Не знаю, сколько мы так стоим, держась за руки и любуясь небесами. Наши глаза широко распахнуты, а рты приоткрыты. Над первой вспыхивает вторая зеленая полоса, обрамленная ярким фиолетовым свечением, которое расплывается во вселенной, как расплываются чернила на бумаге. Сквозь танцующие цветные вспышки то тут, то там проглядывают звезды, словно их тоже заворожило удивительное зрелище. Нас так захватило, что проходит не меньше получаса, прежде чем мы с Кларой смотрим друг на друга.
Волшебство какое-то, говорит она.
Я с ней согласен. Вся магия и все чудеса вселенной собрались здесь и сейчас только для нас двоих. Я крепче сжимаю ладонь Клары, и цвета в небе постепенно растворяются, превращаясь в обычную ночь. Представление подходит к концу. С бешеным восторгом я наслаждаюсь последними зелеными вспышками, пока нас вновь не окутывает тьма, украшенная отражениями звезд на блестящей поверхности черного моря.
Как можно чего-то бояться, когда в мире столько прекрасного? тихо спрашивает Клара, все еще глядя в небо. В природе столько красоты! Зачем же ее бояться?
Только сейчас я замечаю печаль в ее взгляде. Иногда и Клару настигает страх. Ее жизнерадостность продиктована страхом перед лицом смерти. Пусть Клара не тонет в страхе, как тону я, но он таится прямо в ней.
У русалок вечеринка, говорю я.
В смысле?
Клара смотрит на меня огромными сияющими глазами. Печаль исчезает так же быстро, как пришла.
Где-то под водой русалки празднуют какое-то очень важное событие. Вот почему в небе были огни. Это волшебный фейерверк для русалок.
Клара улыбается. Ей понравилось мое объяснение.
Я замерз, как черт знает кто, говорю я и пытаюсь сдвинуть ноги, превратившиеся в ледяные колоды.
Носки промокли. Видимо, был прилив. Значит, скоро взойдет солнце.
Я тоже. Пора возвращаться.
Мы забираем из пещеры свечу и бредем к дороге, закутавшись в одеяла и обнимая друг друга. Идти неудобно, поэтому мы постоянно спотыкаемся и смеемся. Голова Клары нечаянно бьется о мою, и я вздрагиваю.
Наверное, твоему лицу досталось от русалочьей магии, усмехается Клара. Под глазом точно такие же цвета.
Вернувшись в дом, мы поднимаемся по лестнице. Вдруг Клара поворачивается, долго-долго смотрит на меня и говорит:
Это было удивительно, правда?
В ответ я киваю. Не умею вести такие разговоры, но хорошо понимаю, о чем речь.
Вообще все удивительно. Нужно это запомнить.
Она поднимается на цыпочки и целует меня. Неужели она намекает, что мы скоро сделаем «это»? Знаю, не должен я думать о таком после увиденного на пляже. Клара говорила о чем-то духовном. Но удержаться не могу. Ужасно хочется сделать «это» с ней, даже если я облажаюсь. Еще сильнее хочется сейчас, после повторного анализа. В мире куда больше тайн и загадок, чем та одна, что мы видели в небе.
Поцелуй становится отчаяннее. Клара засовывает мою и без того жадную руку себе под свитер, а сама впервые за все время гладит меня по ширинке. Кажется, я вот-вот взорвусь. Несколько секунд спустя Клара с улыбкой отстраняется. Мы оба тяжело дышим. В глазах у меня потемнело, как после удара Джейка, но на этот раз пульсирует вовсе не лицо.
Светает, вздыхает она.
Наше время подошло к концу. Клара снова меня целует, и этот поцелуй короткий и сладкий.
Спокойной ночи, Король Русалок, шепчет она и убегает к себе спальню, растворяясь во тьме.
Может, нам всем дорога наверх, говорит Том. Он лежит на своей кровати, засунув руки под голову и скрестив ноги, и пялится в потолок. Может, другого не дано.
