Хороший совет, - с улыбкой подумал Феликс. - А теперь будь хорошим мальчиком и послушайся.
Он лежал не шевелясь, но руки его так и чесались выпустить стрелу, чтобы в случае чего позаботиться о том, чтобы «мальчик» ничего не поведал ни одной душе - ни живой, ни мертвой.
- А что, если один из них выбрался?
- Коли выбрался, значит, сбежал от страха и никому не опасен, верно?
- Не знаю, Беррин. То есть
- Ты слишком много думаешь, парень, вот в чем твоя проблема. В жизни не одни лишь сплошные загадки и интриги. Мы солдаты. Мы служим, а значит, делаем то, что нам велят, и не задаем вопросов, даже если это значит, что нам приходится торчать на сыром поле чертовски далеко от дома и не чувствовать, как перед сном вокруг нас обвиваются теплые ноги наших женщин. Такова наша жизнь, парень. Ты же не хочешь, чтобы вампиры подумали, что ты испугался собственной тени, а? Они же превратят твою жизнь в ад.
Феликс вновь улыбнулся логике ветерана. То, чего не видишь, тебе не повредит, - добавил он про себя, жалея, что нельзя небрежно уронить это вслух.
Мальчишка пробормотал что-то неразборчивое и побрел прочь. Остальные отправились за ним. Феликс следил за их уходом. Пока они не скрылись из виду, он не двинулся с места. Затем вор медленно встал на четвереньки и окинул взглядом белые палатки, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за рекой. Удовлетворившись осмотром, он пополз вдоль берега.
Он знал, что должен сделать. Это было самоубийство, но жрец ловко сыграл на его самолюбии. Не в первый раз за эту ночь он проклял свою глупость. Верховный теогонист затеял игру по крупной, но если дело выгорит Во время унизительной прогулки к выходу из казначейства жрец говорил о том, что армия мертвецов подобна дикому зверю.
А что делают с дикими зверями? Им отрубают голову, - размышлял Феликс, и звучащий в его голове голос очень походил на голос жреца.
Он не задумывался о том, что произойдет после того, как он проникнет в шатер графа-вампира, возьмет кольцо и кинется бежать. Феликс уже примирился с тем фактом, что ему вряд ли удастся выполнить еще что-нибудь из намеченного.
В известном смысле это не имело значения.
Упали первые тяжелые капли дождя. Через пять минут небеса прохудились. Тонкая серебряная корочка луны тускло поблескивала между туч.
Вор насчитал сорок три костра, разбросанных по топкой равнине, и предположил, что у каждого греется не меньше дюжины человек. Живых человек. Значит, всего примерно пятьсот. Ему не хотелось думать об остальной армии графа вампиров.
Он выжидал, давая им время устать.
Усталые люди ошибаются чаще.
Феликс закрыл глаза и представил, как он идет среди них, перерезая глотки спящим. От этой картины сжалось сердце, но не из-за убийств, а оттого, что эти убийства были бесполезны. Живые или мертвые - они служат графу.
Живые или мертвые.
Вот уже больше часа над лагерем висела тишина, солдаты в спальных мешках лежали вокруг затухающих костров.
Феликс опустил свой арбалет в высокую траву и пристроил на деревянном прикладе колчан с запасными стрелами. Там, куда он идет, это оружие не потребуется. Он вытащил из ножен оба кинжала и провел по их лезвиям большим пальцем, проверяя остроту. Оставшись довольным, он поцеловал клинки, снова убрал их за голенища и, не отрывая глаз от ближайшего костра, пополз вперед между валяющихся тел.
Мертвецов клевали стервятники.
Вор двигался медленно, сердце бешено колотилось о ребра. Он снова прижался к земле, оглядывая круг огней. Стук в его ушах был так громок, что он удивлялся, как солдаты фон Карстена не слышат его. Вор не шевелился. Они не подозревали о его присутствии. Одни бойцы спали, другие приглушенно переговаривались между собой. Он не мог разобрать, о чем они беседуют, но поскольку никто не вскакивал и не тыкал в его сторону пальцем, то ему было плевать, что они болтают.
Он знал, что должен сделать, хотя все его существо восставало против этого. Обнаружив рядом особенно омерзительный труп, Феликс содрал с него одежду и вымазался в тухлой крови и гнилом мясе, став похожим на одного из поганых упырей-трупоедов фон Карстена.
