МАЛЫЙ, СТОЙ, ГДЕ СТОИШЬ! Выкрикивая так громко и сильно, что было больно голосовым связкам. Словно на концерте «Металлики», только без музыки. ПЛЕВАТЬ, НАСКОЛЬКО ТЫ ИСПУГАН, СТОЙ, ГДЕ СТОИШЬ! ДАЙ НАМ ПОДОЙТИ К ТЕБЕ!
Он обернулся, вновь ожидая увидеть Бэкки, но увидел лишь бурьян. Он согнул колени и подпрыгнул. Он увидел дорогу (дальше, чем он ожидал; он, должно быть, довольно много пробежал, сам того не осознавая). Он видел церковь«Святой дом аллилуйи Хэнка» или как там он называлсяи видел боулинг-клуб, однако это и все. В действительности, он не ожидал увидеть голову Бэкки, она была всего лишь метр и пятьдесять восемь сантиметров ростом, но он точно ожидал увидеть путь ее передвижения в бурьяне. Вот только ветер прочесывал его, как никогда бурно, и по сему, казалось, что в нем были десятки возможных путей.
Он подпрыгнул еще раз. Болотистая земля чвакала каждый раз, как он приземлялся. Эти короткие беглые взгляды в сторону четырехсотого шоссе сводили его с ума.
Бэкки? Где ты, черт возьми?
Бэкки услышала, как Кэл вопит мальчику стоять там, где стоит, независимо от того, насколько тот испуган, и дать нам подойти к нему. Что звучало, как хороший план, елси бы только ее идиот братец дал ей поспеть за ним. Она была запыхавшейся, мокрой и впервые чувствовала себя по-настоящему беременной. Хорошо хоть Кэл был близко, на час справа от нее.
«Это все хорошо, но моим кроссовкам придет конец. На самом деле, Бэкстер считает, что им уже конец.»
Бэкки? Где ты, черт возьми?
Да уж, это было странно. Он все еще был справа, но теперь звучал ближе к пяти часам от нее. Будто практически сзади нее.
Тут, сказала она. И я останусь здесь, пока ты ко мне не подойдешь.
Она взглянула на свой Андроид.
Кэл, у тебя на телефоне есть связь?
Без понятия. Он в машине. Давай, продолжай болтать, пока я к тебе не подойду.
А что с мальчиком? И той чокнутой матерью? Она окончательно притихла.
Давай вместе вернемся, а потом уже позаботимся и о них, ладно? сказал он. Бэкки хорошо знала своего и брата и ей не нравился его голос. Сейчас Кэл был взволнован и пытался не выказывать этого. А пока что, просто говори со мной.
Бэкки задумалась и начала декламировать, в такт топая своими запачканными кроссовками.
Жил был парнишка МакСвини, проливший вино на свой «вини», приличия ради, он джину добавил, а сверху плеснул и мартини.
О, очаровательно. сказал он. Теперь уже прямо позади нее, почти достаточно близко, чтобы вытянуть руку и дотронуться, и почему только это стало для нее таким облегчением? Ради всего святого, это было всего лишь поле.
Эй, ребята! Мальчик. Еле слышно. Теперь уже без смеха, заблудшим и испуганным голосом. Вы ищете меня? Ты здесь, капитан Кэл? Мне страшно!
ДА! ДА, СЕЙЧАС! МИНУТКУ, закричал ее брат. Бэкки? Бэкки, продолжай говорить!
Руки Бэкки потянулись к ее округлостиона отказывалась называть ее «пузом», это был так в стиле журнала «Пипл»и нежно ее обхватили.
Ну вот еще: Жила была девочка Джилл, чей язык «взрыв-пилюль» заглот
Хватит, хватит. Я каким-то образом проскочил мимо тебя.
И вправду, его голос теперь исходил спереди. Она обернулась вновь.
Хватить шалить, Кэл. Это не смешно.
Ее рот пересох. Она взглотнула, и ее горло тоже оказалось пересохшим. Когда оно издает такой цокающий звук, сразу понимаешь, что оно пересохло. В машине лежала большая бутылка минеральной воды «Полэнд спринг». И пара банок колы на заднем сидении. Она просто-таки видела их перед собой: красные банки, белые надписи.
Бэкки?
Что?
Тут что-то не так.
О чем ты? Думая: «А то я не знаю».
Слушай меня. Можешь подпрыгнуть?
Конечно, могу! Ты как думаешь?
Я думаю, что этим летом у тебя будет ребенок, вот, как я думаю.
Все равно я могу Кэл, перестань удаляться!
Я не двигался, сказал он.
Двигался, по всей видимости. И до сих пор двигаешься!
