Но мадам Беатрис категорически не пожелала разговаривать со мной об мадемуазель Франсуазе де Обинье, боясь возможных тяжких последствий такого слишком уж откровенного разговора. Но хороший и тяжелый подарок на сто золотых пистолей все-таки позволил ей упомянуть об одной слабости маркизы де Ментенон, в прошлом мадемуазель де Обинье, которую она не знала и с которой никогда не встречалась. Оказывается, любовница и некоронованная жена короля, маркиза Франсуаза де Ментенон, из-за своей замкнутой жизни легко попадалась на удочку тех людей, которые встречаясь с ней, якобы, исповедовались в своих тяжких прегрешениях перед людьми и всевышнем. Эти люди уверяли маркизу де Ментенон в том, что им нужна ее помощь и поддержка для того, что исправиться и вернуться на истинный путь христианина. Маркиза Франсуаза де Ментенон, забывая обо всем на свете, бросалась спасать таких людей, всячески используя свое положение официальной любовницы и неофициальный жены Луи XIV. В конце концов, маркиза сама не замечала того, как эти люди начинали ею вертеть, использовать, решая свои собственные проблемы.
Поблагодарив мадам Беатрис за предоставленную информацию, я поспешил на городскую почтовую станцию, чтобы купить себе место в почтовой карете, отправляющейся в Париж. Меня очень удивила, неволей я обратил внимание на реакцию начальника почтовой станции, королевского чиновника низшего уровня, когда я попросил его о месте в почтовой карете. Его глаза блудливо забегали по сторонам, щеки покрылись легким румянцем, а руки слегка задрожали. Тогда я немедленно воспользовался своим мысленным зондом и тут же прогулялся по закоулкам его сознания и памяти. Через мгновение я уже знал, что на этой почтовой станции только что побывали жандармы ла-рошельского гарнизона. Они у этого королевского чиновника интересовались тем, не приобретал ли некий русский, по имени граф Орлофф, места в почтовой карете на Париж. Очень походило на то, что маркиз Франсуа-Мишель де Лувуа снова вспомнил о моем существовании и желает со мной ближе познакомиться.
Заплатив положенную пошлину за место в почтовой карете, я отправился в местную гостиницу, чтобы забрать оставленный там баул со своими вещами. Гостиница в Ла-Рошели была даже далеко не «Солнечным отелем» мосье Готье в Париже. Но должен признать, что она и не была какой-то там дорожной лачугой с клопами. Эта провинциальная гостиница была вполне приемлемым местом для одноразовой ночевки. Просто провинция есть провинция, не имеет значения, в какой именно стране данная провинция находится.
Когда я по узкой лесенке поднялся на третий этаж и открыл дверь своего номера, то перед собой увидел три рожи, три физиономии, заплывшие жиром, мало похожие на нормальные человеческие лица. Я приветливо кивнул им головой и, заставив жандармов замереть ненадолго в тех позах, в которых эти свинячьи отродье находились, прошел в свой номер. При этом слегка удивился тому, как эти три француза такого неимоверно высокого роста, они были много крупнее и выше меня, смогли уместиться в столь крошечном гостиничном номере. Собирая вещи в дорожный баул, я аккуратно протискивался между этими импозантными и живыми скульптурами. На этих жандармских рожах так и сохранилось желание, при входе в мой гостиничный номер меня встретить ударом своего мощного кулака. Эти красавцы-уроды так и застыли в позах с занесенными для удара руками, с выражениями вожделения чужой крови на своих лицах.
Я всегда исходил из предположения, что ни одному человеку не понравится, чтобы его кто-то бил, да бил бы по лицу! Такое можно отнести только к личному оскорблению, да и только! Вот и этих жандармов местного гарнизона я решил немного проучить, научить благородному обхождению к незнакомым личностям, дворянам! Я их так загипнотизировал, что они в этом состоянии будут находиться до тех пор, пока я не покину этот гостиничный номер. Уже покидая номер, к этому гипнозу в жандармские разумы я заложил еще фундаментальное положение уважения к другим индивидам, людям! Теперь они до конца своей жизни низкими поклонами и улыбками будут встречать любого незнакомого им человека.
