С точки зрения Юффи, которая теперь стала леди во всех смыслах, у ее мужажелезнодорожного предпринимателянаконец появилась работа, о которой она не стыдилась говорить. И Юффи нравилось не только говорить об этомона принимала участие в самом процессе, и ее теперь нередко можно было найти в кабинете Гарри. Именно Юффи пришла в голову идея передвижных бригад. И вот одна за другой прокладывали себе путь по сельской местности цепочки вагонов, в которых, не тратя время на возвращение домой по вечерам, могли спать и есть землемеры и рабочие вне зависимости от того, куда вела железная дорога.
Рельсоукладчики дышали в спину Мокрицу, который все еще разбирался с бесконечными землевладельцами по пути следования. И это тоже был мучительно медленный процесс. Каждого распирали внутренние противоречия: если слишком набивать себе цену, всегда может найтись кто-то поблизости, готовый с радостью принять поезд за гроши, если будет таким идиотом, хотя опять же именно этот идиот сможет доставить свои скоропортящиеся товары на рынок раньше тебя, и где ты тогда будешьс пылью, и шумом, и дымом, но без гроша денег?
Чтобы работа двигалась как можно скорее, патриций разрешил Мокрицу реквизировать одну из немногочисленных городских лошадей-големов. Эти лошади были примечательны не только своим неутомимым галопом, но и тем, что после поездки на них человек рисковал полностью утратить чувствительность в области таза, и, даже подложив огромное количество подушек, Мокриц чувствовал себя избитым, когда возвращался в город после долгих недель переговоров.
Измученный наперекор всем традициям и правилам, здоровью и безопасностизато, с другой стороны, сияя собственным великолепием, как бог стиляк большому неудовольствию дворцовой стражи, он проскакал на глиняной лошади до самых дверей Продолговатого кабинета. Там Мокриц был рад увидеть Стукпостука, который проворно открыл ему двери и так быстро отступил в сторону, что Мокриц, пригнувшись, ухитрился изящно прогарцевать к самому столу лорда Витинари.
Патриций невозмутимо отставил чашку кофе и сказал:
Господин фон Липвиг. Обычай предписывает стучать перед тем, как войти в этот кабинет. Даже и особенно перед тем, как въехать верхом. Благодари богов, что Стукпостук вовремя сообразил отключить нашу систему сигнализации. Сколько раз я должен тебе повторять?
Каждый раз, сэр, к сожалению, потому что, видите ли, сэр, чтобы вам от меня была хоть какая-то польза, я должен оставаться Мокрицем фон Липвигом, сэр, а значит, я обязан дойти до самого края и поставить там свой флаг, сэр, в противном случае жизнь не будет стоить того, чтобы умирать.
Стукпостук поморщился при мысли о таком халатном обращении с символом государственности, а Мокриц продолжил:
Такова уж моя натура, сэр, и, если честно, я до смерти устал возиться со старыми затейниками, которые возомнили, что могут облапошить Мокрица фон Липвига, и со всеми этими скользкими, и неприятными, и глупыми, и умными, и жадными которые порой совмещаются в одном человеке. После такого моей душеньке нужно отмыться и взбодриться, сэр.
Ага, душа! воскликнул Витинари. Не думал, что она у тебя есть. Век жививек учись, он сомкнул пальцы домиком. Господин фон Липвиг, работа господина Кекса привлекла внимание всего мира. Конечно, наивно было бы полагать, что остальные страны, крупные города и столицы не обратят внимания на железную дорогу. Это оружие, господин фон Липвиг, коммерческое оружие. Ты можешь не знать этого, потому что живешь в другом мире. Юный господин Кекс приехал в Анк-Морпорк, потому что этот старый грязный город при всех своих недостаткахта самая ось, на которой вращается мир. Здесь творится история. Здесь благодаря просвещенному и заботливому правительствуиными словами, мне каждый взрослый, ребенок, гном, тролль, вервольф, вампир, даже зомби и, да, гоблин может назвать себя свободным. Свободным от любого господина, кроме закона, который един для всех, какой бы расы ты ни был и какое бы ни занимал положение в обществе. «Цивис Анк-Морпоркианус сум» «я анк-морпоркский гражданин»!
Послышался глухой ударэто лорд Витинари стукнул кулаком по столу.