Помолчи и послушай. Я досчитаю до трех. На счет три, поднимаешь руку над головой, словно судья, показывающий, что гол засчитан, и подпрыгиваешь как можно выше. Я сделаю то же самое. Я увижу твои руки даже если ты не слишком высоко подпрыгнешь, ясно? И я к тебе подойду.
«Ты свистнитебя не заставлю я ждать», подумала онапонятия не имея о том, откуда у нее это взялосьнаверное, опять что-то из литературы первого курса; но что она знала наверняка, так это то, что он может говорить, что не двигался, но на самом деле это было не такон все это время удалялся от нее.
Бэкки? Бэк
Хорошо! закричала она. Хорошо, давай!
Один! Два!.. выкрикнул он. ТРИИИ!
В пятнадцать лет, Бэкки ДеМут весила тридцать семь килограммовее отец называл ее «Соломинкой»и участвовала в беге с препятствиями со своей школьный командой. В пятнадцать лет, она могла пройтись из одного конца школы в другой на руках. Ей хотелось верить, что она все еще была тем человеком; какая-то ее часть искренне ожидала остаться этим человеком на всю жизнь. Ее разум еще не успел приспособиться к тому, что ей было девятнадцать и она была беременна не тридцать семь килограммов, а пятьдесят девять. Она хотела подскочить«Хьюстон, мы взлетаем»но это было словно пытаться подпрыгнуть с маленьким ребенком на плечах (если так поразмыслить, то так оно, впрочем то, и было).
Ее взор лишь на мгновение покинул верхушки бурьяна, предоставляя ей короткий мимолетный взгляд в том направлении, откуда она пришла. Однако, того, что она увидела было достаточно, чтобы с тревогой затаить дыхание.
Кэл и дорога. Кэл и дорога.
Она приземлилась и почувствовала, как от ступней до колен пронесся ударный импульс. Топкая земля продавилась под ее левой ногой. Она повалилась и уселась в свежей черной грязи, ощущая еще один ударный импульсбуквальный удар по заднице.
Бэкки думала, что зашла в бурьян на двадцать шагов. Ну, может, максимум, тридцать. Дорога должна была быть достаточно близко, чтобы можно было добросить до нее фрисби. На деле же было так, словно она прошла расстояние футбольного поля и затем еще немного. Старый, побитый «Датсун», мчащийся по шоссе, выглядел не больше спичечного коробка. Сто тридцать метров травыплавно текущий океан зеленого влажного шелканаходились между ней и этой узенькой полосой асфальта.
Сидя в траве, ей первой мыслью было: «Нет. Невозможно. Ты не видела того, что тебе показалось».
Ее вторая мысль была об обессиленном плавце, утянутом отступающим приливом и увлекаемым все дальше и дальше от берегане осознающим, в какой он находится беде, пока он не начинает кричать и обнаруживает, что на пляже его никто не слышит.
Будучи столь потрясенной видом невероятно отдаленного шоссе, взгляд, которым она успела бегло одарить Кэла, в равной мере обескуражил ее. Не потому что он был далеко, а потому что он был действительно близко. Она видела, как он выпрыгивает из буряьна менее чем в трех метрах от нее, хотя они оба кричали во всю глотку, чтобы услышать друг друга.
Земля была теплой, вязкой, слизкой.
Трава неистово гудела насекомыми.
Аккуратно! выкрикнул мальчик. Не заблудитесь сами!
За этим последовал очередной короткий порыв смеханервный, головокружительный приступ веселья.
Это был не Кэл, это был не мальчик, не в этот раз. И это была не женщина. Этот смех прозвучал где-то слева от нее, затем угаснул, поглощенный песнями насекомых. Он был мужским, и он был нетрезвого характера.
Бэкки вдруг кое-что вспомнила, из того, что кричала «Странная Мамаша»: «Перестань их звать, золотце! Он услышит тебя!»
Что за хрень?
Что за ХРЕНЬ? выкрикнул Кэл. Ее это не удивило. «Айк и Майк. Мысли одни на двоих.»полюбливала говорить Миссис ДеМут. «Фрик и Фрак. Две головы, одна спина.»полюбливал говорить Мистер ДеМут.
Наступила пауза, в которой был слышен лишь ветер и гудение насекомых. Послевопль во всю глотку: «ЧТО это, мать вашу, такое?»
Около пяти минут спустя, у Кэла был короткий отрезок, когда он малость слетел с катушек. Он подпрыгивал, выглядывал на дорогу, приземлялся, ждал и затем досчитав до тридцати, подпрыгивал и выглядывал вновь.
