Мисани направлялась в Речной квартал, чтобы увидеться с Госпожой сновидений, хотя и сама не представляла, чего ждать от этой встречи. Но она должна все узнать прежде, чем Аван вышлет ее из города. Ради Кайку, ради Йокады, ради отца и, в первую очередь, ради самой себя.
Гоми, похоже, из желания досадить госпоже, выбрал путь через самый оживленный рыночный ряд в районе. Поначалу карета еле катилась, а потом и вовсе остановилась, поскольку дорогу перегородили ревущие и мычащие животные да толпы городской бедноты, снующей между экипажами и телегами с корзинами овощей и хлеба или спешащей к своим домам.
Мисани нахмурилась. Даже озабоченная своими мыслями, девушка заметила перемены, которые произошли здесь за последнее время. Она видела, что и другие пассажиры и возницы беспокойно оглядываются вокруг.
Часть торговых палаток и магазинчиков уже была закрыта, в иных продавцы торопливо захлопывали двери и окна. Покупатели спешили покинуть рыночные ряды. Повсюду Мисани видела людей, собирающихся кучками, чтобы обсудить какие-то новости. Движение на дороге оказалось парализованным, и Гоми озадаченно чесал затылок и пожимал плечами, не понимая, что можно предпринять.
Мисани приоткрыла дверцу кареты и при помощи колокольчика привлекала внимание мальчика лет двенадцати. Это был поступок недостойный благородной девушки, но Мисани уже не сомневалась: произошло что-то ужасное, и она должна узнать, что именно. Мальчик немного поколебался, но, испытывая почтение к благородному статусу девушки и роскоши ее экипажа, приблизился.
Что здесь случилось? поинтересовалась Мисани.
Императрица приказала арестовать Унгера ту Торрика, сообщил мальчуган. Стражники схватили его на площади Ораторов.
Мисани почувствовала, как страх сдавил горло. Не подавая вида, девушка бросила мальчику несколько монет. Он с благодарностью поймал деньги и убежал.
В воздухе витали флюиды надвигающейся паники, и это пугало. Все прекрасно понимали, к чему может привести арест популярного оратора и откровенного противника императрицы. Мисани выругалась про себя. Она и прежде считала императрицу высокомерной особой и была невысокого мнения о способах правления Анаис. Теперь же глупость владычицы просто поразила ее. Воспламенять уже и без того разогретую толпу, публично арестовывая ее лидера и кумира, равносильно призыву к восстанию.
Гоми! Она вновь высунулась в окно. Ты можешь отсюда выехать?
Мисани еще успела увидеть, как конюх повернулся и открыл рот, чтобы ответить, когда мир вокруг взорвался.
Раздался оглушительный грохот. Карету подкинуло над дорогой. Удар пришелся на ту сторону, с которой сидела Мисани. Стенка ощетинилась длинными деревянными кинжалами. Ни жива ни мертва девушка могла лишь наблюдать, как деревянная коробка, в которой она ехала, пыталась лишить ее жизни.
Внезапно в мозгу возникла картина слишком реальная, чтобы быть видением. Время словно остановилось.
Мисани увидела себя на берегу залива Матакса, освещенного летним солнцем, искрящимся на спокойной водной глади. Ей лет десять. Задыхаясь от смеха, она несется по берегу. Волны ласково омывают босые ноги. Позади бежит Кайку, держа в руках песочного краба размером с обеденную тарелку. Она также хохочет, преследуя подругу. И в тот момент в сердце Мисани не было ничего, кроме безграничной радости, беззаботности и свободы.
Девушка внезапно возвратилась в реальность и открыла глаза.
Стенка кареты была разбита. Острые лезвия огромных щепок остановились всего лишь в нескольких сантиметрах от лица.
Мисани глубоко вздохнула, стараясь прийти в себя. Снаружи доносился приглушенный шум. Затем раздался крик, к которому присоединились десятки голосов. В уши билось голодное рычание пламени, топот ног, мольбы о помощи. Ошеломленная, не понимая, что случилось, она попыталась освободиться из ловушки, в которую превратилась карета. Экипаж лежал на боку; одна дверца, разбитая в щепки, находилась под Мисани, вторая, покореженная и изогнутая, напротив. Девушка дотянулась до нее и попробовала открыть. Дверца не поддалась. Тогда Мисани надавила на захлопнутые взрывом ставни окна. И, о счастье, они милостиво распахнулись. Цепляясь за торчащие во все стороны острые щепки, оставляя на них пряди волос, пленница из последних сил вскарабкалась вверх и, наконец, выбралась наружу.
