Роб Дж. ХайеМстительные духи
Когда-то могучий, дважды сломленный, проклят охотник мертвых.
За гранью, в поисках, на службе до могилы. Бой, забытый даже временем.
Значение слов не все слова могут передать. Нерушимая клятва перед богом.
Запятнанная красными чернилами греха, цель куда гуще воды.
Отраженное лицо раскрывает правду разбитого зеркала.
Узы семьи, любовь матери, месть за тех, кого не спасти.
Все угли умирают, оставляя пепел, но мертвые искры можно разжечь.
Сердце передано, плоти нет для связи. Боги и монстры ожидают.
Однажды убитый, дважды потерянный, остаток без оков и укрощения.
Кожа из мести, цель вместо души, мимолетное воспоминание того, что отняли.
Пролог
Школа горела. Конихаши, Пятый Мудрец под Небесами, шагал по залам, полным дыма и огня. Его любимую академию уже не спасти. Огонь распространялся слишком быстро, неестественно. Его ученики кричали о жутких фигурах во дворе, его товарищи-учителяо змее в черном огне. Онрё пришли за ним. Все было его виной, и он должен был остановить это.
Пятый Мудрец под Небесами вышел из огня его горящей школы на холодный воздух ночи. Снег и пепел падали бело-черные во дворе, накрывая землю серым хлюпающим слоем. В дюжине шагов от него по мокрой земле и снегу его ждали онрё. Их было четверо, каждый был монстром.
Он такой древний, сказала огромная женщина, сев на корточки, ее ханфу натянулся. Две сегментированные паучьи лапы торчали над ее плечами, каждая трогала воздух, словно струны невидимого кото. Она улыбнулась ему, и Конихаши увидел клыки с зазубринами за рубиновыми губами. Старые всегда на вкус как пыль и лимоны.
Высокий мужчина рядом с ней застонал.
Тебе нужно всегда говорить о еде? его ухоженная красота не вязалась с хаосом вокруг, на нем было женское кимоно. Его длинные волосы развевались вокруг головы и плеч, словно он был под водой, каждая коса была с металлическим кончиком.
Тихо! сказал уродливый мужчина, садясь на корточки. Огонь вылетал из его рта, как слюна, когда он говорил, и он оскалился, глядя на Конихаши выпирающими глазами. Он был лысым и низким даже в высоких деревянных сабо, и его круглый живот торчал из одежды. Огонь стекал из уголка его рта, как слюна, топил снег у его ног, делал землю черной. Это мудрец, за которым мы пришли, он взглянул на последнюю фигуру.
Последний онрё был в белом кимоно, он молчал. Темный дым от горящей академии несся к нему со снегом, собирался под его одеждой, вылетал из рукавов. Капюшон был поднят, и внутри была только пустота.
Где ваш хозяин? сказал Конихаши. Если его ждал бой с онрё, он будет биться со всеми сразу. Он одолеет их раз и навсегда, заставит их заплатить за их зверства.
Конихаши сделал несколько шагов к ним. Его годы давили на него, его тело болело от усталости, какую знали только древние кости. Его кимоно было в саже, опаленное огнем, его трость почернела от огня. Несмотря на возраст, его ци ревела в нем, как адский огонь, рядом с которым пожар в академии казался угасающим угольком.
Фигура в белом одеянии прошла плавно ближе по покрывалу из дыма. Золотые завитки ветра и облаков тянулись по кимоно.
Скажи, где последняя темница, Мудрец, женский голос донесся из тьмы капюшона с хрипом.
Ни за что! только он остался из тех, кто знал о местоположении последней темницы. Вековой Клинок был мертв. Позолоченная Карга погибла. Тикающие Часы был хуже, чем мертв. Если Пятый Мудрец под Небесами присоединится к ним, так тому и быть. Он унесет тайну в могилу, как и все они.
Толстая женщина рассмеялась, ее огромное тело дрожало, еще две паучьи лапы появились из-за нее, тянули за нити шелка.
Я могу заставить его говорить, сказала она.
Красивый мужчина вздохнул.
Прошу, не надо, Сифэнь. Ты всегда оставляешь ужасный бардак.
Низкий мужчина встал во весь рост, скалясь на женщину в белом одеянии.
Он поставил тебя во главу на этой миссии, Ворона, огонь вылетал из его рта с каждым словом. Как хочешь сыграть?
Дым летел от женщины, растекался по двору, обвивал ноги ее спутников и делал снег грязно-серым.