Анк-Морпорк, господин фон Липвиг, не превзойти! Я знаю, что в эти дни ты кладешь все силы на то, чтобы первый полноценный поезд для настоящих коммерческих перевозок обзавелся своей железной дорогой, по которой он сможет передвигаться, и когда это произойдет, это будет чудо света. Но все течет, все меняется, и наша задачаудержать наш город на гребне волны. Не сомневаюсь, что вы, господин фон Липвиг, вместе с сэром Гарри и господином Кексом уже строите планы на будущее. Со своей стороны могу высказать предположение, что ежедневные железнодорожные рейсы до Щеботана и обратно непременно подтвердят полезность железной дороги. В то время как удобная дорога до Убервальда остается в высшей степени желательна, боюсь, мне придется подождать. Меня буквально изводят правительства всех стран, уговаривая провести дорогу именно к ним, но Щеботаннаш сосед и важный торговый партнер, и он понизил голос, мы сможем получать свежие морепродукты до того, как они приползут в Анк-Морпорк своим ходом. Что ты на это скажешь? Окончательные детали переговоров по Столатской линии предоставь Стукпостуку, продолжал Витинари. У него есть мое разрешение пользоваться услугами темных клерков Таланты господина Смита могут нам пригодиться в разрешении любых вопросов с неподатливыми землевладельцами.
Мокриц заметил, что глаза Стукпостука загорелись незнакомым блеском, хотя сам секретарь ничего не сказал.
Можешь идти, господин фон Липвиг, и прими напоследок мой совет: если ты еще раз явишься сюда верхом, пеняй на себя. В следующий раз ты рискуешь оказаться брошенным на растерзание котикам. Его светлость зловеще усмехнулся и добавил: Седрик всегда готов (огонек) .
«Огонек? думал Мокриц, уводя лошадь из кабинета. О боги, да это заразно».
Наверна Чудакулли, аркканцлера Незримого Университета, перехватил в Главном зале университета слугобраз Барнстебль.
Он дотронулся до кромки своего котелка в традиционном приветствии, вежливо откашлялся и сказал:
Господин аркканцлер, есть один человек, который хочет с тобой встретиться, и слова «нет» он не знает. Очень жалкого вида тип, выглядит так, словно за всю жизнь ни разу сытым не ходил. Лично я склоняюсь к мнению, что он просто хочет милостыни. И одет в какое-то платье. Сомнительный господин. Мне указать ему на дверь?
Аркканцлер на минуту задумался и уточнил:
А пахнет от этого человека, случайно, не как от барсука?
Да, сэр, верно!
Чудакулли улыбнулся.
Господин Барнстебль, старик, которого ты описываешь, мастер всех видов когда-либо существовавших боевых искусств. Многие из них и существуют благодаря ему, и он единственный в мире известный мастер дежа-фу . Он может ударить по воздуху, и его удар долетит до самого твоего дома и стукнет тебя прямо в харю, когда ты откроешь дверь. Он известен под именем Лю-Цзе, и это имя вселяет страх в тех, кто не знает, как оно произносится, не говоря уже о том, как пишется. Мой тебе совет: улыбнись ему и со всеми почестями проводи ко мне в кабинет.
Лю-Цзе окинул внимательным взглядом ассортимент бренди на ломящейся под грузом напитков тележке и сел. Чудакулли, дымя, как Железная Ласточка, сказал:
Как я рад видеть тебя, мой друг. Ты здесь из-за паровоза, да?
Конечно, Наверн, разве есть сейчас еще какие-то темы для разговоров? Ингибиторы мелют время, и все в Ой-Донге опасаются гинунгагапатемноты, наступающей в конце света перед тем, как возникнет новый мир. Хотя, по мне, было бы очень кстати, учитывая, что этот мир уже сплошь раздолбан, неухожен и заброшен. Единственная проблема, которую мне пока не удается решить, это как попасть из мира умирающего в мир новый. Вот где загвоздка. Но даже Аббата встревожило появление парового двигателя вне времени паровых двигателей.
Чудакулли потыкал в трубку ершиком и проговорил:
Да-а, действительно, незадача. Уж, наверное, паровой двигатель не может появиться до того, как наступит время паровых двигателей. Если ты увидишь свинью, то скажешь себе: это свинья, значит, сейчас время свиней. Ты же не станешь оспаривать ее право быть свиньей?
