Принцесса сидела на деревянном табурете, опираясь локтем на стол, заставленный всякой магическойпо крайней мере, ему казалось, что магическойвсячиной. Она выглядела несколько усталой и напряженной. Подозвав его к себе, Шу потянула его вниз, заставив опуститься на колени, так, что их глаза оказались на одной высоте. Она с тревогой вглядывалась в него, будто ища что-то в глубине его зрачков. Наконец, принцесса провела двумя руками по его щекам, назад под волосы, её руки сомкнулись у него на шее, а глаза продолжали пристально изучать его. Тигренок чувствовал, что сейчас произойдет что-то очень важное, но не мог понять, плохое или хорошее. Он старался приникнуть в её мысли, угадать, о чем она думает, но натыкался словно на гладкую зеркальную поверхность, под которой прятались её эмоции. Её прикосновение не было ни ласковым, ни чувственным, а нервным и тревожным. И вдруг легчайшая улыбка проскользнула по её сжатым губам, руки на миг напряглись, и перед ним оказался его ошейник, разорванная и разогнутая полоска железа.
Недоумение, а потом облегчение и радость охватили его. Боги, неужели? Неужели она освободила его, сняла, наконец, с него этот проклятый кусок железа? Неужели он больше не раб? Он свободен? Хилл схватил её руки, из которых выпал и со звяком отлетел в сторону ошейник, и приник к ним губами, переполненный счастьем и благодарностью. Ему казалось, что всё его прошлое потеряло значение, что теперь он сможет просто быть рядом с ней, неважно, как, неважно, кем, но только не домашней зверушкой, не невольником. Он ждал, что она скажет емуостанься здесь, со мной. Он ждал, что она
Властная, жесткая рука приподняла его за волосы и в него вперились ледяные тёмнофиолетовые глаза, клокочущие горечью и гневом. Её лицо напоминало грозовую тучу, вокруг неё сверкали и жалили его голубые молнии. «Что случилось? Чем я её обидел? Почему ей больно, почему она сердится? Что я сделал не так? Разве она сама не сняла с меня знак рабства?» сияющая солнечная улыбка слетела с него, сменившись растерянностью и болью, словно обжигающей и раздирающей его изнутри.
И не мечтай, Тигренок, её голосом можно было резать стекло и замораживать птиц на лету. Непроницаемая маска треснула, и её разочарование, её обида, её горечь выворачивали его душу наизнанку. Словно это её поманили свободой и снова посадили на цепь. Ты не уйдешь от меня так просто.
«Я не собираюсь уходить, разве ты не видишь? ему хотелось кричать от безысходности. Посмотри на меня, Шу, я люблю тебя, я останусь с тобой, только позволь», он не мог сказать ей ни слова, только склонил голову покорно, и ждал.
Шу не видела его перед собой, не чувствовала его, не слышала непроизнесенных слов, ослепленная собственной болью. Он так обрадовался свободе, у него будто выросли крылья, готовые в ту же секунду унести его в бескрайние просторы. На свободу. От неё. Ей казалось, что он позабыл о ней, что её любовь не имеет для него значения, что он сейчас же хочет покинуть её, бежать без оглядки. Что в его прикосновении больше не было той упоительной страсти, той жажды и пыла, что утром. Только благодарность, и стремление на свободу. Холодными, непослушными руками она взяла со стола полоску звездного серебра, испещренную рунами, и, откинув мягкие пряди с его покорно подставленной шеи, замкнула защитный артефакт, еле удерживая слезы.
Ощутив снова прикосновение металла к коже, Тигренок вздрогнул. Её пальцы снова не были ласковыми, но и не причиняли боли. Они были равнодушными, холодными, будто неживыми. От её рук исходила горечь, от её рук веяло одиночеством. Он хотел было потянуться к ней, но невольно отпрянул, встретив чёрную пустоту, воющую полярной метелью, в её взоре. Принцесса оттолкнула его, вскочила, и, подобно смерчу, унеслась из комнаты, и через секунду за ней хлопнула дверь. Тигренок остался опять один.
