- Может быть, телевизор посмотрим?!пропыхтел Олег.
- Тут интересней, чем в телевизоре!Не повёлся отец и наливает мне ещё одну рюмку.
Я беру её двумя пальчиками (нашла время чтобы блеснуть воспитанием!) и говорю:
- Вообще-то я из таких маленьких ещё не пила.
У матери со стола нож упал.
- Мужчина придёт в дом, - нервно улыбаюсь и пытаюсь выглядеть воспитанной девочкой-гимназисткой.
- Уже пришёл!Крякнул отец, восхищённо рассматривая невестку.
- Я так боялась к вам идти, - пытаюсь как-то наладить диалог и понять, что происходит. - Думала, не понравлюсь.
- В общем-то, понравились, вот только пьёте, не много ли?Встревоженно поинтересовался папа.
- Рюмка маленькая, а если бы вы сразу налили мне кружку...
- Это ж пол моей зарплаты!Воскликнул отец.
- Вы что, так мало получаете?!
- А вы?
- Достаточно, чтобы мы с мамой каждый вечер пили.
Мать, достав нож из-под стола, теперь уронила вилку. Я же сказала:
- Женщина придёт!
- Не дай Бог!Показалось, отец собирался перекреститься.
- У нас семейная традиция: собираемся вместе и пьём! - Я, всё ещё ничего не понимая, пытаюсь разрядить обстановку, но топлю себя глубже. - Только мы любим, чтоб он был горячий.
У матери тарелка упала. И почему меня в тот вечер пробило на поговорки? Наверно, от нервов - я сказала:
- На счастье!
- Оно уже здесь!Заметил отец Олега, а мама печально так спросила:
- И большая у вас семья?
- Еще бабушка и сестра, а отец от нас ушёлон пил много!
- А вы, значит, не много?!
- Ну, чашки две выпиваю, - весь этот разговор меня жутко напрягал.
- Это ж полбутылки!Отец офигел, от таких откровений невестки.
- Ну и что, главное, вечером ничего не есть.
- Так вы и без закуски ещё?!Не утерпела мама.
- Ну почему, у нас варенье.
- Его хорошо с лимоном, - заметил папа.
- С лимоном у нас бабушка пьет. Восемьдесят лет, а пока не выпьет, спать не ложится.
Тут отец встал и говорит:
- Приятно было познакомиться.
- И мне тоже. Спасибо за чай.
- Какой чай?!вскричал отец. И тут только всё понял.
Олег начал лепетать, мол, не хотел, чтобы коньяк прокис, но звучало это, мягко говоря, неубедительно и пару лещей от папы он словил.
Неспешные разговоры продолжались до глубокой ночи. Хорошо посидели, душевно. Расходиться никто не хотел, но усталость брала своё и постепенно, один за другим, друзья отправились спать. Уже лежа в кровати, в полной тишине, обнимая уснувшую Ярославу, мне показалось, что вот оносчастье. И всё у нас будет хорошо... должно быть.
2. О смальте.
То, что никто не мог видеть, как оно было.
"Эти письма изменят мир: - подумал Радомир Мовеславович епископ Белограда; первосвященник Валеса, верховного бога дорог и полевых межей, всех границ, отделяющих одно от другого; Великий понтифик; Примас Сурры; архиепископ и митрополит Белоградских земель. В свои 135 лет, Святейший отец сохранил ясность ума и живость характера. Его возраст выдавала сухая, тонкая кожа, туго обтягивающая скелет старика. Глубже устроившись в кресле, он ещё раз посмотрел на одиннадцать конвертов, лежащих на огромной, гладко-отполированной столешнице, сделанной из цельного ствола морёного дуба. - Эти слова, выведенные на пергаменте аккуратным, изящным почерком, сильнее воли королей, князей или герцогов. Но, что же не даёт мне покоя?"
Если отбросить в сторону велеречивые слова, упакованные в изысканные обороты, - письма были обычными приглашениями. Приглашениями одиннадцати первосвященникам верховных богов светлого Прайма на ежегодный Вселенский Собор.
Радомир Мовеславович взял из мраморного, украшенного его родовым вензелем писчего набора, густое перо, обмакнул его в позолоченную чернильницу и... на миг, словно в нерешительности, его рука замерла, занесённая над письмом. Но в следующую секунду, старик уверенно её упустил и поставил широкую подпись на документе. Когда на одиннадцатый конверт была наложена восковая печать, а чары обезопасили послание от прочтения не тем человеком, первосвященник понял причину своего беспокойствахагсаенги.
