором подробно рассказывалось о Разломе мира. Детальным описанием там и не пахло, но все же, было пару моментов, вызывающих интерес у верховного жреца ордена Тарумона Милосердного. Демоны! Летописец не пожалел ни времени, ни чернил, дабы с точностью описать отпрысков мрака, явившихся с иной стороны. Правда, те твари были куда загадочней и опаснее Таборы, но информация о них могла пригодиться седоволосому капеллану для особых целей.
По правую руку Псилона находилась огромная книга в черном переплете с металлическим изваянием волчьей пасти с горящими глазами. «Монструм Нирбисса». В нем были собраны описания всех нелюдей и чудовищ, обитающих на континенте. Архивариус, который собрал сей сборник, явно хотел придать тому устрашающий вид.
Из книги жрец почерпнул скудные крохи сведений о дриадах. Он знал куда больше о них, чем было в том абзаце, что ему посчастливилось сегодня прочесть. Ни о Песне, ни о Буре Стихий там не было сказано ни слова. Зато красовалось изображение полуголой девицы с зеленой кожей и грациозным телом увитым лозами винограда. Винограда! Растением, которое никогда не произрастало в Дрите?
Потерев глаза, Псилон откинулся на спинку дубового кресла, покрытого позолотой, и тяжело вздохнул. Еще пару недель он даст Таборе на то, чтобы она решила все свои дела в Мендарве и отправилась прочь отсюда. А если она его ослушается, он самолично, пинком выкинет демонессу за пределы государства.
На морщинистом лице капеллана промелькнула злорадная улыбка. Интуиция подсказывала Псилону, что так оно и будет. Ему все равно придется через дюжину дней отправиться в Дубки. Сведущие да и прочие церковники ничего не нашли: ни Тару Рин, ни чародеев, ни волшебных предметов. Прошел месяц после Бури Стихий, а искры магии все еще витают в воздухе угодьев барона. А это означало одно, там что-то было. Что-то, что не дано узреть адептам Тарумона Милосердного. Но возможно он, маг высшего ранга, сможет отыскать червоточину, испускающую силы волшебства.
Псилон поднялся из-за стола, и, поправив темную мантию, не спеша побрел к выходу из книжного зала. Он не удосужился потушить свечу или убрать книги обратно на полки. Это забота библиотекаря и его помощников, а не главы церкви. Кустистые брови жреца хмурились, а борода еле заметно вздрагивала от беззвучного шепота. Старец вел странную беседу сам с собой.
Прислуга и аристократы, прогуливающиеся по коридорам дворца, бросились врассыпную, дабы не попадаться на глаза капеллану. Лишь стражникам не посчастливилось покинуть свой пост. Они, сдерживая дрожь, опускали глаза и вытягивались по струнке, когда темный силуэт с белоснежной шевелюрой и бородой проплывал мимо них, словно призрак.
Мрачная пелена окутала лес, и Ребекка, наконец, очнулась. Перед ее глазами шелестели кроны деревьев, сквозь темную листву которых поблескивали алмазы звезд, усеивающих бархатное небо. Пытаясь вспомнить что случилось, девочка предприняла усилие подняться, и ей это удалось. Она прислонилась к стволу какого-то древа, прищурившись, оглядывая окрестности.
Над порослью папоротников и между колоннами лесных исполинов кружили зеленые огоньки, освещая чащобу тусклым мерцанием. Где-то в ветвях не умолкая ухала сова, а в кустарниках олеандра тоскливо пели сверчки.
Внезапно, перед девушкой выросла тень. Огоньки запорхали вокруг нее, и златовласка увидела ясень. Шероховатая кора, желто-оранжевые круглые глаза, нос сучком и рот-дупло. Воспоминания нахлынули на девчушку волной, но сил кричать не осталось, она с ужасом смотрела на живое дерево, храня безмолвие и проклиная свою незавидную долю.
- Надеюсь, ты не расшиблась при падении? - поинтересовался древесный великан, с тревогой оглядывая девочку.
Златовласка замотала головой. Если не считать шишки на затылке, то она была цела и в то же время жутко испугана.
- Это замечательно, что ты не поранилась. Ты так внезапно потеряла сознание, что я не успел тебя подхватить. Прошу прощение за мою медлительность.
Ребекка сглотнула слюну, заметив, как две мощные ветви ясеня зашевелились и он сложил их на груди, словно руки.
- Я Хром, один из дендройдов этого леса, - глухо произнесло дерево.
«Спаси меня Тарумон Милосердный, от лиха лесного», взмолилась девчушка. Она никогда не верила в байки про ожившие клены, платаны, буки и прочую растительность. А сейчас, по неосторожности, угодила в лапы одному из них.