Не все твои ученики сбежали, Мудрец, сказала она. Щупальце из дыма вытащило из-за них брыкающегося мальчика. Юный кохранец. Дорже. Пепел и сажа покрыли его форму. Его ладони, ступни и рот были обмотаны шелковой паутиной. Щупальце дыма подняло его за запястья, он висел перед женщиной в белом одеянии, а потом его бросил к распухшим ступням Сифэнь. Скажи, где темница, или моя сестра проглотит мальчика.
Конихаши вздохнул. Они не оставили ему выбора. Он знал, что онрё придут за ним, но надеялся, что они не втянут в это его учеников. Это было глупой надеждой старика. Он всех их подвел.
Посмотри на меня, Дорже, мальчик посмотрел на Мудреца глазами, полными слез. В них был звериный страх. Прости.
Конихаши поднял ладонь и толкнул падающую снежинку пальцем. Снежинка полетела к Дорже и пропала, пронзив его грудь и сердце, как стрела. Мальчик напрягся и расслабился, красное пятно уже пропитало жижу под ним. Конихаши ненавидел это, но у него не было выбора. Жизнь мальчика была ничем, по сравнению с хаосом, который онрё обрушат на мир, если он не остановит их.
Ах, это было подло, сказала мягко Сифэнь, темные паучьи глаза смотрели на Конихаши. Они куда слаще, когда живые, ее паучьи лапы уже трогали тело Дорже, шелковистые нити сияли в свете огня, она обвивала труп коконом.
Конихаши сделал еще шаг вперёд, ноги хрустели снегом под ним. Он встал во весь рост, старые кости хрустели от напряжения, мышцы болели от усилий. Они считали его слабым, потому что он был старым. Считали его дряхлым, потому что он горбился. Вскоре они узнают, что Пятый Мудрец под Небесами был все еще непревзойденной силой.
Я никогда не выдам темницу. Не монстрам, как вы, он выпустил течение ци. Снег и пепел отлетали, носились вокруг него, подхваченные невидимыми потоками его силы.
Темные крылья трепетали над Конихаши, и что-то тяжелое упало на землю за ним. Он оглянулся и скривился. Хозяин онрё прибыл за ним.
Глава 1
Харуто толкнул дверь таверны и увидел пеструю коллекцию враждебных взглядов, преувеличенной дрожи, а бородатый мужчина застыл с напитком на пути ко рту. Он сделал шаг в таверну и стряхнул с сандалий снег. Он посмотрел на каждого посетителя с ладонью на катане. Все были мужчинами, некоторые были в кимоно, другиев рабочей одежде. Хозяин суетился над глиняной чашкой, вытирая ее с пылом. Снег влетал за Харуто и падал на пол.
С дороги, старик, прорычал Гуан, толкая Харуто в спину и заставляя его пройти, спотыкаясь, в таверну. Там холоднее, чем на плече снеговика.
Гуан Мен ворвался внутрь и захлопнул за собой дверь, стряхнул снег с тяжелой меховой накидки, повесил ее на крючок у двери. Миг прошел, таверна ожила. Разговоры продолжились, и о двоих прибывших почти забыли. У Гуана была чудесная привычка расслаблять окружающих, хотя он даже не пытался.
Они нашли пустой стол в углу, так близко к огню, как только удалось, и Харуто сел на колени перед ним. Он вытащил пять ритуальных посохов из держателя на спине и прислонил их к стене за собой. А потом вытащил из-за пояса катану в ножнах, опустил на пол рядом с собой. Всегда под рукой. Шинтей не мог быть без меча, хотя он уже не был шинтеем. Не был так долго, что почти забыл ритуалы. Гуан рухнул на подушку у стола, устроился удобнее. Он вытянул ноги и потер хрустящие колени.
Я говорил, что ненавижу Ипию? тихо спросил Гуан, пытаясь устроиться удобно. Он был маленьким мужчиной, который носил свой возраст как старый потрепанный плащ, любил достаточно, чтобы сохранить, но от него воняло плесенью, и кусочки держались вместе на нитях и надежде.
Раз или два, сказал Харуто с улыбкой. Сегодня. Ты был довольно сдержанным.
Стульяэто так тяжело? сказал Гуан, стряхивая лед с неровной бороды. Он давно потерял волосы, но любил свою неудавшуюся попытку отрастить бороду. Он заявлял, что это согревало его лицо, хотя все еще жаловался на холод.
Если бы у нас были стулья, ты не смог бы доставать до стола, отметил Харуто.
Гуан заворчал, ерзая на подушке, сгибая одну ногу под собой, потом пробуя согнуть другую.
Морковка! выругался он. Хотя бы дайте подушку побольше.
