Девушка подняла голову. На исхудалом и изможденном лице лишь глаза оставались живыми.
Ты знаешь, что это ложь, тихо, размеренно, словно втолковывая простую истину непослушному ребенку, сказала она.
Пулий сглотнул. Вернеепопытался. Губы прилипли к деснам.
Ты больше не можешь нести меня, а я больше не могу идти, спокойным тоном продолжила Ива. Даже если ты вернешься за мной, скорее всего, к тому времени я уже буду мертва. Не отказывай мне в последней милости. Если я тебе хоть сколько-нибудь дорога, подари мне чистую смерть. Будь мужчиной.
Девушка замолчала и свесила голову. Речь отняла остатки сил.
Пулий по привычке вытер ладонь о край туники, хотя рука и так была совершенно сухой. Облизнул пересохшие губы, не сделав их хоть капельку влажнее.
Он оглянулся вокруг, в робкой надежде на малейшую помощь. А точнее сказатьна чудо. Вот, прямо сейчас из-за дальнего бархана появится всадник, возглавляющий караван. Или взгляд ухватится за зеленую капельку, которая окажется спасительным оазисом. Или внезапно небо заволочет тучами и пойдет дождь. Или
Взгляд вернулся к поникшей девушке.
Нет. Ничего этого не произойдет. Не будет ни каравана, ни оазиса, ни дождя. Лишь солнце да проклятая Создателем пустыня без края и конца. Лишь пыль, песок да смерть.
Ива молчала в ожидании его решения. Пулий вспомнил ночные завывания хищников и представил, как звери набрасываются на девушку, разрывая плоть на части. Он должен сделать это. Да. Он должен.
Ладонь легла на рукоять гладиуса.
Пулий сделал шаг в сторону девушки, затем еще один. Идти было тяжелее, чем в лютую снежную бурю. Медленно занес мечпроклятый клинок весил как целый доспех в сборе.
Ива подняла глаза. Ему показалось, что уголки ее губ изогнулись в легкой улыбке.
Спасибо, прошептала она и наклонила голову, подставляя для удара шею.
Пулий снова попытался сглотнуть. Снова не получилось.
Дерьмо!
Он нацелил острие клинка в точку между шеей и ключицей. Сделать все быстро. Одним ударом. Он осторожно опустил меч к шее, примеряясь, и поднял его повыше: нужен хороший замах.
Пальцы занемели, а по спине поползли мурашки, несмотря на адское пекло.
«Ну же, давай», обратился Пулий сам к себе, но упрямая рука отказывалась повиноваться.
Он еще раз примерился, опуская и поднимая меч. И еще раз.
Давай, трусливый ублюдок!
Ива, видимо, ощутила его нерешительность. Она повернула к нему лицо.
Ох, зачем же ты это сделала!
Ее серые глаза смотрели снизу-вверх одновременно с укором и нежностью. Пулий почувствовал, как земля уходит из-под ног. Все расплывалось, а проклятый меч стал весить в десять раз больше положенного. Пальцы разжались сами собой, и клинок выпал из онемевшей ладони.
Дерьмо, прошептал он и попятился.
Собственное тело показалось совершенно чужим. Будто кто-то другой приказал развернуться, а ноги, которые совсем недавно были едва-едва в состоянии просто идти, понесли прочь, как от стаи голодных волков.
Все вокруг превратилось в однородную серую дымку. Пулий бежал, не видя ничего перед собой. Чудом нога, попав в широкую трещину, не подвернулась. Проклятия Ивы, которые звучали где-то вдали, слились в один протяжный гул, и все же среди этого гула он отчетливо разобрал одно слово«кхера». Пулий знал, что оно означает.
Трус.
И это слово придало ему сил. Он побежал быстрее, позабыв об усталости, голоде и жажде. Он ни о чем не думал, а просто бежал. Так, словно пытался скрыться от собственной трусости и беспомощности, словно пытался убежать от себя самого.
Когда уходишь от погонитвоей целью является спасение. Ты прилагаешь все силы, чтобы выжить. Продлить свое существование в этом мире хотя бы на день или даже на час. Каждый отвоеванный у судьбы мигмаленькая победа. Но, когда ты пытаешься бежать от самого себя, ты заранее обречен на проигрыш. Сколь быстро ни несли бы тебя ноги, как далеко бы ты ни забралсябезжалостное прошлое настигнет тебя.
