Ну?
Равнодушный, негромкий голос убийцы оторвал его от судорожных размышлений. Отсутствие в руках твари хотя бы ножа и полное спокойствие, даже какая-то доброжелательность показались гораздо опаснее, чем яростные угрозы и размахивание перед носом орудиями пыток.
Меня зовут Ревайн, по прозванию Ревун. Последние пять лет у меня своя шайка была невольно Ревун скосил глаза вправо, где всего в сажени лежал в луже крови его помощник. Волна животного ужаса вновь накрыла его, на пару секунд лишив речи.
Угу. С проповедником знаком? Ещё пара орешков захрустела на крепких зубах.
Знаком. По его приказу вербую смелых и сильных мужчин в Армию Справедливости, вот как этих Ревун слегка кивнул на трупы. Я с Пророком почти с самого начала, три месяца скоро. Но в доверенные лица не попал, нет у него доверенных лиц. Всё только сам решает. Никто не знает, что ему завтра в голову взбредет. Ничьих советов не слушает, если заподозрит измену, отдает на растерзание толпе. Вокруг него одни фанатики! Верят каждому слову, смотрят ему в рот Ревуном овладело желание говорить, говорить как можно дольше. И не смотреть на существо, с комфортом расположившееся напротив.
А ты, значит, не фанатик?
Я нормальный человек! Свободный! Не для того я с рудников бежал, чтобы в кабалу к Тёмному соваться. Я человек простой, мне с сильным вожаком ссориться не в масть, а под ним жить можно, только подальше
В кабалу, говоришь с этого места поподробнее.
Да что там стоит Пророку рот разинуть и бред свой начать вещать, все вокруг с ума сходят! Скажет: прыгай! все прыгают, скажет: умри! лягут и умрут. Я сам видел, как он королевское войско встречать вышел. Оделся во все белое, на холмик у дороги забрался один совсем, остальным велел из лесу не показываться, и без оружия весь такой благостный, святость так и прет, аж противно! И как начал чушь свою нести! А голос-то, голос! У людей такого не бывает. В задних рядах все слышно было. Солдаты чуть не с первых слов разум потеряли, на колени попадали, слезами залились. А тех, кто устоял и «Слава Пророку» не завопил, голыми руками разорвали в клочья. И все это с такими просветленными лицами Ревун передернулся. И так везде. Много, один из ста в экстазе не забьется, услышав его голос. Какую бы чушь Пророк не приказал, все бегут и спотыкаются, выполнять побыстрее.
Угу а как тебе удалось не попасться? Или Пророку всё равно, верят ему или нет?
А я притворялся таким же чокнутым, как все. И на колени падал, и предателей топтал зато деньжат поднакопил эх!
А скажи-ка, приятель, ты магию распознаешь? Маг этот Пророк, или как?
Не знаю я насчет магии, а вот Ревун замялся, не зная, что теперь хуже, смолчать или правду сказать.
Ну? убийца равнодушно закинул в рот ещё горсть орешков, и слегка улыбнулся, добренько так.
Глаза у него как у тебя! Если бы Призывающий вытащил тесак или прикрикнул, Ревун бы ещё посомневался. Но после этой улыбки сам бы зарезался, да ножа нету.
Поточнее.
Тьма у него в глазах! Как только проповедовать начнет, так сразу будто не человек вовсе. Демонские глаза! Ужас, лёд и смерть! Говорит красиво, и всё про свет, про чистоту, вроде как о стране и народе заботится, а от самого Тёмным Хиссом так и несет, и в глаза если заглянешь, провалишься в бездну.
Кто-нибудь ещё рядом с Пророком это видит?
Не знаю. Были, но язык за зубами не удержали. Там только слово скажи против, да просто пукни без разрешения, и ты покойник! Может, кто и притаился, но я не знаю! Правда, не знаю! на последних словах Ревун сорвался почти на крик. Ужас перегорел, и им овладела злостьна Пророка, на тупых дружков, сцепившихся с Темной тварью, на весь мир, полный несправедливости.