Темнота оставалась его самым верным союзником. Пересекая безлюдный участок между высохшей рекой и офицерским шатром, он полагался лишь на нее. Слева кто-то заворочался в спальном мешке. Феликс застыл.
- Чего ты там делаешь? - сонно проворчал солдат.
- Отливаю, приятель, - буркнул Феликс, надеясь, что в голосе его прозвучало достаточно обиды, чтобы замаскировать накативший на него страх.
- Ну, пошевеливайся там, а то хочется немного покемарить. В следующий раз суши концы до того, как отправиться на боковую.
Он ждал. В сжатых кулаках копился пот. Он чувствовал себя таким открытым и уязвимым, что вся кожа зудела. Феликс задрал лицо, подставляя его под соблазнительные поцелуи дождя. Ему хотелось остаться тут и наслаждаться бегущими по лицу каплями, потому что он знал, что это ощущение вполне может оказаться последним приятным в его жизни.
Феликс тихонько сделал шаг. Солдаты спали.
Шатер фон Карстена стоял в центре лагеря, окруженный палатками поменьше, но ни одна не попадала хотя бы в тень графского жилища.
Медленная ухмылка появилась на лице Феликса, когда он увидел, что вход не охраняется, а фитилек в горящем перед шатром масляном фонаре так короток, что тени от него даже не колеблются. Дождь заглушал шаги. Инстинкт велел вору быть настороже. Слишком уж все было просто. На этот раз он прислушался к себе. Мурашки покалывали кожу между лопаток. Подозрительная небрежность людей фон Карстена, притушивших фонарь и оставивших шатер господина без охраны, наводила на мысль, что графский шатер всего лишь приманка в капкане, расставленном, чтобы выманить Феликса из темноты под их стальные челюсти.
И вдруг вор оцепенел.
Из прохода между двумя палатками выступила фигура высокого худого мужчины. Лицо его скрывал капюшон, но Феликс узнал человека по манере двигаться. Это был тот незнакомец из аллеи, который, должно быть, и сообщил жрецу о предполагаемой силе кольца.
Жрец обещал помощь. Теперь Феликс понял причину кажущейся незащищенности графского шатра. Незнакомец наверняка приложил к этому руку.
Мужчина кивнул, но ничего не сказал и растворился во тьме, недосягаемой для мерцающих фонарей.
Незнакомец передвигался грациозно, бесшумно, не тревожа даже воздуха. Это было неестественно.
Жрец и вампир - поистине странное содружество,- подумал Феликс, проскальзывая в промежуток между холщовыми стенками двух соседних палаток. Изнутри доносились приглушенные звуки беседы. По полотнищу барабанил дождь. Вор медленно направился к палатке графа, ожидая окрика, которого так и не последовало. Он оглянулся на чернеющие вдалеке шпили Альтдорфа и нырнул в шатер.
Внутри оказалось еще темнее, тут не было фонаря, и во мраке виднелись лишь смутные контуры предметов. Феликс задернул за собой полог. Мягкий, мерный шелест его дыхания наполнил тьму.
Он не мог позволить себе думать о том, что делает. Задумаешься - ничего не получится.
Вытянув руку, Феликс двинулся сквозь сумрак к гробам в дальнем конце шатра. Их было два: один, по-видимому, графа, другой - его жены.
В воздухе резко и странно пахло. В жаровне, должно быть, сжигали какое-то ароматическое дерево, и его благоухание все еще витало в палатке.
Феликс, будто собравшись молиться, опустился на колени рядом с первым гробом. Он был значительно больше другого, с узорными железными запорами. Подавив в себе приступ страха, Феликс откинул крышку гроба.
Дождь громко стучал по парусине.
Вор опустил взгляд на лицо мертвеца в гробу. В полумраке оно казалось удивительно юным. Пышные черные волосы струились по плечам вампира. Он был красив - резкие, почти орлиные черты не таили ни намека на порок, заменивший графу душу.
Руки вампира были скрещены на груди. На правой блеснул экстравагантный перстень-печатка с непомерно большим камнем в обрамлении каких-то крыльев, усыпанных самоцветами. Кольцо выглядело чересчур вызывающим. На пальце левой руки графа темнело тусклое, как будто из жести, колечко.
Феликс не решался пошевелиться.
Добрых пять минут пялился он на роскошный перстень, не удостоив железное колечко вторым взглядом, потом сунул руку в гроб и начал стаскивать перстень с холодной мертвой плоти.