Ненавижу твою клятву, сказал Харуто. Он провел рукой по длинным волосам, стряхивая с них снег. Он поежился, кусочек льда скользнул по его спине.
Мне плевать на то, что ты ненавидишь, старик, сказал Гуан и рассмеялся.
Хозяин прибыл и поклонился им. Высокий мужчина с ангельским лицом и добрыми глазами, он взглянул на ритуальные посохи у стены, его брови подпрыгнули, как бобы на барабане.
Чего желаете?
Мы начнем с двух бутылок вина, сказал Гуан, отыскав среди ворчания немного веселья.
Три бутылки, исправил друга Харуто. У нас скоро будет компания.
Она тут? спросил Гуан, озираясь. Я ее не вижу, старик, хозяин взглянул на них по очереди с вопросом на губах.
Харуто пожал плечами.
И немного еды, что-то особенное, он махнул в сторону Гуана.
Гуан порылся в кошельке, вытащил пять льен и вручил хозяину, подмигнув.
Я храню деньги, иначе старик их потеряет.
Старик? хозяин снова взглянул на них. Он указал на Харуто. Он не выглядит старым, но вы он замолк, увидев хмурый взгляд Гуана. Прошу прощения, хозяин низко поклонился.
Харуто вытащил маленькую деревянную императорскую печать из рукава кимоно и поднял ее.
Если сможете повесить это перед баром, пока я тут, я буду благодарен.
Глаза хозяина загорелись, как солнце.
У нас есть для вас работа, мастер оммедзи. Ждите тут, я принесу еду, мужчина поклонился с уважением, схватил печать и ушел.
Работа, работа, работа, бормотал Гуан. Я многое отдал бы за выходной.
Харуто фыркнул.
Один из нас должен зарабатывать.
Ха! воскликнул Гуан. Я очень популярен в Хосе, кстати.
Вот и нет.
Властные люди посылали мне подарки, чтобы я написал их истории.
Харуто закатил глаза. Они повторяли этот разговор каждый день с тех пор, как покинули Бан Пинь.
Это не так.
Женщины в восторге от моих слов.
То было двадцать лет назад.
Гуан прищурился, глядя на Харуто.
С жестокими словами вонзается кинжал. Лед треснет, а под ним найдется чистая вода.
Харуто рассмеялся.
Тыужасный поэт.
Гуан почесал ладонью бороду и кивнул.
Признаю, это было не лучшее мое творение.
Хозяин принес им три бутылки вина и чашки. Харуто налил себе чашку, другую отставил. Через какое-то время черепашка выползла из кухни, прошла к столу. Она остановилась рядом с Гуаном, посмотрела на стареющего поэта и постучала по столу коренастой лапкой.
Гуан взглянул на черепашку.
Сделай сама.
Черепашка еще раз попыталась поднять лапу достаточно высоко, чтобы забраться на стол, посмотрела снова на Гуана. А потом открыла рот и свистнула.
Гуан вздохнул и поднял черепашку с пола, перевернул ее и опустил на стол панцирем вниз. Черепашка болтала лапками в воздухе.
Это немного подло, сказал Харуто.
Гуан фыркнул.
Она сможет перевернуться, если захочет. Просто ей нравится изображать беспомощность, он склонился и смотрел на черепашку, ткнул ее пальцем, и она закрутилась.
С хлопком темный комок шерсти размером с котенка вылетел из черепашки. Она выглядела как большой комок пыли с огромными глазами и тонкими волосатыми ногами. Она прошла по краю стола, пока черепаха махала лапками в воздухе. Шики была игривым маленьким духом, который любил захватывать зверей, но она редко думала, в каком положении оставляла их, когда покидала. Она смотрела на Гуана огромными мерцающими глазами, вытащила из пушистого тела тонкую руку и погрозила ему, тихо чирикая.
Что она говорит? спросил старый поэт.
Харуто улыбнулся.
Что тыгрубый нахал.
Гуан поставил черепашку на лапы и опустил на пол.
Я не должен был спрашивать, черепашка повернулась и ушла к кухне.
Шики закончила тираду и прошла к третьей чашке вина. Ее тонкие ноги казались достаточно сильными, чтобы поддерживать ее вес, и она всегда казалась неуклюжей в своем естественном облике. Наверное, потому она часто захватывала зверей. Она села на столе перед чашкой вина, ее ноги пропали, словно и не существовали, черные лапки с дрожью подняли чашку. Широкий рот открылся в глубинах ее шерсти, и она проглотила вино одним махом. Она облизнула губы, и ее рот пропал, словно его там и не было. Она была спутником-духом Харуто, сколько он помнил, но ее причуды всегда вызывали у него улыбку.