А затем взял свой баул, покинул гостиницу, чтобы пешком пройтись до почтовой станции. Проходя по ля-рошельским улицам, я полной грудью вдыхал чистый морской воздух. Вы не представляете, насколько приятно было вдыхать морской воздух, который невероятно свежим и так насыщен кислородом, что у меня временами от этого кружилась голова. После своего пребывания в парижской зловонной атмосфере, дышать ля-рошельским морским воздухом было настоящим наслаждением, благом, подаренным всевышним!
Пока я брел по ля-рошельским улицам, то размышлял о том, что в Париж я мог бы вернуться тем же способом, какой использовал для путешествия в Ла-Рошель, простой телепортацией. Щелкнул парой пальцев, и ты появляешься именно в том месте, где тебе было нужно появиться. Все было очень просто, для этого мне не надо было производить каких-либо математических, геометрических или тригонометрических вычислений, не нужно было ориентироваться по звездам или по компасу, нужно было только щелкнуть пальцами в определенном ритме. Правда, для того, чтобы не ошибиться и случайно не оказаться в другом месте, было бы желательно предварительно побывать в том месте, куда собираешься отправиться телепортацией. Или же для этих же целей было бы желательно, чтобы ты предварительно просмотрел бы иллюстрации в какой-либо книге, написанной о том города, который тебе нужен, который ты собираешься посетить. Тогда твоя моторная память позволит тебе во время процесса телепортации найти правильную дорогу.
Но, видимо, из-за того, что перед отправлением в Ла-Рошель я просматривал книгу с иллюстрациями о портовом городе Гавре, то вместо Ла-Рошели я почему-то оказался на улицах Гавра. Оба эти города были расположены на Атлантическом побережье Франции, поэтому черт меня попутал, во время процесса телепортации произошел сбой, забросивший меня в Гавр.
Такой опытный чародей и чернокнижник, как я, так меня, по крайней мере, называли на родине, дал маху!
Эти два дня своего случайного пребывания в Гавре я использовал для того, чтобы ознакомиться с торговой империей маркиза Антуана де Монморанси. В порту Гавра я посетил блокгаузы и терминалы, в которых хранилась товары, принадлежащие торговой компании «Бушардон и сыновья», которая в свою очередь полностью принадлежала маркизу Антуану де Монморанси. Такое, правда, в определенной мере шапочное знакомство, произвело на меня большое впечатление. Должен вам откровенно признаться в том, что я еще более уверился в том, что у моего пока еще не рожденного сына будет достойный французский отец, способный ему обеспечить достойное будущее.
Посещение Гавра и знакомство с торговой империей маркиза де Монморанси помогло мне вспомнить о том, что моя семья в Архангельске занималась торговлей с иностранными купцами русской пенькой, смолой и ворванью. Среди наших торговых агентов встречались немцы, датчане и англичане. Поэтому, естественным образом, после посещения Гавра вставал ребром вопрос о том, почему бы мне не попытаться установить торговые отношения и с Францией. Европа теперь свободно по окраинным морям пропускала русские торговые ладьи в любом направлении, куда им захочется. Ведь, французский порт Гавр лежит только немногим далее немецкого порта Гамбург, куда частенько заходили торговые ладьи нашего семейства! В Гавре у меня хватило времени даже на то, чтобы свои мысли изложить в письме маркизу Антуану де Монморанси с упоминанием цен, возможных первоначальных затрат на становление морской торговли Московии с Францией.
При одной из встреч государь Петр Алексеевич мне говорил о том, что, если торговля с Францией будет установлена, то он меня в ответ сиятельным князем сделает. Помимо этого наше семейство будет получать, десять процентов с ежегодного оборота с такой торговли.
Перед самой почтовой станцией Ла-Рошели я зашел в один узкий переулок и пару раз обеими руками коснулся головы, чтобы тут же самому превратиться в девушку. Причем Иветта, такое я взял себе имя, получилась весьма симпатичной дурнушкой с большими синими, пустыми и глупыми глазами, с осиной талией и высокой грудью. Чтобы удостовериться в реальности происходящего, я все женские детали своей фигуры прощупал руками. Нос и ресницы на лице потрогал пальцами, оттянул лиф платья и пару секунд рассматривал свою женскую грудь. Признаться, мои сиськи получились ничего, такими небольшими, но с крупными сосками! Правда, когда я намерился их хорошо прощупать, то вдруг оказалось, что они попросту не нащупывались!