Фон Карстен не проснулся.
Феликс взвесил перстень на ладони. Он, без сомнения, стоил императорских сокровищ, но что-то бередило разум вора. Это было бессмысленно. Наверняка жрец не помышлял о коллекционировании драгоценностей, а лучшее плутовство то, которого не замечаешь. Феликс улыбнулся и стянул простое железное колечко с другой руки графа. Перстень-печатку он положил на грудь вампира.
Неожиданно для самого себя вор обнаружил, что надевает кольцо на свой указательный палец.
- Дубина, - пробормотал он, сообразив, что не прихватил ни кошеля, ни мешочка для украденной безделушки. Если кольцо волшебное, кто знает, как оно может навредить тому, кто его носит?
Меньше всего ему хотелось внезапно окаменеть и беспомощно проваляться в палатке фон Карстена до пробуждения графа.
Он зажал кольцо в кулаке и осторожно попятился к выходу.
Феликс, не отрываясь, смотрел на гроб, ожидая, что в любую секунду разгневанный вампир вскочит, и страх колотился о его ребра. Вот сейчас масса разлагающихся зомби накинется на человека, выскользнувшего из шатра в нескончаемую ночь. Но нет, к счастью, мертвые не восстали.
И он побежал, побежал что было духу.
Глава 24ИЗ МРАКА ПОДНИМАЯСЬ
Альтдорф. Зима, 2051
Эта ночь принадлежала призракам и духам, упырям и зомби, привидениям и прочим проклятым.
Эта ночь принадлежала мертвецам.
Пропажа кольца спустила с цепи ярость фон Карстена. Граф-вампир стоял на болотистом лугу перед Альтдорфом, обуреваемый жарким, диким гневом. Его ярость призвала пургу, стихии пасовали перед его черным безумием.
Дождь превратился в снег, огромные хлопья сыпались с неба, но не ложились на сырую землю. Джон Скеллан и Йерек фон Карстен стояли рядом с бушующим графом, грозившим разрушить стены Альтдорфа голыми руками. Никто и никогда не видел, чтобы граф настолько терял рассудок и контроль над собой. И зрелище это пугало по-настоящему. Фон Карстен стоял посреди грязной равнины, вскинув руки и запрокинув голову, истерически хохоча под ударами ветра и снега. Казалось, что бешеное заклинание притягивает к нему буран.
Молнии танцевали на кончиках пальцев повелителя вампиров, прежде чем взмыть вверх, царапая небеса и пронзая черное сердце ночи голубыми зигзагами.
Грохотал гром.
Землю под их ногами колебало противоестественное оживление. Дрожь концентрическими кругами разбегалась от ступней фон Карстена. Черпая силу в природе и во всем, что росло вокруг него, Влад фон Карстен создавал из нее заклятие и направлял чистую энергию злости через свои пальцы - к погребенным под снегом и грязью.
- ВСТАВАЙТЕ! - кричал он.- ВСТАВАЙТЕ!
И мертвые поднимались.
Деревья вдоль реки начали чахнуть, иглы вечнозеленых елей подернулись коричневым - вытянутая из них жизнь подпитывала черную магию графа.
Мертвые, покачиваясь, вставали на нетвердые ноги, хотя землю под ними пучило и трясло от отвращения. Упыри тоскливо завывали. Духи с верещанием кружили между воскресающими трупами и улетали в ночное небо.
Ярость фон Карстена ужасала.
Через мгновение первые мертвые пальцы пробили влажную почву. Они словно пытались ухватить жизнь, однажды уже отнятую у них.
- Вот они, - сказал Скеллан, хотя мог бы и не говорить. В голосе его явственно слышался благоговейный ужас перед силой фон Карстена.
То, что граф-вампир сумел извлечь давно почивших мертвецов Альтдорфа из-под этого проклятого города, было немыслимо. Однако процесс этот, даже воспламененный гневом фон Карстена, шел мучительно медленно. Кость за костью покойники выкарабкивались из своих могил, пробужденные злобным напором графского заклинания. Сначала они появлялись по одному или по двое, но затем из-под земли начали десятками вылезать все несчастные души, павшие на полях перед величайшим городом Империи. Другом был или врагом, уже не имело значения, ибо все они возрождались для войска фон Карстена.
И не все тела были целыми.
Некоторые мертвецы поднимались по частям - руки царапали землю, туловище и голова волочились позади, ноги отсутствовали, съеденные гнилью разложения. Все больше и больше обрубков вставало по зову фон Карстена.
