Пропавшие четыре часа. Он смутно осознавал, что если ему не удастся их отыскать, то он обреченкак намекнул ему Томмина безумие. И в то же время интуиция подсказывала ему, пускай неясно: нельзя ему гоняться за этими четырьмя часами. Нельзя. И тем не менее надо!
Он опять поднялся на ноги, невидящими глазами уставившись в молитвенник, запел больше по памяти, едва заглядывая в книжечку и почти не слыша органа. Затем он умолк, забыв обо всем.
Что-то мягкое коснулось его ноги.
Он боялся посмотреть вниз.
Но все-таки посмотрел.
Там ничего не было.
В горле у него пересохло, он попытался унять дрожь и, сосредоточившись на молитвеннике, присоединился к пению гимна. Он бросил взгляд на Томми, но тот, отрешившись от всего на свете, проникновенно пел своим сочным баритоном славу Создателю.
Прихожане уселись, начался сбор пожертвований, а тем временем Бейтс делал объявления на неделю. Лоури старался не смотреть на ноги и не прятать их под скамью. Его напряжение возрастало с каждой минутой, наконец он почувствовал, что больше не в силах терпеть эту муку.
Что-то мягкое коснулось его ноги.
Он посмотрел вниз.
Там ничего не было!
Лоури ухватил Томми за рукав и, пробормотав: «Пойдем со мной», встал и двинулся по проходу. Он чувствовал на себе множество глаз, знал, что" не имел права бежать, что Томми, который послушно следует за ним, весьма удивлен такой выходкой.
***
Солнечные лучи согревали воздух, а новорожденные свежие листочки шелестели на легком ветерке. Ребенок в лохмотьях сидел на тротуаре и подбрасывал монетку, полученную за то, что почистил чьи-то башмаки. Шофер Джебсона дремал за рулем автомобиля, а чуть поодаль сонный конюх придерживал лошадей чудаковатой миссис Липпинкотт, всегда ездившей в экипаже. Лошади лениво помахивали хвостами, отгоняя мух, и то и дело били копытами. На кладбище надгробия над тихими холмиками, поросшими молодой травкой, казалось, излучали тихую грусть, ангел распростер каменные крылья над плитой с надписью «Сайлас Джоунс, R.I.P». От лужайкиее обкладывали дерномисходил запах свежей земли, к которому примешивался пряный аромат ив, растущих неподалеку, у реки.
День был так прекрасен, что Лоури замедлил шаг, на свежем воздухе, вне замкнутого пространства, он чувствовал себя спокойнее. Он решил ничего не говорить Томми, а тот не задавал вопросов.
Но когда они переходили на другую сторону Хай-стрит, на сверкавшей, чистой мостовой уголком глаза Лоури уловил какое-то движение. Ничего определенноголишь впечатление чего-то темного и округлого, двигавшегося рядом с ним. Он резко повернулся, желая разглядеть этот предмет, но ничего не увидел. Он посмотрел вверхможет быть, то была тень птицы, но кроме нескольких воробьев, сновавших туда-сюда в поисках пищи, птиц не было. В нем снова начало нарастать беспокойство.
Опять он краем глаза отметил это едва уловимое движение, я опять при попытке разглядеть его предмет исчез. Но стоило ему отвернуться, как движение возобновилось. Всего-навсего крошечное темное пятнышко. Лоури в третий раз попытался рассмотреть его, но оно исчезло и в третий раз.
Томми.
Да?
Слушай. Ты решишь, что я сбрендил. Что-то коснулось моей ноги в церкви, но я ничего не увидел. Что-то движется около меня сейчас. Но я не могу определить, что именно, как только я поворачиваю голову, оно исчезает.
Я ничего не вижу, не выказывая своей тревоги, сказал Томми. Вероятно, просто соринка в глаз попала.
Да, откликнулся Лоури. Да, правильно! Просто соринка в глаз попала.
Но крошечный сгусток тьмы или что-то наподобие этого медленно и неотступно следовал за ним по пятам. Лоури пошел быстреепятнышко за ним. Он замедлил шаг в надежде, что пятнышко проскочит вперед и его все-таки удастся разглядеть. Но и оно поползло медленнее.
Он чувствовал, как в нем растет беспокойство.
Только Мэри, пожалуй, говорить об этом не стоит.
Не буду, пообещал Томми.
Я не хочу, чтобы она из-за меня волновалась. Минувшей ночи достаточно. Ведь ты не станешь тревожить ее из-за таких пустяков, правда?
Конечно, нет, заверил Томми.