Не ори ты так, убийца поморщился брезгливо. Что этот самозванец проповедует, подробнее.
Да что говорит, засилье Тьмы в Валанте, демоны наступают. Иссякла вера в сердцах людских, отвернулся народ от Света, погряз в заблуждениях. Что сам король Мардук под властью Тьмы, и надо его вразумить да глаза ему открыть. Что вторая королева то ли сама не человек, а демон, то ли детей королю от демонов Ургаша принесла, и настоящая наследница с королевской кровью в Валанте только одна, Ристана. А все другие дети короляприспешники тьмы, и сами тьма, и их надо скорее убить, чтобы очистить нашу землю от скверны что если допустить, чтобы принц-демон сел на трон, будет мор, глад, засуха и землетрясение, потому как земля не потерпит надругательства. И что все, кто не признает его Пророком, попадут в пылающую бездну после смерти, а кто уверует и поможет земле очиститься, вознесутся в Страну Звенящих Ручьев, к вечному блаженству. Ругал священников Райны, мол, тоже Тьме продались, распутничают и чистоту не блюдут. Помешался он на чистоте! Говорит, поля родить не будут, пока не рассеется тьма в королевстве, и жены, говорит, нечистые нарожают нечистых детей, потому как неверные все бред, одним словом. В его Армии даже маркитанток нет, всех встречных женщин, начиная с девчонок неразумных, объявляет нечистыми и фанатикам отдает. Смотреть противно! перед глазами Ревуна как живая встала попавшаяся с неделю назад в лапы Пророка девочка. Тогда-то он и сбежал от Пророка подальше, вроде как за пополнением. Сам на женщин и не глядит, чистотой и воздержанием кичится а только вот видел я, как мертвых мальчиков из его шатра вытаскивали по ночам. Ненавижу! Зачем только подался к нему!
Не поздновато раскаялся, Ревун? Я не священник, грехи тебе отпускать.
Да уж
Что там с армией?
Сброд, а не армия. Толковых военачальников у Пророка не водится, да и не стал бы он их слушать. Народу много, одних королевских солдат осталось не меньше тысячи, лихих людей сотен пять, да крестьян тыщи три набежало. Дисциплины никакой, грабят все, что по дороге попадется, оружия один меч на троих, да вилы с косами, да топоры. По окрестным селам уже всё подъели, скоро голодать начнут, оттого и собирается Пророк на Хурригсу напасть. Полководец он никакой, но понимает, что голодный сброд никакими божественными откровениями не удержать. И, сдается мне, скоро и на столицу пойдет. Хотя странно он ведет войско. Ни один нормальный военачальник по провинции так петлять не будет.
Неплохо ты в военных делах разбираешься для лихого человека.
Так я ж в армии служил четыре года, пока на рудники не угодил
И в порядке охраны разобрался?
А то. Да там и порядка-то нет. Каждый вечер и каждое утро тычет наугад, в какой отряд попал, тот и охрана. Только к нему подобраться непросто. Он к себе самых чокнутых фанатиков приблизил, назвал Новыми Священниками и Блюстителями Чистоты человек пятьдесят, наверное и они вокруг него толпой вечно крутятся. Они ему и еду носят, и мальчиков приводят, они же и закапывают.
Ну а спит он один?
В шатре один, а вокруг шатра человек двадцать стоит.
Что, всю ночь не спят?
Не спят, сволочи! Что им, твердолобым, ночь не поспать? Лишь бы Пророк доволен!
Нда сам его пришить хотел, а, Ревун?
Ну, хотел да без толку. Его место не занять. Только зря подставляться. Тьфу! Мотать надо было от него
Что ж не умотал?
Что при нем, если с умом, столько нагрести можно было
Ну а кто к нему подойти может поближе? С народом-то он беседует, или как?