Снег кружил над низиной, подхлестываемый порывами ветра, постепенно переходя в град. Тяжелые ледяные катышки бомбардировали встающих мертвецов.
Лицо графа-вампира оставалось напряженным, губы шевелились как будто сами по себе, вновь и вновь повторяя молитву боли и страданий, вытягивающую покойников из грязи.
Уже около пяти тысяч мертвецов поднялось, чтобы пополнить графскую армию прокаженных. Ожившие трупы с недоумением разглядывали стены своего некогда любимого города. Все тела находились на разных стадиях разложения - от слегка подгнившей плоти тех, кто погиб недавно, до голых пожелтевших костей древних трупов. А фон Карстен продолжал взывать к небесам, пробуждая смерть тысячи минувших времен года, и голос его спорил с громовыми раскатами.
- Посмотрите на падение человечества! Посмотрите на смерть под вашими стенами. Мертвые поднялись. Мертвые требуют то, что принадлежало когда-то им. Оглянитесь вокруг. Узрите Царство мертвых! Узрите! Узрите! Трепещите перед его величием. Бойтесь его мощи. Падите на колени. Мертвые восстали, и живые падут!
Взгляд графа опустился, и Скеллан увидел полыхающее в глазах хозяина дикое безумие.
- Мертвые выбираются из своих могил, даже Морр не в силах удержать их! - выпалил возбужденный Йерек. - Десять тысяч сегодня, еще десять тысяч завтра? А на следующей неделе? Только представь мир, полный мертвецов и скота.
- Я знаю, - ответил Скеллан, смакую приятную мысль. - Царство мертвых. Кто сможет устоять против него?
Фон Карстен показал пальцем на стену, и костяная осадная машина покатилась вперед. Мертвецы орали и выли, визжали и вопили и, не жалея себя, бросались на каменную твердыню шестидесяти футов высотой и двенадцати футов толщиной. Они сцеплялись друг с другом, воздвигая шевелящиеся башни, баллисты, катапульты, лестницы. А фон Карстен вдруг спокойно застыл среди бури.
Перепуганные лучники на укреплениях осыпали нападающих бесполезными стрелами.
Скеллан следил за всем этим с немым восхищением, хотя временами пурга застилала обзор.
Защитники города метались на стенах с шестами, спихивая осадные лестницы, и поливали нападающих кипящим варом из глиняных кувшинов. Душераздирающие крики то и дело вспарывали тьму.
Скеллан воспринимал происходящее с ледяным спокойствием. Он не мешал фон Карстену тратить энергию ярости. Гнев, мщение - это все человеческие эмоции. Наверняка ведь граф-вампир понимает это? Но в нем говорят гордость и высокомерие.
Громоздкие осадные машины ползли к стенам, меся илистую низину, словно мифические великаны, спаянные из плоти и живых костей. На адских механизмах горели огни, бросая вокруг призрачные тени. Сгрудившиеся под ними мертвецы безустанно толкали машины к цели.
Скеллан знал, что город падет. Других вариантов быть не могло.
Восставшие мертвецы обрели апокалипсическую реальность. Так, как прежде, никогда уже не будет. Костлявые руки катапульт - руки скелетов - откинулись назад и осыпали город градом пылающих черепов и гниющей плоти. Второй залп отличался от первого. Корзины катапульт загрузили огромными глыбами гранита, базальта и прочих твердых камней, вывороченных мертвыми из земли вокруг Альтдорфа.
Стрелки на стенах оцепенели от ужаса, когда с неба посыпался смертоносный каменный дождь, разрушающий стены домов и пробивающий черепичные крыши насквозь, словно они были из бумаги. Третий залп снова нес огонь. Горящие черепа со свистом рассекали воздух. На этот раз пожары стали вспыхивать как снаружи, так и внутри поврежденных зданий. Четвертый залп повторил второй.
Булыжники врезались в укрепления и перелетали через стены чудовищным, убийственным дождем.
Грохот стоял ужасающий.
