Судя по моим часам и тусклому свету солнца из-за облаков, до темноты оставалось меньше двух часов. Надо подползти ближе, заглянуть туда и убежать обратно в шахтерский лагерь к ужину. Я ни в коем случае не собирался бродить по этой глуши в темноте, рискуя сломать ногу или еще что похуже. В глубине души я всегда был городским жителем.
Я поднимался с валуна на валун, останавливаясь, чтобы посмотреть, не появился ли кто-нибудь, в кого можно было всадить пулю. Когда я, весь вспотевший, добрался до вершины, мои нервы были натянуты, как скрипичные струны.
Из расщелины воняло испортившимся мясом и потрохами. Место этой бойни облепили опарыши. Мерзкий запах разъедал глаза, пробираясь глубоко в горло. Я повязал носовой платок, позаимствованный на ранчо «Пчела», как повязку, закрыв им рот и нос.
Ребенок? Я закрыл уши и не дышал, пока биение моего пульса не заполнило вселенную. Никакого ребенка. Ветер тихонько свистел сквозь гранитную расщелину.
Я дождался, пока прояснится зрение, и затем ступил вовнутрь с пистолетом наготове.
13
Так красиво.
Я
14
смотрю на клин темнеющего неба между соснами.
Мои щеки горят от соли. Я лежу на гальке в мелководном ручье. Я вцепился в свой тяжелый пистолет мертвой хваткой. Братья Чан едва различимо маячат вдали. Они бледные, как поганки. Их губы бесшумно двигаются. Они держат меня руками. Тащат меня куда-то.
Я по-прежнему смотрю на небо, наслаждаясь вибрацией своего языка и напевая под нос. Траля-ля-ля.
Братья отпускают мои руки и медленно удаляются, как роботы, по обломкам веток. Их глазасловно червоточины. Их рты. Я согнут, меня трясет. Мой пистолет. Щелк. Щелк. Не заряжен. Но любимый нож Боуи, вот он, где-то в моей руке. Ага! Братья Чанпризраки, они бегут вприпрыжку. Олени. Миражи. Мой нож. Вибрация в стволе дерева.
Почему я так счастлив. Почему я должен покрыть себя листьями и грязью.
Дождь барабанит по крыше.
15
Времяэто кольцо. Времяэто мускул. Оно сокращается.
16
коллоидная радуга
17
столп лиц
18
кочующие споры
19
опарыши
20
мой экстаз светится в море солнца
21
галактический параллакс
22
Я ел листья. По крайней мере, они набились мне в рот. Сквозь блестящие ветки сочился солнечный свет. Меня рвало листьями. Я нашел струйку воды и захрюкал не хуже кабана.
Все было маленьким и ярким. Ручей просочился сквозь мою грязную одежду. Рубашка была накрахмалена семенной жидкостью, и она прилипла к животу, словно вторая кожа. Я встал на колени на влажной хвое и посмотрел на свои грязные руки. Они светились, будто были сделаны из металла.
Батлер фыркнул из паучьего кокона в зеленых ветках:
Теперь ты готов. Прекрасно, Пинкертон. Тебя подали под соусом. Пережевали и переварили. И если ты выживешь, то через двадцать лет станешь следующим ходячим Зевом.
И он исчез в лесу.
Я старательно оттер грязь и кровь с рук. Умыл лицо в ледяной воде, замешкался со слипшимися усами и волосами, а затем, наконец, окунул голову под воду. Эта шоковая терапия помогла мне осознать происходящее.
Я вспомнил, как вошел в пещеру.
Внутри она оказалась больше, чем я предполагал. Там было сыро.
Журчала вода. Плесень захватила секвойю.
Гигантские статуи были вмурованы в янтарь.
Вход в пещеруяркий островок, который вращался, пока не стал размытым проемом на потолке.
Мои ботинки не касались землия будто был невесом.
Я уплываю от света к сырой пропасти, к пурпурному теплу.
Воцаряется бескрайняя и приятная темнота.
Чушь.
Я вернулся в лагерь «Сороковая миля». Мои мысли были приятно бессвязными.
23
Рабочие остановились, когда я появился перед ними. Никто не проронил ни слова. Никто не пытался остановить меня, когда я наклонился над котлом, зачерпнул пригоршню вареного риса и жадно запихнул себе в рот. Никто не остановил меня, когда я поднял ржавую лопату и побрел в хижину Батлера, чтобы нанести ему визит вежливости. Никто ничего не сделал, даже когда я вышел оттуда, запыхавшийся, бросился к ящикам с запасами и взял несколько шашек динамита со всем необходимым.