Я и так и эдак их пытался их прощупать, но у меня ничего не получилось. Я и не думал, что женщины настолько хитры, что свои прелести, даже посредствам магии не передают мужчинам. Хотите попользоваться, пожалуйста, нет проблем, но сначала возьмите замуж и вместе с будущими любовниками можете вовсю этими женскими прелестями пользоваться! Я стоял, как дурак, и, оттянув лиф платье, внимательно рассматривал то, чего у меня не было. Магическая иллюзия была вполне правдоподобной, но я хорошо видел, как моя рука проходила через эту иллюзию и ласкала мужскую грудь. Черт подери, это было настоящее наваждение, чтобы от него окончательно избавиться, я опустил руку и погладил себя в одном месте. Мое достоинство оказалось на своем месте!
В Ла-Рошели, приобретая билет на место в почтовой карете на Париж, я придумал на время стать невинной девушкой, чтобы в таком нежном виде добираться до Руана, который находился на дороге в Париж. Тогда эти дурные жандармы свои головы немало поломают, меня, как мужчину, разыскивая. Что касается Руана, то в этом городе я хотел ознакомиться с тем, как маркиз Антуан де Монморанси покупает и перепродает свою недвижимость.
Первое нападение на нашу почтовую карету произошло далеко за полночь, когда пассажиры почтовой кареты, не смотря на постоянную дорожную тряску, сладко почивали, нежно, как дети, прижимаясь, друг к другу. Четыре конных жандарма остановили нашу почтовую карету, заставив всех ее пассажиров выйти из кареты. И, подсвечивая себе факелами, они внимательно осмотривали ее пассажиров, уделяя максимум внимания изучению наших лиц, чуть ли не пальцами проводя по каждой отдельной морщинке или складке. В тот момент я спокойно размышлял о том, почему эти простофили в жандармских мундирах нас так долго держат на дороге, почему они не воспользуются дактилоскопией?! Ведь сейчас во Франции эта наука начала широко распространяться! Тогда бы этим жандармам ничего не стоило бы меня найти, они так и нашли того, кого искали. Да и как они могли бы признать меня, если в тот момент я была симпатичной девицей с кудряшками локонами, выбивавшимися из-под модной женской шляпки.
Громко чертыхаясь, часто поминая нечистую силу, жандармы были вынуждены нас, пассажиров почтовой кареты, отпустить восвояси.
Подобные остановки, жандармские проверки стали происходить едва ли не каждые два часа, что вызвало естественное неудовольствие всех, в том числе и мое, пассажиров почтовой кареты. Мы и так сильно уставали от постоянной тряски этой кареты, катящейся по не очень-то ровной дороге! А тут еще останавливают, да еще факелами едва ли прямо в лица тычат!
Да и я со своей девичьей стороны этих пассажиров почтовой кареты постоянно подначивал, на восстание звал. Все время говорил о нарушении наших гражданских прав, нарушении свободы передвижения по неровным французским дорогам. От этих моих разговоров и взглядов у одного юноши, который сидел от меня через одного пассажира, голова совсем поехала. Когда жандармы нас в очередной раз остановили, то он встал передо мной, за эфес своей шпажонки начал хвататься, видимо, защищать меня, бедную девушку с громадными глазами, этот паренек собрался.
А мой защитник, этот храбрый юноша, вдруг поменялся местами с женщиной, которая сидела рядом со мной, и тут же принялся яростно щипать меня за мою тощую задницу. Хлестать этого болвана по щекам мне было неудобно, в карете было очень тесно, я не имел пространства для того, чтобы рукой размахнуться. Пришлось его заставить разлюбить себя и влюбиться в ту несчастную женщину, которая ранее сидела по обок от меня. Вскоре внутреннее пространство кареты заполнилось громкими мужскими охами и ахами и женским поощрительным хихиканьем. Очень походило на то, что этой деревенской бабе понравилось ухаживание и дорожные ласки этого чрезвычайно назойливого юноши.
2
Я возвращался во французский Париж, а чувства были такими, как будто бы я возвращался в свой родной дом. Ехал в сопровождении большой группы королевских мушкетеров, поэтому никаких жандармов военного министра не опасался и особо не оглядывался по сторонам. Да, они вблизи нашего маленького мушкетерского отряда и не появлялись! Мушкетеры всегда и во всем были надеждой французского короля и государства! Вот и мне решили немного помочь!
