- Вы поняли? Нет, вы поняли? - прервал он через некоторое время моление монаха.
- Что я должен понять?
- Но они же спали. Все они спали. Днём! Это в монастыре в порядке вещей, что ли? Надо немедленно Отец Афанасий, придите же в себя. Здесь не я виноват. Ну, не я один.
- Если тебе так будет легче жить
- Да не в том же дело! Надо обязательно сказать тем, кто будет эээ вскрывать, чтобы анализы провели. Кто-то им какую-то мерзость подсыпал.
- Нет!
- Что "нет"?
- Мы уже с тобой ославили монастырь. Если ещё найдётся отравитель
- Я найду!
- Даже если ты не заблуждаешься. Не надо всё это мирянам на потеху.
- Понял. Тогда я
- А ты пойдёшь замаливать свою вину.
- Замаливать?
- Иди и исцеляй.
- А как же мой, моё
- Ты узнаешь, когда наступит пора. Тогда, даст Бог, и поговорим. А сейчас - уходи. Мне тоже надо замаливать свою вину.
- А эти которые должны были за мной приехать?
- «Эти»! Нет уже «этих». Всё иди. Постой. Вот твой паспорт. И с Богом!
Совсем павший духом Максим вернулся и разыскал возле мотоцикла нового знакомого.
- Ну что, возвращаемся? - с надеждой спросил тот. - С этими страстями Господними и без нас разберутся. Знаешь, какой тут шепоток ходит?
- Подбросите меня до райцентра? Мне бы на поезд
- Ну что же, - вздохнул старик - вольному воля.
- Если бы вольному и если бы воля - в свою очередь вздохнул Максим.
Теперь за рулём ехал хозяин. В райцентр всё-таки. Могут и правами незнакомца поинтересоваться. На привокзальной стоянке - тесноватой, занятой несколькими добитыми «моторами», они остановились.
- Вот и вокзал. Он у нас - достопримечательность. Ещё немцы пленные строили. Кстати, -спохватился Иван Васильевич. - Ты как без денег-то?
- Да зайцем, как-нибудь.
- Но у нас тут только дальнего следования притормаживают. Да товарняки. Вот, на, подкожные. Да бери, не жалко. Извини, не знаю, хватит ли, но
- Да что вы, спасибо
- Бери, сказал! Старших слушаться надо. Ну, бывай. Жаль, что не остаёшься. Запал ты мне на сердце сразу. Прощай!
Славный старик газанул и быстро уехал.
В общий вагон денег хватило до ближайшего краевого центра. Всё это время юноша, тупо глядя на мелькающие в окне деревья, пытался нанизать события и мысли на какой-то единый стержень. Но мысль об убийстве выжигала все остальные соображения. Он сейчас убегал? Зачем? Кто же их? Кто им? Но я? Я то зачем это сделал? Постой-постой. Показать, что «Господь не терпит»? Откуда я-то знаю? И погибли-то не геи. Что я доказал? Зря уехал. Надо бы узнать, кто. Хотя, может, и сами докопаются. А куда я теперь? «Иди и исцеляй». Как там: «Врачу, исцелися сам?» Сам. Через Сама - к девушке? Почему через Сама? Чем ты сейчас занимаешься вообще? По течению событий? Глупость сморозил - и опять по течению. «Глупость». Хорошенькое словечко нашёл. Мякенькое такое.
Он так и уснул, сидя - опершись локтями о столик.
Утром на вокзале Максим рассматривал большую карту железнодорожных путей - искал кратчайший путь к намеченной цели. «Там собралось сейчас много несчастных. Там я нужен. И там узнаю, где ещё» - немного лукавил Максим. Просто от ставшего местом паломничества детского дома инвалидов было рукой подать и до столицы. До отца. Не было денег. Пришлось использовать свои гипнотические возможности.
