***
По спине страх мурашками пополз, заставив поежиться и стиснуть пальцы сильнее. Потому что, да, я догадывалась. В нашем замке жила одна служанка, побывавшая в пленуИ самым страшным было не то, что с ней сделали там, а то, как встретили дома. К собакам и то относились лучше.
Говорят, что Иллин сотворил людей по подобию своему. В таком случае, какой был смысл молиться тому, кто вместо того, чтобы помочь человеку выйти из грязи, предпочитает окунать его всё глубже в нее?
Тут же одёрнула себя, главноене опустить глаза, несмотря на то, что очень сложно сидеть вот так перед ней, под ее насмешливым взглядом, на холодном полу, чувствуя, как пробирает дрожь от голода.
В таком случае, вам сильно не повезло взять в плен всего двух.
***
Я смотрела, как она пренебрежительно глянула на кусок хлеба, и внутри поднималась волна ярости. В две секунды преодолела расстояние между нами и за шкирку подняла со шкур:
Да что ты знаешь о плене? Что ты вообще можешь знать о том, насколько нам сейчас повезло? У многих в плену твоего проклятого жениха не то что хлеба не было, а воду из грязных луж хлебали и молились на небо, чтоб дождь полил.
***
О, она могла бы мне не рассказывать о моем женихеЗнала бы она, что он был проклят так же и мной. Бессердечное чудовище в обличье человека, которого ненавидели практически все, а остальные трусливо боялись. Хотя разве не я сама согласилась на его унизительное предложение стать женой, точно так же трусливо испугавшись за себя и своих родных? И разве можно оправдать торговлю собственным достоинством даже с целью накормить сотни людей?
Но той, что с такой яростью сейчас удерживала меня, необязательно было знать это. Я вскинула голову вверх, глядя в сузившиеся глаза:
Позиция слабыхистово молиться кому-то там на небесах, вместо того, чтобы взять в руки свою судьбу
***
Я смотрела в карие глаза велеарии и чувствовала, как по телу проходят разряды неудержимой ярости. Вспышками картины из прошлого, и свист хлыста в ушах и звук раздираемой одежды, воплидикие вопли, которые снятся по ночам. Мои вопли. Какого Саанана я церемонюсь с этой лассарской тварью, которая с пренебрежением смотрит на наш хлеб? Каждое зерно стоило чьейто жизни и чьей-то крови.
У тебя есть выбор. Единственный выбор на данный момент и от него зависит, в каком состоянии тебя получит твой будущий супруг.
Я толкнула ее на колени и за затылок ткнула лицом к хлебу.
Ешь! Давай! С пола! Нам этот хлеб кровью доставался, не то что твоему папочке и жениху. Ешь! И, может быть, ты сегодня не узнаешь, что означает позиция сильных и слабых в этом месте.
***
О, Иллин, за какие грехи ты позволяешь мне так страдать и унижаться? Какие мои мысли показались тебе недостойными в моей беззаботной прежней жизни, что ты решил наказать меня таким жестоким способом? Я уже сомневаюсь, что ты вообще существуешьЯ перестаю верить, с каждым днём все больше и больше склоняясь к мысли, что только Саанан и правит в этом проклятом мире лжи и предательств. Всхлипнула от неожиданности, упав коленями на ковер, пока она сжимала сильными пальцами мою шею. Я схватила дрожащей ладонью хлеб и поднесла ко рту, невольно глубоко вдохнув его запах. Вспомнилось, как недавно кухарка испекла булку и траурным тоном объявила, что это были последние остатки муки, а, значит, хлеба мы не попробуем до лучших времен. Ослабевшая от голода она его уронила на пол, подавая на стол. Всплеснула руками и жалобно заплакала, присев на корточки перед ним. Тогда отец молча встал, поднял с пола, положил на стол и с невозмутимым видом начал резать его на тонкие куски. Видит Иллин, тогда нам казалось, мы не ели ничего вкуснее этого грязного хлеба. Но сейчассейчас подчиниться ей означало унизиться снова. А я слишком устала от собственного унижения, хотя и понимала умом, что Далия права. Что мне следует поесть, чтобы суметь дождаться своего освобождения.
Я очень ценю вашу заботу о себе и о моем женихе. Но я действительно не голодна.
Раскрошить руками хлеб, инстинктивно сжимаясь в ожидании ее реакции.
***
Не знаю, что в меня вселилось в этот момент, я просто схватила ее за волосы и выволокла из шатра прямо туда, к костру, где мужики распивали дамас и жарили на огне картофель из запасов этой наглой, высокомерной суки. Раскрошенный хлеб и этот голосок, которым она так саркастически-невинно послала меня к Саанану, сорвали мне все планки. Мне хотелось крови, криков и ее боли. Много боли, чтоб упиться ею, чтоб захлебнуться и перестать видеть в ней себя.