Если вы сторонник точного изложения фактов, то можно сказать, что он уже начинал малость слетать с катушек при одной только мысли о том, что ему нужно попробовать провести такой эксперимент. Но затем реальность начала больше походить на землю под ногами: жидкую и коварную. Ему не удавалось просто-напросто идти на голос своей сестры, который доносился справа, когда он шел на лево, и слева, когда он шел направо. Иногда спереди, иногда сзади. И независимо от того, в каком он шел направлении, казалось, что он движется вдаль от дороги.
Он подпрыгнул и зафиксировал свой взгляд на церковном шпиле. Это было ярко-белое копье, высящееся на фоне голубого и почти безоблачного неба. Паршивая церквушка; превосходный, возвыщающийся шпиль. «Община, должно быть, немало выложила за эту крошку», подумал он. Хотя отсюданаверное, на расстоянии четверти мили; и ничего, что это было сумасшествие, ведь он прошел менее тридцати метровему не было видно шелушащейся краски или же досок на окнах. Он не мог различить даже свою машину, пристроенную вместе с остальными, сжавшимися от расстояния, машинами на парковке. Тем не менее, он видел тот запыленный «Приус». Этот был в переднем ряду. Он старался не зацикливаться на том, что он углядел на пассажирском сидении словно подробности дурного сна, в которые он еще не был готов углубляться.
Во время того первого прыжка, он был повернут прямо лицом к церкви, и в любом нормальном мире, он смог бы добраться до нее, двигаясь прямиком через бурьян, время от времени выпрыгивая, чтобы слегка подкорректировать курс. Между церковью и боулинг-клубом стоял ржавеющий, испещренный дырками от пуль, ромбовидный знак с желтыми краями: возможно, МЕДЛЕННО, ПЕРЕХОДЯТ ДЕТИ. Он не мог знать навернякасвои очки он тоже оставил в машине.
Он вновь приземлился на болотистую землю и начал считать.
Кэл? донесся голос его сестры откуда-то сзади.
Погоди-ка, выкрикнул он.
Кэл? сказала она опять откуда-то слева. Мне еще говорить?
И когда он ей не ответил, она начала несвязным голосом петь, где-то спереди от него.
Была жила девчонка, ходившая в Йель
Да помолчи ты и погоди! закричал он опять.
Его глотка была пересохшей, тесной и требовались усилия для того, чтобы взглотнуть. И хотя дело близилось к двум часам дня, солнце, казалось, нависало прямо-таки над головой. Он чувствовал его кожей головы, и верхушки ушей, которые были чувствительны, уже начинали сгорать. Он подумал, что если бы только он мог чего-нибудь выпитьхолодного глотка минеральной воды или баночку колыон, возможно, бы не чувствовал себя столь потрепанно, столь тревожно.
Капли росы пылали в траве, словно сотни миниатюрных увеличительных стекол, преломляющих и усиливающих лучи.
Десять секунд.
Малый? позвала его Бэкки, откуда-то справа. («Нет. Подожди. Она не двигается. Возьми себя в руки.») Ее голос тоже был преисполнен жажды. Хриплый. Ты все еще с нами?
Да! Вы нашли мою маму?
Еще нет! выкрикнул Кэл, думая о том, что прошло и вправду немало времени с тех пор, как они последний раз ее слышали. Хотя, в тот момент, она волнова его в меньшей мере.
Двадцать секунд.
Малый? сказала Бэкки. Ее голос вновь донесся сзади. Все будет хорошо.
Вы не видели моего папу?
Кэл подумал: Новый игрок. Замечательно. Может быть, тут и Уильям Шетнер тоже. И Майк Хакаби Ким Кардашьян парень, который играет Опи в «Сынах анархии», да и весь актерский состав «Ходячих мертвецов».
Он закрыл глаза, но в этот самый момент почувствовал головокружение, как будто он стоял на верхушке лестницы, начинающей раскачиваться под ногами. Зря он вспомнил о «Ходячих мертвецах». Надо было ограничиться Уильямом Шетнером и чудесным Майком Хакаби. Он вновь открыл глаза и обнаружил, что пошатывается. Некиими усилиями он вернул себе равновесие. Из-за жары его лицо покалывал пот.
Тридцать. Он стоял на одном и том же месте уже тридцать секунд. Он подумал, что лучше бы подождать целую минуту, но не смог, и посему подпрыгнул, чтобы в очередной раз взглянуть назад, на церковь.
Часть егота часть, которую он всей своей силой воли пытался проигнорироватьзнала наперед, что он увидит. Эта его часть давала почти что веселые подстрочные комментарии: «К тому моменту, все уже передвинется, Кэл, дружище. Бурьян течет, и ты течешь вместе с ним. Думай об этом, как о слиянии с природой, брат.»