«Потом у неё из зарплаты высчитают. Да ещё в воровстве заподозрят» - вздохнул Максим, получая билет. Всё же каждое чудо должно быть оплачено. Не тобой, так другими. «Ладно, верну или отработаю», - опять вздохнул юноша, выходя на привокзальную площадь - время до отправления поезда было вдоволь. Долго искать не пришлось - красномордый страж порядка тут же потребовал документы у обожженного урода в какой-то допотопной нищенской одежде. Уезжая, Максим опять переоделся в цивильное, чтобы не так бросаться в глаза.
- Куда путь держим? - поинтересовался сержант, изучая паспорт.
- В столицу. Точнее, рядом с ней.
- Рядом, значит. А билет есть? Ага Действительно, рядом. А не пройдём ли мы, поговорим?
- Но мне надо
- Вопрос теперь только в том, что надо мне. Ну, двигайся.
Дежурка была довольно просторная, но жутко прокуренная.
- Так вот, дорогойэээ Максим Леонидович! Никуда вы и не поедите, - заявил мент, усадив Максима за стол.- У нас тут целая серия краж, есть все основания подозревать не вы ли? Всё из карманов на стол! - вдруг заорал он. - Что, глухой?
- Да нет у меня ничего, господин сержант.
- Издеваешься, чмо? «Господин сержант». Я для тебя здесь и сейчас
«господин генерал, и господин маршал, и господин Господь бог!»
- Но чего вы от меня хотите? Чего взъелись?
- Ну, это другое дело, - вдруг успокоился сержант, наклоняясь через стол. - Особая примета у подозреваемого. Крестик золотой. Ну, один в один, как у тебя. Шикарный просто при таком прикиде, а? Тебе это надо? Оставь эту улику здесь и езжай себе восвояси.
- А Ну, это только с кожей.
- Можно и с кожей. Тем более - такой. Но тогда уж, не взыщи.
- Ну откуда, откуда вы берётесь такие? О! Горилла! Всё из карманов! Быстро! - прожёг Макс душонку сержанта своим взглядом. Тот послушно выгреб всё из карманов, а затем принял стать названной обезьяны.
- Будешь теперь гориллой, пока человеком не станешь.
- Ах ты, бля - зарычал, было, мент.
- И говорить будешь по - обезьяньи. Теперь сядь и до отхода Московского затихни.
Максим рассмотрел добычу дежурного за эту смену. Несколько купюр лежало в бумажнике, но больше - поспешно смятых, явно засунутых в карман впопыхах. И ещё несколько крестиков на цепочках. Не только золотых. Толи хобби, толи мания. Максим взял на стоимость билета. Больше побрезговал. Посмотрел на гориллу сержанта, который сидел на лавке в углу дежурки. В его исподлобья взгляде горела такая ненависть, что Макс только покачал головой.
- Боюсь, долго тебе оставаться обезьяной.
В билетной кассе он положил деньги, заявив, что девушка передала ему лишние. Та, правда, спорить и уточнять не стала. Клиент всегда прав. Особенно в таких случаях. На вокзале народу было множество. Но Макса почти и не толкали. Сторонились. Действительно, в таком образе Юноша вышел на мост через пути и там, на холодном ветру, глядя на перемещения маневрового тепловозика, дожидался подхода поезда. В своё время, ещё совсем ребёнком, он обожал вот так с отцом стоять на высоченном мосту в Залинейный район. Он с восхищением смотрел, как пускают с горки вагоны, как приволакивают уставшие работяги - тепловозы длиннющие товарные эшелоны. И как весело бегут тепловозы - франты с полутора десятками пассажирских вагончиков. Встревоженный блеском в глазах ребёнка отец принял меры. И однажды они остановились на шоссе, мимо которого заходили на посадку красавцы «бэкфайры». С распростёртыми, как у орлов крыльями. С выпущенными уже шасси. Даже шум двигателей показался ребёнку клёкотом этих же птиц, довольных возвращению в родное гнездо. Отец знал, что делал. Если бы он привёз мальчика сюда, когда приземлялись «медведи», мощь и рёв могли подавить детскую психику. А так - и мост и весь подвижный состав был забыт. И уже с третьего нет, четвёртого класса он и ещё несколько таких же ребят после уроков ходили к аэродрому. Нет, за колючую проволоку они не перебирались. Но и так были видны грозные красавцы. А потом отец взял его с собой на аэродром. Был ПХД (парко - хозяйственный день). Тогда он увидел это чудо вблизи. Да-да, чудо. Просто мы уже привыкли к чудесам. Именно тогда он ощутил этот таинственный, неповторимый, восхитительный запах пилотской кабины.