Потребовалось всего лишь мгновение, чтобы осознать произошедшее. Эпицентр взрыва можно было точно установить по отметкам сажи. Что-то искореженноевозможно, телега, определить точнее теперь никто не смог бывалялось у края дороги. Раздробленные остатки карет, повозок, дымящиеся куски человеческого и конского мяса валялись повсюду, поглотив часть взрыва, который иначе просто убил бы Мисани.
Последствия его были ужасающими. Мужчины, женщины и дети неподвижно лежали на дороге, на обочине, на развалинах прилавков. Раненые стонали и корчились, некоторые были без ног или рук. Крики пострадавших соединялись с жалобными воплями родственников погибших. В воздухе стоял запах крови, серы и едкого дыма.
Гоми лежал рядом с мертвыми лошадями, которые были запряжены в карету; мозги из пробитого черепа смешались с дорожной пылью. Люди с безумными криками в панике разбегались с рынка.
Неожиданно еще один взрыв расколол воздух. Мисани вздрогнула и пригнулась, куски камня просвистели у нее над головой. Крики, на мгновение умолкнув, раздались с новой силой.
Девушка с застывшим выражением лица еще раз оглядела воцарившийся хаос. Затем медленно пошла, не слыша криков о помощи и не замечая окровавленных рук, тянувшихся в мольбе. В возвращении домой, под защиту отца, который предал ее, не было никакого смысла.
До Речного района рукой подать, и ее цельГоспожа сновидений.
Начальник королевской стражи, звеня латами, склонился перед императрицей.
Ты нарушил присягу! бушевала Анаис.
Тронный зал императорского дворца не отличался чрезмерной роскошью, но его убранство было весомым и значительным, соответствуя государственным мероприятиям, которые там проводились. Через высокие арочные окна солнечный свет падал на висевший пурпурно-белый штандартцвета правящей династии Эринима. Жаровни, установленные на высоких, тонких ножках, дымились нежным запахом ладана с обеих сторон возвышения, на котором располагались троны. Серебряный дым спиралями поднимался в воздух. Сами троны представляли собой настоящее произведение искусства, объединяя лакированное дерево и драгоценные камни, завитки бронзы и золотое плетение.
Анаис нечасто посещала этот зал. Как правило, императрица назначала здесь только встречи чрезвычайной важности. Атмосфера устрашения, созданная в тронном зале, редко бывала ей нужна.
Но сейчас был исключительный случай. В течение часа императрица получила несколько несвязных донесений, суть которых сводилась к одному: Унгер ту Торрик арестован императорскими стражниками. Самое странное заключалась в том, что Анаис не отдавала такого приказа.
Императрица, я действительно велел охране арестовать оратора. Человек, стоящий перед ней на коленях, склонил голову.
Почему? потребовала ответа Анаис. От ее голоса повеяло ледяным холодом. Своими действиями начальник стражи уже подписал себе смертный приговор.
Он молчал.
Почему? нетерпеливо повторила Анаис.
Я не могу сказать, императрица.
Не можешь? Или не хочешь? Знай, ты уже мертв. Но жизни твоей жены и детей зависят от твоего ответа.
Начальник стражи поднял голову, и тогда императрица увидела ужас и замешательство на всегда спокойном и невозмутимом лице.
Я отдал приказ но не знаю почему. Я полностью осознаю все последствия моего поступка, и все же, в тот момент Я не думал ни о чем, императрица. Я не могу объяснить это. Никогда прежде Он поколебался. Это был безумный поступок. Начальник стражи замолчал и уронил голову на грудь.
Невразумительное бормотание еще больше разозлило Анаис, но она хорошо владела своими чувствами. Императрица щелкнула пальцами и взглядом указала стражникам на склонившегося перед ней человека.
Уведите его и казните.
Начальник стражи упал к ее ногам.
Императрица, я прошу пощадить мою семью! закричал он.
Позаботься лучше о последних минутах своей жизни, ответила Анаис.