Но последовавшая затем тишина ужасала вдвойне - тучи дыма и пыли рассеялись, обнажив последствия бомбардировки. Пятнадцать лучников и тридцать копейщиков погибли у башни, рухнувшей под шквалом гранитных обломков. Несколько секунд - и их изувеченные тела задергались, пытаясь поднять изломанные кости, - мертвецы отвечали на зов фон Карстена. Защитникам города пришлось сражаться за свою жизнь с внезапно вклинившимся в их ряды противником - со своими братьями по оружию, в смерти своей повернувшими против них. Проклятие фон Карстена было чудовищным. Оно разрушало боевой дух солдат, которые видели, как их друзья погибли и тут же поднялись вновь марионетками в руках монстра. Спасения не было. Смерть могла прийти с любой стороны, в любом обличье.
Интересно, размышлял Скеллан, о чем они думают, сбрасывая изломанные тела с укреплений, точно отходы?
А растущая гора раздробленных костей у подножия стены ворочалась - мертвецам не терпелось вступить в бой.
Первую волну кошмара стены выдержали.
Пять часов продолжался смертельный дождь из камней и огня, который расплющивал тела защитников в кровавую кашу, превращал в пыль кладку стен, снес шпили трех храмов и поджег сотни домов. Враг не знал жалости. Буран прекратился, но мороз не отступил. Санитарам приходилось выполнять вдвойне грязную работу - перевязывать раненых и сжигать погибших. Сентиментальность тут была непозволительна. Они разводили на площадях гигантские погребальные костры, стаскивали к ним убитых и швыряли их в пламя, пока те не воскресли и не напали на защитников города с тыла.
Город провонял горелым мясом.
Скеллан с наслаждением вдыхал этот запах.
Он стоял молча, наблюдая за поднимающимися над городом клубами дыма. Да, город падет, изломанный, как тела его защитников, придавленные валунами.
Осадные башни, прильнувшие к высоким стенам, покачивались, мертвецы так и сыпались с них. Альтдорфцы поливали зомби маслом и поджигали штурмующих горящими стрелами, скелеты рассыпались под ударами боевых молотов и булав. Защитники отчаянно боролись за свою жизнь.
Отчаяние придавало им сил; дрались они свирепо.
Но вот катапульты и баллисты метнули зараженные чумой части тел, и мертвецы с жуткими воплями потоком хлынули на стены, не обращая внимания на смолу и огонь, точно насмехаясь над обороной. Зомби вскарабкались на осадные машины и с них перебрались на укрепления, где их встречала альтдорфская сталь. Мечи глухо сталкивались с костями, оружие звенело об оружие; в рукопашную вступили и лучники. Люди кричали, падали и поднимались снова, обезображенные, окровавленные, расчлененные, уже во власти черной магии фон Карстена, сетью раскинувшейся над полем боя.
Мстительная смерть опустилась на Альтдорф, и измотанные люди на стенах знали, что рассвет не принесет передышки. Солнце не взойдет, чтобы спасти их.
Они стояли насмерть, удерживая последние рубежи.
Зубчатые укрепления уже стали скользкими от пролитой крови, а подножие стены было завалено телами. Защитники продолжали сбрасывать трупы вниз, поливать их варом и поджигать стрелами и факелами, и пламя жадно пожирало мертвую плоть. Но обугленные скелеты упрямо вставали, потрясая лохмотьями оставшегося на костях прожаренного мяса.
Ад воцарился на этом клочке земли.
Один кровавый час сменял другой, а мертвые продолжали воздвигать лестницы из костей и плоти, и осадные орудия осыпали город чудовищными снарядами. Вокруг рубили, рвали, кромсали, полосовали, молотили, царапали, кусали, раздирали, умирали и горели, и это казалось бесконечным. Все больше и больше зомби выплескивалось на стены, все больше и больше мертвецов оставалось несожженными, все больше и больше трупов поднималось на подмогу нападающим. Атаки пока отражались, но с неимоверным трудом. Одно лишь численное превосходство противника над измученными альтдорфцами должно было неизбежно повергнуть город во прах. Скеллан рассудил, что защитники продержатся еще несколько часов за счет отваги, стойкости и боевого духа, но фон Карстен не спешил выпускать своих вампиров. А ведь дай им сейчас волю, и у людей не осталось бы ни малейшего шанса.
Час за часом наполнялись агонией и воплями умирающих и мертвых.
Осадные машины горели, живые трупы, сплетенные в орудийные башни, мучительно кричали, когда пламя поглощало их. Защитники продолжали лить на врага кипящее масло. Но это было бессмысленно. Катапульты были всего лишь временными сооружениями, а день принес уже достаточно смертей, чтобы построить еще двадцать таких башен, если фон Карстен пожелает.