Он не беседует, он с холмиков вещает. После королевской армии без сопровождения человек тридцати священников посрать не выходит, не то что с народом беседовать.
А еду кто ему готовит?
Тоже кто ни попадя. То у своих же солдат котел отберет, то сами священники кашеварят но всегда пробуют, прежде чем Пророку подать.
Что, и мальчиков пробуют?
Да нет мальчишек он чаще сам охмуряет. Много ли мальцам надо? Сами идут к нему, дурачки. Ну, изредка, если уж особо красавчик попадется, его и силком священники притащат, но самини-ни! Ревун с некоторым удивлением посмотрел на убийцу. Этому и не надо мудрить. Стоит кому из священников гладкие щечки увидать, всеми правдами и неправдами к Пророку в шатер поволокут, успевай только отбрыкиваться.
Убийца, словно прочитав его мысли, подмигнул. Догадливый, мол, да толку-то. Пораньше догадываться надо было, а не на девиц пялиться.
Э послушай я могу тебя провести к Пророку, а? Ну вроде как менестреля проще будет, а? И выбраться оттуда помогу, меня там каждая собака знает В нем всколыхнулась отчаянная надежда. Призывающий выглядел совсем мальчишкой Ревун понимал, что милость Тёмноговроде сухой воды, но ещё хоть немного времени вдруг удастся? Удавалось же как-то морочить Пророка, чтоб ему провалиться.
Куда провести-то? заинтересованно спросил белобрысый.
Ну через первые отряды, что по селам шастают, пройти не проблема, а вот нарваться на основную банду, или на священников никто не знает, что им в голову взбредет. Могут и менестреля пришибить со злобы, недоумки.
А где сейчас банда, и куда движется?
В Хурригсу, скорее всего. Или плутает поблизости. Я от них уходил шесть дней тому как, лиг двадцать пять до Хурригсы оставалось, от деревни Лысые Брожки. Так что Пророк может, и в городе уже. Но навряд ли, не привык он двигаться прямо и быстро. Все кругами, да петлями.
И что ты священникам скажешь?
А что для Пророка музыканта веду, мол, хочет балладу о его славных деяниях сложить. Мало ли чокнутых? Они сами такие, поверят. Если Пророком восхищаться до трясучки со слюнями, они всегда верят.
Неплохая идея. Что, на крови поклянешься?
Серьезные глаза и деловой тон убийцы подкинули дров в топку. Он уже почти верил, что удастся выкрутиться и на этот раз, и обещал Светлой Райне и молебен, и пожертвования, и праведную жизньот чистого сердца.
Да на чем хочешь поклянусь! Я жить хочу. А Пророк этот, чтоб его, пусть сдохнет, сволочь! в этот момент Ревун был искренен, как никогда. И был уверен, что и проведет убийцу, куда надо, и выведет, и что угодно для него сделает, только бы жить.
Лады. Руну сейчас нарисую, и клянись. Призывающий достал из рукава нож и наклонился, глядя ему прямо в глаза. Не бойся, не больно. И аккуратно вонзил лезвие в сонную артерию. Спи спокойно.
Последних слов Ревун уже не услышал.
Бледный до зелени трактирщик так с сидел у дверей, не решаясь лишний раз пошевелиться. Увидев Призывающего, стремительно взбежавшего по лестнице, он вздрогнул и непроизвольно вжал голову в плечи. Тяжелое предчувствие не оставляло его ни на секунду, но, встретив теплый и доброжелательный взгляд синих глаз, Брейгус немного расслабился. И даже постарался убедить себя, что не все так плохо, как кажется.
Юноша небрежно кивнул, намекая, что не худо бы убраться внизу. Трактирщик суетливо вскочил и засеменил к лестнице, пугливо прижимаясь к стене, когда мимо него легким неслышным шагом (по рассохшимся скрипучим половицам) пробежал убийца.