Я кошусь на Луиса, который копошится в мешке с туалетными принадлежностями, и мы вместе переживаем приступ парализующего страха. После визита в кабинет Хозяйки лазарет стал чем-то настоящим. Ни Клара, ни северное сияние, ни наша пещера с планом побега не спасают от мгновений, когда от одних только мыслей о лазарете выворачивает наизнанку. Насколько я знаю, никто не сдавал анализ крови заново. Хотя, возможно, кто-то и сдавал, но молчит об этом, как молчим мы с Луисом. Вот только я сомневаюсь. Двое могут хранить секрет. Если бы таких людей было больше, мы бы что-нибудь услышали. Кто-нибудь наверняка бы проговорился. А это значит, что скорее всего мы с Луисом такие одни, а с нашей кровью что-то не так, что бы там ни говорила медсестра. Люди всегда говорят «не нужно волноваться», даже если поводов для беспокойства хоть отбавляй.
Я бы не возражал, отзывается Уилл. Тогда мы все были бы вместе. Наверное, будь мы все вместе, я б так не боялся. Сегодня его лицо отражает все переживания, и он кажется еще младше, чем обычно. Меня вот пугает как раз то, что я буду совсем один. На секунду он замолкает. Жаль, что мамам не разрешают приехать.
Может, закончим этот разговор? цежу я, притворяясь, будто мне скучно.
На самом деле сердце несется вскачь, а кожа стала липкой. «Говорят, кровь прямо из глаз брызжет». Жаль, что Уилл хоть иногда не может держать язык за зубами.
Пришел бы ты в церковь, встревает Эшли и смотрит на Уилла, продолжая складывать на стуле джемпер и джинсы. С Богом одиночество тебе не грозит.
Уилл обалдело смотрит на него, а потом вдруг громко смеется:
Не до такой степени мне страшно.
Я тоже смеюсь. Мы с Томом и Луисом переглядываемся и посылаем Эшли обратно в скорлупу невидимости. Большую часть времени все мы делаем вид, будто его вообще нет, и это идет на пользу всем сразу.
Ноги никак не согреются, бормочет себе под нос Уилл. Буду спать в носках. В такую погоду нам должны давать дополнительные одеяла. Может, завтра найду ту добрую медсестру и попрошу у нее.
Странно ведь, правда? Луис уже залезает в постель. Не знал, что у нас на севере так холодно.
Лично мне не холодно. Наверное, после ночных прогулок с Кларой выработалась привычка. Как бы ни было холодно в доме, это не идет ни в какое сравнение с ледяными дождями у моря.
Все равно хочу знать, куда они свалили, ворчит Том. Чем нам теперь по утрам заниматься?
После обеда учителя уехали. Нас отправили по спальням, и мы через окно смотрели, как учителя, у каждого из которых было по одной сумке в руках, залезают в фургоны без окон. Все они болтали и смеялись, а у меня болело сердце. Они уезжали. Возвращались к своей прошлой жизни. Залезая в машины, они даже не оглядывались на дом. За полдником Хозяйка бродила между столами, но ни слова не сказала, хотя в столовой все шептались об уехавших учителях. О нашей с Джейком драке все забыли. Мысли каждого занимали учителя и попытки выяснить, что значит их отъезд.
По-моему, кое-кто из медсестер тоже уехал, задумчиво замечает Луис. Учителей здесь было не так много. Наверное, среди них были медсестры в личной одежде.
Представить не могу, чтобы у медсестер была собственная одежда. В моем воображении их штампуют на какой-нибудь фабрике прямо в отутюженной униформе, с бесстрастными лицами и часами вместе сердец. Не люди они, и все тут. За исключением, может быть, той медсестры, что с нами разговаривала.