Одна за другой осадные машины проседали и опрокидывались, даря обороняющимся бесценные минуты передышки перед возобновлением бешеной атаки.
Лишь один великан в белом, с огромным окровавленным топором, неколебимой твердыней стоял на укреплениях, не двигаясь с места, даже под гнетом невыносимой усталости вдохновляя защитников на продолжение борьбы. Это был верховный теогонист Сигмара, Вильгельм Третий. Жрец обладал душой воина. Сейчас он не молился - он дрался. Будучи, по меньшей мере, на два десятка лет старше любого на укреплениях, жрец стыдил молодых своей стойкостью и упорством.
- Вампиры! Ко мне! - скомандовал наконец фон Карстен.
Он словно прочел мысли Скеллана, но, конечно же, граф не читал мыслей - нет, он был великим тактиком и читал души людей. Он знал, что оборона ослабла.
Граф показал на стены.
Скеллан по-волчьи ощерился. Йерек кивнул.
Пора.
Наконец-то прольется столько крови, чтобы удовлетворить даже его жажду.
Скеллан запрокинул голову, обратив лицо к непроглядно-черному небу, и завыл.
Остальные подхватили зловещий клич. Их черты начали искажаться, превращаясь в морды зверей, скрывающихся внутри них.
Вампиры ответили на призыв Влада фон Карстена.
Глава 25ПАВШИЕ
Альтдорф. Зима, 2051
- Они идут снова! - крикнул кто-то.
Людей побеждали. Усталость давила на них. Проклятая тьма не желала рассеиваться. Передышка оказалась плачевно коротка. Верховный теогонист, вскинув топор, ходил по крытому проходу, ободряя солдат перед лицом безымянной смерти, карабкающейся по лестницам. Затем он прислонился к расщепленному зубцу крепостной стены, наблюдая за вновь начавшимся штурмом.
- Милостивый Сигмар - выдохнул стрелок рядом с ним, увидев звериные морды ринувшихся вперед вампиров во главе с самим фон Карстеном.
- Храбрись, солдат. От следующих часов зависит, погибнем мы сегодня или выживем.
Лучник слабо кивнул:
- Да, мы будем биться с демонами, пока не падем, а потом- Он замолчал, обрывая на полуслове горькую мысль.
Плечо и колени жреца горели; каждый шаг дорого стоил ему, но он не мог допустить, чтобы солдаты увидели его слабость. Вот почему он натянул поверх кольчуги белую рубаху, символ своего бога, - чтобы каждый на стене видел его и черпал силы в его стойкости, даже когда мрак раздавит их. Он старик, и он умирает. Эти два факта неоспоримы, и все же когда люди глядят на него, они видят самого Сигмара, который шагает по укреплениям, сокрушая недругов и воодушевляя сердца.
Он не имеет права подвести их.
Кровь забрызгала его белый плащ и серебряные звенья кольчуги, но кровь эта, милостью божьей, принадлежала не ему.
Жрец посмотрел на лучника. Глаза человека тонули в красных кругах усталости. Он напоминал побитую дворнягу. Кое-кто из защитников сидел, привалившись спиной к стене, кое-как восстанавливая остатки сил. Некоторые закрыли глаза и задремали, пользуясь временным затишьем. Поскольку осадные машины развалились, они считали, что в данный момент им ничто не грозит. Остальные стояли, глядя на наступающих вампиров, и выражение чистого ужаса не сошло с их лиц, даже когда они принялись готовиться к возобновлению боя.
- Посмотри на них и скажи, что ты видишь, - попросил жрец, опустив руку на плечо лучника.
- Конец света.
- Пока я живу и дышу, парень, он не наступит, нет, пока я живу и дышу. Посмотри еще раз.
Стрелок окинул взглядом шеренги вампиров и остановился на фон Карстене.
- Он похож на одержимого бесами.
- Уже лучше. А еще он боится. Мы сделали это, солдат. Он поднял на нас глаза - и узнал страх.
- Думаешь?
- О, я это знаю, поверь мне.
Вампиры добрались до стены и принялись карабкаться по ней, как мухи по трупу. Они стремительно поднимались по каменной кладке.
Жрец горько рассмеялся.
- Что тут забавного? - спросил стрелок. Бесстрашие жреца ужаснуло его.
- Моя глупость, - ответил старик. - Я думал, мы выиграли несколько часов. Но смерть снова тут, смерть, ставшая быстрее и ловчее, поскольку мы устали и ослабли. Что ж, будь что будет. Поднимайся, солдат, заставим их заработать наши трупы.
