* * *
Разбудил меня через четыре часа уверенный стук. Я перевернулся на спину, и Неврев предстал передо мной во всей своей подавленности. Мы спросили чаю и стали обсуждать последние новости.
Надобно, по крайней мере, хотя бы оглядеться, утешал я и Неврева, а заодно и сам себя. Да и то сказать, быть на военной службе и войны не увидеть.
На кой черт она мне сдалась, война эта вместе с этой службой. Какие-то три неделии я был бы уж в отставке.
В действительности мне ничто не угрожало: я знал, что, возможно, уже в эту самую минуту дядины письма летят по разным адресам, а он сам в своей английской коляске с удвоенной настойчивостью делает визиты. А вот Невреву надеяться было не на кого, если уж собственный опекун приложил руку к ссылке, когда представилась оказия избавиться от неугодного жениха.
Мне не выбраться отсюда, как-то вяло произнес Неврев, будто угадывая мои мысли.
Посмотрим, посмотрим, сощурил я глаза, хоть бы знать, что дальше.
Я и так знаю, и это ужасно, ответил он, мало того, что человек рождается обреченным, так он еще может вдруг узнать, какой чудовищной дорогой придется ему пробираться к этой самой могиле.
Что-то уж очень мрачно.
Время приближалось к семи. Мы нахлобучили шляпы на самые глаза и отправились в штаб. На улице было давно уже темно, и в окнах мелькали слабые огоньки. Дом Севастьянова снаружи был ярко освещен плошками.
Тот же юный прапорщик доложил о нас генералу, однако генерал просил обождать. Мы присели на грубые крашеные стульяединственное украшение коридора. Он был пуст и темен, инвалиды уже ушли, а на том месте, где они стояли, виднелись кучки прогорелого табака. Прапорщик сидел за столом и что-то писал, но было заметно, что ему очень хочется удовлетворить свое любопытство относительно наших особ. Он то и дело украдкой взглядывал на нас исподлобья, продолжая водить пером по бумаге.
Позвольте представиться, господа, не выдержал он наконец, прапорщик Зверев, адъютант его превосходительства. Временно, добавил он и чуть покраснел. Мы также назвали себя, и прапорщик отложил свою писанину.
Вы, простите, как здесь? учтиво осведомился он. Таить нам было нечего, и мы поведали ему о нашей выходке.
Это было совсем недавно, но мне казалось, что уже по меньшей мере год сижу я в этом темном коридоре, смотрю на дверь начальника и разглядываю лицо его адъютанта.
если в Тифлис, то ничего, а вот на линии худо, донесся до меня его неокрепший голос, скучно, господа, скука смертельная, да и постреливают. Зато отличиться есть возможность. Теперь ведь экспедиций до весны не будет, он посмотрел в окно, как бы призывая в свидетели зиму.
Да, впрочем, долго здесь не задержитесь. Если будете ранены, так выйдет прощение.
А ежели убиты? улыбнулся Неврев.
Прапорщик Зверев развел руками.
Вот был у нас здесь один офицер, за дуэль, что ли, за какую-то был сюда направлен. Тоже из столицы, гвардеец, навез с собою добра две повозки, да еще и повара. А когда сюда прибыл, тут уж его приказ о помиловании дожидается. Он поругалсяи обратно на следующий день. Обойдется, господа, обойдется. У нас здесь очень много сосланных и разжалованных. За проступки-с, как-то странно пояснил он. А, однако, имеются и по государственным делам. В Пятигорске в линейном батальоне служит, кстати, множество поляков. Частью сразу после бунта присланы, частью из Сибири переведены. Да-с, вздохнул он, поляков у нас немало.
Я знал наверное, что кроме поляков, которые после 1831 года пополнили пехотные роты нашей теплой Сибири, здесь можно было встретить прикосновенных еще к делу четырнадцатого декабря. Мне чрезвычайно хотелось взглянуть на этих людей, которых, если говорить строго, в обществе почитали скорее за неудачников, чем держали за злодеев. Впоследствии я пристально вглядывался в солдат, пытаясь угадать, которая шинель могла бы принадлежать участнику столь громких событий.
Скажите, обратился Неврев к нашему новому знакомому, где нынче Марлинский?
Не могу точно сказать, улыбнулся Зверев застенчиво.
Тут дверь открылась, и сам Севастьянов запросто пригласил нас войти. Его стол был расчищен от папок и бумаг и покрыт строгой однотонной скатертью.
Присаживайтесь, господа, предложил он.
Мы робко присели, каждую секунду ожидая своего приговора. На столе тем временем появился скверно вычищенный самовар и стаканы с толстыми стенками, которые доставил солдат в расстегнутой шинели. Севастьянов, казалось, не обратил на это обстоятельство ни малейшего внимания.
Который там час? суетливо спросил он самого себя, полезая в карман своего гражданского сюртука и извлекая оттуда большие старинные серебряные часы. Так, так, в исходе седьмой. Василий Петрович, крикнул он в коридор.
На пороге появился прапорщик Зверев.