- Что же тебе нужно от меня дедро... дердо... Дерево? - пролепетала тихо она.
Древесные наросты, напоминавшие отдаленно брови, удивленно приподнялись, а затем существо глухо рассмеялось.
- Ахахахаха... О, люди Мендарва, как вы похожи в своих страхах и неведенье. Ахахааха.
Ребекка ошарашено глядела на ясень, который хохотал во весь голос, придерживая ветвями ствол, где должен был располагаться живот, будь он человеком.
- Ничего мне от тебя не нужно, девчушка, - пытаясь сдержать смех, проскрипел он. - И я повторюсь - я дендройд, а не дерево. Хотя мы действительно являемся их дальними родственниками. Внешне между нами есть сходство, и мы так же как они берем силу из земли, но мы разумные, а точнее глубоко мыслящие.
«Ага, как тот тролль утверждавший, что он эльф, и совершающий ежедневные прогулки по Дубраве», иронично заметила Ребекка в мыслях. И тут ее осенило. А может коротышка не лгал? Она же тоже, как-то попала сюда, миновав стену?
Пока домыслы и сомнения обуревали душу златовласки, ясень не умолкал ни на мгновение.
- Мы самые древние создания... Наши предки были первыми и единственными нелюдями, которые проживали на Нирбиссе, еще до Разлома. Почти никому о нас не было ведомо, кроме друидов, что эпохами оберегали гармонию Природы. Они знали нас, они общались с нами, храня тайну нашего существования. Человеческий род склонен к жестокости. Узнай о нас в ту пору люди, они бы истребили расу дендройдов в одно мгновение. До сих пор существует Мендарв, где народ цепляется за пережитки прошлого, стремясь уничтожить всех, кто отличается от них
- Я прошу прощения, а разве сейчас мы находимся не в стране людей? - осторожно вопросила девчушка, наперед зная горький ответ.
Дендроид вновь расхохотался, но увидев обеспокоенное лицо Ребекки, унял веселье и нахмурился.
- Ты в приграничной части Круана. Вот я тугодум! Я, было, подумал, что ты намеренно, явилась сюда. А нет! Видимо, ты заплутала в дебрях и случайно угодила на эту часть леса.
«Так вот откуда взялся тролль! Я все-таки миновала Дозорную тропу и каменное ограждение. Наверное, это случилось, когда я пересекала местность по поваленным древам. Я пропала! Я не смогу вернуться домой! А если мне и удастся отыскать стену, то наверняка меня заметит патруль и тогда мне не избежать казни».
У златовласки перехватило дыхание. Виселица и костер - это было меньшим из зол, что ждало ее, если она окажется в руках священнослужителей.
До недавнего случая на Ярмарке, когда Годфри не дал ей предстать перед очами Тивара, Ребекке не было ведомо о специфических пристрастиях владыки Мендарва.
Друг весьма внятно разъяснил златовласке про опасность, которую представляла собой непреодолимая тяга короля к хорошеньким молодым особам, исключительно простолюдинкам. Аристократки, возможно, и интересовали монарха, но он не осмеливался покуситься на них. Вероятно, он не желал наживать врагов среди дворян: просыпаться ночами в холодном поту, ожидая в своих покоях наемного убийцу или каждый раз, возносить мольбы Тарумону Милосердному, когда жаждет пригубить вино, надеясь, что в него не подсыпан яд.
Дабы не подвергать свою царственную особу риску, Тивар присматривал объекты для своих плотских утех среди крестьян или женщин, обвиненных в пособничестве нелюдям и колдовстве. Дочь фермера или ремесленника, оказавшись в покоях короля, становилась фавориткой, которой приходилось ублажать монарха по первому зову. Дворцовые куртизанки пользовались множеством привилегий: им дарили дорогие платья, порой, даже драгоценности. Когда любовница наскучивала Тивару, он преподносил ее в качестве дара своим советникам или любому другому аристократу. Те в свою очередь эксплуатировали бывших пассий владыки до конца своих дней или же продавали бедняжек в бордели, которых было уйма в Мендарве. В редких исключениях какой-нибудь граф, герцог или лорд, отпускал несчастную женщину на волю, снабдив ее небольшим приданным.
Какая бы участь не была уготовлена этим бедолагам, она была куда гуманнее, нежели та, что ждала привлекательных представительниц слабого пола, осужденных церковниками.
Перед тем, как выносился приговор и избирался вид казни для отступниц, они представали перед очами Тивара. Король, оценивающим взором проходил по рядам еретичек, отбирая хорошеньких женщин, которым суждено было ублажать монарха в Белой Зале.