Граф Орлофф - Валентин Александрович Егоров 6 стр.


Сейчас мне было несколько стыдно перед самим собой, что такое со мной, магом, могло такое случиться?! Чтобы сейчас стоять в этой паршивой комнатенке, разглядывая себя, разодетого во рванье, как последнего парижского клошара? На всякий случай прикосновениями пальцев, свою грязную власяницу я превратил в черную хлопковую батистовую рубаху со шнуровкой на груди. Льняные дырявые порты очистил от грязи и паразитов, заштопал, но их фасона пошива не изменил, они мне очень понравились. Что же касается босых ног, то земляной пол их прекрасно охлаждал, поэтому я решил с новой обувью пока не спешить!

Но прежде чем, покинуть эту комнатушку, нужно было выполнить христианский обычай и тело этого несчастного парижанина предать земле. Но, разумеется, сам ему копать могилу я не собирался, взглядом разомкнул внутренние запоры двери и ее открыл. Шагнул через порог, чтобы оказаться на странной улице, по которой был народ. По ней время от времени проходили разные люди, которые куда-то спешили или же прогуливались парами, беседуя друг с другом. Улица же была заставлена фонарными столбами, стоящими через определенные промежутки. На столбах горели толстые свечи, которые слабо, но все же в какой-то мере освещали эту улицу.

Я постоял в проеме двери и, когда увидел парочку приближающихся парижских клошаров, то, ни слова не говоря, пальцем поманил их к себе. Бродяги остановились, они с явным удивлением смотрели на меня. Я, молча, развернулся, одним щелчком пальцев ярко осветил свое бывшее узилище, пальцем показал на свернутый рулон с трупом невинной жертвы. Затем вежливо объяснить этим бродягам их задачу, они должные были захоронить эту жертву со всеми полагающимся гражданскими почестями, по христианскому обычаю.

 Мосье,  нагло ответил мне один из бродяг,  каждую ночь в парижских катакомбах набирается так много бесхозных парижских жмуриков, что никто заботится о том, чтобы их еще и закапывать, они и так сгниют. Отправляйтесь по своим делам, мы же с другом за маленькую плату этот труп заберем из вашего помещения, чтобы выбросить его на общую свалку, где-нибудь подальше от этого места.

Я едва сдержался, чтобы не впасть в ярость от такого наглого по сути ответа. Тут, понимаешь, вежливо просишь людей об одолжении, а они ломаются, словно красны девицы первый раз встретившиеся с настоящим мужчиной. Я уже совсем собрался щелкнуть пальцами, чтобы этих прощелыг достойно наказать, но бедолаги это мое движение пальцами восприняли, как согласие с моей стороны оплатить их услугу.

 А сколько этот щелчок будет стоить в денежном выражении?  Поинтересовался второй бродяга

 Одного ливра будете достаточно для того, чтобы вы, канальи, похоронили бы несчастного?  Спросил я, делая вид, что достаю монету из кармана своих холщовых портов.

 Да, монсеньор!  Едва ли не хором ответствовала или эта парижская голытьба!

Через некоторое время я с лицом человека, которое выражало полную занятость каким-то важным делом, шагал по проклятым парижским катакомбам. В этот момент чуть ли не вслух я ругал себя за то, что у попрошаек, которые сейчас рыли могилу моему несчастному соседу, умершему от ран в неволе, не поинтересовался в отношении того, как мне самому выбраться из этого парижского подземелья. А катакомбы все продолжались и продолжались, конца и края им не было видно. Так же, как не было видно какого-либо выхода, ведущего на поверхность.

Я решил остановить любого первого встречного человека, чтобы у него выяснить то, как можно было бы мне выбраться из этого подземелья?!

Впереди мелькнул еще один несчастный парижский клошар. В тот момент я всматривался в его лицо, собираясь его остановить и задать свой вопрос, но опустив глаза к полу тоннеля, вдруг увидел на его ногах свои собственные сапоги с голенищами чуть ли не до бедер. Заметив, каким злым вдруг стало мое лицо, почувствовав, как изменяются мои намерения, клошар замер на месте. Он начал было разворачиваться, чтобы бежать от меня, куда подальше и сломя голову. Но не тут-то было, протянув руку, я схватил его за шею, зло швырнул перед собой на земляной пол катакомб. Мужик аж завыл от бессилия и унижения, он обеими руками схватился за мою руку, пытаясь ее разжать и освободить свою шею. Но тут послышался резкий треск шейных позвонков, руки клошара внезапно обмякли, а его тело забилось в агонии.