Что́ это никто нейдет? спросил генерал.
Ума не приложу, ваше превосходительство, бойко отвечал тот и снова покраснел.
Ну хорошо, проси без доклада, как придут.
Зверев исчез.
Господа, обратился Севастьянов к нам, мне предписано поступить с вами по своему усмотрению. Он вопросительно посмотрел на нас.
До весны нет смысла прикомандировывать, господа, объявил он свое решение, останетесь, поэтому, здесь до поры. Для порученийвот так. А поручений у меня много.
Честно говоря, услышав такой приказ, мы толком не знали, печалиться следует нам или радоваться надлежит. Возможно, Севастьянов уловил в нас некоторое смущение и растерянность, потому что поспешно сказал:
Успеете еще настреляться, уверяю вас. На тот свет никогда не поздно.
Так точно, ваше превосходительство, отвечали мы в один голос.
Если в гостинице не по душе, поищите квартиру. Здесь многие сдают А я уж отпишу Ивану Сергеевичу, чтобы не волновался.
Ивану Сергеевичу, ваше превосходительство? переспросил я. Вы знаете дядю?
Легкая улыбка раздвинула его сухие губы. Он, видимо, остался очень доволен произведенным впечатлением:
Я его знаю, но это ни к чему не ведет. Как это он вас просмотрел? Хотя он и сам в молодости любил подурить. Я имею в виду, был способен на поступок, поправился он.
Севастьянов казался человеком редкого такта. Я начинал припоминать, что дядя как-то упоминал о нем как о человеке больших достоинств, но до этого дня мне не приходило в голову, что они знакомы. Впрочем, я скорее бы удивился, если б это было не так.
Мои размышления были прерваны появлением новых лиц. Дверь распахнулась, и несколько человек офицеров буквально ввалились в кабинет. Сапоги их были мокры и сплошь заляпаны бурой грязью.
Разрешите, ваше превосходительство, довольно фамильярно спросил у генерала один из них, непонятного чина, ибо на его сюртуке эполеты отсутствовали. Да он даже и не спрашивал, а произносил утвердительно.
Пожалуйте, господа, ответил Севастьянов, не поведя и глазом. Отчего так поздно?
Всё искал людей для оказии, объяснил вошедший, усаживаясь. Ему на вид было лет сорок, лицо он имел с жесткими чертами и сильно обветренное.
А вы, Петр Петрович, отнесся Севастьянов к молодому человеку, облаченному в разухабистую венгерку.
А я, ваше превосходительство обладатель венгерки замешкался.
Ясно, ясно, голубчик. А, здравствуйте, Семен Матвеевич, как вы поживаете?
Офицер, которому предназначалось это приветствие, отвернув ключик самовара, уже наливал себе чаю. На нем не заметил я даже шпаги, не говоря уж об эполетах. Всё это мне очень показалось странным, как некогда сказывал Паскевич, увидав впервые ермоловский штаб. Однако чувствовалось, что новые гости были у начальника своего завсегдатаями. Они уверенно расселись и без церемоний принялись за чай. Следом за ними вошел Зверев и преспокойно подсел к столу.
Пейте чай, господа, улыбнулся нам Севастьянов. И точно, мы чувствовали себя не совсем ловко. Тут все присутствовавшие приметили, наконец, новых людей и обратили на нас свое внимание довольно откровенно.
Прикомандированные, что ли? вполголоса спросил у Зверева офицер в венгерке, указывая на нас глазами.
Сосланные, так же тихо отвечал адъютант.
Господа, знакомьтесь, возгласил Севастьянов, вставая. Полковник Веревкин, представил он офицера, появившегося первым. Капитан Степанов, он указал на Семена Матвеевича.
Венгерка оказалась поручиком Поскониным. Мы с Невревым представились в свою очередь. Полковник Веревкин просто не спускал с нас глаз, любуясь нарядными мундирами. Ощупывающие глаза были подернуты презрением. Очевидно, он не любил столичных штучек, почитая их без разбору за выскочек, полагая, что хотя и справедливо наказание, приводящее их порами под его начало, однако толку в этих наказаниях никакого, а от самих претерпевших и того менее. Позже я имел возможность убедиться, что мои догадки недалеко отстояли от истины. Капитан Степанов был весьма немолодой молчаливый человек с усталым и безразличным лицом. Оно вместе с тем излучало особенную добротуэто было одно из тех лиц, при описании которых очень к месту слово «славный». Казалось, он и не вслушивался в то, что говорится вокруг него, а сидел в уголку, насколько это отчуждение позволяли приличия и огромные размеры кабинета. Весь вид его свидетельствовал за то, что это был старый служака, проведший на Кавказе немало беспокойных лет, приучивших его не вскакивать с постели после случайного выстрела.
Примечания
1
Ф. Шиллер, «Мечты». Пер. В. А. Жуковского.
2
Молодой человек ваш племянник? (фр.).
3
Что за мысль между нами (фр.).
4
Это подогревает кровь (фр.)
5
Помни о смерти (лат.).