Каким-то чудом удается выбросить эти мысли из головы. Я думаю только о Кларе и о том, как она ко мне прикасалась прошлой ночью. Честно говоря, чтобы думать только об этом, никаких усилий прилагать не требуется. Клара весь день у меня в голове. Если я не мочусь в штаны от страха из-за мыслей о лазарете, то думаю о ней. Хотя даже в такие моменты все равно все мысли заняты ею одной. Будет ли она встречаться с Джейком, когда меня не станет? Не могу представить ее с кем-то другим. Не могу себя представить с другой девушкой. И совершенно не представляю дом без Клары.
С витаминами приходит молодая медсестра. Та самая, в которой я вижу человека. Но после повторного анализа мне в ее присутствии не по себе. Она раздает нам маленькие бумажные стаканчики с таблетками, и мне кажется, что в улыбке, которую она дарит мне и Луису, сквозит жалость. В глаза ей я не сморю. Вдруг испугаюсь того, что там увижу. Хочу, чтобы было темно. Хочу побыть с Кларой. Молча сую таблетку под губу, глотаю воду и радуюсь, что медсестра не задерживается рядом со мной.
Почему учителя уехали? неожиданно спрашивает Уилл, забирая свой стаканчик с подноса. Все ведь уехали. Случится что-то плохое?
Даже Том садится и пялится на Уилла. Мы с медсестрами никогда не разговариваем. Вид у Уилла жалкий, и только теперь я осознаю, как он переживает. Как крепко сжал его в тисках страх.
Нет, конечно, мягким тоном отвечает медсестра. Скоро погода ухудшится, а у них смена закончилась. Очень скоро приедут новые учителя. Старые уехали чуть раньше, чтобы шторм не помешал им добраться домой. Некоторые медсестры тоже уехали. Она тепло улыбается и ерошит Уиллу волосы. Новые приедут через пару дней. Представь, что у вас начались короткие каникулы.
А вы почему не уехали? спрашивает Уилл.
Не захотела. А теперь укладывайся поудобнее и засыпай.
В этот момент она будто олицетворяет собой всех наших мам, вместе взятых, потому что дарит нам заботу, и кажется, что рядом с ней все не так уж плохо. Медсестра ничего больше не говорит и выключает свет. Оказывается, не я один смотрю на то место, где она только что стояла. В темноте вижу, как Уилл гладит себя по волосам там, где она его потрепала. Такая ерунда! Но такая важная
Мы все лежим в темноте и молчим.
Я хочу увидеть рисунок Гарриет, говорит Клара.
Мы в комнате отдыха, где я перебираю пластинки. За стену сегодня не пойдем. Слишком холодно. И я рассказал Кларе, что медсестра говорила о шторме. Мы ходили к могиле Джорджи и чуть-чуть поговорили с ним. Но даже без ветра воздух казался таким ледяным, что больно было дышать. Мы уже полчаса как вернулись в дом, а я до сих пор дрожу.
Тот, что в церкви? уточняю я. Это же прямо у крыла медсестер.
Они спят. Да и большинство из них уехали. Как знать, может быть, сейчас нас больше, чем их, улыбается Клара. Мы могли бы разжечь революцию и захватить дом!
Ага, и стать подданными короля Джейка, отзываюсь я.
Ну, может быть, идея не самая лучшая.
До сих пор Клара сидела на диване, но вдруг одним плавным движением оказывается на ногах. Ей-богу, она меня завораживает. Все в ней кажется загадочным и таинственным. Тело, разум, форма ладони, когда она лежит в моей руке. Почему девушки так похожи, но при этом настолько отличаются друг от друга?
Ну давай же! Пойдем посмотрим. Элеонора говорит, рисунок очень красивый. Гарриет весь день над ним трудилась.
Дом стонет и скрипит, пока мы, держась за руки, крадемся вверх по лестнице. В какой-то момент я начал представлять, что дом по ночам становится нашим другом. После Эллори столько всего произошло, что я почти забыл, какие звуки издает лифт. Дом похож на старый галеон, и по ночам вся его командаэто мы с Кларой. По крайней мере мне нравится так думать. Если бы я оказался ночью в таком месте, когда был еще ребенком, то перепугался бы до смерти. Но теперь-то я знаю, что призраков не бывает. Если бы где-то и обитали привидения, то уж точно в доме смерти. Правда, на чердаке здесь водятся чудовища, которые выходят по ночам, но они очень даже похожи на людей. Вообще-то, было бы неплохо встретить настоящего призрака. Так могла бы появиться надежда, что после смерти что-то есть.