Разумеется, нет, ответил Лю-Цзе. К тому же от свинины меня невыносимо пучит. Мы знаем, что вселеннаяэто бесконечная история, которая, к счастью, непрерывно пишет сама себя. Но вот мои братья в Ой-Донге непоколебимо верят в то, что вселенную можно понять до последней запятой.
Чудакулли рассмеялся:
О боги! А знаешь, мой блестящий коллега Думминг Тупс, кажется, подпал под аналогичное заблуждение. Похоже, даже умнейшие люди иногда забывают об одной из очень важных богинь я имею в виду Пиппину, дамочку с яблоком раздора. Она-то знает, что вселенная, нуждаясь в законах и стабильности, требует и капельку хаоса, чего-то неожиданного, удивительного. В противном случае вселенная была бы механизмом, бесподобным механизмом, многие века не сбивающимся с хода, но в ней все было бы одинаково. Следовательно, можно предположить, что и на этот раз потеря равновесия будет дозволена, и милосердная богиня постановит, что эта машина еще может свершить удивительные вещи, если дать ей шанс.
Я был бы не против дать ей шанс, отозвался Лю-Цзе. С интуицией я на короткой ноге. Я знаю, что монахи давно и бережно направляют этот мир, как пастухистадо, но боюсь, они не понимают, что овцам иногда приходят в головы дельные идеи. Неизвестность всегда неизвестна, но проблема в том, что люди, которые полагаются на систему, начинают верить, что все вокруг, так или иначе, является системой, и тогда в конце концов они становятся бюрократами. Так что, друг мой, восславим Пиппину и периодические раздоры. Думаю, остальные члены круга сойдутся с нами во мнении. Будем судить по результату. Ведь все просто, как забор: вот паровой двигатель. Следовательно, сейчас время парового двигателя.
Ура! сказал Чудакулли. За это надо выпить.
О, благодарю. Я бы капнул бренди в чай, чтобы не замерзнуть, если ты не возражаешь, сказал Лю-Цзе.
Мокриц сидел за столом, обдумывая, как бы лучше обсудить вопрос о Щеботане с сэром Гарри. Он без особого интереса отметил присутствие некоего весомого джентльмена напротив.
Господин фон Липвиг? обратился к нему джентльмен. У меня для тебя есть предложение.
Мокриц засмеялся:
В эти дни всякий, у кого есть для меня предложение, имеет в своем распоряжении пять минут, и одна из них уже прошла. В чем дело?
Я не просто так, человек с улицы, заметил мужчина, вытягиваясь в полный рост, который на самом деле оказался немногим меньше его полной ширины. Я шеф-повар. Ты, наверное, слышал обо мнеВесь Джолсон. Из надежных источников мне стало известно, что со дня на день ваши чудесные паровозы начнут ходить в Сто Лат и обратно. Хотелось бы знать, ты уже подумал о том, чем люди в поезде будут питаться? Я хочу участвовать в конкурсе на право продавать еду в поездах и в залах ожидания. Как легкие закуски, так и плотную пищу для путешествующих на дальние расстояния. Ничто так не снимает дорожную усталость, как горшочек моего фирменного слампи. Или первичного бульончика, очень даже согревает с мороза. Я думаю подавать его в чашках с крышечками, а там такое плавает, что, скажем прямо, не хотелось бы пролить на себя.
Мокриц уловил самые важные слова, как форель ловит новорожденных мушек. Еда в поезде! Залы ожидания! Да! Места, где люди захотят тратить деньги. Ему в очередной раз напомнили, что железная дорога была чем-то большим, нежели сочетанием рельсов и пара.
И когда Джолсон вручил ему визитную карточку, всю в пятнышках жира, Мокриц позволил себе помечтать о дополнительных перспективах. Конечно, понадобится специально отведенное место, где можно ждать поезда, где всегда сухо и тепло и можно что-нибудь выпить и даже, страшно подумать, купить булочку с сосиской, которая действительно в свое время была свиньей. И да, поскольку Дик пообещал, что вести поезд ночью не составит труда, то в пункте назначения должны быть привокзальные гостиницы, такие же роскошные, как и вагоны, и страшно оживленные, потому что постояльцы будут приходить и уходить круглые сутки. Там будет казаться, что весь мир пришел в движение.
Не в силах угомониться, Мокриц выбежал из конторы и двинулся к сараю. До сих пор ему казалось, что Дик беспечально воплощал в жизнь все свои мечты, поэтому он удивился, увидев инженера одиноко сидящим у пыхтящей Железной Ласточки в самом настоящем унынии.