Придавленный непониманием, досадуя на себя за неуместную радость и неоправдавшуюся надежду, Хилл медленно, словно каждый шаг причинял ему страдания, спустился обратно в свою комнату и уселся на подоконник. Не в состоянии размышлять и анализировать, он был до краев заполнен болью.
«Как просто, когда сломана кость, сожжена кожа или разорваны мышцы. Нужно немного потерпеть, наложить повязку, и всё пройдет. Как просто! А что делать, если болит что-то внутри, что-то несуществующее? Что-то, чему нет названия? Ведь сердце не может так болеть, это всего лишь мышца, и душа не может, она ведь нематериальна? Почему тогда невозможно вздохнуть, невозможно шевельнутся, невозможно открыть глаз? Почему не хочется ничего, даже снять проклятый ошейник? Почему я сижу и прислушиваюсь, не хлопнет ли дверь снова, не послышатся ли её шаги?» Хилл вдруг понял, отчего ему так больно. Не от того, что его внезапная, и оттого такая пронзительно яркая и острая надежда обернулась ложью. Не от того, что снова его шею холодит металл. От её разочарования, от её обиды. От того, что он невольно причинил ей боль, и теперь чувствует её, как свою.
Хилл бездумно потрогал свой новый ошейник, пытаясь понять, зачем она его поменяла. Он даже не видел, что именно Шу на него одевает, но теперь, немного придя в себя, смог снова немножко соображать. И чувствовать что-то, помимо душевных терзаний. Полоска металла на шее так отдавала магией, что Хилл удивился, как это он умудрился сразу не заметить? Такой силы магические артефакты встречались ему далеко не каждый день, если вообще встречались хоть когда. Все охранные заклинания, руны, нити, ловушки, глушилки, попадавшиеся ему, ни в какое сравнение не шли с тем, что одето на нем. Такими артефактами Гномий банк охранять. От воров, землетрясений, пожаров, колебания обменного курса и нападения Тёмных магов одновременно. Пожалуй, если на него вздумает свалиться Красный Дракон с Западных ворот, эта железка отшвырнет его, как пушинку. И даже не нагреется. Зачем, интересно, такие меры предосторожности? Чтобы не убежал? Но как раз сбежать ошейник и не помешает. Лунный Стриж совершенно точно теперь знал, что без малейшего труда может сам снять наглухо сросшуюся на нем полоску звездного серебра? Она нацепила на него артефакт ценой в баронское поместье.
От этой мысли Хилла охватила странная слабость, и он со вздохом прислонился к каменной стене. Ещё раз оглядел свою одеждуне показалось ли ему вчера, что слишком знакомые вензеля на купальном халате? На подкладке камзола, небрежно сброшенного на кресло, обнаружились в точности такие же. Геральдический единорог с цветущей веткой терновника. Королевский герб. Что-то не верилось, что принцесса каждую свою игрушку одевает в камзолы любимого брата, Его Величества. Или, скорее, отца, покойного МардукаЕго Величество Кей пониже и потоньше, было бы мало, а этокак раз. Хисс! Она хотела защитить его, и, пожалуй, теперь Хилл даже понимал, от кого. В такой броне ему даже Придворный Маг не страшнее легкого насморка. В смысле, чихать на него можно. Наверняка и была такая усталая, он же видел её покрасневшие глаза, потому что этот артефакт делала. Для него. Какой же он болван! Он вспомнил, как обрадовался свободе, как ей показалось, что он только и мечтал всё это время, как слинять!