Как только мы открываем дверь в церковь, я внутренне встаю на дыбы. Не хочу здесь находиться. Во-первых, слишком близко к медсестрам, а во-вторых, я практически чую в прохладном воздухе запах самодовольства Эшли. С тех пор, как мы были здесь в первый раз, стульев стало больше. Но теперь они стоят не рядами, а полукругом, огибая стол, который, видимо, служит здесь алтарем.
Стены увешаны плакатами. Как только я замечаю, что написано на цветной бумаге, сердце в груди сжимается. Там имена тех, кто исчез в лазарете. Я читаю, и желудок подпрыгивает в горло. Почерки разные. Писали точно не Эшли с Гарриет.
Только посмотри на это дерьмо! шепчу я.
«Генри.
Он любил научную фантастику и компьютерные игры.
У него был кролик по кличке Мейсон.
Он скучал по маме».
Линии каракулей слегка тянутся вверх. Рядом хреновый рисунок в виде кролика. А ниже подписано:
«Отныне Господь его пастырь, и он ни в чем не будет нуждаться».
Рядом еще один плакат:
«Эллори.
О лучшем брате нельзя и мечтать.
Признанный спортсмен графства.
Он всегда улыбался и рассказывал анекдоты, как рок-звезда».
И ниже:
«Вечная память».
Снова и снова я вижу имена, которые вызывают воспоминания о первых днях и людях, которых я так никогда и не узнал по-настоящему. Эрик, Джулиан, Мак, Кристофер. Под каждым именемкрошечный кусочек из жизни, записанный выжившими соседями по спальням.
Прямо как надгробия, только без дат рождения и смерти.
Какой смысл всех их помнить? Зачем напоминать самим себе, почему мы здесь?
Даты и возраст не имеют значения, тихо говорит Клара. Это всего лишь цифры.
Вместо свечи, которую мы украли, стоят несколько других. Клара зажигает все сразу. Мерцающие желтые язычки пламени создают тени, в которых танцуют имена мертвых. Внезапно мне становится очень грустно, и я еще сильнее злюсь на Эшли.
Смотри. Клара берет меня за руку.
В комнате три окна, но одно, посередине стены, арочное и больше других. Мы стоим и смотрим на центральное окно. Не знаю, чего я ждал. Может быть, Иисуса на кресте. Или чего-то похожего. Но в свете свечей на стекле проступают яркие краски. Представляю, как все это светится днем.
Ну разве не красиво? вздыхает Клара.
В голубом небе сияет огромное солнце. На заднем плане виднеется дом, а на переднем в солнечных лучах держатся за руки улыбающиеся дети. Они купаются в тепле, и их лица полны восторга и радости. Внизу темно-серыми печатными буквами подписано «Дети Господни не одиноки. Мысемья».
Идиотизм, цежу я. Рисунок красивый, но к реальности не имеет никакого отношения. Никто так не воспринимает дом. Все одиноки. Все боятся. И ничто не спасло имена на стене. Не припоминаю, чтобы кто-нибудь пытался помочь Генри или Эллори.
Мы с тобой не одиноки, возражает Клара. Мне нравится, что о них помнят. Кто-то же должен.
Она все еще смотрит на разрисованное окно.
Ты же не начинаешь верить во все это дерьмо? спрашиваю я.
Нет, улыбается она и задумчиво качает головой. Ни капельки. Но меня не бесит церковь, и не бесят те, кто сюда ходит. Если так они меньше боятся, то какой от этого вред? Мы с тобой, например, есть друг у друга. Каждому что-то нужно.
Если бы не ты, я бы предпочел справляться со страхом один на один.