- А вот это моё место, сынок - усадил его в кресло отец. Вот он, заветный штурвал! Со всем известной, стремительной надписью «Ту». Неожиданно широкий обзор. Приборы, приборы, приборы. И даже - вентилятор, придающий ну не знаю, какой-то уют, что ли.
- А а - даже не знал, что спросить, мальчишка.
- Если интересно, давай, всё расскажу.
«Если интересно?!» Ах, папа, папа! Папа - вернулся в настоящее Максим. От пронзительного гудка очередного тепловоза он тоскливо поморщился. Зачем ему всё это? Уже через год он мог бы начать летать. С семнадцати. И всё-всё было бы просто и правильно. Курсантские погоны Да, сейчас уже немодно. Но в небо тянутся не из-за моды. В небо рвутся те, у кого не только обезьяньи гены. А большеда, стрижиные, - птиц, которые живут в небе, в полёте. Уже подходя к поезду, Максим вспомнил, как на их балкон почему-то села эта чудесная птица. И не смогла взлететь. Отец взял её на ладонь и высоко поднял. И та рванулась в свою стихию.
- Вот так, сынок. Не приспособлены они для земной жизни. И однажды вот так упав, подняться уже не могут. Без помощи.
Отец говорил о чём-то своём, но Максим, как ребёнок, запомнил конкретику - прекрасная птица распрямляет крылья и устремляется в небо с ладони отца
Глава 17
В купе с Максимом ехала семейка: папа, мама и доча лет пятнадцати. Прехорошенькая, кстати. «Не в коня корм» - вспомнив про свою образину, отвёл глаза Максим. Чтобы не тяготить людей своим видом, он сразу же расстелился и влез на верхнюю полку. Судя по разговору снизу, семейство направлялось через столицу в Египет, благо, сейчас там тепло. Потом начались шуршания и какой-то шепот.
- Молодой человек, можно вас потревожить, - возникла у полки ранняя лысина отца семейства. - Вы же не спите? Давайте с нами поужинайте.
- Нет, что вы, спасибо, - засмущался Максим.
- Никаких «что вы». Давайте - давайте, - буквально стащил его с полки попутчик. Столик был уже накрыт традиционными со времён Ильфа и Петрова курицей и варёными яйцами, бутербродами, какими-то солениями.
- Вот, чем богаты, - разделал курицу угощающий.
- Подвигайтесь - подвигайтесь, - поддержала его супруга. И берите руками. В дороге.
- Ну, и за начало! - вытащил бутылку с коньяком хозяин. - Я Иван Павлович, это - моя супруга Людмила Александровна, это - дочка, Светлана.
- Очень приятно. Максим, - смущённо представился юноша.
- За знакомство, - протянул Максиму пластмассовый стаканчик Иван Павлович. Сам он с таким аппетитом выпил, так вкусно покривился и начал закусывать хрустящим огурцом, что Максим, мысленно махнув рукой, не стал отказом портить человеку праздника. Выпила и жена. Светлана не ела и не пила. Чего-то дулась.
- Это мы впервые решили вырваться за рубежи, - объяснил глава семейства. Египет. Пирамиды. Вы не бывали? Да ешьте, ешьте.
Максим отрицательно покачал головой, рассматривая попутчиков. Старики были довольно приятными людьми. Он - худой до гибкости, смуглый, с большим, но тонким изогнутым «дюбелем». Очень добрая улыбка. И взгляд добрый, открытый. Она - начавшая полнеть, но ещё не сдавшаяся, не обабившаяся. Миловидная. А взгляд Ох, присматривать тебе надо за ней, Иван Павлович. Украдут арабы. Даже не за выкуп.
К этому времени Иван Павлович уже налил по второй.