Мокриц, машинально войдя в роль смазки для колес прогресса, участливо поинтересовался:
Что-то случилось, Дик?
Словно истязаемый внутренними демонами, Дик мрачно отвечал:
Да такое дело, господин Липвиг. Меня пригласили в Гильдию Ловких Умельцев на той неделе, познакомиться с господином Пони, и представляешь, что он мне сказал? Что я должен пойти в ученики! Я-то! У ребят моих вон как все ладится, это они должны быть моими подмастерьями, но нет, оказывается, раз я сам не мастер, то должен четыре года отработать по контракту у настоящего мастера, а через некоторое время, глядишь, и стану подмастерьем. Но я сказал: никогда я контрактов не заключал, ни у каких мастеров не учился, знаете почему? Я сказал, что никогда не был в подмастерьях, потому что никто не мог меня научить тому, что я сейчас знаю! Мне пришлось до всего дойти самому! А потом я прочитал про древних эфебцев, которые когда-то построили небольшой паровой двигатель, и он заработал Ну, потом взорвался прямо у них под ногами, хотя никто не пострадал, они спаслись потому, что их двигатель был для какой-то лодки, и все они оказались в воде, в промокших тогах. И тогда я подумал: эти древние эфебцы, наверное, знали свое дело, поэтому я взял в нашей столатской библиотеке еще одну книжку про них, и знаешь что, господин Липвиг? Вот эти древние в простынях и сандалиях придумали еще и синус, и косинус, я уж молчу про тангенс! Всю мою любимую математику. И квадратные уравнения. Где бы мы были без квадратных-то уравнений? Ну и в общем, они выглядели стариками, которые на первый-то взгляд ничем не занимались, только лежали и спорили о философии, а потом оказывается, что знали-то они практически все, ну, обо всем и все-все-все записывали. Ты представляешь?? У них все было на руках. Могли бы взять и построить нормальный двигатель, паровой корабль, который бы не взорвался. Вот тебе и академики. Столько знанийа они снова принялись обсуждать красоту и истину чисел и проморгали тот факт, что они открыли что-то зверски важное. А я что? Если я захочу красоты и истины, то вот, посмотрю на Ласточку.
Дик стукнул кулаком по железному корпусу и сказал:
Вот онакрасота. И вот онаистина, прямо тут. И они все это знали, но скрывали. Посмотри на нее! Моя машина! Я ее сделал! Я! И я недостаточно хорош, чтобы стать подмастерьем!
Он перевел дыхание и продолжил:
Не пойми меня неправильно, господин Липвиг, я знаю, что все это просто слова, но понимаешь, до меня вдруг дошло, что раз я никогда не проходил обучения, мне никогда не стать мастером, потому что нет никого, кто знал бы о том, чем я занимаюсь, больше меня самого. Я прочесал все справочники, прочел все книги, но мне нельзя быть мастером, пока другие мастера мне не скажут, что я мастер.
Дик еще больше приуныл, а Мокриц так и стоял с разинутым ртом и слушал, как дотошный Дик винит себя в том, что он гений.
И у моих ребят, продолжал он, ну, так я их зову, так вот у них нет даже надежды стать однажды мастерами, потому что они обучались инженерному делу не у мастера! Что за бред!
Мокриц рассмеялся в голос, обхватил ладонями чумазую голову Дика, аккуратно повернул его лицом к простирающемуся перед ними участку и огромным, ставшим уже постоянными очередям на поезд и спокойно сказал:
Они знают, что тымастер, а Железная Ласточкатвой шедевр. Любой мальчишка хочет быть тобой, Дик, потому что ты сам по себе шедевр. Ты меня понимаешь?
Вид у Дика был недоверчивыйвидимо, он все еще дулся из-за отсутствия диплома с красивыми званиями, который его матушка могла бы повесить на стенку.
Да, но при всем уважении, они не имеют никакого авторитета в вопросах укрощения пара. Никого не хочу то есть обидеть, но что они знают?
Мокриц оборвал его:
Дик, в каком-то смысле где-то здесь в глубине живет сама душа мироздания, и они все знают. Ты ведь слышал о Леонарде Щеботанском. Некоторые мастера сами делают себя мастерами, и ты один из них. Ты сделал из себя инженера, и все об этом знают.