Лунный Стриж остановился перед дверью, прислушиваясь. Шикнул тихонько на замешкавшегося на ступеньках трактирщика, любопытного даже в преддверии собственного печального конца, отчего тот буквально скатился вниз, и тихо постучал.
Что? Кто там? отозвался Горик.
Послышались осторожные шаги. Лунный Стриж чувствовал напряженное ожидание с той стороны двери, и буквально видел всех четверых. Лусу и Горика, крепко держащихся за ножи, Ишрана с табуреткой над головой у самой двери, Павену, изготовившуюся метнуть все четыре лезвия сразу.
Лунный Стриж скептически хмыкнул и отступил немного в сторону, на всякий случай. Убивать циркачей не хотелось совершенно, и плевать, что там по поводу свидетелей говорит Мастер.
Ножи спрячьте, и табуретку опусти, Ишран. Лады?
Угу.
Хилл уловил звук очень осторожно опускаемой на пол табуретки и пару облегченных вздохов. Нацепив на лицо самую искреннюю дружелюбную улыбочку, открыл дверь и вошел неторопливо и спокойно, будто бывшие приятели не собирались только что его укокошить.
Ну, привет.
Так и есть, девушки у окна, Ишран справа, Горик слева. Обыкновенного бандита прищучили бы: стоят грамотно, позы вроде расслабленные, но в полной готовности к нападению или бегству, уж как получится. Старательный Брейгус выбрал комнату с крепкой решеткой на узком окне, без других дверей. Иначе были бы господа циркачи далеко за городскими воротами. Может, и к лучшему? Объясняться теперь, чушь очередную плести надоело.
Что, решили почтить память насильников минутой молчания? Так довольно уже. Хилл уселся на кровать, всем своим видом показывая полное доверие. Хотели меня о чем-то спросить? Ну?
Да о чем тебя спрашивать. И так всё понятно. Горик, в обычной жизни тихоня, в момент опасности взял на себя роль лидера. Что с нами делать будешь?
А что, обязательно надо?
Кто ж знает, что там тебе надо?
Ну и не знайте дальше. Шли бы вы, ребята, отсюда. Подальше да побыстрее. Только не на север и не в столицу. Вот Ирсида, например, благословенное место.
Что, прям так и отпустишь? с сомнением спросила Павена, явно не верившая в благоприятный исход.
Нет, пинка сначала дам, для скорости. Хилл начал раздражаться. Ты думаешь, мне это всё нравится? Думаешь, мне хочется тебя
Извини, Хилл. Просто
Просто ты не считаешь постель поводом для знакомства не важно. Купите себе лошадей, и сваливайте быстрее. Вот, вам хватит. Он высыпал в горсть несколько монет, отобрал из них четыре золотых и аккуратно положил на кровать рядом с собой. Не надо кидать в меня острыми предметами, милая. Я тебе ничего не обещал, как и ты мне.
Павена смотрела на своего бывшего любовника сквозь слезы, не понимая толком, то ли она злится на гнусный обман, то ли радуется избавлению от казавшейся неизбежной смерти, то ли грустит о прекрасной несбывшейся мечте, обернувшейся внезапно кошмаром. Кто бы мог подумать, что этот нежный и трепетный юноша, шептавший ей ночами ласковые глупости и заставивший впервые за долгие два года что-то почувствовать, окажется профессиональным убийцей. Не бойцом, не солдатомте не убивают так быстро, холодно и равнодушно, у них не бывает Тёмной бездны в глазах. Она не ожидала, что в его голосе прозвучит боль, и слово «милая» в его устах покажется холоднее и острее смертного приговора.
Мы можем идти?
Да. Только не через главный входнайдите окно какое-нибудь. Надеюсь, вам больше ничего такого не приснится. Удачи.
Лунный Стриж встал и направился к двери. И в спину ему прозвучало:
И тебе удачи, Хилл.
Тон Павены позволял надеяться, что она последует совету и уберется быстренько в Ирсиду. Или к троллям лысым, лишь бы подальше.