У меня такое чувство, что я всю жизнь была одна. Старалась завоевать одобрение других людей, из кожи вон лезла, лишь бы никого не подвести. Клара смотрит на меня. Я рада, что оказалась здесь. Иначе мы бы не познакомились. Я бы не узнала о русалках и не увидела огни в небе.
Ты же несерьезно, да? полусмеюсь я.
Не может она всерьез говорить такие вещи. Как бы сильно я ее ни любил, но даже думать о таком не могу.
Мы сбежим и проживем остаток жизни на теплом солнечном пляже. И будем улыбаться каждый день. А это уж точно, черт возьми, куда лучше того, что спланировали для меня родители. По их задумке, я бы вышла замуж за какого-нибудь молодого чинушу, произвела на свет пару-тройку детей и превратилась в копию своей бедной и несчастной матери.
Сегодня, наверное, приходила лодка за учителями. А мы пропустили.
Я пытаюсь представить, что незнаком с Кларой, и не могу. Мне в прямом смысле слова больно. Я уже не представляю нас порознь и все же не могу заставить себя радоваться тому, что попал сюда. Ненавижу свой страх перед грядущей неизбежной пустотой. Зато я хоть не похож на Эшли и не притворяюсь, будто мне не страшно.
Продукты явно не привезли. Так что еще одна лодка наверняка будет скоро.
Клара права. В мыслях всплывает кабинет Хозяйки.
Может быть, я нашел способ узнать, когда будет доставка.
Правда?
Глаза Клары сияют. Пусть она рада, что мы встретились, но оставаться здесь под постоянным давлением лазарета над головой ей хочется не больше, чем мне.
Может быть. Нужно время, чтобы все выяснить.
У тебя появились от меня секреты?
Клара игриво подается ближе. Вот только в моем внезапном возбужденном волнении словно провернули нож повторного анализа. Вместо ответа я целую Клару, а вокруг нас, будто звезды, мерцают свечи. Мы целуемся долго-долго, пока Клара не отстраняется.
В чем дело? спрашиваю я.
Мы же в церкви.
Мы в обыкновенной комнате. Голова кружится, все тело болит. Одно прикосновение Кларыи я весь горю. Сомневаюсь, что выдуманный бог может наказать нас за поцелуи в комнате.
Я вовсе не об этом, дурачок, говорит она и снова меня целует.
А о чем?
Раз уж мы в церкви, давай поженимся.
Я громко смеюсь:
Священника что-то не видно, а тебе еще шестнадцати нет.
Возраст не имеет значения, повторяет Клара и вдруг становится серьезной. К тому же, здесь красиво.
Я осматриваюсь по сторонам. Если забыть об Эшли, то, наверное, тут и правда красиво. Думаю о Генри, об Эллори, об остальных. О жизнях, которые закончились. Но мы сейчас здесь, и мы живы.
Пока смерть не разлучит нас, тихо говорю я.
Нет, улыбается Клара и качает головой. Навеки. Ты и я.
Навеки. Жизнь до Клары теперь кажется сном. Джули Маккендрик, Билли, приезд в этот домвсе, что было до Клары, меркнет и покрывается серой дымкой. Прошлое стало серым, будущее по-прежнему тонет во мраке, но здесь и сейчас все яркое и четкое.
Клара, ты выйдешь за меня?
Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
От улыбки веснушки становятся ярче.
Да.
У меня кольца нет.
Нам оно и не нужно. У нас не такая свадьба. Купим дешевое серебряное колечко у продавца фенечек на пляже в Индии.
Так мы в Индию отправимся?
Почему бы и нет? Весь мир у наших ног.
Ну и как мы поженимся?
Чувствую себя полным кретином. Еще и в жар бросило. Речи толкатьточно не мое. Ну и что я должен сказать в качестве свадебной клятвы? Мне в жизни не выразить словами все, что я чувствую. Да и нет, наверное, таких слов.
Клара стелет на полу два одеяла.