Чудесно, сказал Гуан.
Харуто пожал плечами.
Нет-нет-нет, сказал хозяин, когда принес две миски горячего бульона. Никаких кхм, зверей? Они пугают мою черепаху.
Шики взглянула на хозяина, моргнула, а потом посмотрела на Харуто и чирикнула.
Шикине зверь, сказал Харуто. Он вел этот разговор с каждым хозяином таверн в Хосе, Ипии и Нэш. Может, не Нэш, но тем было плевать, даже если ты брал с собой в таверну лошадь. Онадух.
Хозяин таверны пялился миг то на Шики, то на ритуальные посохи у стены.
Ёкай? Это хуже.
Онане ёкай, возразил Харуто. Онадух-спутник. Мой дух-спутник.
Гуан фыркнул.
Ёкаи устраивают проблемы. Она устраивает проблемы. В чем разница? Шики хмуро посмотрела на него.
Ты не помогаешь, Гуан.
Хозяин таверны стоял с красным лицом, держал их еду.
Шики, Харуто кивнул ей. Она встала, закружилась на месте, запрыгнула на плечо Харуто, долгий миг смотрела на хозяина, моргнула и исчезла. Харуто все еще ощущал ее пушистый хвостик, щекочущий его шею. Он заплатит за это позже. Шики ненавидела быть невидимой.
Я думал, вы убиваете ёкаев? сказал хозяин, опуская миски на стол.
Харуто скривился.
Яоммедзи, сказал он. Мы не убиваем духов. Точнее, убиваем, но злых. В основном, ёкаев. Шикине ёкай.
Гуан сделал глоток вина и вытер лицо рукавом.
Я написал пару стихотворений о его деяниях. Например, «Бой двух мостов»? Как там? Два моста пересекали реку Шо, но видно было лишь один. Другой в неизведанное вел
Гуан, Харуто покачал головой. Стихотворение было ужасным и не показывало их в хорошем свете.
Хозяин таверны нахмурился и поманил одного из посетителей. Приземистый мужчина с растрепанными волосами и фартуком в старой крови с поля боя встал из-за людного стола и подошел.
Нобу, хозяин указал на Харуто. Расскажи им.
Уверены? спросил мужчина в фартуке.
Хозяин кивнул.
Ономмедзи, даже с императорской печатью, он указал на деревянную печать, которую Харуто попросил повесить на баре.
Нобу взглянул на печать, потом на ритуальные посохи, а потом на Харуто.
Вы слышали о Воющей Женщине?
Гуан рассмеялся и сделал еще глоток вина.
Слышали ли мы о Воющей Женщине? он скрестил ноги, опустил ладони на колени и склонился над столом. Он собирался рассказать им историю. А вы?
* * *
Давным-давно, еще до десяти воюющих королей Хосы и Кровавых двигателей Кохрана, мир был спокойнее. Хара Чинами, девушка с глазами сокола и уверенными, как скала, руками любила рисовать, создавала лучшие картины во всей Ипии. Ее умением так восторгались, что Исэ Кацуо, император Ипии, несмотря на ее скромное происхождение, захотел даровать ей часть нарисовать его. Сделать его бессмертным ее кистью. Но Хара взглянула на императора, и ее проницательный взгляд увидел, что было за поверхностью мужчины, ведь это было ее истинной техникойне умение смешать краски, не мазки кистью, а умение видеть правду всего. Она отказала императору Исэ, заявив, что рисовала только пейзажи. Долины, такие красивые, что на них нельзя было смотреть без слез, реки, такие похожие на настоящие, что потоки мазков уносили смотрящих.
Император Исэ не обрадовался. Он ведь был императором, а никто не отказывал императору. Он пришел к ней снова на следующий день, потребовал, чтобы она сделала его бессмертным, нарисовала его таким ярким, чтобы все, кто видел картину, рыдал. Она снова отказала, Хара была крепкой, как деревья конара на горе Сока. Ее не мог запугать даже император. Он был не первым властным человеком, который требовал что-то от нее.
Император Исэ в ярости послал солдат в дом Хары. Они забрали бедную Хару Чинами в цепях, сожгли ее дом и все ее картины. На землях замка стоял колодец, давно засохший до пыли и грязи, и они бросили в его черные глубины Хару. Исэ Кацуо накрыл колодец крышкой, чтобы свет не проникал туда. Пока Хара не согласится нарисовать его со своим талантом, она не увидит ни света, ни красок, ни красоты природы, которая так ее вдохновляла. Она нарисует его, даже если ему придется сначала сломать ее.