Но как исправить, как показать ей, что ему не важна эта демонова свобода, что единственное, чего он хочет, так это её любви? Пусть даже не любви, пусть даже просто быть рядом, хоть какое-то время. Служить ей игрушкой, развлекать её, боги, да что угодно! Только пусть ей будет хорошо, он готов на всё для неё! Может быть, написать ей письмо? Как глупо. Почему он вынужден молчать? Почему она не хочет говорить с ним? Насколько всё стало бы проще
Взгляд его устремился за окно, на желтеющий сад, на разноцветные дорожки, на последние осенние цветы. Розовые, желтые, белые, синие, лиловые хризантемы, острые и нежные, как её глаза он никогда не дарил женщинам цветов, считая это сентиментальной глупостью. Но сейчас эта лиловая звезда, хрупкая, покрытая влагой недавнего дождя, влекла его неудержимо. Всего минута, туда и обратно. Он помнил, что Шу велела ему не выходить из комнат, но он же не собирается сбегать? Всего лишь сорвать для неё цветок. Принцесса ведь не сможет не понять его, если он принесет ей сиреневую колкую звезду
Глава 10
239 год. Суард, за две недели до Осенних гонок.
Принцесса выскочила за дверь, чуть не до обморока напугав собственных стражников своим диким видом. Только увидев, как гвардейцы отшатнулись он неё, крепче хватаясь за церемониальные алебарды, она сообразила, что не стоит демонстрировать кому не попадя разброд и шатания в собственной душе. Привычная маска высокомерия и равнодушия снова приклеилась к лицу, ураганные завывания свернулись внутри в тугую болезненно острую спираль, оставив снаружи безмятежную гладь полного штиля.
Нарочито неторопливой походкой Шу отправилась в сад. Немного побродить в тишине и одиночестве, успокоиться и подумать. Самое главноеуспокоиться. При воспоминании о счастливой улыбке, осветившей его лицо, принцесса чувствовала себя гадкой, скользкой болотной тварью и убийцей младенцев. Она уже перестала понимать, зачем мучает его и себя. Не проще ли отрезать раз и навсегда, смириться с тем, что двуличные боги посмеялись над ней, показав на миг, что могло бы быть, и тут же отняв. Зачем? Зачем ей это знать? Могла бы всю жизнь прожить и не встретить его, и не догадываться о его существовании, и не терзаться бесплодными мечтами. Считала бы, что ничего такого просто не бывает. Как было бы спокойно и просто! Теперь Шу, похоже, начинала лучше понимать Рональда. Будь она Тёмной, у неё не возникло бы никаких сомнений, имеет ли она право таким жестоким способом вырывать у судьбы возможность счастья. Не думала бы о том, чего он хочет, больно ему или нет. Просто брала бы то, что хочется, и плевать на всех.
Но Шу прекрасно понимала, что, будь она Тёмной, ей и не нужен был бы Тигренок. Не нужен был бы никто. И она даже не понимала бы, что бывает иначе. Демоны, как же она ненавидела свой Сумрак! Тьма и Свет, вечно рвущие её на части. Она осознавала, что многие её желания и стремления, как и её методы достижения цели, скорее пристали Тьме, но, в то же время, её совесть явно была порождением Света. «Несносный грызун! Если слушаться его, то можно сразу сложить лапки, взять брата за ручку, и, посыпая главу пеплом, удалиться по монастырям. А там уже с чистой совестью молиться Светлой Райне, чтобы защитила Валанту от произвола Тёмного, потому как что-то предпринимать против негосовесть не позволяет. Тьфу! Морить этих грызунов. Крысиного яду на эту совесть нет».
Философский диспут с умным человеком, то есть с собой, любимой, помог принцессе успокоиться и несколько трезвее посмотреть на ситуацию. При мысли о Тигренке ей больше не хотелось вцепиться всеми десятью когтями в совершенное лицо, растоптать, растерзать его, уничтожить это чудесное, прекрасное существо, чтобы, если уж не досталось ей, то больше никому. Она вспомнила его склоненную голову, растрепавшиеся золотистые волосы, грусть и покорность в небесных глазах. Вспомнила его порывон же хотел обнять её, потянулся к ней и она сама оттолкнула его. Боги, наверное, лишили её разума. «Что я творю?» ей захотелось тут же бежать обратно, к Тигренку и что она ему скажет? «Извини, любимый, но я всё равно не отпущу тебя? Мне всё равно, что ты хочешь быть свободным, мне всё равно, как и почему ты оказался здесь, мне всё равно, что у тебя были совсем другие планы на твою жизнь нда, очень убедительно. И он, разумеется, ответитконечно, дорогая, плевать на ошейник, плевать на мою гордость, плевать на мое прошлое, настоящее и будущее, я с радостью останусь твоей домашней зверушкой. Ага. Ну, а как иначе? Это же предел его мечтанийголовокружительная карьера котёнка при принцессе. Ширхаб. Три раза ширхаб. Всё, хватит. Есть цель, и есть план. Пока не придуман план поудачнее, будем придерживаться имеющегося».