Эй, что приуныли? Я вам десерт принесла.
Толкнула девчонку в снег, увидела, как округлились глаза моих людей и вытянулись лица. Они знали наши законымы не насилуем женщин и детей, мы не обижаем пленных. Я подошла к ней сзади и полоснула по материи кинжалом, а потом сдернула с нее платье до пояса.
Давайте. По очереди. У вас же никогда не было такой вкусной и красивой сучки? Что смотрите? Оттрахайте эту тварь.
Дали.
Не лезь, Бун. Я хочу, чтоб ее отымели. Сейчас и здесь. При мне.
Я обошла девчонку со всех сторон, видя, как зажмурилась, дрожа от холода, как прикрыла грудь руками. Красиваяпородистая сучка. Мне хотелось, чтоб она ползала на коленях и умоляла пощадить ее. Сломать эту гордыню, пройтись грязью по белому холсту Ода Первого, испачкать его кровью.
Как ты там сказала? Удел слабых молиться? Можешь начинать.
Вдали послышался шорох и приглушенный топот копыт. Из-за деревьев показался наш разведчик. Керн!
Наконец-то! Слава Геле! Вернулся. Чтоб его. Я обернулась к оторопевшим мужикам:
Когда я вернусь, залейте ее тело кровью и спермой. Не щадить, но и не убивать. Приступайте.
Стиснув челюсти, стараясь не думать о девчонке, которая сдавленно закричала, едва я отошла с помощником за шатер. Послышался хохот рыжего Ласа и снова крики. Я не сомневалась, что именно этот начнет первым.
Рассказывай, что там?! Почему так долго? Я уже думала, убили тебя.
Ударила по плечу и сильно сжала.
Заметал следы. Лассары повсюду, моя деса. В Лурде мятеж. Маагар Вийяр захватил замок. Дас Туарн обезглавлен.
Это было мгновенно, я ещё не успела осознать всё, что он сказал, как тут же поняла, что я должна это остановить. Меня как молнией поразило. Даже в голове сверкнуло, и волчица во мне оскалилась.
Я развернулась, быстрыми шагами туда, к шатру.
Хватит!
Но ослепленные похотью и многодневным голодом по женской ласке мои воины меня уже не слышали. Я дала им волю к насилию, и они не преминули ею воспользоваться. Склонились к девчонке и рвали на ней одежду, рыча, как животные.
Им иммадан! Проклятье! Их уже не остановить. Я метнула нож, и он со свистом вонзился в дерево прямо у головы рыжего, который навис над бешено орущей девчонкой и пытался раздвинуть ей ноги. Лезвие царапнуло ему висок.
Всё! Отбой! Разошлись!
Он встал с колен, слегка пошатываясь, застегивая ширинку, глядя на меня бешеными глазами. С пьяной ненавистью за то, что помешала.
Разошлись, я сказалатрахнешь кого-то в первой же деревне, в которую войдем. Обещаю. Остынь. Снегом умойся. Всё! Пошёл отсюда!
Я наклонилась к девчонке, рывком подняла со снега и, сдернув с себя плащ, укутала, как в кокон.
Отдышись! ЭйПосмотри на меня!
Схватила за скулы, вглядываясь в затуманенные слезами глаза.
Не тронет тебя никто. На! Глотай!
Сунула ей в руки дамас и заставила выпить.
Вот так. Пошли. Начнем сначала.
Подтолкнула обратно к шатру.
***
Я смотрела на нее и на всех этих огромных, грязных мужчин, с сальными улыбками приближавшихся ко мне. Я слышала их развязные голоса и видела, как загораются неприкрытой похотью пьяные глаза. Холод пробирался всё глубже, уже не под одежду, он проникал под кожу, заставляя съеживаться. Но я не могла унять дрожи не от него, а от страха, охватившего все тело. Отступала назад, качая головой и онемевшими губами умоляя не подходить, пока не уткнулась спиной во что-то и не услышала громкий мужской смех над ухом.
Попалась, куколка. Такая сладкая. Слаще сахара.
Огромные руки перехватили меня под грудью и начали лихорадочно ощупывать всё тело, сжимая до синяков. Я закричала, пытаясь отбиться от наступавшего спереди громилы с похотливой улыбкой во весь рот, одновременно извиваясь и пытаясь сбросить с себя руки того, кто стоял сзади.
Папочка, помоги мне! Пожалуйста, помоги!