Старый воин заплакал от страха и позора, и его увели. Императрица не собиралась казнить семью начальника стражи. Но он отправится на смерть, так и не узнав этого. Человека, который поставил под удар ее будущее, Анаис не собиралась прощать.
Она подозвала к себе советника с длинной белой бородой и лысиной во всю голову, стоявшего подле трона, старого ученого по имени Хьюли.
Отправляйся в тюрьму и приведи ко мне Унгера ту Торрика. И проверь, чтобы с бунтовщиком там хорошо обращались.
Хьюли кивнул и вышел.
Императрица села на трон и провела рукой по волосам. Висок ныл, и тупая боль кругами расходилась по всей голове. Анаис чувствовала себя загнанной в ловушку.
Череда взрывов, потрясших город за последний час, наводила на мысль о заговоре. Удар спланировали заранее, не хватало лишь искры, чтобы привести заряды в действие. Арест Торрика сыграл роль той самой искры. Казалось, взрывы никак не связаны друг с другом. Они произошли в разных местах: на переполненных улицах, на судах в доках, и даже у храмов. Кто бы ни стоял за этим, Анаис подозревала, что организаторы хотели посеять панику среди населения. Их замысел удался. Императрице уже пришлось послать почти половину своих стражников, чтобы подавить восстания, вспыхнувшие в разных районах города. Но вид бело-голубой брони только усилил волнения толпы.
Идиотизм начальника императорской стражи поставил императрицу в ужасное положение, но это было не самое худшее. Влияние Торрика на народ оказалось значительно сильнее, чем она полагала. Анаис знала, что Унгер ловкий смутьян и великий оратор. Но теперь получалось, что на него работала целая подрывная армия. И не трудно поверить, что человек с такой харизмой может вселять преданность в своих последователей.
Кто-то подложил бомбы. Императрица подозревала, что Унгер ту Торрик мог назвать имена заговорщиков, превративших Аксеками в настоящий ад.
В то же самое время предмет размышлений императрицы томился в подземелье дворца.
Тюрьма в императорском дворце была чистой, но темной и мрачной. Камера Унгера ничем не отличалась от остальных.
Когда его освободят, оратор покинет неволю с высоко поднятой головой, как уже происходило не раз. Благородные лорды, землевладельцы и даже административные советы заключали его в тюрьму и прежде. Своими призывами Унгер нажил немало врагов. Богатым и властным не нравилось отвечать за несправедливость и зло, которое они принесли простым людям.
Торрик рассматривал свой арест как часть процесса переговоров. Он стал слишком опасен, нарушая спокойствие Аксеками, подталкивая людей к восстанию. Оратор ожидал ареста. Это было простой демонстрацией силы, показывающей, что богатые и знатные все еще у власти. Вскоре они вступят с ним в переговоры. Унгер изложит требования людей. Власти согласятся на некоторые из них, но не на все. Затем, его выпустят и провозгласят народным героем. А Унгер в свою очередь использует новый статус, чтобы продолжить обвинительные речи против власти, пока та не выполнит оставшиеся требования.
На этот раз требования были слишком просты и не предполагали переговоров или длительных обсуждений. Порченый ребенок не должен сидеть на троне.
Анаис отлично справлялась с обязанностями императрицы. Даже Унгер это признавал. Но она была слепа и высокомерна. Императрица сидела слишком высоко в своем дворце на холме и не видела оттуда всего того, что происходит на улицах города. Похоже, Анаис просто не интересовалась своим народом. Она тратила время на выяснение отношений с политиками и знатью, получала поддержку у армий, подписывала соглашения и договоры и все время забывала, что люди, которыми управляет, единодушно требуют одного: мы не хотим видеть на троне урода!
Неужели она всерьез полагала, что императорская стража сможет сдержать порыв народа Сарамира? Или Анаис собиралась управлять ими с помощью силы? Недопустимо! Недопустимо!
Люди будут услышаны! И Унгер ту Торрик станет их рупором.
Оратора поместили отдельно от других заключенных, чтобы он не распространял среди них свои мятежные мысли. Тень от решетки, закрывавшей высокое овальное окно, падала на центр каменного пола камеры. Тяжелая деревянная дверь, обитая железом, с узкой щелью, куда заглядывала стража, запиралась на несколько замков. Камера была абсолютно пустой, душной и мрачной.