Поглощенная неприятными раздумьями, Шу обошла сад и вернулась обратно к боковому входу во дворец. Поднимаясь по лестнице, она столкнулась нос к носу с ненаглядным братцем. Его Величество в сопровождении Зака и изрядной толпы придворных величественно шествовали по своим делам. Увидев сестренку. Его Величество неприлично обрадовались и повелительно провозгласили:
Ваше Высочество, не изволите ли присоединиться к нам за обедом? Шу в белых тапочках видала сейчас этот торжественный обед. Ей самой завтра предстояло изображать из себя демон знает чтои церемониальный обед в обществе фрейлин входил в программу издевательств. Но стукнуть братца в лоб и высказать всё, что она думает по поводу наглого шантажа и притеснения она не могла. При такой-то толпе! Пришлось лучезарно улыбнуться, присесть в реверансе и согласиться.
Буду счастлива, Ваше Величество, не удержалась, украдкой показала ему язык, благо никто не видел. Ну, не считая Зака.
Кей, пользуясь возможностью хоть на некоторое время избавиться от невыносимой любезной болтовни (какой придурок решил, что короля непременно нужно развлекать?), предложил принцессе руку и во всеуслышание заявил:
Господа, у нас с Её Высочеством конфиденциальный разговор, господа, разумеется, тут же навострили уши, но хоть притихли. Конфиденциальный разговор начался с рассказа сестренке бородатого пошлого анекдота про мельничиху, баронессу и лесных разбойников. Кей поведал Шу эту в высшей степени познавательную историю (раз, наверное, в двадцать пятый) с таким серьёзным выражением лица, и таким заговорщицким шепотом, что у господ придворных уши дружно вытянулись и покраснели от напряжения. Кей слегка повысил голос к окончанию историион же добрый король, заботящийся о подданных! чтобы все любопытные смогли услышать, какие государственные тайны изволит обсуждать Его Величество с Её Высочеством. Шу от души посмеялась над чудным зрелищем вытянутых физиономий и повисших ушей. Ей очень хотелось поделиться с братом своими переживаниями, но не при посторонних.
Эрке, разумеется, ещё с утра обмолвился королю о новом необычном приобретении принцессы, и Кея разбирало любопытство. Он не одобрял подобных забав, считая их уделом Тёмных, и не пытался убедить Шу прекратить это безобразие только потому, что таким образом она могла помочь отцу. Но теперь, когда Мардука больше нет, он не хотел, чтобы сестра продолжала издеваться над рабами. Правда, Эрке сказал, что в этот раз всё несколько по-другому. Но не устраивать же ей допрос с пристрастием на публике? Ничего, вечерком, спровадив надоевших до зубовного скрежета подхалимов со шпионами, он до сестрички доберется. А пока можно о всяких глупостях поболтать, типа скачек.
Еженедельный торжественный обед Его Величества с приближенными проходил в Зеленой гостиной, и, по идее, устраивался для того, чтобы молодой король мог поближе познакомиться со своими подданными и выбрать новых людей себе в свиту. Удостоиться приглашения стремились все молодые отпрыски знатных семейств, пускаясь ради этого на всевозможные ухищрения. С началом регентства поток жаждущих приобщиться к королевскому двору несколько приуменьшился, но все равно не иссяк. Кей не особенно приветствовал обилие новых лиц, предпочитая старое и проверенное зло новому, а ничего хорошего от юных честолюбцев он не ожидал. По-настоящему достойных людей Королевский совет, целиком покорный воле Ристаны, в любом случае к нему не допустит, а ещё раз попадаться в лапы так называемых друзей, заботливо подобранных Регентшей, Его Величество не собирался.