Конвертов должно было быть двенадцать. Однако теперь, после исчезновения островного ордена, место третейского судьи, непредвзятого арбитра, улаживавшего все конфликты на Вселенском Соборе, оказалось свободно. Сразу же, после исчезновения хагсаенгов, начались столкновение между сторонниками различных конфессий. Древние обиды, словно дедовские одежды, доставались из пыльных сундуков памяти, отряхивались и предъявлялись на всеобщее обозрение. Смогут ли патриархи забыть старые обиды, отбросить прочь интриги и принять взвешенные решения? Радомир Мовеславович прикрыл веки и погрузился в размышления.
Из этого задумчивого состояния его вывело появления личного секретаря, брата Путяты Ладимирова. Первосвященник нехотя открыл глаза и встретил его недовольным взглядом.
- В чем дело, Путята?
- Изволил прибыть брат викарий, Ваше святейшество.
На устах старика промелькнула довольная улыбка. Он сложил письма в аккуратную стопку, встал и протянул их секретарю:
- Немедленно отправить адресатам, - и, передав конверты, поинтересовался: - В какой приёмной брат викарий?
- В малой тёмного мрамора, Ваше святейшество.
Первосвященник кивнул и быстро вышел из кабинета. Когда Радомир Мовеславович стал хозяином епископской резиденции, он ввёл правиловсе встречи проводить в приёмных. Кабинет был его личной территорией и доступ туда имело весьма ограниченное количество людей (ближний круг епископа). В этой святая святых дворца хранилось слишком много тайн, опытному человеку могло хватить беглого взгляда на выглядывающий из папки уголок документа или на открытую книгу, чтобы сделать выводы. А этого первосвященник допускать не собиралсясорок лет назад, благодаря подобным мелочам, Радомир Мовеславович придумал гениальный план, по смещению действующего главы церкви, и его же твёрдая, но незримая рука довела интригу до конца.
Издали, сквозь открытую дверь приёмной, увидев викария Ягнило Просо, первосвященник на миг остановился, с удовольствием наблюдая, как мужчина нервно расхаживает туда и обратно по небольшой приёмной его дворца. Викарий терялся в догадках, что может означать столь поздний вызов к патриарху и явно волновался. Выходец из богатого, купеческого рода, Ягнило Просо был честолюбивым человеком, рассчитывающим сделать карьеру в церковной иерархии. Он отличался от патриарха так же как сочная виноградина от усохшего изюмав свои сорок два года, мужчина был розовощёким, круглым, с зализанными назад рыжими волосами. Викарий представлялся безобидным человеком, однако подобное впечатление оказывалось обманчивымон был одним из опаснейших людей в храме и считался главным претендентом на должность первосвященника.
- Могу я предложить вам что-нибудь выпить, брат викарий?с поклоном обратился к Просо неприметный монах.
- Нет, но вы можете поторопить Его святейшество,отрезал тот.Или прикажете мне самому его разыскивать?
Монах едва заметно поморщился:
- Я уверен, что патриарх сию минуту спустится к вам, брат.
Он вновь поклонился и торопливо ретировался через дверь в другом конце комнаты.
- Любезный викарий!воскликнул Радомир, подходя к своему гостю.Как я рад, что вы приехали, да ещё так скоро!
- Не понимаю вашего удивления,недовольно произнёс Ягнило Просо. - Вы отправили за мной Старшего надзирателя и думали, что я буду долго собираться?
- Предлагаю вам успокоиться, брат. Присаживайтесь, - епископ указал на небольшой, обитый чёрной кожей, диван, а сам расположился в кресле напротив.Дело, по которому я вас вызвал, Ягни, чрезвычайно важное.
Услышав своё детское прозвищеЯгни, викарий с трудом подавил раздражение. Так называла его покойная матушка, чего он ей по сей день не мог простить. В юности это ненавистное имя он слышал от всех и каждогоот счетовода до прислуги. Подобная фамильярность оскорбляла Ягнило. Викарий был уверен, что первосвященник нарочно назвал его этим именем.
- Что-нибудь выпьете?невинно поинтересовался Радомир Мовеславович.