Унгер сидел в углу, закрыв глаза, скрестив ноги, и думал. Он был простым человеком, в обычном платье и не говорил ничего особенного. Но он подверг сомнению все и вся и поэтому представлял угрозу для тех, кто использовал традиции в собственных интересах. И независимо от его личных чувств к порченым, императрице нельзя позволить навязать людям следующего правителя.
Глаза его широко раскрылись, сердце болезненно екнуло. В камере находился кто-то еще.
Унгер вскочил на ноги. Внезапно стало совсем темно, будто облако проглотило весь свет. И все же в тусклых лучах солнца, проникающих через окно, оратору удалось разглядеть в дальнем углу едва заметные очертания фигуры. Его охватил ужас. Он мог поклясться, что еще секунду назад в углу никого не было, да и дверь не открывалась. Таким способом в помещение проникали только призраки или духи.
Фигура не двигалась. И все же пленник ни на мгновение не усомнился в своих ощущениях.
Кто здесь? выдохнул он.
Фигура пошевелилась, но ее очертания не стали от этого яснее.
Ты дух? Или демон? Зачем ты явился? потребовал ответа Унгер.
Неясный силуэт медленно приближался к мужчине. Торрик набрал воздуха в грудь, чтобы позвать на помощь и разбудить охрану, но скрюченная сухая рука появилась в луче света, падающего из окна, и длинный палец дотронулся до тела Унгера. Крик застрял в горле. Оратор застыл, не в силах пошевелиться. Паника пронзила его разум.
Незнакомец неслышно двигался в тусклом светесгорбленный, с тщедушным телом, спрятанным в ворохе рваных одежд, бусинок и украшений. Лицо закрывала бронзовая маска. Словно во сне Унгер наблюдал, как странный визитер медленно стягивает ее.
Его лицо о, такой страшной, уродливой физиономии Торрик никогда еще не видел. Ничего человеческого в ней уже не осталось. С одной стороны кожа собиралась складками под челюсть. Левый глаз закатывался под веко, предоставляя владельцу возможность большего обзора. Верхняя губа была намного больше нижней. Правая сторона казалась не менее ужасной. Губы словно сгнили, провалившись в рот, выставляя напоказ зубы и десны. Правый глаз, затянутый бельмом, походил на выпирающее из гнезда яйцо.
Унгер ту Торрик, прокаркал незваный гость. Его губы уродливо шлепнулись друг о друга. Яглавный ткач Виррч. Как приятно встретиться лицом к лицу.
Унгер не мог ответить. Он хотел закричать, но крик затухал внутри, не находя дороги наружу.
Ты отлично поработал на меня, Унгер, хотя и не подозревал об этом, продолжил уродец. Твои усилия десятикратно ускорили мои планы. Я ожидал, что привести Аксеками к разрушению окажется намного сложнее. Нужно было действовать осторожно, чтобы никто не увидел в этом мою руку, но ты Виррч воздел руки к небу в восхищении. Ты взбаламутил людей. А твой арест возмутил народ еще сильнее. Я даже не надеялся на такую удачу.
Унгер был слишком испуган, чтобы понять, о чем говорил Виррч. Ощущение потери контроля над собственным телом лишило оратора способности думать.
Это был настоящий риск. Только представь, мне пришлось слегка покопаться в сознании начальника императорской стражи, чтобы он выполнил мое задание. Я думал, что воцарится хаос и паника, рассчитывал на это но даже я недооценил эффективность вашей тайной армии взрывателей, Унгер. Не хотел бы, чтобы они на этом остановились.
Нет нет пропищал наконец Унгер.
О, конечно же, они не твои. Они мои. Но народ и императрица уверены, что ты в ответе за все происходящее. И мы не станем их разуверять.
Существо подошло почти вплотную, и Унгер увидел, что оно прозрачно. Значит, все-таки призрак. Уродец провел пальцем по щеке узника, и тело пронизал холод.
Твое благое дело нуждается в мученике, Унгер.
Призрак неожиданно схватил пленника за затылок, и, несмотря на всю его очевидную неосязаемость, Унгер ощутил нечеловеческую силу. Крик совпал с ударом о стену камеры. Череп оратора треснул, словно скорлупа ореха, оставив на камне кровавые потеки.