Целый час Шу просидела как на иголках, убивая время обсуждением предполагаемых фаворитов, жокеев, перспективами графа Ванорма и в этом году оставить за своими конюшнями первое место, и подобной ерунды. Не ожидай её дома Тигренок, она бы с удовольствием продолжила бы разговор на эту тему, попутно шпыняя тщеславный молодняк, но сейчас она поняла, что полностью потеряла интерес и к скачкам, и к боям, и к подколкам. Кей предложил ей прогуляться вместе с ними в город, заглянуть на пару-тройку приемовявить королевскую милость, послушать менестрелей и просто проехаться по улицам Суарда, показаться народу. Но принцесса так выразительно глянула на брата, что он передумал повторять свое приглашение во всеуслышание. Правда, под конец обеда не удержался, чтобы не поехидничать.
Да, Ваше Высочество. Помнится, не далее, чем на прошлой неделе, вы говорили, что заказали себе какого-то особенного кота, когда Кей изображал из себя светского болванчика, Шу хотелось то ли смеяться до слез, то ли стукнуть его чем потяжелее. Нам интересно, когда же вы представите его ко двору?
К удивлению Кея, вместо того, чтобы разозлиться и позабавить братика, Шу просияла улыбкой:
Наверное, на балу. Но если Ваше Величество желает, могу показать вам его завтра.
Неужели его наконец доставили?
О да, Ваше Величество. Только вчера.
И как же называется порода?
Тигровый кот, Ваше Величество. Очень редкая порода, требует особого обращения.
Очень интересно, Ваше Высочество. Пожалуй, мы не откажемся завтра на него взглянуть. А что в этой породе такого особенного, что стоило везти столь долго? И, кстати, сколько вы за него заплатили?
О, сущие пустяки, он мне обошелся всего в две сотни золотых, ради завистливо-восхищенного вздоха придворных Шу прибавила к десяти золотым стоимость ошейника из звездного серебра. Зато окрас!
Наверное, полосатый? Кей с некоторым подозрением глянул на неё. Проницательный братец, шалости за лигу чует.
Нет, не полосатый. Золотистый, с синими глазами, Шу состроила физиономию понаивнее. Даже глазками похлопала.
Таких котов не бывает, Ваше Высочество.
Ну, это не совсем кот
А кто же?
Завтра увидите, Ваше Величество. Вы позволите вас покинуть?
Позволим. Не забудьте, Ваше Высочество, вы обещали.
Ну что вы, Ваше Величество! Я никогда не забываю своих обещаний. На прощанье Шу одарила собравшихся фирменной улыбкой голодного василиска. Просто так, чтоб не расслаблялись.
Подходя к своим комнатам, Шу сообразила, что оставила Тигренка без обеда. Будь он настоящим котом, удрал бы от такой заботливой хозяйки при первом удобном случае. Или все диваны подрал, чтобы хозяйка поняла, что он о ней думает. Ладно, ещё не поздно.
Шу огляделась в поисках слуг, чтобы послать на кухню, но никого не было. Тогда она попросту послала одного из стражников у двери распорядиться об обеде. Стражник странно на неё посмотрел, будто хотел о чем-то спросить, но промолчал. Не придав этому значения, Шу зашла к себе. Она надеялась снова услышать, как Тигренок играет, но рояль молчал. Гостиная была пуста. Шу поднялась в кабинет, но Тигренка не было и там.
«Странно, что он забыл наверху?» подумала принцесса, начиная волноваться.
Тигренок, ты где? Тигренок!
Он не откликался.
Шу взбежала на третий этаж, распахнув дверь, осмотрела спальню. Потом на четвертый, но и в лаборатории его не было.
Ширхаб!!! Куда он подевался? Он что, сбежал?!