Каждый миг отдаляет тебя от спасения, потому что обрести его можно лишь простив себя. Любые же попытки скинуть бремя ответственности за свои поступки обрекают на жизнь прошлым.
Пулий не знал, как долго бежал. Когда он пришел в себя, небо приобрело противный лиловый оттенок цвета свежего синяка, а солнце миновало зенит.
Он остановился. В голове гудело. Сердце колошматилось о ребра. Дыхание давалось с трудом, каждый обжигающий вдох причинял боль. Показалось, что под ногами мелькнула какая-то тень. Пулий задрал голову. Глаза щипало от пота, песка и зноя, но он разглядел силуэт черной птицы.
Стервятник явился по его душу. Этого не проведешьпадальщики смерть издалека чуют.
Тут же Пулий ощутил, что его тело плывет, словно по реке. Исчезла тяжесть, и ему показалось, что он летит. А в следующий мигстукнулся затылком о каменистый грунт и голова наполнилась звоном.
Значит, так все закончится. Сдохнет один в безлюдной пустыне и станет кормом для пожирателей трупов. Стало страшно. Даже страшнее, чем в тот раз, когда Ива дала ему нож, и он готовился к схватке с бессом. Но он устал. Смертельно устал. Сил встать или хотя бы пошевелиться не осталось. Да и не заслуживает он лучшего конца. Не сделал он в жизни ничего такого, за что люди могли бы помянуть его, Пулия, добрым словом.
Спас сослуживцев?
Да ладно! Скорей всего, они сейчас мертвы. Те, кому повезло. Остальных же еще пытают дикари.
Спас девушку от мерзкого колдуна?
Точно. И притащил ее в чертову пустыню на погибель. А в трудный мигдаже не смог оказать ей последнюю милость. Бросил погибать в муках. Одну. И ради чего? Чтобы пережить на несколько жалких часов?
Поделом тебе, трусливый ублюдок!
Стоило остаться с Ивой. Вдвоем умирать не так страшно. Пулий всхлипнул.
Конец близок. Помолиться бы В свое время он помнил парочку добрых молитв. Но сейчас, как назло, ни одна на ум не шла. Дерьмо. Все равно Создателю плевать.
К первой птице присоединилась вторая.
Пулий устало закрыл глаза.
Глава 4. Щит императора
Паладин
Погоня за убийцей (если этим словом можно было назвать происходящий в течение следующего часа хаос) окончилась ничем. Императорская стража арестовала с полдюжины зевак, по злому року оказавшихся вблизи здания, с крыши которого стреляли. Но сам стрелок, пытавшийся убить императора, а взаменлишивший Орден одного из магистров, скрылся, оставив лишь свою винтовку.
И, судя по удивлению на лицах бравых гвардейцев, то было крайне необычное оружие. Винтовку принесли во двор Храмадожидаться прибытия дознавателей. Длинный гладкий ствол из черной стали, массивный деревянный прикладона была слишком тяжелой, чтобы можно было быстро бежать с ней. А на стволе, прямо над спусковым крючком, крепился золотистый цилиндр.
Гномий жезл! со знанием дела пояснил один из гвардейцев.
Теперь ясно, как этот ублюдок прицелился с такого расстояния, сплюнув, пробубнил второй.
Ивейн провел пальцами по вороненой стали ствола. Из этого куска железа едва не убили самого властного человека во всем мире! Отправивший пулю на встречу с головой императора с такого расстояния должен обладать зрением хищной птицы «Или зрением паладина», внезапно пришла мысль.
Вдруг разговоры гвардейцев разом оборвались.
Ивейн повернулся.
В ворота прошли четверо мужчин. Все в черной униформе со значками, изображающими ворона, на груди и такими же нашивками на левых рукавах.
Дознаватели.
Двое сходу принялись опрашивать гвардейцев. Одинподошел к оружию убийцы, развернул на камнях большую плащаницу и положил туда винтовку. Последний дознаватель остановился напротив Ивейна и улыбнулся.
Если бы не его ледяные глаза, напоминающие глаза мертвой рыбы, он мог бы показаться приятным человеком, даже несмотря на крупный и чуточку несуразный нос.
Прошу прощения, мужчина посмотрел снизу-вверх, он был совсем невысокого роста, я ищу паладина, спасшего императора.
Почему-то, несмотря на вполне дружелюбный тон, Ивейн почувствовал, как холод сковывает внутренности. Даже собственный голос прозвучал надломленно.