Мне казалось, я кричала это вслух, то вгрызаясь зубами в потные руки насильников, то крича от боли, от пощёчин и щипков. А в голове траурной мелодией один вопрос. Всё тот же, что и в последние месяцы. "За что?" Почему всё это происходит со мной? С нами. Мое бесчестие сейчас значило больше, чем смерть. Для Ода Первого, а, значит и для Туарнов.
Я закричала, выгнувшись от дикой боли, когда один из них больно сжал руками мои запястья, выворачивая руки, а второй, грязно ругаясь, пытался раздвинуть мои ноги.
А потом всё резко закончилось. Мне даже кажется, я на мгновение потеряла сознание, так как пришла в себя уже стоящей на ногах и закутанной в какую-то тряпку. Горло обожгло крепким напитком, опалившим внутренности, а предводительница этих нелюдей что-то говорила мне и толкала к своему шатру. Будто издеваясь. Словно игрушку какую-то. Я остановилась, как вкопанная, а потом бросилась на нее и схватила одной рукой за волосы, второй стараясь влепить ей пощёчину.
Не трогай меня, дрянь, чувствуя, как накрывает истерикой, не трогай меня никогда!
***
Ее истерика была такой естественной сейчас, какой-то правильной и вызывающей невольное уважение. Она боялась и в то же время не прогибалась, как трусливая овца, как ее служанка, которая чистила сапоги моим людям и уже легла с одним из них в шатре при других воинах, а завтра ляжет с другим, если этот пошлет куда подальше, и так, пока не найдет постоянного. Здесь все по рукам ходят. Жить хотят, любви и ласки. Не осуждала никогда, но и понять не пыталась.
Я перехватила ее хрупкие руки и глядя в огромные, наполненные слезами глаза, почувствовала, как всё внутри сжимается в тугой узел. Я слышала, что она там кричаласлышала каждое ее слово. Мне казалось, что я отгородилась своей ненавистью и жаждой кровитолько потому что девчонка не утратила остатки благородства и не превратилась в ту, в кого превратилась я, и всё же слышала, как она звала на помощьЯ тогда звала маму. Вот так, как и она. Плакала и звала мамупока ее другие твари у меня на глазах
Мое живое отражениеещё не сломанное, но уже поставленное жизнью на колени, преданное и поруганное проклятым ублюдком Вийяром. Я опустила насильно ее руки, продолжая смотреть ей в глаза и сжимать тонкие запястья.
Нет больше папочки, Лориэльникого больше нет. Тебя предали так, как предали в свое время меня. Маагар дас Вийяр взял Лурд и казнил твоего отца.
***
Я не поверила ей. Я смотрела в ее большие синие глаза, из которых исчезли ненависть и ярость, и мне хотелось смеяться. Откуда ей знать? Ещё пару часов назад, когда солнце стояло высоко, она не знала моего имени, а сейчас, в сгущающихся сумерках она смеет мне нести такую весть?
Засмеялась истерически, громко, чувствуя, как снова пробирает дрожь от холода, он забивается под плащ и касается ледяными пальцами моих плеч и спины.
Ты лжёшь. Мой отец живМаагар Дас Вийяр не мог пойти против своего отца.
***
Я сильно сжала ее руки, чувствуя, как и сама холодею внутри. Вот это невериеэто отрицание. Я тоже долго не могла поверить, что выжила только я. Долго не могла поверить, что нас предал тот, кто сидел с нами за одним столом ещё несколько дней назад.
Мой разведчик вернулся из Лурда. В Талладасе новый велиарстарший сын Ода Первого. Твоего отца обезглавили. Вийяры не всегда держат свое слово.
Тряхнула её за плечи, заставляя смотреть на меня. А мне стали казаться невыносимыми её огромные глаза и слезы, застывшие в нихИ каким-то кровавым узором складывались картинки
Мою семью он предал точно так же. Идем в шатер, холодно здесь. Давай. Застудишься босиком.
***
Меня втащили в шатёр и оставили там одну оплакивать свое горе. И за это я была благодарна ей сейчас. Той, которая только что едва не позволила растерзать меня. Той, которая сообщила с какой-то долей сочувствия в голосе эту новость. Но мне не нужно было ее сочувствие. Я хотела одногоодиночества, чтобы полностью отдаться этой опустошенности, в которую меня только что окунули. Я не верила ее словам и продолжала тихо всхлипывать, сжимая замерзшими пальцами плечи, впиваясь ногтями в кожу, чтобы унять ту боль, которая сейчас резала будто ножом. Изнутри. Я чувствовала каждое его движение, извивалась от проникновений острого лезвия, продолжая убеждать себя в том, что такого не может быть. Зачем Оду Первому предлагать мне замужество и отправлять дары в Лурд, если он мог с самого начала поступить именно так: захватить город и уничтожить нашу семью? Или сын всё же ослушался своего отца?