Выругавшись, она закрыла глаза и сосредоточилась: знакомая аура обнаружилась совсем близко, Тигренок как раз входил в дверь. Шу замерла:
Держи себя в руках спокойно считай до ста
Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не устроить сей момент ураган, Шу пошла ему навстречу. Гнев и страх рвались наружу: а если бы его увидел Рональд? Представив себе, что она нашла бы на пороге завтра, Шу чуть не потеряла голову. Белого щенка она пережила, но Тигренка?..
У самой двери он понял, что опоздал. Шу уже вернулась и не нашла его на месте. Тигренок запнулсябашня пылала и дрожала от ярости колдуньи, воздух кипел молниями и скрипел на зубах полярной вьюгой.
А, к демонам!
Он прошел мимо стражников, отметил удивление на их лицах
Да, цветок
Спрятал хризантему под полу камзола, отворил дверь внутри было ещё хуже. Шу почувствовала его возвращениеураган двигался к нему. Инстинкты отчаянно орали: беги, спасайся, куда же ты прешь, осел! Тигренок снова послал их в Ургаш, и направился наверх, в центр бури.
Шу ждала его. Даже если бы он не видел её целиком, вместе с магией, он бы испугался? Ещё чего. Что он, в конце концов, нанимался, дрожать перед ней? Или убьет, или не убьет. Если не убьетсмысл бояться? Если убьеттем более, уже не страшно.
Хилл совершенно спокойно встретил её взгляд, сопровождаемый шквалом. Мебель в комнате расшвыряло, жалобно зазвенели стекла, посыпались с полок книги Тигренок уперся в пол, расставив ноги, чтобы его не снесло и не размазало по стенке. Как ни странно, он уцелел.
Цветок? мелькнула мысль. Цел, слава Светлой. Обидно было бы его потерять.
Второй порыв урагана он выдержал легче, и шагнул навстречу. По застывшему от бешенства лицу принцессы пробежала тень удивления, и последовал третий шквалцелой мебели не осталось, сквозь разбитые окна ласково грело осеннее солнце.
Подумалось: что-то здесь не так. Как ему удается противостоять разъяренной колдунье, когда сама башня вот-вот треснет? Легкое тепло на шее подсказало ответ. Артефакт! Он защищает от её же собственной магии. Хиллу стало немного смешно, и он опустил глаза, чтобы не разозлить её ещё сильнее неуместной улыбкой. Шу, похоже, посетило то же предположение, и ураган прекратился. Сиреневые глаза оживали недоумением и облегчением.
Какого ширхаба ты вышел? Как посмел ослушаться? Тебе что, жить надоело?
Хилл удивилсяв её словах послышалась не угроза, а беспокойство. Шу сомневается, что артефакт способен его защитить? Так ведь только что проверила! Можно сказать, испытала в боевой обстановке. Ничего себе вещица! За такую Мастер удавится, и не только Мастер
Тигренок, я что, неясно выразилась? Я велела тебе не выходить за дверь.
Хилл ещё ниже опустил голову, пряча глаза.
Шу напомнила Фаину, отчитывающую их с Орисом после очередной проделки: одной рукой раздает подзатыльники, а другой подсовывает сладкие пирожки. Он с трудом вернул на лицо подобающее выражениечуть раскаяния, чуть вины, в совершенстве освоенное в детстве, и посмотрел на неё.
Подействовало.
Принцесса перестала шипеть коброй и на секунду замолчала, приглядываясь к нему с подозрением. Теперь она гораздо больше походила на человекапо крайней мере, не висела в трёх ладонях над полом и не светилась мертвенно-лиловым, и волосы перестали извиваться и плеваться молниями.
Хилла вдруг охватило неподдельное раскаяние. Какого демона он провозился так долго? Хотел помириться, а вместо этого опять обидел её. Ну почему было не вернуться на пару минут пораньше? Хотя, конечно, стоило увидеть Её Высочество в гневе. Непередаваемо прекрасное зрелище! Куда там цунами, землетрясениям, штормам и лавинам! С виду вся такая грациозная и воздушная: тонкие щиколотки, изящные руки, высокая грудь, и эти её немыслимых оттенков глаза Изысканная красота гремучей змеи, гибкость хлыста, сладость яда, нежность смерти совершенство! Боги, как же хочется её поцеловать!