Расторопный Брейгус уже почти все убрал. Шесть трупов отправились в подвал, крови на полу практически не осталось. Трактирщик обернулся на звук шагов, подскочив на месте, как застигнутый врасплох заяц.
А э ваши друзья
Ушли черным ходом.
Но э
На, лови.
Лунный Стриж подкинул на ладони серебряную монету и кинул её унылому типу. Тот привычно потянул марку ко рту, попробовать на зуб, и на мгновенье забыл бояться. Этого мгновенья убийце хватило, чтобы одним длинным броском достать его и свернуть потную шею. Снова пачкать пол кровью, а потом убираться фи.
Подавился, какая незадача, хмыкнул Лунный Стриж, пряча ненужную больше трактирщику монету обратно в кошель.
Тело хозяина заведения отправилось вслед за остальными в погреб. Заодно из этого же погреба Хилл достал неплохой копченый окорок и бутылку приличного вина, хранимого трактирщиком то ли для особо важных гостей, то ли для себя.
Насвистывая пошлую песенку, Лунный Стриж закинул за спину гитару и несколько потяжелевший мешок. Вышел из таверны и, не оборачиваясь, направился на север, прочь из Асмунда.
Глава 7. Охота на пророка
239 год. Имперский тракт, конец весны.
Переночевав в маленькой деревушке неподалеку от имперского тракта, с рассветом Лунный Стриж отправился дальше. Всё, казалось бы, шло нормально. До Хурригсы предстояло добираться не меньше трех дней, если идти очень быстро. Одинокого менестреля встречные путники практически не замечали, погода стояла теплая и сухая, как раз для путешествия. Но какая-то мелочь всё зудела и зудела, будто голодный комар над ухом, не давая расслабиться. Ничего конкретного, ничего, за что можно было уцепиться и понятьчто же не так? Посетителей в таверне не было, и заподозрить в безобидном музыканте нечто другое некому и не с чего разве вот только циркачи? Но они казались достаточно напуганными, да и достаточно благоразумными, чтобы не путаться под ногами, а спокойно топать в Ирсиду. С лошадьми им достанет недели, чтобы оказаться за пределами Вланты.
Прощание с Павеной оставило медный горький привкус. Конечно, несложно было повернуть дело так, будто она его обидела, а не наоборот. И он действительно ничего ей не обещал. Но до сих пор она была единственной женщиной, с которой он провел целую неделю, и не отказался бы продолжить. Да, с самого первого момента, как Хилл решил отправиться в путь вместе с четырьмя артистами, он списал циркачей в расход. И всё это время, что жил с ними, делил еду и ночлег, занимался любовью с Павеной, Лунный Стриж совершенно спокойно допускал, что все четверо вскоре погибнут. Как многие до них, чья судьба свела их с Призывающим Тень.
Мастер давно ещё предупреждал учеников, что Тёмный Хисс дорого берет за покровительство. И расплачиваться придется кровью, причем не только заказанных жертв, но и многих из тех, кто просто окажется рядом с Посвященным, вышедшим на охоту. «Никогда ни к кому не привязывайтесь! Считайте всех, кто встретится вам на пути, мертвецами. Темный Хисс в любом случае возьмет свое, и не откажется от кусочка вашей души прямо сейчас», эти слова Мастера Тени Лунный Стриж помнил всегда, и следовал им до сих пор. До вчерашнего дня. Пока не подарил жизнь четырем мертвецам, оставив с ними кусочек своей души. Он надеялся, что им удастся обмануть судьбу, хотел верить в то, что нарушил строжайший запрет и поставил под угрозу собственную жизнь не зря. Но опять но. Тёмный Хисс не любит выпускать из зубов теплую и сладкую плоть жертв.
Некоторое время Лунный Стриж шел не по тракту, а вдоль него, по лесу. Разонравилась ему дорога. Он слишком привык доверять интуиции, чтобы проигнорировать морозный укол тревогилучше немного потерять в скорости, чем нарваться на лишние неприятности.