Лезвие под кожей всё быстрее наносило удары, заставляя выть от нестерпимой боли и непонимания. Я молилась. Да, я молилась Иллину и всем остальным богам, которых только могли почитать люди, чтобы всё это оказалось страшным сном. Конечно, сном. Сейчас Тила разбудит меня, и мы спустимся к моему отцу. Он улыбнется устало и пригласит меня к скудному обеденному столу. Живой и здоровый. А потомпотом я буду умолять его гнать посланников из Лассара в Преисподнюю, откуда их отправили к нам. Вот только сердце сжимали холодные тиски осознания, что в любом случае нас ждал именно такой исход.
Я не знаю, сколько времени провела наедине с собой. Очнулась только когда предводительница разбойников снова вошла в шатёр и, скрестив руки на груди, встала передо мной, глядя сверху вниз.
Я уважаю твое право оплакивать свои потери. Но в нашем отряде есть те, кому не повезло ещё больше, чем тебе. И все они, несмотря ни на что, всё ещё хотят жить и мстить. Я предлагаю тебе, Лориэль дас Туарн, остаться с нами и идти на Лассар, отомстить за свой народ и своего отца. Или же убираться отсюда прямо сейчас. Пришло время сделать свой выбор, девочка.
Я горько засмеялась, чувствуя, как продолжают катиться из глаз слёзы, как сжимается желудок от страха, и всё ещё колотит от мысли, что придется выбирать. Да и о каком выборе говорит эта женщина? У меня не осталось ни дома, ни близких. Мне некуда возвращаться, и мне больше не к кому идти.
Встала, чуть пошатываясь от слабости в коленях, схватившись за ее протянутую руку, и посмотрела в уверенное лицо Далии. Увидела по глазамона знала, что я выберу.
Я остаюсь с вами.
Глава четвертая. Рейн
Я смотрел на языки пламени в камине и жадно прикладывался к фляге с дамасом. В голове шумело и гудело. Моя комната напоминала ристалище. Я разнёс в ней всё, что попалось под руку. Сам не помню, как ломал и крушил полки, трюмо, картины. В замке воцарилась гробовая тишина. Каждая тварь тряслась от ужаса, ожидая, на кого обрушится мой гнев. Никто не смел сунуться ко мне в комнату. Только под окнами толпа зудела, как улей пчёл. Они ждали. Сегодня я ненавидел каждого из них. В эту секунду я не был валлассарским велиаром, я был тем, чью женщину собирались казнить. Вот эта свора людишек приняла решение за меня, и я обязан удовлетворить их желание, потому что не имею права пощадить убийцу валлассарского мальчишки. Потому что девочка-смерть подставилась, и я знал, кто победит во мне сегодня, и от этого хотелось биться головой о стены, что я и делал. Глотал дамас и бился лбом о железную каминную решётку, сжимая горячие прутья пальцами и не чувствуя ожогов. Выл от бессилия и проклинал ЕЁ за то, что поставила перед этим выбором.
Обломки, щепки, битое стекло и посередине я с застывшим взглядом и покрытым испариной лицом. Мертвецки пьяный и в тот же момент до безобразия трезвый. Не берёт жидкость адская, не пронимает мозг, не течёт по венам благодатным забытьем. Я Саанана наяву вижу, как скалится мне окровавленным ртом и манит пальцем прямо в адскую бездну.
С яростью двинул ногой по решётке камина и, вцепившись себе в волосы, зарычал. Идиотка! Подписала себе смертный приговор! И я ничего, мать её, не могу сделать! Только вынести окончательный вердикт. Этого от меня все ждут, и они правымои люди, уставшие и истерзанные войной, дававшие ей шанс за шансом вместе со мной. Нет больше шансов. Закончились. И права морального не имею пощадить убийцу Лютера. Свою я давно пощадилпусть и не простил.
Я понял это тогда, когда мои кости трещали и ломались, рвались сухожилия и капала кровь из волчьей пасти с только что прорезавшимися клыками. Адская боль простреливала вдоль хребта и взрывала мне мозг ослепительными вспышками, пока не затихла на кончиках шерсти, и я не отряхнулся, разбрызгивая капли крови в снег, принюхиваясь к ее запаху, витавшему в воздухе. Теперь я чувствовал его так остро, что он пронизывал меня тонкими нитями, резал изнутри и дразнил своей насыщенностью. Из-под лап вылетали комья снега и грязи, а я бежал по её следу, чувствуя, как трещит под когтями лед и адреналин свистит в ушах. Волк чуял бойню и жаждал крови.