Жрец послал гонца предупредить резервистов, что сражение вот-вот начнется снова, и передал им приказ разбиться на три группы, которые должны быть готовы заткнуть любую образовавшуюся в стене брешь. Для него и для людей вокруг него обратной дороги отсюда не было. Жрец смирился с мыслью, что погибнет на стенах, и успокаивало его лишь то, что умрет он свободным, - этого было достаточно. Он закашлялся и сплюнул сгусток крови и слизи. Приступ встряхнул старика; он не собирался жить вечно, но умереть надо с честью. Придать своей смерти смысл.
- Смолу! - крикнул он, и последние глиняные кувшины полетели в монстров, взбирающихся на стены. Одни пронеслись мимо, другие разбились. Густой черный вар расплескался по камням, попав и на вампиров.
- Огонь!
Вниз полетели горящие стрелы, с глухим треском поджигая смолу. Вампиры дюжинами посыпались со стены, полыхая живыми факелами. Но остальные, не обращая внимания на дикие крики объятых огнем товарищей, продолжали быстро ползти наверх, точно упорные пауки.
Жрец выпрямился во весь свой немалый рост и вскинул тяжелый топор.
- Давайте-давайте, красавчики, чем скорее вы заберетесь, тем скорее мы сбросим вас в ад.
Солдаты вокруг него приготовились к отпору.
Они знали, что им предстоит, и все же ни один не поддался инстинктивному желанию бежать. Жрец гордился ими больше, чем когда-либо за тысячу дней, в тысяче разных ситуаций. Это были славные люди. Они предпочли погибнуть героями. Печаль и гордость распирали грудь старика - оттого, что он знал их, оттого, что был вместе с ними. Одно дело - разделить с кем-то свою жизнь, и совсем другое - смерть.
- ЗА СИГМАРА! - внезапно воскликнул он, занося над головой топор.
- ЗА АЛЬТДОРФ! - ответили ему, и все защитники на укреплениях подхватили клич:
- ЗА АЛЬТДОРФ! ЗА АЛЬТДОРФ! ЗА АЛЬТДОРФ!
Возможно, они и не были религиозными, но их слова потрясли город до основания. Древки копий и рукояти мечей застучали о камень, поддерживая ритм скандирования.
- Да поможет нам Сигмар, - произнес молодой лучник, когда первая из тварей оседлала гребень стены.
Пущенное в лицо чудовища копье сбросило его вниз. Вампир рухнул на землю, цепляясь за окровавленное оружие в том месте, где оно пробило мягкую плоть и твердую кость.
Следующего вампира он знал - этого человека жрец считал мертвым. В своей прошлой жизни Йерек Крюгер был его другом. Теперь же жрец смотрел на предводителя Белых Волков, все еще облаченного в доспехи и шкуры, с огромным молотом в руке, с мертвенно-бледным, подернутым синевой лицом, и знал, что его друга больше нет. Тварь, занявшая его место, - это хладнокровный убийца. Волк взвыл и бросился в гущу битвы, и череп первого же, кто встал на его пути, расплющился под ударом тяжелого молота. Волна вампиров перехлестывала через стену, несмотря на все усилия защитников дать отпор врагу.
Сверхъестественная скорость вампиров вкупе с их чудовищной силой делала их смертельно опасными противниками. В узких крытых проходах, где было почти невозможно замахнуться мечом, их преимущество оказывалось подавляющим. Они дрались как одержимые. На каждого зарубленного вампира приходилось по восемь, десять, двенадцать погибших солдат.
Жрец проглотил комок в горле, загоняя назад подступающий к горлу ужас.
Вот почему Сигмар избрал его. Он был в первую очередь бойцом и лишь во вторую - служителем бога. Жрец ринулся в бой. Вампирской ярости он противопоставлял спокойную отстраненность, инстинкты руководили его действиями. Поймав удар мечом на топорище, он повернул его против своего несостоявшегося убийцы и вогнал в лицо вампира, сминая хрящи носа противника и заставляя его отступить на шаг, чтобы удобней было рубануть лезвием топора по горлу врага. В этот удар жрец вложил всю свою силу. Сталь легко рассекла мертвую плоть и с хрустом врезалась в позвоночник. Полуотрубленная голова монстра качнулась назад, руки слабо задергались, пытаясь дотянуться до горла, а тело осело на землю.