- Мы много и не будем. Понимаю, дорога, - обратился он не то к Максиму, не то к жене. - А ты пополощи хоть. Тоже не вовремя как, - посоветовал он дочке. - Будем здоровы!
- Я тебе всерьёз говорю. Помогает. Не знаю Время в столице будет, может, к дежурному заскочим. Зуб у неё. И перед самым отъездом. Ночь перемучилась, вроде прошло. А из дому выбираться - опять. Вот не послушалась отца! - начал вдруг быстро пьянеть отец. Говорил же тебе - поехали! Нет! Никогда не послушает!
- Ай, ну папа, успокойся.
- Успокойся. Успокойся как будто я за себя я же любя. И тебя и маму твою Давайте за женщин. За моих прекрасных женщин!
Он даже не заметил, что выпил теперь один. Потянулся за сигаретами.
- Курите? Ну, тогда пойду один, подымлю.
В наступившей тишине девушка начала постанывать. Пора было платить добром за добро. Максим резко повернулся к Светлане и положил руку на щёчку.
- Ааах! - возмущённо выкрикнула девушка, но тут же замолчала.
- Это недолго. Посидите тихонечко, - успокоил её Максим. Дело действительно было пустяковое. Для него, конечно. Короткий болезненный укол чужой боли. Потом целительный, растворяющий нарывчик и всякую гадость, луч. Потом Ну, не удержался юноша и окутал молоденькую девушку золотым полем.
- Теперь всё. Смело карабкайтесь на пирамиды! - улыбнулся он, отнимая руку.
Девушка, глубоко, словно вынырнув, вдохнула. Выдохнула и вдохнула опять. Прислушалась к ощущениям.
- Что это было? - низким грудным голосом спросила она.
- Ну, вылечил.
- Нет, что это было? - во все глаза смотрела она на Максима.
- Сеанс полевой терапии, - улыбнулся Максим.
- Что доченька, что? - всполошилась мамаша, приходя в себя после увиденного калейдоскопа световых волн.
- Ничего мама, - спохватилась доченька. - Действительно, вылечил. Не болит. Спасибо. Просто Очень необычные ощущения.
- А что вы ещё можете? Вы типа Кашперовского или там
- Да, «типа», - согласился Макс.
- Тогда послушайте. Вы бы не могли с моим
- Ну ма, не надо
- Он у меня хороший. Душа человек. Но вот Старшую устроили в этом году в универ - и сорвался. И сам не понимает. До этого операцию перенёс - три года в рот не брал. А теперь - снова. Пропадёт же. И так на работе косятся А он думает - всё в порядке. Не понимает
- Но без его согласия
- Он скоро уснёт. Ещё пару рюмок
С появлением мужа, заговорщица замолчала.
- Ну как зубик? Я вот подумал
- Всё, па. Прошло.
- Вижу. То-то глазки засветились! Знаете, мы её Светой назвали, потому, что у неё всё время глазки светятся. Вся в маму!
- Ай, папа. Максим, можно вас на минутку? - потянула девушка нового знакомого из купе.
- О, секреты уже Ладно. А мы тут посидим по-стариковски, выпьем ещё по рюмочке.
Они стояли у окна, возле таблички с расписанием станций.
- Кто ты? - поинтересовалась девушка.
- Разве это важно? - пожал плечами Максим.
- Важно. Очень важно. Я должна знать, кому доверяю отца.
- Ну, во первых, решает, всё- таки мать
- Мать? Если я не решу Да я поезд этот с рельсов быстрее пущу! Ты меня не знаешь.
- Догадываюсь. Встречал таких, у которых глаза светятся.
- Всё ты врешь. Хотя не всё, конечно. И если бы не почувствовала не увидела, то и разговора бы не было. Ну, так кто ты?
- Знаешь, я вроде не напрашиваюсь. Поэтому не погоняй, не запрегла.
- Ну вот. Что и следовало доказать. Теперь слушай. Он в своё время перенёс очень сложную операцию на мозге. Врач ему сказал: «Или жить или пить». Три года прошло, и вот теперь Не знаю, почему.