На миг показалось, что Ее Высочество сменила гнев на милость. Ноне тут-то было. Взгляд, от которого все женщины, независимо от возраста, таяли и падали ему в руки, не сработал. Принцесса задрала нос и приказала:
Тигренок, принеси плеть.
От ее голоса обломки мебели покрылись изморозью.
Её Непреклонное Высочество изволит показывать, кто в доме хозяин? Ширхаб знает, чего она ждет. Да и неважно. Показательной казни на месте не будет, а плетка тьфу. После обучения у Мастера это просто смешно. Ладно, поиграем дальше.
Хилл пожал плечами, слегка усмехнулся и взлетел по лестнице в лабораторию.
Какой выбор! На любой вкус. Какая тут любимая? Он оглядел комнату и наткнулся взглядом на плетку, небрежно брошенную на стол, за которым Шу сегодня творила артефакт. Похоже, эта. Качественная вещица.
Шершавая рукоятка удобно легла в ладонь, средней толщины ремень свистнул, рассекая воздух. Без изысков, но для работысамое то. При необходимости он и сам пользовался подобной.
Его беспокоила хризантема, спрятанная на грудине помять бы. Он снял камзол и аккуратно завернул цветок в него. Так и спустился к Шу, в рубашке, со свернутым камзолом и плеткой в руках.
Шу, глядя на него, бесилась. Совершенно спокоен, расслаблен и доволен жизнью. Он что, не верит, что она его отлупит? Ой, зря, милый, зря. Шу не привыкла отступать с полпути. Сказалавыпорет, значит, выпорет. Хоть землетрясение, хоть наводнение. Но каков наглец! Ещё смеет смотреть так, что мурашки по коже и слабость в коленках. Встал, протягивает плетку, а сам Если б не наследное королевское упрямство, Шу послала бы к оркам и свою злость, и его наглость. Плюнула бы на его ослушание и утащила Тигренка в постель. Даже до постели бы не дотерпела, прямо здесь, на полу но упрямство победило.
Чего ждешь? Раздевайся, и на колени.
Хилл неспеша опустился на колени, отложил в сторонку камзол. Так же медленно расстегнул рубашку, снял, отложил в сторону.
Неужели устоит?
Разомкнул рот и слегка прикусил нижнюю губу, одарив Шу самым жарким и страстным взглядом из своего богатого арсенала. Устояла. Вздохнула, почти всхлипнула, и снова каменная маска.
Демоны! Если бы она ещё не пахла горьким диким мёдом! Упрямая девчонка, дивно упрямая! Но не упрямей его. Тигренок совершенно точно знал: стоит сейчас коснуться её, просто протянуть руку и коснуться, и они займутся любовью, не сходя с места. Он весь пылал, в штанах было тесно и тяжело, её запах кружил голову. Но он не собирался сдаваться и просить. Хочет наказатьпусть.
Тигренок стряхнул шнурок, распустил волосы, и лег на пол у её ног, лицом на скрещенные руки.
Шу смотрела на покорно подставленную спину, напряженные плечи, бугрящиеся мускулами, на ложбинку вдоль позвоночника и узкие бедра
Кхе корр ширхаб! Издевается, зараза! еле удержалась, чтобы не выругаться вслух.
Ей нестерпимо хотелось провести ладонью по горячей коже, поцеловать каждый позвонок, зарыться лицом в мягкое золото.
«Эта поза! Актеришка балаганный, раненый герой на подмостках! Ну, получи же!»
Шу легонько провела плеткой вдоль изящного изгиба спины, с удовольствием отметив его участившееся дыхание. Ещё разпо спине, и по плечам. Ударила невесомо, задев лишь воздухкак падение листа.
Паузапослушать его дыхание. Спина напрягается: он ждет продолжения, уже не изображает шута бродячего.
«Будет тебе продолжение, Тигренок».
Ещё дюжина коротких поцелуев плети в рваном ритме. Пауза. Тигренок стонет еле слышно.
Теперь погладить: слегка, и посильнее, и ещё сильнее пауза.