Не так, как принято. На ее щеках вспыхивает румянец. Может быть, мы могли бы пожениться так, как задумано природой.
Она поворачивается ко мне, и я вижу, что она нервничает не меньше, чем я. Еще и смущается.
Ясно, говорю я, как охрипшая ворона.
Все вены в теле гудят от прилива крови. Даже сглотнуть не получается.
Если, конечно, ты не против. Но если не хочешь
Хочу. Я в ужасе, конечно, но в том, что хочу, уверен на все сто.
Не хочу умирать, не попробовав, шепчет Клара и подходит ближе.
Мы оба так дрожим, что наверняка пламя свечей колеблется из-за нас.
И это должен быть ты. С тобой все должно быть по-особенному.
Моя девочка-русалка смотрит прямо на меня. Сердце переполняется и вот-вот лопнет. Кажется, поразительные сполохи, что мы видели в небе, сейчас горят во мне. Я взволнован, испуган и стою на краю пропасти в шаге от прыжка в неизведанное.
Больно было? спрашиваю я, когда все закончилось.
Мы лежим в обнимку на одеялах.
Кожа Клары кажется мягкой и нежной, не то, что моя.
Нет. Я и не думала, что будет больно. Совсем не боялась.
Она целует меня в грудь, а я до сих пор не отошел от случившегося. Теперь все выглядит как-то иначе. Теперь мы люди, которые занимались «этим». Странные ощущения. Не настолько странные, чтобы перевернуть мир с ног на голову, как мне всегда представлялось, но сейчас кажется, что я стал взрослее. Мы больше не дети. Что-то в нас изменилось. Мы все еще мы, но уже совсем другие.
Тебе было хорошо?
Вопрос Клары застает меня врасплох. Она произнесла вслух те самые слова, которые я изо всех сил старался не произносить. Все случилось очень быстро, и Кларе пришлось помогать мне на каждом шагу. Зато у меня в голове все время горел страх, что, не дай бог, упадет, да еще и постоянно одолевали мысли о том, что, черт возьми, я должен сделать, чтобы Кларе понравилось. Я прекрасно понимаю, случившееся не прошло на ура, но это стало самым потрясающим, хоть и странным, опытом за всю мою жизнь.
Хорошо? Лучше, чем хорошо. Это было потрясающе! На миг я замолкаю. В следующий раз будем знать, что делать.
Клара смеется, а потом вдруг вздыхает:
Такое чувство, что во мне что-то изменилось.
Ага, такая же фигня.
Но ведь это приятное чувство, правда?
Очень.
Я смотрю на свечи, которые почти догорели. Они словно улыбаются нам и бумажным надгробиям на стенах.
Я люблю тебя, Тоби, еле слышно говорит Клара.
Я тоже тебя люблю, Клара.
На самом деле я люблю ее так сильно, что кажется, сердце вот-вот разлетится на куски.
В конце концов мы встаем. Смеемся, целуемся, надеваем ночную одежду, а потом складываем одеяла и одну за другой задуваем свечи. Не хочу уходить от Клары. Не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.
Смотри! вдруг говорит Клара. Смотри, что за окном!
Я смотрю и не верю собственным глазам. Мы стоим у обычного окна, позабыв от восхищения о солнце, нарисованном на окне рядом. А на улице с неба падают и кружатся белые хлопья.
Снег! удивленно вздыхает Клара. Настоящий снег
Вот только в Англии не бывает снега. В голове не укладывается, ей-богу. Давно не бывает.
Больше ста лет не было. Так нам в школе говорили. Голос Клары едва ли громче шепота. Миг спустя она крепко сжимает мою ладонь. Разве не чудесно? Как будто природа сделала нам подарок на свадьбу.
Я не могу выдавить ни слова. Мы стоим в темноте и смотрим, как снаружи дома у нас на глазах меняется мир. Снег тихий, не такой, как дождь. Он летит к земле, словно ему любопытно, а не бьет по ней сердито, как тяжелые капли. Снежинки падают на окно, прилипают к стеклу на несколько секунд и лишь потом тают.