Остался бы ты у нас сегодня на ночь.
Если ты считаешь, что так будет лучше, останусь.
Я.., я не знаю, сдавленным голосом сказал Лоури. Они продолжали путь, и, уворачиваясь от этой штуки, которую он почти уже видел, Лоури чуть не столкнул Томми в канаву. Он до смерти боялся еще одного прикосновенияуж тут-то он бы точно рехнулся.
Томми.
Да.
Пожалуйста, иди справа от меня.
Конечно.
Сейчас Лоури едва различал движущийся предмет краем левого глаза. В горле саднило, словно его натерли наждаком.
Около дорожки, ведущей к дому Лоури, они остановились.
Мэри ни слова, предупредил Лоури.
Само собой.
Ты с нами отобедаешь, а потом останешься на ночь, да?
Как скажешь, улыбнулся Томми.
Поднявшись по ступенькам, они вошли в холл; заслышав шаги, Мэри вышла из гостиной, обняла и поцеловала Лоури.
Так, значит, старый язычник побывал в церкви. Привет, Томми. Он пожал протянутую руку.
Мэри, ты как всегда обворожительна.
Не дай Бог, тебя услышит твоя нынешняя дама сердца, пошутила Мэри. Надеюсь, ты с нами пообедаешь?
С удовольствием.
Вот и отлично. Снимайте пальто и шляпы, мои милые, проходите сюда и рассказывайте, какой вид был у миссис Хокинс, когда ей было ведено не приходить.
Она изменилась в лице, сказал Томми. Будто ей дали отведать тухлого сыра.
***
Они непринужденно болтали, а Лоури стоял у незажженного очага. Поскольку в комнате не было солнца, он обнаружил, что не видит пятнышка. Однако это продолжалось недолго. Стоило ему повернуть голову, как оно появилось на середине комнаты. Несколько раз Лоури пытался застать его врасплох, но оно неизменно удирало от него. Он пробовал поворачивать голову медленно, чтобы сбить его с толку, но и тогда пятнышку удавалось спрятаться.
Он знал: главноевыяснить, что же это такое, и страх исчезнет, независимо оттого, чем пятнышко окажется. Но пока он его не разглядит... Лоури содрогнулся от омерзения при мысли, что он может снова почувствовать его прикосновение.
Ой, Джим! воскликнула Мэри, прервав разговор с Томми. Тебя опять трясет, Она взяла его за локоть и подвела к двери. Немедленно ступай наверх, прими десять крупинок хинина и вздремни. А Томми поможет мне накрыть на стол и заодно со мной поболтает, правда, Томми?
Чего для друга не сделаешь, отозвался Томми.
Подспудно Джиму не хотелось оставлять их вдвоем. Но ведь Томми бывал здесь в его отсутствие множество раз, и никогда в душу ему не закрадывалась и тень сомнения. Что с ним? Подумать такое о Томми! О своем лучшем, чтобы не сказать единственном друге? Он начал подниматься по лестнице.
Эта дрянь перепрыгивала с одной ступеньки на другую следом за ним. Он прижался к стене во избежание любого с ней соприкосновения, но так ему стало еще беспокойнее, поскольку стена лишала его возможности отскочить в сторону, если придется уворачиваться.
Что же это за дрянь такая?
Почему она не отстает?
Что она ему сделает?
Как от нее избавиться?
Его опять бил озноб.
У себя в комнате он отыскал хинин и пошел в ванную, чтобы налить стакан воды, дрянь за ним. Он различал ее неясные очертания на фоне белого кафеля. Тут он решил пойти на хитрость. Он медленно повернул голову, желая усыпить бдительность дряни, а затем резко выскочил из ванной, захлопнув за собой дверь. От сердца отлеглоон проглотил хинин и запил его водой. В голову ему пришла глупая мысльпойти сказать Мэри, чтобы она не открывала эту дверь, но, разумеется, вернее будет просто ее запереть. Вынув ключ из двери спальни, он подошел к ванной. Щелки готово. Он чуть было не рассмеялся, но тут же спохватился. Что за чушь! Все это вполне объяснимо. Легкое нарушение зрения, и не более того. Причина в малярии. Некий неизученный симптом.
Лоури вернулся в спальню, снял пиджак и растянулся на кровати. Теплый воздух, струившийся в окно, подействовал на него успокаивающе, и через некоторое время он уснул спокойным, безмятежным сном.
Он проспал почти три часа. Солнце светило ему в лицо, и было жарко. Он услышал, как Мэри кричит снизу, что обед готов. Не поздновато ли для воскресного обеда? Судя по солнцу, сейчас должно быть около четырех.