Он дрожит, сжимает зубы, дышит быстро и неглубоко.
Ещё погладить. Медленно, длинно. И коротко, сильнее. Ещё сильнее! Золотистая кожа краснеет. Он коротко вздыхает, напрягаетсярельефом проступают мышцы спины и рук.
«Что? Хочешь сцапать, Тигренок? Обойдешься».
Дыхание в такт, с каждым ударомслитный вздох. Плетка лишь тревожит воздух в волоске от его кожи, он уже подается навстречу её движению. И, наконец, настоящий удар. Вспухает короткая красная полоскаи стон, почти рык. Не боли, наслаждения.
Ещё удари вскрик. Удар длинный, короткий. Пауза Он похож на тигра, изготовившегося к прыжку. Звериная мощь и грация, рык, клокочущий в горле.
«Ну же, подними голову! Посмотри на меня! Попроси прекратить! Какого демона ты позволяешь бить себя?»
Шу злилась. И на себя, и на Тигренка. На себяза наслаждение его болью. На негоза упрямство. Он не сдался, не попросил прощения. Он позволил ей опять поддаться тёмным инстинктам.
Она больше не щадила и не ласкала его. Свистела плетка, украшая светлую кожу яркими рубцами. Запах крови и вид покорного тела у ног, его боль вкусно! Сладко Шу упивалась его стонами, любовалась напряжением. Она почти забыла
Оранжевый лист, принесенный ветром, спланировал на исчерченное алыми рубцами плечо.
Шу замерла, еле остановив руку с занесенной плетью. Опомнилась и ужаснулась себе. Отбросила плетку, опустилась рядом с ним на пол, не решаясь дотронуться до окровавленной спины, откинула светлую прядь.
Тигренок пошевелился и взглянул на неё: спокойно, изучающе. В самой глубине зрачков Шу померещилось нет, она увиделавосхищение. И усмешка на искусанных в кровь губах.
«Ну и характер! Не ты только что кричал от боли? Чему ты смеешься?»
Под его взглядом, с этой его усмешкой, Шу почувствовала себя напроказившей семилетней девчонкой.
«Кхе корр! Откуда ты взялся на мою голову!»
Благие намерения излечить последствия собственных забав рассыпались в прах.
Вставай!
Шу снова злилась: «Да как он смеет! Ненавижу!»
Тигренок легко вскочил на ноги и уставился на неё выжидательно: «Ну, и что дальше?»
Видеть его глаза было для Шу невыносимо. Вместо страха, сожаления и виныпонимание, желание и ласковая насмешка. Будто она пририсовала усы к портрету его любимого дедушки, а не ей даже не хотелось думать о том, что она сделала. Шу протянула руку, и его одежда послушно порхнула к ней. Из камзола что-то выпало, и Тигренок метнулся, у самого пола поймав цветок.
Принцесса замерла, словно ей на голову вдруг свалилась её собственная башня.
Она смотрела, как Тигренок бережно расправляет примятый листок, поднимает взгляд, и с невозможно нежной, смущенной улыбкой протягивает лиловую хризантему. Ничего не соображая от потрясения, она приняла цветок, коснувшись его пальцев. Тигренок поймал её руку, поднес к губам
Оглушающий, обжигающий стыд и раскаяние захлестнули Шу, не давая ни пошевелиться, ни вздохнуть. Она хотела провалиться, исчезнуть, сгоретьлишь бы никогда больше не обидеть его. Не в силах смотреть ему в глаза, Шу сбежала.
Взлетев по лестнице, она захлопнула дверь и рухнула на кровать. Нежные лепестки хризантемы щекотали пылающие губы, словно поцелуи Тигренка
Боги, почему? Почему этот несносный Тигренок одним своим присутствием превращает меня во вздорную, истеричную дуру? Почему я схожу с ума, едва он оказывыается рядом? Что я наделала? Опять я же не хотела! Почему он сразу не отдал этот проклятый цветок? Почему не остановилон же мог! Если бы я знала, что он ослушался ради этой хризантемы я бы ни за что