Это, гхм, я.
Взгляд дознавателя задержался на пустом рукаве, одна его бровь изогнулась, но через мгновение невысокий человек снова улыбался. Он протянул ладонь.
Дознаватель четвертой категории Люпен, представился следователь.
Совсем не хотелось жать ему руку.
Ивейн, ладонь дознавателя оказалась теплой и мягкой на ощупь, словомобычной человеческой ладонью. С чего это вздумалось, что она будет холодной, как у трупа?
Мы можем пообщатьсядознаватель окинул взглядом двор, более приватно?
В моем присутствии, вместо Ивейна ответил приор Аттик.
Лицо мужчины было мрачнее предгрозового неба.
Дознаватель четвертой категории Люпен, следователь уже повернулся к приору и, продолжая улыбаться, протягивал руку.
Следуйте за мной, вместо рукопожатия приор повернулся спиной и направился к ближайшему входу в Храм.
Аттик открыл дверь своего кабинета. Подождав, пока Ивейн и дознаватель войдут внутрь, он закрыл дверь и сел в кресло, указав на единственный стул напротив. Ивейн понял, что жест предназначался не ему, и остался стоять. Дознаватель же немедля уселся, достал из кармана пиджака карандаш и маленькую записную книжку. Тоже черную.
Приступим. Нашего героя зовут Ивейн, он сделал быструю запись, но я не расслышал вашего имени, дознаватель через стол уставился на Аттика.
Несмотря на расслабленную позу, скулы приора были сведены от напряжения. Он явно желал поскорее закончить этот разговор. Или все же допрос?
Аттик, словно нехотя проскрежетал командир Ивейна, приор Аттик.
Рад знакомству, совершенно безразличным тоном сказал Люпен. Позвольте теперь оставить любезности и перейти к нашему делу.
Для этого мы здесь, процедил приор.
Люпен кивнул.
Итак, господин приор, сколько паладинов принимали участие в сегодняшней церемонии по встрече императора?
Аттик ответил без промедления:
Шестьдесят.
Люпен сделал запись и почесал свой большой нос.
Простые формальности, он улыбнулся. А сколько были наблюдателями?
Приор задумался.
Примерно столько же.
Люпен опять черканул в блокноте.
Плюс пятьдесят два гвардейца из личной охраны, дознаватель принялся покусывать свой карандаш. Нужно отметить, что его кончик и так был порядком изгрызен.
Неожиданно Люпен повернулся к Ивейну.
Скажите, юноша, почему среди всех этих людей, а именноста двадцати паладинов, пятидесяти двух гвардейцев, четырех магистров Ордена, заметьте, я не стал учитывать свиту и слуг его величества, не говоря уже о тысячах горожан, лишь вы один поняли, что императору грозит опасность?!
Ивейн хоть и знал, что этот вопрос непременно прозвучит, все равно оказался не готов. Он так сильно стиснул в кармане пустую склянку, что сосуд затрещал, готовясь лопнуть.
Ведь даже магистры халду, Люпен сделал ударение на слово «магистры», которые находились не далее чем в паре шагов от его величества, не почувствовали угрозы.
Ивейн сглотнул, наконец собравшись с ответом.
Мне просто повезло, сказал он. Стоя на балконе, я увидел, как вдалеке солнце отразилось. Сомневаться или думать не было времения прыгнул.
Впрочем дознаватель, похоже, его ответа не очень-то и ждал.
Эти браслеты, маленький человек, совершенно не стесняясь, постучал концом карандаша по запястью приора Аттика, они ведь препятствуют связи с Архэ? Так ведь зовется эта ваша магическая сила?
Приор Аттик сжал кулаки до белых костяшек.
Да, выдавил он, скрипя зубами.
Но вы, продолжил Люпен, снова оборачиваясь к Ивейну и тыкая карандашом в пустой рукав, вижу, лишились одного из своих «украшений». Может, вместе с утратой к вам вернулась и часть способностей?
Ивейн почувствовал, что гнев завладевает телом и душой. Как смеет этот ничтожный коротышка так говорить о силах, в природе которых абсолютно не разбирается?! Чтобы свернуть ему шею, даже не потребуется призывать Поток. И одной руки для этого вполне достаточно.