- Но вы же вместе живёте? Может, они с мамой
- С мамой? А что с мамой? - вдруг насторожилась девушка.
- Понятно.
- Что понятно? Да что тебе понятно?
- Она ведь моложе, да? Лет сорок? Я недавно видел такую пару. У женщины тоже вот так глаза горели. А потом, после одной ночи ну не погасли совсем, но
- Ты что? Думаешь что в их возрасте из-за этого?
- Чёрт их стариков, знает.
- Ладно, проехали. Так ты точно поможешь?
- Точно.
- Какая уверенность! Ладно. С богом. Но если что, смотри! Я за своего старика горло перегрызу. А кого ты мне напоминаешь, а?
- Пойдём. Наверное, уже уснул?
Светланин «старик» действительно уже уснул. Полусидя, не раздеваясь («прикорну пару минут»), с доброй грустной улыбкой на тонких нервных губах.
- Сидите тихо и не встревайте - распорядился Максим, и мать с дочкой, послушно закивав, сели с краю противоположной полки.
Максим угадал. Операция вообще-то была сделана мастерски. Но скальпель есть скальпель. Вот и вот разрывы. Его должны были мучить головные боли, которые мужчина, конечно же скрывал от семьи. Он начал глохнуть, что тоже скрывал, а недослышанное воспринимал, как что - то обидное. И конечно да. И вот это тоже. Макс оказался прав. Кроме того - опустил Макс своё поле ниже - он много курил и здорово засорил лёгкие. Вон чернота какая. Теперь его мучают боли и он думает о самом страшном. То есть, «умирать, так с музыкой»? Лучший выход? Нет, Иван Павлович, тебе ещё жить и жить. Ты добрый, милый человек. Таких у меня на пути попадалось мало. И я не дам тебе ни умереть, ни помучиться. Лет до ста, а? И Максим с радостью взялся за очередное чудо.
- Ну что, ну что? - зашептали девчата, когда Максим прервался.
- Всё хорошо. Будет. А пока - сидеть тихо.
Юноша, покачиваясь от слабости, вышел в туалет. Здесь рывком открыл окно и потянулся к холодным лунным лучам. И луна, ныряя и выскакивая из ночных облаков, словно гналась за ним. «Ты ведь со мной, подружка, правда? - улыбался Макс, заряжаясь для дальнейшего целительства. И даже грохот в туалетную дверь и матерная ругань не испортили его настроения. Через дверь он дал волю сдерживаемым конкурентом страстям и тот, что-то пискнув, вскоре исчез.
В принципе, Максим справился за три сеанса. В космонавты Ивану Павловичу было, вроде, не надо, а в остальном всё поправлялось более - менее просто. Болезненно, но просто. Улыбнувшись, Максим попробовал «исцелить» даже лысину. Наверное, удалось. Ну, этого он уже не увидит.
- Вот и всё, - улыбаясь повернулся Максим к жене и дочери. Но ответной улыбки не увидел. Обе смотрели на него с ужасом, с каким-то застывшим женским визгом.
- Да что с вами? Всё в норме, говорю!
- Чччто с вами? - прошептала, наконец, жена пациента.
- Да ничего. Устал немного.
- Ааа это? - показала она на лицо.
Максим потянул ладонью по лбу, посмотрел на кроваво- красную липкую жижу.
- А ерунда. Сейчас умоюсь, - поднялся он с полки. По дороге заглянул в зеркало. Нет, пить не надо. Коньяк выходил какой-то розовой пеной и его и без того жуткое лицо казалось порождением кошмара. Даже не с улицы Вязов. Фредди здесь отдыхал.
- Это так больно? До кровавого пота? - поинтересовалась ожидающая в коридоре Людмила Александровна.
- Да нет. Это из меня так спиртное выходит. Не надо было, да обидеть не хотел.
- А ведь могли и соврать. Цену набить. Как романтично бы было!
- Знаете, я поправил всё. Вообще всё. Ваш Иван Павлович не будет теперь ни пить, ни курить. У него ничего нет в лёгких. Ничего, понимаете? И и ну, в общем не удивляйтесь его поведению там, на море.
- Чему это мне удивляться? - насторожилась женщина.
- Ну он опять и после долгого перерыва ай, ну всё вы понимаете.
- Вы это серьёзно? Или так, догадки? Простите. Да, это болезненная тема - согласилась Людмила. - Он здорово психовал по этому поводу. Столько лет прожили, а не понимал, что не это главное, когда любишь.
- Не это?
- Вы ещё молодой Нет, не это. Притерпелась бы. Замену бы не искала, - тонко улыбнулась она. - Но разве вам, мужикам объяснишь? Но в любом случае чуть не сказала «спасибо». Как мне вас благодарить?
Начиналось самое неприятное - проявление благодарности.
- А давайте так. Вот когда убедитесь, тогда и поблагодарите!- начал выкручиваться он.
- Где же я тогда идея! - женщина кинулась в купе.
- Вот, возьмите, - протянула она навороченный сотовик.
- Да что вы
- Берите - берите. И ещё видно, что вы попали в какой-то переплёт. Вот, возьмите
- Да я
- Бери - бери, - поддержала мать Светлана. - В таком прикиде в столице в момент заметут. - И пойдём выйдем. Разговор есть.
Мать не препятствовала - проводила парочку своим долгим взглядом.
- Скажи, ты вот так всё-всё-всё можешь? - поинтересовалась девушка, когда они заняли тоже место у расписания движения.
- Всё- всё- всё, - улыбнулся Максим.
- И даже это самое страшное?
- Смерть что ли? Нет не знаю
- Да не про это я. Про болезнь.
- Ты про рак, что ли?
- Не называй! Ну, можешь?
- Приходилось.
- И как, удавалось?
- Что ты выпытываешь? Спать уже хочу. Я же сказал - могу.
- Тогда Тогда давай вернёмся, а?
- Это ещё аааа. Ясно. И кто?
- Парень один. В хосписе сейчас. Талант. Нельзя ему умирать. Не всё написал. Ты послушай!
Девушка прикрыла глаза и нараспев, под какой-то романс начала:
Быть может, в самый первый раз
На лист бумаги строки не ложатся.
Мне тяжело писать для Вас
И этим с Вами навсегда прощаться.
Но всё же, до конца строки
Прочтя моё последнее посланье,
Хоть взглядом, хоть движением руки
Ответьте на невольное признанье.
Была недолгим счастьем дружба Ваша
Я ею больше жизни дорожил.
Но Вы не знали, не догадывались даже,
Что я Вас против воли полюбил.
Мне Вас любить нельзя, я это знаю,
И сердце ваше занято другим.
Простите за прощальное признанье,
Простите, коль обидел Вас я им.
Я ухожу. И от весны к весне
Для Вас я добрым эхом буду
Но Вы не вспоминайте обо мне,
Забудьте, как и все меня забудут.
- Ну как? - поинтересовалась Светлана, немного помолчав после последней строчки.
- Это он тебе написал? - глухо поинтересовался Максим.
- Ты что, ва-а-абще? Я бы уехала, если бы это он мне? Нет, я не его девушка. Я пока кошка - гуляю сама по себе.
- И лишь по весне с котом? - улыбнулся Максим.
- Бесчувственное животное! Сейчас и шутить? Когда он
- Но ты же сейчас едешь греть эээ ну все места, «когда он».
- Я не могла его спасти. Ты - можешь! Поехали. Вот, как раз табличка. Сейчас сколько? А вот - когда в обратном направлении. Не получается. Или Ну, подождём. Поехали, а?
- А предки?
- А, - махнула девушка рукой, - они поймут. Мама всё отцу разъяснит. Да и, как я поняла, не до меня им будет там, а? Пойдём.
Девушка влетела в купе и начала вытягивать свой чемоданчик.
- Мы выходим и едем назад, ма! - объяснила она свои действия.
- Но ведь подожди Да ты с ума сошла! - проняло, наконец, «ма». - Что за блажь! И вы тоже, взрослый уже человек
- Но ма, я не знаю, о чём ты Надо же Колю спасать! Николя - поэта. Ну ты же знаешь! А он - кивнула девушка на взрослого человека - он может.
- Вот оно что А я и не вспомнила
- Но он же мой одноклассник, а не твой.
- Я бы тоже подумала. Со временем Хорошо Вот ключи от квартиры Вот - от машины Мало ли Возьми на расходы. На двоих то нам меньше понадобиться А вы, молодой человек Вы и вправду сможете? Тогда удачи. И присматривайте тем за моей взбаламошницей.
- У тебя просто мировая мать! - проводил взглядом удаляющийся поезд Максим.
- Вся в меня! И отец, кстати, тоже. Ладно. Пока не придёт встречный, пойдём, подремлем в зале. Холодновато здесь.
Глава 18
Хоспис ударил по Максиму болью и обречённостью. Не верьте, что, благодаря уходу и доброму отношению, люди смиряются с неизбежным. Ну, старики, может быть. А остальные? Ведь сколько не сделано, не написано, не придумано, не прочитано, не увидено не не и не. Не дожито в общем. И здесь тебе объясняют - судьба твоя такая. Но ничего, ничего, зато тааам А почему я? Почему я должен идти «туууда» раньше тебя? И ты, который будет жить, когда меня зароют, пытаешься меня утешать? Хотя что ты понимаешь, утешальщик. Вот уколют меня, и боль пройдёт. Да чёрт возьми, почему не колют? Не время? Потерпеть? Ага, вот. Ладно И несчастный проваливается в мир недожитого. А потом всё начинается сначала. И только стихают разъеденные болезнью и морфием эмоции. Судьба И во всё уменьшающихся перерывах просветления пробуждается тяга к Богу. Увы, только как к надежде на продление существования. Теперь пусть даже хотя бы и «таам».
Николя - поэт ещё не дошёл до этой стадии. Он пытался не бороться, нет. Пытался дописать, дотворить.
- Не получается, - пожаловался парень Светлане, когда они поздоровались. - Знаешь, всё на какие-то мрачности сбиваюсь. А это? - А это волшебник, который тебя вылечит.
- Светка, я бы посмеялся, но больно. И сосед может всерьёз воспринять. Крику тогда не оберёшься. Важняк какой-то секретный.
- А чего он тогда здесь?
- А кому мы теперь нужны?
- Ну зачем ты так. Я же тебе говорю
- Послушай, Коля, - вмешался Макс, - давай договоримся не тратить зря время, а?
- Это ты здорово сказанул! Мне время сейчас Знаете, каждой минуте радуюсь. Почему раньше не замечал? Время - вперёд! Идиоты!
- Значит, договорились? Тогда вперёд, - взял быка за рога Максим и привычно простёр руки.
«Безнадёга, безнадёга, безнадёга» - завертелся какой-то мотив у Макса, когда он увидел, что же твориться внутри у поэта. Хотя, в хосписы других и не берут. Или не посылают? Ладно. Надо браться.
- Ты можешь как- то договориться, чтобы нам никто не мешал? - поинтересовался он у девушки.
- Меня скоро будут колоть, - а потом потом точно никто не обеспокоит, - уточнил Николай.
- Тогда всё. Давай домой. Отдохни, - кивнул Максим девушке.
- Но я
- Придёшь ночью. Будешь нужна. Всё! Не мешай! Видишь? - показал он на заскрипевшего зубами от боли парнишку. Не обращая ни на кого внимания, он приступил к уже знакомому нам целительству.
Когда он, шатаясь, направился к окну, его подхватили под руки, конечно же никуда не ушедшая Светлана и потрясённая увиденным медсестра, так и не уколовшая больного.
- Вы что это здесь? - поинтересовалась она, когда Максим, подпитываясь солнечными лучами, начал шевелиться. - Господи помилуй! - перекрестилась она, когда юноша оторвал от солнца свои глаза и взглянул своими чёрными глазами на неё.
- Вы колете и уходите. Ничего не происходит.
Медсестра согласно кивнула и тут же поспешила по своим делам.
- А тебе я что сказал? - повернулся он к Светлане. - Хочешь, чтобы и с тобой вот так? Ну!
- Не запряг, не нукай.
- Извини. Просто
- Вижу. Слушай, я себе смену сейчас вызову. Надо же тебе, ну, к солнышку.
- Шоу устроишь?
- Да ну тебя. Одноклассники. Наша тусовка. Даже пусть пара человек, а?
- А родители, или там другая родня?
- В такие хосписы при родне?
- Ясно. Ладно. Давай. А сама - до вечера.
И уже не вслушиваясь в разговор девушки по сотовику, Максим вновь простёр над больным своё поле.
Первой сменила Светлану девушка, которой, наверняка и был посвящен стих умирающего поэта. Хрупкая, ещё только начавшая формироваться девушка, да какое там «девушка» - девчонка, с простенькой причёхой и скромно одетая в джинсовую парочку. Что-то же разглядел поэт в этом пока что гадком утёнке. Но это его дело. Точнее, их дело, - поправил себя Максим, увидев, как взяла девушка Николая за руку, и как нежно тот пожал её маленькую лапку.
- Вот. Лечат меня по какой-то неведомой методе. Нужна помощь.
- Да всё, что угодно! - горячо воскликнула возлюбленная поэта.
- Сидеть тихо, не шуметь, больного во время сеансов не касаться. Только потом, когда я ну, увидишь, помогать мне подойти к окну, - проинструктировал новую помощницу Максим.
Затем они сменялись. Нет, не сменялись. Приходя на смену, они не могли уйти, не могли оторваться от созерцания чуда. Наступил вечер, затем ночь. Только к утру Максиму удалось унять боль и остановить процесс. Теперь предстояло главное сражение с гигантским, захватившим практически весь организм спрутом.
- Скоро будет обход, - сообщил своему целителю поэт.
- Обход? - тупо переспросил Макс.
- Ну да. Делают вид, что лечат. Как я понимаю, из милосердия. А мне действительно Боли то нет! - спохватился Николай. - Это когда меня кололи последний раз? Да-а-а. Но зато вы Может, прервёмся? Я догадываюсь, что вы можете их всех, как медсестру, но
- Поехали ко мне! Помоешься, переоденешься, и - с новыми силами, а? - тут же встряла в разговор Светлана.
- Действительно, надо же и А я побуду. Меня здесь знают, не выгонят, - осталась сидеть возле поэта его девушка, как максим уже знал - Тамара.
На такси ехали вчетвером - кроме уже известных девушек в «тусовке» было ещё и два парня, почему-то хмурых и неразговорчивых. Но в квартиру к Светлане пришли вдвоём. Шикарную, четырёхкомнатную, в невиданных Максимом ранее двух уровнях. Видал он, конечно, и дома покруче и даже дворцы. Но вот такое в обычном доме? Правда, и дом не совсем обычный - с консьержкой. Да-а, Иван Павлович, непростой ты мужичёк «душа нараспашку».
- Ты давай вначале в ванную, я пока тебе найду что отцовское. Он у меня тоже высокий. Только сутулится. Потом поедим. И поспишь. И не спорь, - вон на тебе лица нет.
- Давно уже нет, - привычно отмахнулся Максим.
- Ой, извини - спохватилась девушка. - Скажи, а помогло.
- Да, но всё ещё впереди. Суток на трое, прикинул Максим.
- Ну, проходи, проходи. Вот ванная. Горячая, холодная, пена, гель. Шампунь вот, мужской. Потом - вон полотенца. Какое покажется. Всё, я пошла. Ах да - вон халат, папин. Давай, не стесняйся.
А чего стесняться-то? Максим с удовольствием снял презентованную добрыми стариками одёжку и скоро нежился в тёплой воде. Даже это, чужое тело, всё- таки требовало ухода. Не подвело же оно его пока!
- Ладно, будем дружить! - растирая мочалкой рубцы и смывая давешний красный пот, констатировал Макс. - Если бы ещё фейс ну хоть чуть-чуть А то, вон, как все шарахаются. Хотя, может, так и лучше? Чтобы не липли к чародею, а?