Всю последнюю неделю происходили сплошные чудеса. От радости хочется плакать. Плевать, что мне шестнадцать и я понятия не имею, о чем плакать, но хочется, хоть убей.
Теперь все наладится, говорит Клара. Я это точно знаю.
Глава 15
Прямо мне в лицо попадает снежок, и фингал словно оживает вспышкой боли.
Прости! кричит Клара и громко хохочет, услышав, что я визжу, как девчонка.
Руки замерзли. Вместо варежек я напялил носки, которые насквозь промокли, но мне до лампочки.
Сад переполнен жизнью, шумом и смехом. Клара была права. Из-за снега все стало намного лучше. Причем с той самой секунды, как звонок разбудил весь дом.
Первым снег увидел Луис, когда потягивался и зевал в постели. Учитывая, насколько невероятный у него мозг, все, что смог сделать гений, это снова и снова тыкать пальцем в окно и кричать «Смотрите! Смотрите!», пока все не проснулись и не увидели, из-за чего весь сыр-бор. К тому моменту радостные крики раздавались из всех спален. Я, само собой, не удивился. Снег шел до самого рассвета, и теперь на земле его целая куча, а кое-где еще кружат крошечные снежинки.
Уилл, который еще вчера жаловался на замерзшие ноги, стоял у окна в молчаливом восторге, и лицо его выражало смесь надежды, радости и недоумения. В тот миг он не думал ни о маме, ни о крови, которая пойдет из глаз, ни о том, как играть в шахматы. Он вообще ни о чем не думал, а снова стал самым обыкновенным десятилетним мальчишкой. Глядя на него, я широко улыбался. Так широко, что лицо чуть не треснуло.
Нарния! в конце концов выдохнул он. У нас в саду Нарния!
За завтраком мы видели всего двух медсестер. Луис был прав. Почти все они уехали вместе с учителями. Но даже у них сияли глаза, хотя медсестры и не улыбались. Столовая наполнилась энергией, которой я не ощущал даже в первый день. Тогда всеми владела потрескивающая нервозность. А сегодня в столовке витал чистейший восторг. Никто из обитателей дома, включая медсестер и Хозяйку, никогда не видел снега. Если уж Клара, у которой отец чиновник, и которая повидала мир, не видела снега, то остальные и подавно не видели. Буквально в каждом кипело и бурлило радостное волнение. В каждом, кроме Хозяйки. Та, как всегда, была безразличной, словно труп, когда стояла в дверях и объявляла, что после завтрака мы можем выйти погулять, если хотим. И что в комнате отдыха нас ждут лишние куртки и свитера. В ее словах не было ни намека на доброту. Наверное, она решила, что нас проще отпустить, чем держать взаперти. Особенно учитывая, что медсестер осталось всего ничего.
Пока все кричали, свистели и запихивали остатки тостов в рот, я смотрел на Хозяйку и ждал, когда же ее глаза заметят нас с Луисом. Но так и не дождался. Может, оно и к лучшему. Может, волноваться действительно не нужно. Я решил, что сегодня думать о повторном анализе не буду. Тем более после того, что случилось у нас с Кларой прошлой ночью. Да еще и этот снег Все слишком хорошо.
Все мы выглядим смешно в одежде, которая почти никому не подходит по размеру, но никого это не волнует. Даже Джейка. Снег под ногами хрустит. За ночь насыпало с полметра, если не больше, и все вокруг стало ярко-белым. Мы словно сошли с рождественской открытки. Кучка детей, резвящихся на заснеженной земле. Кто-то уже слепил трех снеговиков, и теперь Луис, Уилл и Элеонора пытаются сорвать с деревьев ветки, чтобы приделать руки к бочкообразным телам.
Не эту! говорит Клара и мчится им на помощь. Вон ту, повыше. У нее на конце как будто пальцы. Я могу достать!