- Ваше святейшество, - с трудом взял себя в руки викарий, - давайте перейдём сразу к делу.
- Ну, к делу так к делу, - по-стариковски покряхтел епископ, устраиваясь в кресле.Мы удостоились великой честипровести в Белограде ежегодный Вселенский Собор. К нам приедут сотни младших патриархов и одиннадцать первосвященников, каждый со своей свитой. В своей основе, полемика будет исключительно богословской. Однако, из-за тесной связи власти духовной и мирской, она неизбежно переплетётся с политическими вопросами, охватив все светлые земли.
- Пока я не услышал ничего необычного. Тем более настолько важного, чтобы отправлять за мной Старшего надзирателя.
- Ягни, имейте терпение, - отечески улыбнулся Радомир Мовеславович, не обращая внимания на перекосившееся лицо собеседника, и продолжил объяснять общеизвестные истины:Каждый, из двенадцати первосвященников (в том числе я) возглавляет партию, отстаивая интересы своей церкви. Отношения, между делегатами Собора, натянутые и для разрешения этих трений необходимо присутствие третьей, непредвзятой стороны. К сожалению, после исчезновения хагсаенгов, какую бы кандидатуру мы не предлагали на это место, остальные патриархи её не утвердят. Политические силы давно сложились и найти новую, незаангажированную персону, на первый взгляд, невозможно.
- На первый взгляд? Ваше святейшество, вы намекаете на то, что нашли эту персону? Вынужден признатьэто действительно имеет важное значение для всей церкви. Но почему вы вызвали меня? Мы же говорим не о ком-то из моих знакомых или родственников?
- А среди них есть непредубеждённые личности?Задал риторический вопрос патриарх.Если даже такая особа у вас есть, ему всё равно не поверяттут нужен человек с кристально чистой репутацией, ранее не контактировавший ни с одной из конфессий.
- Да где же вы такого найдёте!Голос викария эхом отозвался в каменных стенах. В сердцах, он вскочил и стал мерить приёмную шагами. - Даже тёмные. ТЁМНЫЕ жрецы контактируют с нами! Я не понимаю... кто?
- Смею вас заверить, брат викарий, такой человек есть. Что вам известно о недавних событиях в Инураке?
- Каких именно?
- Вторжении хаоситов.
Ягнило Просо сразу же понял, о ком говорит первосвященник и кого пророчит на тринадцатое место в Соборе. Изумлённый викарий присел на диван, потрясённо рассматривая епископа.
- Вы не шутите, - наконец заговорил Ягнило.Ваше святейшество, приглашать на Вселенский Собор героя, это...
- Это решение наших проблем, - жёстко прервал его первосвященник и сурово посмотрел в глаза собеседнику.И вам, любезный брат викарий, надлежит отправиться в Инурак, чтобы пригласить этого... чатра на Вселенский Собор.
- Повинуюсь, - склонил голову Просо, - когда отправляться?
- Немедленно. Во дворе для вас запряжён экипаж.Из широкой мантии старик достал запечатанный конверт и протянул его викарию.Возьмите. Это приглашение, для тринадцатого участника Собора.
Нетвёрдой походкой, Ягнило Просо вышел в коридор, стены которого были украшены великолепными гравюрами и гобеленами, а пол выложен мраморными плитами, и поплёлся к дверям, ведущим во внутренний двор резиденции.
Мужчина поражался, насколько мастерски епископ его подставил. Первосвященник возглавляет культ, но, как и в каждой общности людей, единства среди священнослужителей нет. Традиционно, на должность викария выдвигался кандидат от оппозиционной группы, чтобы соблюсти баланс и гарантировать защиту интересов всех жрецов. Поручив приглашение никому не известного настоятеля монастыря на Вселенский Собор викарию, первосвященник, в любом случае, оказывался в выигрыше. Если Ягнило не справитсяэто будет только его ошибка, если всё пройдёт хорошоМовеславович легко присвоит этот успех себе.
От пришедшей в голову идеи, викарий замер, словно громом поражённый: "Primum Sangius"древнее, всеми забытое право. В среде служителей культа оно было распространено не долгодва столетия, после войны с Хаосом. Те времена были, не в пример нынешним, более жестоки, когда власть получали не хитростью и коварством, а силой. "Вот что мне надо!ликовал Ягнило Просо.Таким образом, я смогу значительно поднять свой авторитет и, чем Валес не шутит, потягаться с эпископом за титул первосвященника".