 Ну, ты паря, даешь! Я еще не видал такого, чтобы одной только рукой убивали бы человека! Правда, Жирард, давно уже этого заслужил. Скольких людей он отправил на тот свет своей дубинкой, которой владел мастерски, не сосчитать!

Я глянул через плечо, рядом с собой увидел какого-то человечка, который своим телосложением почему-то не походил на гуманоида. Но я бы также сказал, что оно особенно и не впечатляло! Этот человечек был не маленького и не особо высокого роста, туловище его мало чем отличалось от человеческого тела, но зато его голова своими размерами превосходила даже среднего размера арбуз. Этот плюгавый человечек стоял рядом со мной и, потирая, щетинистый подбородок, сейчас о чем-то сейчас размышлял.

 Благодарю вас за комплимент, но этот Жирард без моего разрешения надел мои сапоги, вот мне и пришлось его за это наказать! Позвольте вам представиться, граф Иван Орлофф из Московии.

 Я слышал о Московии, говорят, там постоянно стоит зима!  Глубокомысленно заметил мой собеседник.

 Но иногда там случается и жаркое лето!  Я добавил ему в унисон.

 Может быть,  согласился этот парижский клошар,  о Московии здесь мало чего известно! Поэтому это так интересно в парижских катакомбах встретиться с русским такого высокого дворянского достоинства, чтобы с ним побеседовать о его государе Петре Великом!

Последним замечанием это человек задел меня за душу, он, оказывается, знает о существовании моего государя Петра Алексеевича. Средний француз, кроме своих налогов в королевскую казну ни о чем не заботится и не беспокоится. Живет себе, поживает, по возможности грабит соседей или конкурентов по ремеслу. Ворует все то, что плохо лежит или принадлежит другому французу. Иностранцев французы не признают, другие страны мира этих лягушатников совершенно не интересуют, не волнуют. Одним словом, сплошная лепота, да и только!

В этот момент мой собеседник наклонился к тому парню, которого я только что убил. Профессиональным жестом средневекового медика он поднял веко трупа и долго всматривался в зрачок неподвижного глазного яблока.

 Да, весьма похоже на то, что Жирард, Стальная рука, уже не поднимется на ноги, не возьмет снова в руки свою прославленную дубинку. Так, кто же тогда займет его место, станет наемным убийцей мосье Луи-Доминика Бургиньона, который только что вернулся в Париж?

 А кто это такой мосье Луи-Доминик Бургиньон?  Сдуру или по детской наивности я поинтересовался.

Плюгавый человечек с большой головой выпрямился, он долго всматривался в мои глаза. Я не знаю, чего он хотел там найти, но в этот момент мне даже показалось, что мое сознание кто-то сканирует. Я тут проверился, на всякий случай, заблокировал его от вмешательства извне. Это все-таки катакомбы, подземелье, здесь можно встретиться, черт знает с кем! А этот человечек удовлетворенно кивнул мне как бы в ответ и, кивнув подбородком, в сторону какой-то щели, отходящую от основного тоннеля прохода катакомб, произнес:

 Через этот проход вы можете выбраться на поверхность. Сейчас там уже рассвело. Так что вы спокойно доберетесь до своей гостинице, где сможете отдохнуть и забыть об этом своем необычном приключении.

 Мосье,

 Мосье Слюсар, мое полное имя Франсуа-Августин Слюсар! Я медик по образованию, закончил с отличием медицинский факультет парижского университета Сорбонна.

 Мосье Слюсар, позвольте вас поблагодарить за то, что вы остановились и столько своего времени потратили на то, чтобы со мной побеседовать! Но, прошу вашего извинения, но вы так мне не ответили на вопрос, а кто же это такой мосье Луи-Доминик Бургиньон?! Сегодня утром, когда я возвращался в гостиницу, то на меня подло напали, ударив дубинкой по голове. От этого удара я едва не отдал душу господу Богу. Он этого моего дара не принял, но мне приказал найти и наказать виновника этого подлого удара из-за угла!