Я жду, когда она вернется ко мне, а тем временем вдыхаю обжигающий морозный воздух и осматриваюсь по сторонам. У качелей Том с небольшой группой мальчишек безуспешно пытается построить иглу, но хрупкое сооружение постоянно осыпается. Повсюду летают снежкидети всех возрастов из всех спален играют в войнушку. Даже Дэниел, в которого при перекрестном огне попал снежок рыжего пацана из восьмой спальни, весело смеется, и на толстых щеках появляются ямочки.
В стороне молча стоит Эшли и с блаженной улыбкой наблюдает за происходящим. Сзади незаметно подкрадывается Гарриет и запихивает пригоршню снега ему за воротник. От шока Эшли чуть из собственной шкуры не выскакивает.
Гарриет заливисто смеется, а Эшли бросается за ней. Ее лицо сияет, и я вдруг понимаю, что она вовсе не невзрачная. Она из тех девочек, что со временем внезапно становятся красавицами. Просто еще не расцвела. А еще до меня доходит, что в доме влюблены не только мы с Кларой. Не знаю, видит ли это Эшли, но я-то точно вижу. Гарриет сияет из-за него.
Что ж, мы хотя бы дожили до этого дня.
Я и не заметил, как подошел Луис, и даже подскакиваю от неожиданности.
Ну, знаешь, если у нас плохие анализы продолжает он, и дыхание вырывается изо рта гения туманными клочками. Мы хотя бы снег увидели.
С нашими анализами все путем, отзываюсь я, а с прошлыми скорее всего что-то напортачили. Помнишь, что сказала медсестра? Волноваться не нужно. Как по мне, на лгунью она не похожа. К тому же, я чувствую себя прекрасно. А ты?
Наверное. Он смотрит под ноги на снег. Просто постоянно об этом думаю.
Ну так прекрати думать, иначе свихнешься к чертовой матери. Лично я думать об этом не хочу. Не хочу думать, что потеряю всю эту красоту и оставлю Клару одну. Сейчас мы живы. Остальное не важно.
В голове не укладывается, как все это может продолжаться уже без меня.
Луис кивает, но переубедить его мне явно не удалось. Может быть, ему намного страшнее, потому что он умный, хотя я сомневаюсь. Думаю, перед страхом мы все равны, только по-разному это демонстрируем. Я ушел в себя, Джейк стал еще заносчивее, а Эшли спрятался за своей церковью, где может притворяться, будто ничего не боится. Но он сам себя обманывает. Держу пари, если у него брызнет кровь из глаз, он будет плакать, как плакал Генри.
Надо в Нарнию поиграть. За Луисом хвостиком повсюду ходит Уилл. Клара могла бы быть королевой.
Мы из такого дерьма уже выросли, говорю я. А вы с Элеонорой поиграйте, если хотите.
Когда я смотрю на Уилла и Луиса, мне не по себе от того, что мы с Кларой собираемся сбежать. Я за них переживаю и точно знаю, что они расстроятся. Мне придется их бросить, но взять с собой кого-то еще мы не можем. К тому же, я им не отец. А они хотя бы есть друг у друга.
Уилл пожимает плечами и шмыгает носом:
Никак не могу закончить снеговика. Два пальца онемели.
Он показывает нам покрасневшие маленькие ладони.
Вот, держи, говорит Луис и достает из куртки пару запасных носков, толстых и шерстяных. Надень, согреешься.
Классно же, что снег пошел? улыбается Уилл, натягивая носки на руки. Разве нет?
Ага, классно, соглашается Луис.
Эй, Тоби!
Мою улыбку как ветром сдуло. Я поворачиваюсь и смотрю в другой конец сада. Звал меня Джейк.
Седьмая спальня против четвертой! В снежки!
Глубокий голос Джейка перекрикивает взволнованный шум и гам, и в саду воцаряется странная снежная тишина. Все замирают в ожидании того, как все обернется. На меня нервно смотрят Луис и Уилл, а я улыбаюсь. Джейк протягивает мне оливковую ветвь, и я ее приму.