Не зная, что им сказать, я широко улыбнулся.
Они выстроились полукругом, стоически, как высеченные фигуры. Я побрел в горы.
24
Наблюдать за взрывом было приятно.
Пыль вздымалась, оставляя за собой облако в форме молота, которое, однако, вскоре рассеялось. Я подумал о больших палках и гораздо больших гнездах с разгневанными шершнями. На самом деле я нисколько не боялся.
Одни открываются, другие закрываются.
25
После того как я пробарабанил в дверь десять минут, из-за нее показалась девушка по имени Эвелин и увидела меня на крыльце борделя. Я с трудом сидел на ступенях и бормотал какую-то чепуху. Начинало светать, и звезды в этот час были особенно красивы.
Я попросил ее позвать Виолетту. Эвелин ответила, что та поспешно уехала из «Пчелы» в неизвестном направлении.
Октавия все поняла по моему внешнему виду и принялась раздавать указания. Вместе с парой девушек она перетащила меня в номер и опустила в обжигающе горячую ванную. Я не имел ничего против. Кто-то вложил мне в руку откупоренную бутылку виски. Кто-то другой, похоже, осмотрел шов на моем предплечье и решил стащить немного морфина из волшебной сумки доктора Кэмпиона. Меня спрятали, и реальность растаяла, превратившись в смесь бархата и меда. Я упал с повозки, и меня раздавило ее колесами.
Скоро возвращаетесь домой? Октавия выжимала воду из мочалки мне на плечи. Обратно в Старые штаты?
От нее приятно пахло. Там от всего приятно пахлорозами и лавандой.
Я не знал, какой это был день. На панели из тикового дерева опустились тени. Это место было популярным в пятидесятых. Хорошее, должно быть, было время, когда Запад все еще был Диким. Мои губы опухли. У меня был жуткий отходнякбудто с неба на меня кусочек скалы упал.
Ага. А вы? сказал я.
Я понял, что снова начал страдать навязчивой идеейвозможно, даже хуже, чем когда пристрастился к опиуму. Каждый раз, когда мои зрачки расширялись, меня бросало в дарвинистские иллюзии. В состояние фуги, в котором цепочка человеческого рода быстро развивается из первой неразумной амфибии, выбравшейся на берег, во множество сутулых приматов, которыми кишат меняющиеся пейзажи, а затем превращается в безумные массы людей в пальто и платьях, населяющих каменные и стеклянные мегаполисы Земли. У меня кружилась голова.
Я могу уехать в любую минуту.
В ушах по-прежнему звенело. Может, так было всегда.
Вершина холма, обезглавленная во время грома и пылевой бури, превратилась в пятнышко. Валуны уменьшились до разбитых кусочков, кружащихся вокруг меня, меня чудом не стерло в пыль. Неужели это был я, словно Самсон, сражающийся с филистимлянской армией? С каждой каплей ароматического воска все становится еще менее реальным. Мои глаза стали влажными. Я отвернулся, чтобы Октавия этого не заметила.
Сегодня заходил Томми Маллен. Вы все еще ищете его, верно?
Вы его видели?
Не-а. Кавана разговаривала с Дальтоном Бамоном. Он упомянул, что видел Томми на улице. Тот помахал ему, зашел в переулок и больше не появлялся. Может, боится, что вы возьмете его на мушку?
Возможно.
Октавия продолжала:
Глинна слышала, будто Лэнгстон Батлер умер. Прямо во сне. Полагаю, китаезы устроили ему церемонию. Преподобный Фуллер говорил что-то насчет поездки в «Сороковую милю», чтобы проследить, что профессора похоронят по-христиански, она замолчала, продолжая разминать мою шею стальными пальцами, а затем добавила: Мне очень грустно. Профессор был хорошим человеком. Вы знали, что он проработал костоправом три или четыре года? Помогал забеременевшим девушкам. Он был нежным, как отец. Но потом появился Кэмпион, и профессор скатился по наклонной. Очень жаль.
Я улыбнулся кисло и безрадостно.
Но ведь его работа не ограничивалась одними абортами. Батлер помогал и детям, не так ли? Тем, которые родились здесь, на ранчо.
Октавия не ответила.
Этим детям проституток, которых выбрасывали в смоляные шахты, этим крохотным крикунам, задушенным в хтонических глубинах. Я рассмеялся:
Несчастные случаи. Здесь, на севере, что-то не видно сиротских приютов.
Октавия спросила:
Кстати, как будете оплачивать счет? она вмиг похолодела. Видимо, порылась в моем пустом бумажнике.