Лоури сел на кровати, зевая и потягиваясь, теперь, после отдыха, он чувствовал себя гораздо лучше; он испытывал удовлетворение оттого, что совершил какой-то поступок, но спросонья не мог припомнить, какой. До него донесся приятный звуктоненький, мелодичный смех, он решил, что смеется Мэри. Но нет, у Мэри смех низкий, груднойее смех согревал и успокаивал, а в этом было что-то странное. Не слышал ли он его раньше?
Вскочив на ноги, он распахнул дверь в холл, но внизу не смеялись. Он подошел к окну и выглянул на улицуни на дорожке, ни во дворе никого не было. Откуда же доносится смех? И кто это смеется?
Тут он заметил какое-то движение, словно что-то пробежало вниз по стене и спряталось за ним. Лоури резко обернулся.. Что-то метну лось в сторону и опять притаилось у него за спиной. Он опять повернул голову.
Безрезультатно. Дрянь, которую он так старательно запер, была по-прежнему здесьона-то и смеялась.
Какой ни на что не похожий смех! -Он ощутил ужасную усталость. Лучше всего не обращать внимания, вести себя так, будто ничего не видит и не слышит, притвориться, что ничего и нет. Интересно, Мэри и Томми услышат? Он покорно пошел в ванную и умылся.
Джим? Джим, старый ты буйвол, спустишься ты когда-нибудь или нет?
Иду, Мэри.
Нельзя показывать, как сильно он взволнован.
***
Когда Лоури вошел в столовую, на столе сияли хрусталь, серебро и фарфор, на блюде дымился огромный каплун, обложенный картофельным пюре и зеленым горошком.
Сэр! Совсем другой вид, приветствовал его Томми.
Он совершенно не спал всю ночь, сказала Мэри. Джим, милый, бери в руки нож и вилку и действуй.
Он уселся во главе стола, Томмисправа от него. Лоури взглянул на Мэри и улыбнулся. Какая все же красавица у него жена, а когда она вот так на него смотрит, то замирает сердце. А он еще сомневался в ее любви! Да разве будет женщина так смотреть на мужчину, если не любит его по-настоящему.
Он взял разделочные нож и вилку и принялся резать каплуна. Вдруг нож задрожал так, что Лоури не смог его удержать. Нож с грохотом упал на блюдо. Просто-напросто за спиной у Лоури раздался звонкий, мелодичный смех.
Томми, произнес он, пытаясь говорить внятно, Томми, возьми на себя почетные обязанности, будь добр. Что-то меня трясет.
Мэри было встревожилась, но Джиму удалось ее успокоить. Томми принялся за каплуна, а Мэри раскладывала по тарелкам овощи, украдкой бросая на Джима беспокойные взгляды. Наконец все было готово, и они могли приступить к еде.
Изрядный петух, сказал Томми.
Еще бы, он стоил целое состояние! воскликнула Мэри. Если цены на продукты будут по-прежнему расти, взрыва не миновать.
Да-а, нараспев произнес Томми, а жалование остается прежним. Это и есть то, что в экономике именуется прогрессом: цены повышаются и повышаются, а покупательная способность падает, таким образом остается излишек, который правительство может приобрести и выбросить, с тем чтобы у налогоплательщика было меньше денег на дорогостоящие покупки. Да, наша цивилизация далеко продвинулась по сравнению с пещерной эпохой.
Мэри рассмеялась и, к ужасу Лоури, у него за спиной тоже раздался смех. Но это было случайным совпадением, так как минутой позже, когда Томми сказал уже что-то серьезное, смех послышался вновь.
Два или три раза Джим брал в руки нож с вилкой. Но тут происходила новая странность. Стоило ему коснуться тарелки, как она начинала двигаться. Не сильно, чуть-чуть. Легким, круговым движением, которое прекращалось, как только он откладывал прибор; но лишь он дотрагивался до тарелки, движение повторялось вновь. Воспользовавшись тем, что ему понадобился соус, он быстро заглянул под салфетку и под скатерть. Все было в порядке. Поставив тарелку на место, он еще раз попробовал прикоснуться к ее содержимому. И она снова дрогнула.
Он почувствовал, что ему нехорошо.
Пожалуйста.., пожалуйста, извините меня. Мне.., мне что-то не по себе.
Джим!
Давай-ка я пошлю за доктором, предложил Томми, Ты бледен, как полотно.
Нет. Нет, все нормально. Мне просто надо прилечь.