Хилл только под вечер выбрался обратно к тракту. И обругал предчувствия последними словами, услышав впереди недвусмысленные звуки. Ржание испуганных лошадей, грубый мужской хохот, мучительные женские вскрики он или опоздал, или поторопился. Скорее, опоздал.
На ходу нырнув в Тень, Лунный Стриж выбежал на опушку. Рассматривать, на кого напали грабители, времени не было. Да и какая, к демонам, разница? Пятеро вонючих уродов насиловали распятую на земле женщину, которая уже не сопротивлялась, лишь тоненько и жалобно стонала, ещё одна девушка сломанной куклой валялась на окровавленной траве неподалеку. Три мертвых мужских тела лежали чуть ближе к дороге, и один разбойник сидел, привалившись спиной к дереву и с руганью заматывая раненую ногу тряпками.
Одним взглядом оценив открывшуюся картину, Лунный Стриж невидимым вихрем налетел на пятерку озверелых тварей, вырывая глотки, проламывая тонкие височные кости и расшвыривая агонизирующие тела. Он не стал даже вынимать оружие, дав волю яростиТёмный Хисс любит пить смерть через руки Посвященных. Раненый разбойник не успел толком понять, что за странная напасть приключилась с приятелями, как свистящая тьма обрушилась на него, и он отправился вслед за остальными.
Лунный Стриж боялся присмотреться к мертвым телам, боялся отереть кровь с лица умирающей девушки и слышал где-то по ту сторону Тени злорадный смешок.
Павена снова застонала, и он опустился на землю рядом, прикладывая флягу с водой к искусанным, разбитым губам. Вода полилась по щекам, промыла в кровавой маске чистые дорожки, губы слегка приоткрылись. Девушка рефлекторно глотнула, приоткрывая затуманенные болью полубезумные глаза. Она не узнавала человека, склонившегося над ней. Боль и животный ужасвсё, что осталось от неё. И желание умереть поскорее, только бы не бояться больше.
Павена Глаза оставались такими же бессмысленными и туманными. Прости, милая.
Лунный Стриж бережным и точным прикосновением к тонкой, покрытой кровоподтеками и ссадинами шее прекратил её страдания, и нежно поцеловал ещё теплые, но уже неживые губы.
До Хурригсы Лунный Стриж добрался без особых затруднений, оставив десять человеческих и четыре лошадиных мертвых тела в овраге неподалеку от тракта. Пришлось, конечно, изрядно задержаться, перетаскивая тела и заваливая их ветками, но не оставлять же у дороги, чтобы у каждого прохожего возник естественный вопросесли здесь и путники, и разбойники, то кто ж тут был ещё? Хоронить их по всем правилам Лунный Стриж просто не могна это ушел бы целый день, и выкопал только одну могилу, для Павены. Собрал у остальных все оружие и мало-мальски ценные вещи, и положил с ней рядом, покрыв свежевскопанную землю дерном, чтобы никому не пришло в голову полюбопытствовать, что здесь спрятано. Прочел импровизированную молитву Светлой Райне, потому как настоящих не знал отродясь. И всю следующую ночь продирался сквозь сплетенные колючие ветви, раздираясь в кровь об острые сучья, слыша, как Павена зовет его, и снова не успевая и снова закрывая невидящие глаза.
Слишком занятый собственными переживаниями, он почти не обращал внимания на происходящее вовне, отмечая только явные признаки приближения бедствия под именем «Пророк». Все больше бедно одетых, даже оборванных путников попадалось навстречу, в основном женщин с детьми и стариков. Все неприветливей встречали в придорожных поселениях бродячего менестреля, всё больше заброшенных домов с укором взирало на мир мутными окошками. К счастью для местных лихих людей, никто из них не польстился на одинокого музыканта, хотя Лунный Стриж иногда выискивал взглядомне сидят ли лесные удальцы у дороги? Свернуть пару-другую немытых шей он бы сейчас не отказался.