***
Донжон Серого Мисаля был последним рубежом обороны замка и его самой высокой башней, возвышавшейся над остальными зданиями. Построенный из тугоплавкого камня, он внушал уважение своей мощью, и восхищение своей стремительностью, лёгкостью.
Сигихард Бадвин сидел наверху, лениво осматривая зелёную долину. Он обводил взглядом далёкий мерцающий горизонтне появятся ли какие-то признаки, возвещающие о вторжении. Но все было спокойно. Бадвин прищурил тёмные глаза, увидев орла высоко в утреннем небе, и улыбнулся.
- Лети, большая золотая птица. Живи!Сигихард вскочил и потянулся.
После окончания осады, в живых осталось двести тридцать наёмников. Мисальдер честно с ними рассчитался, выдав щедрые премиальные, и пятьдесят воинов покинули монастырь, а сто восемьдесят человек решили присоединиться к ордену. Они получили обязательные для чатра предметы экипировки (чалму, рясу, штаны, наручи, кинжал) и прошли посвящение в послушники. В отличие от полноправных членов ордена, бывшие наёмники не имели масштабируемого оружия с симбиотомэту честь надо было заслужить. К сожалению, заряды в Алтаре, как сказал настоятель, не бесконечны, и чтобы их восполнить необходимо долго молиться.
Чалма, великолепное изделие из мягкого шелка, была ему великовата и съехала на один глаз. Бадвин, выругавшись, скинул ее. Когда-нибудь он сложит гимн в честь армейского снабжения. В животе бурчало, и Сигихард высматривал своего друга Альвборда, который отправился за завтраком, неизменно состоявшим из чёрного хлеба и сыра. Обед был гораздо питательнее и вкуснее, но до него ещё целых полдня... Заслонив рукой глаза, Бадвин различил вдалеке приземистую фигуру Альвбордатот как раз появился из столовой с двумя тарелками и кувшиноми улыбнулся. Сигихард поражался, как его друг (милейшей души, покладистый, добрый человек) стал наёмником, а потом смог выжить при осаде Мисаля?
- Хлеб и сыр, - улыбаясь, объявил Альвборд, вылезая на крышу донжона сквозь люк в полу.И кувшин молока. Знал бы я, что монахи так питаются - десять раз подумал, прежде чем становиться послушником.
- Можно подумать, наёмниками мы каждый день ели от пуза. Тут хоть какой-то есть порядок и стабильность.
- Это да. Просто подумал, как там сейчас дома, в деревне... все мужики, наверно, в поляхсамое время сбора урожая. А ты видел, какая тут земля?!
- Угу, не чета нашей. Не удивительно, что местные крестьяне живут настолько хорошо и богато.
- Вот я думаю, может и себе осесть на земле? Завести семью, поставить дом...
- Альв, уж не намекаешь ли ты на вдовушку из Жаревницы, - улыбнулся Сигихард, - как её... Ребекка?
- А что?! Или, по-твоему, я не имею права на счастье?
- Тише, тише, - успокаивающе поднял ладони Бадвин, - конечно же, имеешь. Тем более, чатранеобычные монахи, у нас может быть жена, дети и домтебе даже из ордена не придётся выходить.
Следующие несколько минут, мужчины молча ели, думая каждый о своём.
- Совсем забыл! - Воскликнул Альвборд и полез в свой вещевой мешок.Я к кладовщику зашёл и немного прибарахлился. Держи.
Бадвин взял у друга бронзовый, абсолютно гладкий шлем. Воин уже видел, для чего его используют чатра, поэтому снял чалму и вставил эту полусферу в нее. Получившийся головной убор Сигихард сразу же одел и выругался:
- Проклятье на головы всех интендантов мира! Альв, тебе чалма впору?
- Да нет, маловата. А что?
- Примерь мою.
- Опять ты за своё, Сиги. Брат Громыхайло говорит, что меняться запрещено.
- Пусть чума заберёт брата Громыхайло с его правилами. Можно подумать, ты его не знаешь. Я не удивлюсь, если гном специально перепутал размеры, чтобы мы мучились, а ему никогда больше не поручали хозработы. Примерь.
- Ну... да, он такой... он может. Но там внутри номера обозначены.