За оказанные услуги? Хороший вопрос, мадам.
Вы отдали Виолетте все деньги? в ее неверии чувствовался оттенок презрения. Это чистой воды безумие, мистер. Зачем вы это сделали?
Комната расплывалась.
Я не предполагал, что они понадобятся мне там, куда я собирался. Я поступил необдуманно. Но когда карты вскрыты, ставку уже нельзя отозвать.
Куда я собирался? Если повезет, то в гроб, в сырую землю. Альтернативный вариант выглядел слишком безрадостно. Я прислушивался, не тикают ли изменяющиеся клеткиэто означало бы, что я сделал переход в область сверхчеловека. Проклятие: в бутылке было пусто. Я бросил ее в мыльную воду и наблюдал, как она тонет, сверкая меж моих покрытых синяками бедер.
Там наверняка была куча денег. Вы любите ее или что?
Я нахмурился.
Тоже хороший вопрос. Нет, думаю, не люблю. Она просто слишком хороша для того, чтобы быть среди вас, вот и все. Жаль было наблюдать, как она увядала.
Октавия ушла, даже не поцеловав меня на прощание.
26
Моя одежда хотя бы была выстирана, поглажена и аккуратно сложена.
Я одевался с таким расчетом, будто собирался на собственные похороны. Прочистил пистолет, заглянул в барабан лишь по привычкепо весу можно легко понять, сколькими пулями оно заряжено.
Проститутки побрили меня, и, если не считать синяков и мешков под глазами, я выглядел неплохо. Ноги меня не слушались. Я пошел по черной лестнице, не желая проходить через гостиную, где грохотало пианино, и звуки вечернего разврата достигли своей предельной громкости.
Снова шел дождь. Где-то через неделю должен выпасть и снег. Перед неосвещенной витриной магазина тянулись покрытые грязью дощатые настилы. Я волочил ноги, слегка сбитый с толку темнотой и порывистым ветром.
Меня ждал зловеще темный и совершенно пустой отель.
Словно восходя на эшафот, я поднялся на три лестничных пролета по скрипучим лестницам к своему номеру, повернул ключ в замке и с четвертой или пятой попытки открыл его. Зайдя в номер, сразу понял, что к чему.
Внутри воняло, как на скотобойне. Я включил лампу на комоде, и ее слабый свет захватил часть гвоздей и петель на двери ванной. В каракулях читалось:
БЕЛЬФЕГОРБЕЛЬФЕГОРБЕЛЬФЕГОР
Зеркало задрожало. В углу распустилось полчище теней и превратилось в башню. Хикс прошептал откуда-то из-за моего плеча:
И снова здравствуй, Пинки.
И тебе не хворать.
Я повернулся и выстрелил куда-то между желтой вспышкой света и новой дырой на потолке. Он схватил меня за запястье, и я выронил пистолет. Я начал болтать ногами, он сломал мой указательный палец и вывихнул локоть, но пока я ничего не чувствовал.
Хикс улыбнулся почти с теплотой и произнес:
Я же говорил тебе, Пинки. Закрой одну дыруи откроются другие.
Его лицо разделилось по швам, и ужасный цветок наклонился к моему свету, моему теплу.
Красная коза, черная козаНадя Булкин
Дождь шел пять дней. Поместье Гунаванов, заполненное шерстью и навозом, возвышалось над всем. Его расположение на холме спасло горную виллу от разрушительных наводнений Западной Явы, но лунные орхидеи утопали в воде, а «Мерседес» увяз в грязи. Двадцать с лишним диких коз глядели на дорогу, тянувшуюся вниз по склону. Затем начали блеять, увидев маленькую человеческую фигуру, упорно взбирающуюся на холм.
Когда Ина Крисниати одолела подъем, она была вся в грязи, но зато уже не чувствовала боли. Она прошла две мили по поднимающейся воде и в темноте. Малые и слабыелягушки, камни, цветущие водорослиуже ушли под воду. На полпути к холму Крис тоже почти сдалась. Она уже почти решила вернуться домой в Силилин и выйти замуж за какого-нибудь рыбака на озере Сагулинг. Но ее дед сражался на войне, был в Море Огня в 1946 годуу Крис в роду были сильные люди. Когда она стала пробираться к дому, козы двинулись за ней. Своими грустными глазами-бусинками они наблюдали, как она вымыла руки под дождем и вытерла шлепанцы о коврик. Когда она позвонила в звонок, они снова заблеяли.
К двери подошла женщина. На удивление Крис, это оказалась не служанка. Под глазами у нее висели мешки, но одета она была как звезда мыльной оперы. Дом за ее спиной сверкал стеклянной пряжей и золотом. Владелец варунга в Бандунге, от которого Крис узнала об этой вакансии, отметил, что Гунаванам повезло с рождения. Женщина прокашлялась.
Крис заставила себя улыбнуться, склонила голову и поздоровалась:
Ас-саляму алейкум.
Женщине потребовалось полминуты, чтобы ответить тем же:
Уа-алейкум ас-салям, пробормотала она. Вы новая няня?
Крис кивнула.
Йа Аллах! миссис Гунаван закатила глаза и отступила от двери. Какая грязь. Не двигайтесь, она накинула на Крис полотенца и подождала, пока с нее не перестало капать. Сами знаете, вы опоздали. И, разумеется, вам придется отмыть это.
Извините, мэм. Мой автобус сломался. Потом я не туда повернула, в Тунжукманис
Миссис Гунаван снова закатила глаза.
Ладно. Ваша задачаприсматривать за детьми, а сейчас они уже спят. Мне нужно, чтобы вы за ними присматривали непрерывно. Мой муж уехал, а сын на прошлой неделе упал с лошади и она сделала глубокий вдох и согнула пальцы, усеянные украшениями. У вас же есть опыт работы с детьми?
У меня четверо младших братьев и сестер. Родителям приходилось нелегко, а отец болел
Миссис Гунаван пристально посмотрела на Крис.
Даже не думайте о том, чтобы что-нибудь стащить. Иначе пожалеете.
Да, мэм.
Вы ведь не трогали коз? Тех, что тут бродят?
Казалось, будто они сами хотели, чтобы Крис к ним прикоснулась: подталкивали ее, вставали у нее на пути и жалобно похрюкивали.
Нет, мэм.
Хорошо. И не трогайте. Только мы с детьми можем к ним прикасаться. Ой! она вскинула подбородок. Со второго этажа донесся шепот. Вскоре на лестнице послышались шаги, а затем из тени выскочили две маленькие головки. Вот и они. Один и второй.
Дети были похожи на парочку большеглазых малу-малу. Двое таких застенчивых приматов однажды забрались в трансформаторную будку на озере Сагулинг и сгорели вместе с оборудованием. Крис улыбнулась детям. Они не улыбнулись ей в ответ.
Миссис Гунаван не стала никого представлять.
Уложите их в кровати, сказала она, махнув рукой.
В детской было очень холодно, и Крис решила, что в комнате был сквозняк. Она проверила, не открыты ли окна, но тщетно. Дети сидели рядом на кровати и ели шоколадную липучку из пластиковых тюбиков. На стене у них над головами висел защитный амулет из шерсти дикой козы.
Что-то здесь прохладно, Крис натянула улыбку и подошла к детям. Девочка была старшей. Она была похожа на матьособенно когда задирала подбородок так высоко, что можно было заглянуть ей в ноздри. Мальчик прижимал к себе загипсованную перевязанную руку. Меня зовут Крис. С сегодняшнего дня я буду присматривать за вами, хорошо?
Я Путри, ответила девочка. А это Агус. И ты не будешь за нами присматривать, потому что у нас уже есть кое-кто, кто это делает, она ткнула младшего брата в плечо. Да?
Помедлив, он энергично закивал, затем глянул на свою загипсованную руку и нахмурился.
Правда? И кто же это?
Няня Коза. Она заботится о нас с рождения, девочка фыркнула. У нас никогда не было няни.
Что ж, хорошо, что няня Коза тоже хочет за вами присматривать. Но ваша мама хотела, чтобы кто-нибудь пришел и следил за тем, что вы больше не поранитесь и не будете падать с лошадки, Крис улыбнулась Агусу, и тот попытался улыбнуться ей в ответ.
Мы не можем доверять людям не из нашей семьи, заметила Путри. Так говорит няня Коза.
Крис вдруг подумала, почему в такой богатой семье нет прислуги.
Хорошо, но вам не нужно беспокоиться из-за меня, она вытерла их рты от шоколада. Маленькие малу-малу. Я не причиню вам зла.
* * *
Днем дети показали Крис стадо коз, принадлежавшее семье. То были не дикие козы, что бродили по имению и соседним диким лесам, а жирные послушные животные, которые довольно жили в загоне на заднем дворе, после чего их продавали мясникам. Они безразлично жевали траву, пока дети сидели у них на спинах и заплетали белую шерсть. Козовод Тоно проводил большую часть времени отдыхая под деревьями и таращась на Тангкубан Праху.