В последнюю ночь перед Хурригсой он провел в небольшой деревушке всего в лиге от города. Поначалу местные жители отворачивались, завидев паренька с гитарой, а одна молодая женщина кинула в него из-за забора комком грязи. Ни одного приветливого, ни даже просто спокойного лица, только страх и озлобление, гнев и гореи половина дверей заколочена.
Лунный Стриж не стал и пытаться пороситься на ночлег, уселся на бревно с краю пыльной деревенской площади, молча расчехлил гитару, и так же молча заиграл. Не для сельчан, для себя. Всё, что терзало его последние дни, всю свою боль и разочарование, вину и горе он выплескивал звоном и плачем струн в темнеющее небо, в густой, застывший вечерний воздух. Лунный Стриж рассказывал свою печальную повесть звенящим цикадам и ночным птицам, первым звездам и пустым окнам.
Вскоре вокруг собрались почти все оставшиеся в деревне люди. Они подходили тихо, пряча глаза, и, не говоря ни слова, останавливались неподалеку. И просто слушали случайно забредшее в их грустную жизнь музыкальное волшебство, откликающееся в душах, исторгающее слезы из глаз и дарящее успокоение сердцам.
Когда смолкли последние звуки, так же тихо селяне разошлись по домам. Лишь та самая женщина, что запустила в него грязью, не ушла. Она стояла напротив, не утирая слез, и смотрела на него. Смотрела, как он осторожно убирает гитару в чехол, как набирает воду из колодца и пьет, как закидывает за спину гитару и дорожный мешок, как делает первый шаг прочь из селения, мимо неё и тогда она, всё так же не говоря ни слова, приблизилась и взяла его за руку.
На следующее утро, с рассветом, Лунный Стриж продолжил путь.
Когда он уходил, женщина, с которой он так и не перемолвился ни словом, ещё спала, мирно свернувшись клубочком и улыбаясь чему-то своему. Несколько секунд он постоял, глядя на неё и осматривая при свете наступающего дня её дом. Судя по нескольким сложенным на сундуке мужским вещам и огромному топору, воткнутому в колоду под окном, муж покинул её не так давно. Не надо было быть оракулом, чтобы догадаться, куда он подался. Так и не разбудив женщину, Хилл взял одну из чистых рубах с сундука, положил сверху несколько монет и тихо прикрыл за собой дверь.
Войти в Хурригсу оказалось не так простотракт был забит повозками горожан, не желающих оказаться в городе, занятом армией мятежников. В воротах толчея стояла невероятная. Телеги сталкивались и застревали, придавливая обезумевших от криков и боли лошадей, между ними пытались протиснуться целые семьи, не имеющие лошадей и везущие скудные пожитки на ручных тележках либо же просто на себе. Лунный Стриж с трудом пробрался в ворота, не меньше дюжины раз обруганный удирающими от опасности жителями города.
На небе сияло ласковое весеннее солнце, но не могло рассеять мрак обреченности, такой густой и въедливый, что им, казалось, пропитались даже булыжники мостовой. Хурригса ещё делала вид, что сопротивляется, и на стенах её толпились солдаты при полном вооружении. Но с первого взгляда становилось понятно, что город сдастся сразу, стоит Пророку потребовать открыть ворота.
Пробираясь по узким улочкам, Лунный Стриж прислушивался к разговорам прохожих. Ничего нового и интересного он так и не услышалобыкновенные слухи и бредни перепуганных до смерти людей. Зато на центральной площади, перед ратушей, на это самое интересное он буквально наткнулся. Три человека в белых балахонах и с обритыми головами вещали с перевернутой телеги собравшемуся народу, потрясая в воздухе грубыми деревянными кругами, окрашенными в белый же цвет, символами Светлой Райны.