Когда его усталые ноги вновь подняли его в воздух, он увидел, что церковный шпиль теперь уже был слева. Не намного левеесовсем чуть-чуть. Но он достаточно сместился вправо, чтобы видеть уже не переднюю часть ромбовидного знака, а его серебрянную алюминиевую заднюю часть. К тому же, он хоть был и не уверен, но думал, что находится немного дальше, чем раньше. Словно, считая до тридцати, он на несколько шагов попятился назад.
Где-то опять залаяла собака. Где-то играло радио. Он не мог различить песню, лишь удары бассов. Насекомые напевали свою единственную безумную ноту.
Да ладно, сказал Кэл. Он никогда особо не разговаривал сам с собойбудучи подростком, он развивал в себе атмосферу «буддистского скейтбордиста», и гордился тем, сколько он может невозмутимо сохранять тишинуно теперь разговаривал, и едва ли осознавал это. Да ну, блин, ладно. Это это бред.
А еще он шел. Шел к дорогевновь, практически не осознавая этого.
Кэл? выкрикнула Бэкки.
Это просто бред, сказал он опять, тяжело дыша и отталкивая бурьян.
Его нога на что-то наткнулась, и он повалился коленями в участок с болотистой водой. Горячая водане теплая, горячая, горячая, как в ванневыплеснулась ему сверху на шорты, создавая ощущение того, что он описался.
Это немного подломило его. Он вскочил обратно на ноги. И теперь он бежал. Трава хлестала его по лицу. Она была острой и жесткой, и когда одна из сабель лязгнула его под левым глазом, он почувствовал это, некое острое жжение. Боль дала ему крутой толчок, и он побежал еще усерднее, как только можно быстрее.
Помогите мне! кричал ребенок, и как вам такое? «Помогите» донеслось слева от Кэла, «мне»справа. Это было «Долби Стерео» по-канзасски.
Это бред! вновь закричал Кэл. Это бред, бред, СРАНЫЙ бред! Слова сливались воедино: бредбредбредбред; какая глупая фраза, какое бессмысленное замечание, и, тем не менее, он не мог остановиться.
Он упал вновь, на этот раз серьезно, распластываясь грудью вперед. Теперь его одежда была забрызгана столь свежей, темной и теплой грязью, что она даже пахла, как экскременты.
Кэл поднялся, пробежал еще пять шагов, почувствовал, как трава опутывает его ногиэто было словно опустить ногу в пучок запутанной проволокии, черт побери, он упал в третий раз. Его голова жужжала, словно стая мух.
Кэл! кричала Бэкки. Кэл, остановись! Остановись!
«Да, остановись. Если не остановишься, то будешь вопить Помогите мне вместе с тем мальчиком. Сраным дуэтом.»
Он жадно глотал воздух. Его сердце скакало. Он ждал, пока пройдет жужжание в голове, и осознал, что оно было вовсе не в его голове. Это действительно были мухи. Он видел, как они залетают и вылетают из бурьяна: целый рой, кружащийся вокруг чего-то за движущейся желто-зеленой занавесью, прямо напротив него.
Он просунул руки в бурьян и раздвинул его, чтобы посмотреть.
В слякоти, на боку лежала собакаказалось, что когда-то это был золотистый ретривер. Дряблая коричневато-рыжая шерсть мерцала под движущимся настилом мух. Ее распухший язык свисал меж десен, а мутные жемчужины ее глаз выпученно торчали из головы. Ржавеющий ярлык на ее ошейнике поблескивал в глубине шерсти. Кэл вновь взглянул на язык. На нем был зеленовато-белый налет. Кэл не хотел и думать от чего. Грязная собачья шкура выглядела, словно желтый замусоленный ковер, наброшенный на груду костей. Кое-где, ее шерстьнебольшие ее пучкиразвевалась на теплом ветру.
«Держи себя в руках». Это была его мысль, но произнесена она была успокаивающим голосом его отца. Имитация его голоса помогла. Он уставился на осевшее собачье брюхо и заметил там оживленное движение. Кишащее скопление личинок. Вроде тех, что вертелись на недоеденных гамбургерах, лежащих на пассажирском сидении того чертового «Приуса». Гамбургерах, которые пробыли там множество дней. Кто-то оставил их, покинул машину и оставил их, и так и не вернулся, и так и
«Держи себя в руках, Кэлвин. Если не ради себя, то ради своей сестры.»
Ладно, пообещал он своему отцу. Ладно.
Он поснимал узелки прочной растительности с голени и щиколоток, едва ощущая мелкие порезы, нанесенные травой. Он поднялся.
Бэкки, ты где?
Тишина на протяжении долгого временидостаточно долгого, чтобы его сердце успело покинуть грудь и подняться к глотке. Затем, с невероятно далекого расстояния: «Здесь! Кэл, что будем делать? Мы заблудились!»