Люпен продолжал что-то бормотать, но Ивейн его уже не слушал. Он отпустил склянку в кармане и вытащил руку. Медленно, словно по собственной воле, она потянулась к горлу дознавателя. Остальная часть комнаты, вместе с приором, скрылась в пелене розового тумана. Сейчас пальцы сомкнутся на горле этого ничтожного человечишки, а затемнужно лишь немного сдавить и хрустнут его шейные позвонки
Паладин Ивейн! рявкнул Аттик, и Ивейн очнулся.
Он отдернул руку, будто коснулся пламени.
Люпен быстро сделал запись и принялся крутить карандаш между указательным и средним пальцами. К счастьювроде бы ничего не заметил.
Господин дознаватель, заговорил Аттик, я был с Ивейном, когда он получил это ранение. Я видел, что он может и чего не может. А послеего проверили магистры. А вам я хочу сказать следующее: не суйте свой длинный нос в дела Ордена.
Ивейн едва не открыл рот: он никак не ожидал, что Аттик, последние две недели относившийся к нему, мягко говоря, с недоверием, окажется его защитником.
Люпен улыбнулся. Ни один мускул на его лице не выдал эмоциизадели ли его слова Аттика? Вместо ответа он полез в карман пиджака и вынул оттуда сложенный лист бумаги.
Продолжая улыбаться, он протянул листок Аттику. Ивейн успел разглядеть лишь императорский герб.
Приор читал послание, и его брови ползли вверх, морща широкий лоб.
Нелепица какая-то, пробурчал он.
Люпен аккуратно, но быстро выдернул документ из руки Аттика.
Нет, уверяю вас, все верно, он ткнул пальцем в нижнюю часть бумаги, вот, видите, здесь даже стоит согласие магистра не могу разобрать, он достал из маленького кармашка складные очки и водрузил их на свой нос, да, так и есть! Магистра Ко-Диоса.
Люпен снова повернулся к Ивейну.
Поздравляю, юноша. Его величество хочет видеть вас у себя на службе. С этого момента выЩит императора.
***
Ивейн сидел в своей келье и смотрел на руку. Ту самую, что сегодня спасла правителя Ангардии. Истинно геройский поступок.
Впору гордиться бы.
Но тот же самый «геройский» поступок оборвал жизнь самого перспективного за последние полторы сотни лет халду. Как изменится судьба Ордена со смертью магистра Поликуса? Как поменялась бы Ангардия, будь Ивейн чуть менее быстр? Великий поток, да ведь сегодня изменилась история всего мира!
Гнея Поликуса называли не иначе как новой надеждой Ордена. Сильнейший халду, прошедший испытание камнем баланса. Самый молодой член Совета за всю историю, если не считать предателя Анирама, которого большинство халду пытались просто забыть.
Раньше Ивейн испугался бы подобных мыслей, но сейчас Анирам представлялся ему почти героем. Интересно, что чувствовал отступник, готовясь выступить против взрастивших его? Против тех, кто заменил ему родителей. Был ли он уверен в своей правоте, после того как все продвигаемые им идеи высмеяли? И самое главноечто двигало им, когда он решился пойти против Ордена? Вера или лишь гордыня и желание отомстить?
Как поступил бы сам Ивейн, окажись он на месте Анирама, обладай он подобными знаниями и силой? Да и какие это знания? Возможность подчинить других своей воле? Но что в этом плохого? Может, Анирам был прав и дарэто следующая ступень развития человека.
Размышления прервал стук в дверь.
Входите! раздраженно крикнул Ивейн.
Дверь открылась.
Приор Аттик иого! сам магистр Ко-Диос. Вот это честь!
Ивейн поспешно встал.
Поздравляю со столь почетным назначением, старик заговорил первым.
Тон был почтителен, но член Совета (да что там, по сутиглава Ордена) явно заявился в паладинскую келью не хвальбы возносить. Наверняка собирается устроить очередные испытания.
Сдерживая раздражение, Ивейн кивнул.
Я не просил об этом.
Магистр пригладил белоснежную бороду.
Знаю. На самом деле это я порекомендовал императору сделать своим стражем паладина.
Первый из Ордена указал на стул, единственный в тесной келье.
Если не возражаете, не дожидаясь возражений или согласия, он подошел к стулу и тяжело опустился в него. Проклятые колени, прокряхтел старик.
Ивейн потерял дар речи и лишь тупо смотрел на то, как магистр расправляет свою робу. Аттик тоже молчал, по лицу приора было заметно, что происходящее ему также не доставляет удовольствия.