Смысл их выкриков сводился к увещеванию горожан открыть ворота Пророку, пасть перед ним ниц, уверовать и присоединиться к Армии Справедливости. Проповедники с фанатично горящими глазами обещали, что все скопом уверовавшие будут сразу внесены в списки чистых и праведных, после смерти прямиком и без очереди пойдут в Страну Звенящих Ручьев, под сень Светлой, а ревнители скверны отправятся к Тёмному Хиссу, как только попадутся в руки Новых Священников.
Эти самые «священники» произвели на Лунного Стрижа впечатление недоумков, тупо повторяющих чужие слова, не вникая особо в смысл. Нет, они верили во весь тот бред, что орали, срывая глотки и брызгая слюной от усердия, но вряд ли понимали, как глупо и нелогично звучат их речи. Но народ слушал, открыв рты и развесив уши, и многие из собравшихся уже готовы были побросать все и бежать навстречу Пророку. Это казалось бы смешным, если бы Хилл не видел, к чему привела доверчивость таких же дураков, а особенно их жен и детей. Если бы не видел невспаханных и незасеянных полей, обещающих в недалеком будущем голод на земле, что приносит три урожая в год.
Судя по словам фанатиков, Пророк не позже завтрашнего дня должен был подойти со своей ордой к Хурригсе. Всего на несколько минут Хилл задержался, раздумывая, не проще ли будет подождать жертву прямо в городе, где добраться до проповедника несравненно легче, и скрыться потом без малейших проблем. Но представил себе, сколько народу расплатится за его промедление собственными жизнями, разозлился и обругал Тёмного покровителя, вечно алкающего крови, последними словами. А заодно и себя, за трусость. Руки так и чесались сподобить фанатиков поскорее встретиться с их богом, раз уж они так этого хотят, но вряд ли распаленная проповедью толпа оценила бы его бескорыстную помощь по достоинству.
Неподалеку от северных ворот Лунный Стриж зашел в таверну. Как ни странно, темный душный зал был набит биткомгородская стража напивалась с утра пораньше в трогательном единении с бандитскими мордами, городскими нищими и совсем уж невразумительной публикой. Но пообедать ему все же удалось, как и не встрять в одну из мелких пьяных стычек.
Заплатив изумленному владельцу заведения серебряную монету вперед, он снял комнату на три дня. Не то что Хилл собирался тут жить, но только безмозглый тролль попрется к Пророку под видом менестреля, с ног до головы увешавшись оружием. Да и что за бродяга с парой полных кошелей?
Он сложил все лишнее попросту на кровать, оставив только гитару и тощий заплечный мешок с запасной рубахой, флягой и половиной хлеба. С сожалением распрощался с тщательно подобранным снаряжением и покинул таверну, спрыгнув из окна второго этажа на пустой задний двор.
Из слухов удалось понять, что Пророк подходит к городу с северо-запада, то есть искать его нужно несколько левее Имперского тракта. Карту этих мест Лунный Стриж запомнил ещё в Суарде, и достаточно оказалось одного только названия «Кривые осинки», чтобы сориентироваться на местности. Предстоял совсем короткий путь по проселкам, не больше трех с половиной лиг. И то, он рассчитывал встретить бандитский сброд раньшев двух лигах от Хурригсы, на берегу речки Ворки. Там располагалось большое село, отличное место для ночной стоянки банды.
* * *
Не, Кабан, зря ты так. Бабы, они короче, ну как без баб-то, а? Ты сам посуди! Вот вернешься ты домой, а там жёнка твоя пирогов испекла, борща наварила, румяная да горячая чем плохо-то?
Ну да! Пока я тут воевал, она-то, небось, к мельнику бегала! Правильно Пророк говоритвсё зло от баб! Сосуд скверны, во!
Подумаешь, к мельнику! Дашь ей в глаз разок-другой, чтоб крепче любила, да в койку. И никакого мельника больше не вспомнит у тебя баба-то дома осталась? А, Кабан?