Я оставлю твой обед в духовке, сказала Мэри.
Все было очень вкусно, с печальной улыбкой вымолвил Лоури. Не беспокойся. Продолжайте без меня.
Снова раздался смех, еще тоньше и звонче, и темная тень метнулась обратно в спальню. Он ничком упал на кровать. Затем, подумав, вскочил и запер дверь. Он опять лег, но понял, что не в состоянии забыться дремотой. Его тошнило, в горле пересохло, и он начал кругами ходить по комнате.
Глава 5
Раздалось нежное урчание, и темный предмет переместился выше. Какая-то сила стала медленно отдирать пальцы Лоури от выступа.
Часы внизу пробили одиннадцатьодиннадцать долгих, медленных ударов. Лоури, лежа на кровати ничком, беспокойно заворочался, очнувшись от спасительного забытья. Он проснулся с ощущением того, что с ним должно случиться нечто ужасное, но все же попытался раздвинуть границы сознания, старательно анализируя одно воспоминание за другим и отбрасывая их все. Нет, ни одно из злосчастных приключений не имело отношения к его нынешнему состоянию, в них не было ничего такого, что могло бы вызвать...
До него донесся звонкий серебристый смех.
Он сел в постели, дрожа всем телом, и успел заметить, что дрянь, метнувшись к изножию кровати, скрылась. Если б он мог как следует ее разглядеть!
Где-то от дуновения теплого ночного ветерка зашуршала бумага, словно кто-то посторонний в комнате перебирал его письма. Вскоре, хотя вроде бы комната была пуста, по воздуху проплыл лист бумаги и, кружась, опустился на ковер у его ног. Он уставился на него, боясь наклониться и поднять. Он видел на нем какие-то знаки. В конце концов любопытство победилоон развернул листок и попытался прочесть то, что там было написано.
Старомодный неразборчивый почерк со множеством помарок, буквы плясали и сливались перед глазами. Единственное, что он сумел разобрать:
«... 11.30 до...»
Лоури вгляделся в темноту, но, похоже, он был один, если не считать дряни, что сидела под кроватью. Неужели ветер принес сюда эту бумагу?
Одиннадцать тридцать? Его что, приглашают на какую-то встречу? Сегодня? Он содрогнулся при мысли, что ему опять предстоит отправиться неизвестно куда. А что если некий доброжелатель хочет помочь ему отыскать четыре часа? Уж сегодня-то он будет настороже и не станет спускаться по лестнице, пока точно не узнает ради чего.
Он встал, и тут же маленький черный комочек проскользнул за спинуон заметил это лишь краешком глаза. Теперь он чувствовал, как в нем зреет некое новое, нервное раздражение, сродни тому, что вызывается воспоминанием о собственной трусости.
Лоури прекрасно понимал, что ведет себя, как трус. Он позволил всем этим злоключениям победить в себе здравый смысл, сдался без борьбы, его швыряло из стороны в сторону, как пугало во время урагана, а призраки насмехались над ним, может статься, даже жалели! Он с силой сжал кулаки; Бог свидетель, никогда его нельзя было обвинить в недостатке мужества, так с какой стати он поджал хвост, словно вислоухий щенок, и позволяет стирать себя в порошок? Он стиснул зубы и почувствовал, как бешено колотится сердце, ему не терпелось принять вызов и сразиться с силами, стремящимися его уничтожить, чтобы покончить с ним раз и навсегда.
Из стенного шкафа он достал и накинул на себя пальто. Из ящика письменного стола вынул кольт и спрятал его в карман. В другой карман он положил фонарик. Довольно, хватит ему бояться. Он схлестнется с привидениями и одолеет их.
Одиннадцать тридцать? Безусловно, ему будет дан некий знак. Возможно, его уже поджидают на улице.
Опять зазвенел тоненький смех, он резко повернулся, чтобы пнуть темную дрянь, но она, как всегда, ускользнула. Ничего, он и до нее доберется.
Он бесшумно выскользнул из комнаты. У Мэри не горел свет, и дверь была закрыта. Нет нужды ее беспокоить. Томми, вероятно, устроился наверху, в комнате для гостейдверь туда была слегка приотворена. Загородив фонарик пальцами, так что лишь крошечный кружочек света двигался по постели, он посмотрел на Томми. «Без своей циничной кривой ухмылки Томминастоящий красавец», подумал Лоури. Спящий Томми был олицетворением самой невинности, словно мальчик из церковного хора. Лоури осторожно спустился по лестнице, вышел через парадную дверь и застыл на крыльце, уставившись на дорожку.