 Свой обет всевышнему, вы, мосье Орлофф, уже только что исполнили, убив Жирарда Стальную руку. Это он ударил вас своей дубиной, но у него, видимо, в момент удара что-то неладное произошло с его разящей рукой. Свои жертвы, Жирард, обычно и всегда убивал с первого же удара! Я направлялся к вам в комнату, чтобы по просьбе мосье Бургиньона констатировать вашу и вашего соседа смерть! Если бы вы были мертвы, то я отпел бы вас! Если бы в оказались живыми, то помог бы вам выздороветь, вернуться домой! Мосье Картуш, о котором вы, возможно, уже слышали, он и есть мосье Луи-Доминик Бургиньон!

От полной неожиданности я почесал свой больной затылок. В те времена Париж от мала, до велика, жил и только говорил о подвигах благородного разбойника Картуша, который грабил и убивал одних только представителей французской знати, раздавая их богатства бедному люду. В тот момент я почувствовал, как усталость тяжело опустилась на мои плечи, бесследно исчезло желание мстить за свою ночную промашку. В моей голове осталась одна только мысль о том, добраться до постели. чтобы броситься в ее нежные объятия. Я посмотрел на мосье Слюсара и тихо молвил:

 Мосье Слюсар, будьте столь любезны, когда-нибудь найти время для того, чтобы снова встретиться со мной. Тогда мы сможем продлить нашу беседу в более удобной обстановке. А теперь позвольте мне, покинуть вас?!

Я развернулся и направился к щели в стене парижских катакомб, которая, по словам, мосье Слюсара, вела на поверхность.

2

Сегодня мне предстояла встреча с маркизом де Монморанси, которую устроила моя любовница маркиза Сюзанна де Монморанси, его молодая супруга.

Прежде, чем встречаться с маркизом, я специально поинтересовался у Сюзанны, как мне вести себя при встрече с ее рогоносцем мужем? Сюзанна вся вспыхнула от этого простого и наивного мужского вопроса, ее ланиты заалели румянцем, но не от стыда, разумеется, а от пикантности самой ситуации. Оказывается, эту француженку совершенно не волновало то обстоятельство, что с каждым встречным мужиком она своему мужу навешивала очередную гроздь новых рогов. Ее страшно удивил и прямо-таки восхитил мой наивный вопрос, так как во французском высшем обществе само собой считалось, что великосветские муж и жена вправе изменять друг другу, правда, придерживаясь так называемого этикета высшего общества. Честно говоря, но я и по настоящее время так и не разобрался в том, что же именно запрещалось в этих любовных адельтюрах тем этикетом?!

Многие великосветские мужья Франции с раннего возраста, когда начинало функционировать мужское достоинство, его неоднократно использовали, балуясь и забавляясь с женской прислугой. Поэтому, получив в жены девицу со стороны, часто женитьба устраивалась по родственным связям или по расчету, то эта девица их совершенно не интересовала. А любовь они продолжали искать на стороне или с прислугой, при этом рождая немало отпрысков бастардов на этой самой стороне. Таким естественным образом, дамы и кавалеры решали вопрос о продолжении своего дворянского рода. Молодые знатные жены, наблюдая подобное семейное безобразие, сами пускаясь во все тяжкие, имея дела с молодыми шевалье, рожая им сыновей и дочерей. Причем, такие жены всячески протежировали своим молодым любовникам, через мужей и бывших любовников продвигая тех по служебной или иерархической лестнице.

Таким бесподобным по простоте способом, во Франции сохранялись знатные семьи, развивались и вырастали генеалогические древа, в старинные и знатные фамилии осуществлялся приток молодой крови. Так, что я действительно попал впросак, задав маркизе Сюзанн де Монморанси свой дурацкий вопрос.

На этот раз я выступал в образе гостя, поэтому немного волновался, впервые посещая дом знатного человека Парижа. Со слов Сюзанны я знал о том, что ее муж, маркиз Антуан де Монморанси, был добродушнейшим по своему характеру человеком, которому сегодня было, примерно, шестьдесят лет. Всю свою жизнь маркиз занимался торговлей и вывозом кожи из Франции через Гавр, он был выходцем из простой крестьянской семьи Бушардон. Но это ремесло торговца не принесло Антуану Бушардону много денег, он как был, так и остался средней руки торговцем кожи. Лет двадцать назад Антуан Бушардон по случаю занялся перекупкой и строительством домов в городах Париже, Руане и Гавре. Перекупка недвижимости и строительство домов принесло ему огромные деньги, подняло его на высшую ступень в мире французских торговцев.