Еще пребывая в Руане, в одной из городских таверн я совершенно случайно натолкнулся на группу королевских мушкетеров, которые сидели за двумя столами и с печальными лицами перекусывали всем тем, что им бог послал. Ложками, подобно простолюдинам и бродягам, они по очереди хлебали странного цвета суп, заедая его позавчерашним омлетом. В ту таверну я зашел для того, чтобы и самому пообедать, но в отличие от этих королевских мушкетеров, у меня в кошелке позванивало достаточно су и денье, чтобы оплатить приличный обед.
К слову сказать, король Луи XIV не питал к своим мушкетерам такого особого почтения, что его отец Луи XIII. Он сегодня к ним относился, как монарх ко всем своим поданным, ничем их не выделяя и не наделяя. Правда, они все еще оставались избранными королевскими воинами, пройдя через мушкетерство, перед представителями разорившегося французского дворянства открывались двери на высшие посты в армии и при королевском дворе. Но государственная казна на их содержание очень неохотно отпускала деньги. В самом Париже королевских мушкетеров содержали и кормили более или менее пристойно, но на выезде, скажем, в Руан, их проживание и прокорм оплачивали одними только расписками королевской казны.
На деле это означало, что владельцы придорожных таверн очень неохотно пускали их на ночевку, а кормили только тем, что оставалось после других гостей и постояльцев. Ну, скажите, какому владельцу таверны может понравиться, когда им приходится за бесплатно содержать, поить и кормить королевских мушкетеров?! Ведь, деньги по королевской расписке им приходится долго ожидать, когда же они, наконец-то, придут из Парижа. Такое ожидание длилось порой месяцами, королевская казна никогда не торопилась с выплатами любых денег даже по распискам самого французского короля.
Разумеется, при виде такого безобразия, я бы даже сказал, недостойного отношения к храбрым королевским мушкетерам, мне пришлось достать свой кошелек, чтобы оплатить их обед. Но тут по ходу дела вдруг выяснилась и другая сторона этой медали. Оказывается, владелец этой таверны своих мушкетеров держал едва ли не в заложниках, он решил не отпускать их со двора до тех пор, пока из Парижа не придет оплата за другую группу, но уже гвардейцев короля, стоявших у него на постое более двух месяцев назад. Тогда я решил завязать близкую дружбу с французскими мушкетерами, стать их спонсором, реальными пистолями вернул мушкетерские долги хозяину этой таверны. После чего тот тут же изменил свое отношение к моим новым друзьям, мушкетерам, отвел им для ночевки лучшее помещения в своей таверне.
А эти молодые шевалье в синей форме королевских мушкетеров, их лейтенант Бенин Довернье де Сен-Мар старались, чем они только могли, возместить тот огромный финансовый ущерб, который, как они полагали, я понес из-за своей страстной к ним любви. С этого момента эти ребята ни на шаг не отходили от меня, веселили меня различными знаками внимания и уважения, рассказами о светских и придворных слухах, бородатыми анекдотами и последними мушкетерскими байками. Случайно узнав о том, что я возвращаюсь в Париж, лейтенант мушкетеров Бенин Довернье де Сен-Мар предложил мне войти в компании его мушкетеров, которым настала пора оставить Руан и возвращаться в Париж.
Лейтенант де Сен-Мар оказался учтивым и умным человеком. Он провел вместе со мной половину дня и помог найти и купить за приличную цену отличную верховую лошадь, а также всю необходимую экипировку кавалериста. Когда мы уже покидали Руан, отъехав от города на приличное расстояние, то, обернувшись через плечо, я увидел за спиной большое облако пыли, которое следовало по нашим пятам. Очень походило на то, что вслед за нами этот Руан покинула еще одна большая группа всадников, которая по этой же дороге направлялась в Париж. Жизнь меня уже успела научить тому, что в ней ничего не бывает случайным. Тем более, чтобы этот средневековый городишко Руан могли бы одновременно, с разницей всего в несколько минут, покинуть два больших отряда, которые ничего не знали бы друг о друге! Поэтому я, несколько встревоженный, повернул лицо к лейтенанту де Сен-Мар, чтобы того предупредить об этом странно подозрительном совпадении. Тот же, увидев мое встревоженное лицо, весело мне прокричал: