Это ж кофейня. Не ресторация. Я так думаю, одна за кассой, одна за стойкой, три в зале Еще одна на подхвате посудомойку не видно Шесть получается, может, там, взаимозаменяемые детали, фартучки с оборочками. Чепцы. Как у той, как вы сказали?
Шоколадница. Кисти Лиотара, повторила Ивана с достоинством.
Да, вот как у нее. А там сзади нельзя сделать попышнее?
Турнюр? В принципе, можно но тогда вам придется слишком часто обучать новых девушек. И, кстати, такой деликатный вопрос
Ивана всегда стеснялась говорить про деньги, потому что ей казалось, что это разрушает ее имидж тонкой и культурной женщины. Хотя работа тонкая, серьезная работа, и времени требует, и эстетического чутья, и понимания материалов.
Какой же это деликатный? удивился Янек. Это сущностный, можно сказать, вопрос
Гонорар Янек предложил весьма скромный, хотя и в пределах допустимого, из чего Ивана заключила, что с такой прижимистостью он, пожалуй, не прогорит. Но торговаться она не стала, удовлетворившись тем, что аванс получит сразу по предоставлении сметы.
Девушки на углу уже не было, наверное, замерзла и убежала. К вечеру и правда сделалось холоднее, и туристы, галдевшие подле Собора и под часами на ратушной площади, рассыпались по кофейням и ресторациям. Булыжник мостовых подернулся тонким нежным ледком, словно бы жировой пленочкой, и Ивана осторожно перебирала аккуратными своими ботиночками, боясь поскользнуться.
Дверь в комнату Анастасии была приоткрыта. Ивана нахмурилась, поскольку привычки оставлять двери распахнутыми, даже дома, за ней не водилось. Хотя кто ж такое помнит, иногда с полдороги возвращаешься, чтобы проверить, заперла ли входную дверь, а ведь это гораздо серьезней, чем просто забыть, затворена ли дверь в комнату жилички
И все же в комнату жилички Ивана заглянула осторожно, на цыпочках Чудовищный беспорядок как был, так и остался. Впрочем, может, дверь в комнату отворилась просто от сквозняка?
Несколько успокоившись, Ивана переоделась в домашнее платье, поскольку равно осуждала и тех, кто не переодевается дома, и тех, кто ходит по дому в халате, поужинала яблоком и гренками, сварила себе кофе в турке на одну персону и устроилась за столом в гостинойс кофейной чашечкой под рукой и с блокнотом для эскизов. Час спустя по бумаге важно расхаживали шоколадницыбез головы, но с подносами в руках; на всех корсеты со шнуровкой, на некоторыхфартуки с оборками, еще один фартук отдельно повис в белом воздухе. Тут же на страничке она аккуратно, в столбик, расписала примерные суммы расходов: материя на платьестолько-то метров, такая-то стоимость, на нижние юбкистолько-то, такая-то стоимость; фартукижелательно из нейлона, фурнитура, и так далее
Работа эта, размеренная и спокойная, хотя и требовала сосредоточенности, была приятна, поскольку создавала впечатление, что жизнь можно направить в верное русло посредством нехитрых подсчетов. Потому Ивана какое-то время не обращала внимания на звонки, доносящиеся из коридора.
Потом все-таки спохватилась, встала так резко, что повалила венский стул с лебединой гнутой спинкой. Иване редко кто звонил, разве что Каролина, но Каролина как раз в это время обычно растирала маме спину, прежде чем уложить ее спать. А вдруг это Анастасия? Просто смылась со своим Ладиславом, как полицейский и намекал, втихую, чтобы за комнату не платить, а теперь звонит сказать, что все в порядке. Тогда она, Ивана, и впрямь повела себя как суетливая дура.
Но, когда Ивана сняла трубку и торопливо сказала «да!» на том конце провода ей ответом было молчание, не глухое, а как бы наполненное шевелящимся дальним эхом.
Да? повторила Ивана, чуть задыхаясь. Говорите, я слушаю!
Молчание
Анастасия?
Молчание.
Ладислав?
Там, далеко, кто-то швырнул трубку на рычаг. Или просто прервалась связь
Покачав головой, Ивана вернулась к столу, попутно утвердив стул на место, и замерла: папины очки, старые, в коричневой, почти непрозрачной оправе, с дужкой, перехваченной черной ниткой, опять лежали на крышке пианино.
Мертвые привязаны к своим вещам и кое-что могут. Это ведь не страшно, уговаривала она себя, это родные мертвые, они не могут сделать ничего плохого.
А все-таки при Анастасии такого не было
Когда телефон зазвонил опять, Ивана уже не торопилась: аккуратно положила карандаш и отставила стул. Подождут, кем бы они ни были.
Телефонная трубка была теплая, словно Ивана положила ее на рычаг буквально миг назад.
Слушаю вас, сказала она сухо, и если вы не прекратите хулиганить нет-нет, это я не вам. Это кое-кто тут не знаю, кто. Звонят, а потом молчат в трубку. Погодите, что значит «это арест»? Вы что вообще себе
Вот так всегда. Да не «арест» Орест, терпеливо сказали на другом конце провода. Меня так зовут. Орест. Через «о», не через «а». Вы у нас сегодня были. Ну, в участке. По поводу пропавшей жилички.
А! Ивана сначала облеченно вздохнула, потом до нее дошло. Что? У вас есть какие-то новости?
Можно сказать и так, неохотно ответил человек по имени Орест.
Плохие?
Ну не очень хорошие, скажем так. Если вы завтра с утра Вы вообще ходите на службу, нет?
Нет, железным голосом сказала Ивана, я надомница.
Ну-ну, неопределенно сказал Орест, в общем, у нас рабочий день в девять ноль-ноль начинается.
У вас, похоже, рабочий день круглые сутки, кисло говорит Ивана, приятно, что еще остались серьезные и ответственные люди. Сейчас мало кто отдается работе с такой страстью.
Если бы Анастасия нашлась, живая и здоровая, молодой человек из полиции по имени Орест не стал бы ей звонитьв котором? да, в десятом уже часу вечера. Приличные люди в это время уже готовятся ко сну.
Она вздохнула и стала готовиться ко сну. Но заснуть так и не смогла, лежала, думая о своем одиночестве и прислушиваясь к тихому скрипу паркета Не выдержала, встала, зажгла светнет, пусто. А вскоре на соседней улице зазвенел трамвай
* * *
Орест сегодня с Иваной держался не снисходительно, а холодно и сурово, показывая тем самым, что человеческого меж ними быть не может, а только деловое, а деловое это еще по-разному может сложиться. И Ивана ощущает потребность оправдаться, хотя вроде бы ничего такого не сделала.
Звонил вчера кто-то, говорит она осторожно. Как раз перед вами. Звонил и молчал в трубку. Нельзя установитьоткуда?
Я проверю.
Вид у Ореста был усталый, даже галстук сбился набок. Будь у них другие отношения, Ивана бы поправила ему галстук, но сейчас она сидит, вцепившись в сумочку, и молчит.
А вот вы мне скажите, гражданка, в каких вы отношениях были в вашей жиличкой?
Это у Иваны на миг перехватывает дыхание. В каком смысле?
В прямом. В самом прямом. Не ссорились?
Ивана выпрямляетсяна скулах ее горят два красных пятна, а глаза смотрят перед собой прямо и строго, даже некоторым образом задумчиво.
Это значит, говорит она тихо, она мертвая, убита. Нет, погодите И вы теперь подозреваете, что я ее убила, а к вам вчера пришла, чтобы замести следы. Я тоже детективы читаю. И теперь вы говорите мне «гражданка» и будете проверять мое алиби и что там еще? Следы крови на ковре? У меня есть ковер, да. А алиби нет. Откуда? Я живу одна. То есть вот была Анастасия, а теперь вот одна.
Она помолчала.
Понимаю ход ваших мыслей. Она шубу купила. А за комнату задолжала. И вот я начала с нее требовать деньги, она сказала что-то неприятное. Обидное. Она могла, Анастасия. И я вошла в состояние аффекта. А потом, чтобы отвести от себя подозрение, пришла к вам. Ну да. Я вас понимаю. Кто рядом, то и убил. Если убита женатряси мужа. И наоборот.
Да, согласился Орест, в девяноста процентов случаев. По крайней мере, в пособии по криминалистике так написано
Ивана подумала, что этопервое его серьезное дело. Молодой, но неопытный следователь лицом к лицу с хитрым, коварным преступником. То есть с ней, с Иваной. И вся его карьера теперь зависит от того, раскроет ли он. В детективах всегда так.
Женщины удивительно сильными делаются в состоянии аффекта, Ивана со значением кивнула, особенно моего типа. То есть худощавые и с тонкой костью. У меня знаете, какой размер ноги? Вы удивитесь.
Называя размер, она слегка приврала.
Скажите, покорно говорит Орест, а вам не кажется, что вы мне пытаетесь заморочить голову? Строите из себя
Эксцентричную старую деву? А на самом деле я и есть убийца?
Она смолкла и задумалась. А ведь в самом деле, смогла бы она, Ивана, убить Анастасию? Во время ссоры, например Нет, Анастасия сильнее, моложе и вообще девица крупная. Себя в обиду не дала бы. Уж скорей, наоборот, она Ивану бы придушила, если что.
Орест вздохнул, поднялся из-за стола и полез в сейф. Извлек оттуда пакет и вывалил содержимое пакета перед Иваной, которая уже было протянула руку.
Нет-нет, не трогайте.
Сам он демонстративно натянул перчатки и показывал Иване один предмет за другим, точь-в-точь фокусник в цирке.
Это ее сумочка, да. Ивана кивнула, подтверждая. То есть похожа на ее сумочку. Нет, точно ее, я помню эту пудреницу. Там на крышке лебедь как бы выдавлен. Помаду не помню, но она ее цвета. Она красным губы красила, Анастасия. А где ее нашли? В Старом парке?
Здесь я спрашиваю, сурово сказал Орест. А почему вы думаете, что в Старом парке?
Сумочка мокрая изнутри, говорит Ивана. Подкладка сырая. И вон, старая хвоя прилипла. Вон иголка, видите В скверах старую хвою убирают.
Он что, совсем желторотый, этот Орест? Никаких аналитических способностей.
Ну да, неохотно ответил Орест, в Старом парке. В кустах Собаку там выгуливал пацан один, собака и нашла. Охотничья собака, спаниель.
А ее? Анастасию?
Ее тоже нашли, сказал Орест и замолчал.
Он молчал долго, и Ивана не выдержала:
Мне надо опознавать ее?
Опознали уже, Орест все слова выталкивает неохотно, словно бы ему неприятно было об этом говорить, во всяком случаеИване. Уж не потому ли, подумала Ивана, что она, Ивана, оказалась права, а он, Орест, в дураках? Управляющий цветочного магазина опознал. Он говорит, у нее на пояснице родинка была в форме розочки.
Родинка, гм говорит Ивана, на пояснице.
Ну да, гм Но он все выходные дома был, жена подтверждает. Так что тут все чисто. Более или менее.
А это все, что там было?
В сумочке? Документов не было, точно. Ключей тоже. Блокнота, записок ничего. Только вот это. Ну, как бы предметы первой необходимости. Пудреница, помада. Даже перчаток не было.
Она их в кармане шубы оставила, говорит Ивана.
Ивана закрывает глаза, потом открывает.
А это что? Тоже в сумочке у нее было?
Не букетик даже, какой-то пучочек. Впрочем, перевязан ленточкой, так продавщицы обычно перевязывают цветы, одним стремительным движением заставляют эту ленточку завиваться, будто бы девичий локон. Но эти такие жалкие и чахлые, что даже ленточки не заслуживают. Они бы, наверное, совсем увяли, не пролежи сумочка все это время где-то в подтаявшем снегу
Тоже было, Орест вздыхает и с отвращением смотрит на букет.
А можно я заберу его?
Это улика, поясняет Орест, она в описи есть. Нельзя.
Он же совсем завянет
Все равно нельзя.
Я тогда зарисую их Можно?
Ивана извлекает из собственной своей сумочки блокнот и цветные карандаши. Она хотела забежать к молодому Янеку, показать ему шоколадниц и, может, внести кое-какие коррективы, если ему что-то в голову стукнет, но, похоже, сегодня ей будет не до этого.
Наверное, можно, уныло соглашается Орест. Он предпочел бы, чтобы Ивана наконец ушла, поскольку узнал все, что хотел, но он уже достаточно знает Ивану, чтобы понять, что так просто отделаться от нее не удастся. Зачем он вам только, веник этот?
В вашем деле все важно. Любая мелочь. А скажите, Ивана встряхнулась и сурово поглядела на Ореста, это и правда ваше первое серьезное дело?
Смотря что считать серьезным, неопределенно говорит Орест. На нас еще и Вермеер висит. То есть его городское управление под свой контроль взяло, но кража-то совершена в нашем округе. Нарисовали?
Сейчас Только вот этот еще, желтенький. А скажите Как ее убили, Анастасию?
Ее задушили, Орест опять вздыхает, потому и если честно, хотя вас нельзя сбрасывать со счетов, вы ну, словом, очень сильные руки нужны были. Вы свободны, гражданка.
Не сомневаюсь. Ивана спрятала блокнот и карандаши в сумочку и встала, прижимая сумку острым локтем к боку. Так я пошла?
Идите, устало сказал Орест и прикрыл глаза.
* * *
А день переливался и смеялся, и никакого никому дела не было до бедной Анастасии. На углу с лотка торговали жареными каштанами и засахаренным миндалем, толстые голуби ходили вперевалку меж гуляющими, подбирали крошки Мимо Иваны процокала подковками по брусчатке белая лошадка, запряженная в открытую повозку, сейчас пустую, без седоков Возница в камзоле помахал Иване рукой, и она с достоинством кивнула в ответ.
Рынок за Оперным театром заполнился цветочными рядамии зачем вообще столько цветов, неужто их кто-то покупает? Туристы? Зачем? Не потащат же они цветы в отель? Да и у горожан, можно подумать, других дел нет, как только бежать с утра пораньше в цветочные ряды на рыночной площади Хотя глазу приятно, это да. Словно сам город нечувствительно побуждает торговцев раскладывать на прилавках не, скажем, морковку и петрушку, а азалии и ноготки А все-таки чудно, что они не прогорают, эти цветочные ряды
Мы любим не то, что полезно, думает Ивана, а то, что красиво Польза некрасива, неживописна, не романтична, в конце концов. Никому не приходит в голову украшать шляпки, скажем, картошкой и луком, а ведь в быту это гораздо более уважаемые растения. Но люди не хотят думать о картошке и луке, они хотят жить так, словно бы картошка и лук не существуют, вместе со всеми остальными бытовыми заботами. Торговать цветамишикарно, а картошкой и лукомнет. Не пошла же Анастасия работать в овощную лавку. А вот в цветочнуюэто пожалуйста. Ивана какое-то время стоит, сжав в руках сумочку, круглый лоб перерезает вертикальная морщинка, потом поворачивается и решительно идет на трамвайную остановку. Ехать недалеко, но проталкиваться сквозь толпу веселящихся и галдящих туристов ей сейчас не хочется.
* * *
В Ботаническом саду Ивана не была с самого детства, с того лета, когда мама водила ее в розарий, на летнюю выставку роз, и Ивана навсегда запомнила розовато-желтое, алое, пурпурное буйство. Чувственность вытянутых тугих трубочек-бутонов и бесстыдно распустившихся зрелых цветов тогда была ей, маленькой, непонятна и тем не менее ощутима, словно что-то скрытое, волнующее и даже опасное. Тогда было жарко, и над розами гудели одуревшие от яростного розового духа пчелы и бражники, которые так быстро работали крыльями, что те сливались в серое гудящее облачко. Сейчас, думала она, розы если где и есть, то только в теплицах, впрочем, клумбы ботсада радовали ранними крокусами, намекая на грядущее великолепие. Но крокусам, белым, желтым и нежно-лиловым, никто не радовался, потому что народу на посыпанных аккуратным гравием дорожках совсем не было
В будке у ворот, стилизованной под средневековую караулку, Ивана купила билет (пройти без билета, сославшись на срочное дело или на какое-то несуществующее знакомство, ей и в голову не пришло), а заодно и план-проспект, где говорилось, что городской ботанический сад имеет почтенную историю и основан более полутора веков назад профессором Почаевским на базе старого сада монахов-тринитариев, что коллекция его насчитывает 851 вид растений (подозрительно точное число, подумала Ивана) и что теплицы его не только поставляют цветы для городских торжеств, но и ведут большую научно-исследовательскую работу по изучению и сохранению родной природы. Последнее Иване особенно понравилось, и потому она направилась прямо к теплицам, не слишком задерживаясь, чтобы полюбоваться крокусами.
В теплице солнце проламывалось сквозь стеклянные граненые своды, и зелень кругом так торжествующе буйствовала, что казалась уже даже какой-то страшноватой и опасной, словно бы при начале времен, или, напротив, ближе к их концу, когда и человека уже на земле не будет, а будет только вот такая зелень, и тишина, и запах торфа и жирного чернозема, а больше ничего.
Что-то вдруг прыснуло из-за огромных разлапистых листьев и тонкой струйкой обдало Иванин рукав. Она испуганно отпрянула, но тут же сообразила, что это просто автоматическая поливальная машина. Душный влажный воздух обнимал Ивану, как никогда ни один мужчина, и серое пальто с розовыми буфами отяжелело и обвисло, так что в конце концов Ивана, поколебавшись, сняла его и перебросила через руку, порадовавшись, что и под пальто она одета достаточно пристойно и элегантно Впрочем, людей никаких тут и впрямь не было, словно бы конец времен уже наступил, и Ивана растерянно озиралась по сторонам, пока, наконец, в дальнем углу этого заповедного сада не расслышала еще какое-то шебуршание и не увидела, двинувшись на звук, мрачную девушку в синем сатиновом халате, обрезающую старые листья какого-то огромного пальчатого растения. Ивана опять подивилась тому, как можно ходить с таким мрачным лицом в таком замечательном месте, но людскую природу не переделаешь