На вырученные деньги от перепродажи недвижимости Антуан Бушардон купил себе патент на дворянство, основал банк в Руане. Через этот банк он знатным парижанам и жителям Руана давал деньги в долг и в рост. В результате уже будучи дворянином, Антуан Бушардон за огромные деньги купил себе маркизат де Монморанси и стал маркизом Антуаном де Монморанси. Как-то незаметно он вошел в высшее общество Парижа, однажды с ним переговорил сам король Луи XIV. Это позволило маркизу Антуану де Монморанси в некоторых делах стать непререкаемым авторитетом парижского высшего света. Почти в шестьдесят лет он женился на мадемуазель Сюзанне де Гонневиль, взяв ее из разоренной семьи одного из рыцарей ордена тамплиеров, получив за невесту полуразрушенный замок Гонневиль, а также кучу денежных долгов этого старинного семейства.

Парижский особняк, принадлежащий маркизу Антуану де Монморанси, с первого же взгляда произвел на меня хорошее впечатление. С того места, где я сейчас находился, его практически совсем нельзя было разглядеть, просматривалась только отличная сложенная из черепиц зеленая крыша и очертания трехэтажного здания. От глаз уличных зевак и клошаров здание особняка скрывали деревья, густо разросшийся декоративный кустарник. Но, как и полагается, этот последний писк парижской моды, городской особняк, был расположен в самом центре парижского квартала Марэ, где сегодня проживала вся парижская знать, на его центральной улице Фужера, 19.

Я только подошел к воротам в чугунной ограде, которая преграждала путь к особняку, как из-за кустов показался парень, с хорошо накаченными мускулами, в ярко красном ливрейном сюртуке. Он, не спрашивая моего имени, открыл ворота и понятным жестом предложил мне проходить к зданию. По гравийной дорожке я дошел до особняка и, не останавливаясь, прошел в его уже открытую дверь. За порогом, низко кланяясь, меня приветствовал мажордом дома, который тут же заявил, что маркиз де Монморанси с нетерпением ожидает моего появления.

Сбросив жюстокор и шляпу на руку слуге, я начал подниматься по мраморной лестнице на второй этаж здания. В этот момент я размышлял о том, что внутреннее освещение и великолепная отделка интерьеров имеет огромное значение, одно здание эти новшества превращают здание в руины, а другоево дворец. Ведь, что получалось, здание гостиницы «Солнечный отель» и особняк маркиза де Монморанси были построены из одного и того же известняка и, вероятно, руками одних и тех же парижских строителей. Оба здания были построены в один и тот же год! Но я так и не успел свою мысль довести до логического завершения, как вдруг оказался в кабинете маркиза, с интерьером в стиле римского патриция.

Из-за письменного бюро мне навстречу поднялся высокий и грузный человек, который, протягивая руку для рукопожатия, густым басом произнес:

 Рад встретиться и познакомиться с отцом моего будущего сына, уважаемый господин граф Орлов!

Я прямо-таки замер на месте, маркиз Антуан де Монморанси говорил со мной на прекрасном русском языке. Для меня все это оказалось настолько неожиданным, этот русский язык, а также то, что этот маркиз был прекрасно осведомлен о том, что произошло между мной и его супругой, маркизой Сюзанной де Монморанси, всего несколько дней тому назад, поразило меня в самое сердце. Сейчас я оказался в положении, в котором мне было бы трудно самому разобраться без чужой помощи со стороны. Поэтому я пока не знал, как в этой ситуации мне следует реагировать, как себя вести. Тем временем, маркиз Антуан де Монморанси уже подошел ко мне. Сейчас обеими руками он гостеприимно тряс мою правую руку, широко и добродушно при этом улыбаясь.

Прекратив несколько затянувшееся рукопожатие, он поднял голову и посмотрел мне в глаза. В тот момент я не ощутил, а в его глазах так и не увидел какой-либо злобы и гнева по отношению ко мне. Передо мной было одно только сплошное добродушие, стоял не француз и не человек, а само выражение добродетели обоихмаркиз Антуан де Монморанси.

Назад Дальше