Мифы Ктулху - Джеймс Тернер 12 стр.

Чалмерс резко сел.

 Я приступаю к эксперименту немедленно. Будь добр, встань вон там, у окна, и наблюдай. У тебя ручка найдется?

Я мрачно кивнул и достал из верхнего жилетного кармана бледно-зеленый «уотерман».

 А блокнот, Фрэнк?

Я застонал и вытащил записную книжку.

 Я решительно возражаю против этого твоего эксперимента,  пробормотал я.  Ты страшно рискуешь.

 Не будь старой ослицей!  фыркнул Чалмерс.  Никакие твои доводы меня уже не остановят. Прошу тебя, помолчи, пока я изучаю эти схемы.

Он поднес листки к самым глазам и принялся вдумчиво в них вчитываться. Я не сводил глаз с часов на каминной полке, они отсчитывали секунды, и странный ужас все сильнее сжимал мне сердце, так что я задыхался. Внезапно тиканье смолкло, и в это самое мгновение Чалмерс проглотил наркотик. Я вскочил на ноги, шагнул к нему, но он взглядом велел мне не вмешиваться.

 Часы встали,  прошептал он.  Силы, что их контролируют, одобряют мой эксперимент. Время остановилосьи я принял снадобье. Не дай мне, Господи, сбиться с пути.

Чалмерс закрыл глаза и откинулся на спинку дивана. В лице его не осталось ни кровинки, он тяжело дышал. Было ясно, что снадобье стремительно действует.

 Темнеет,  пробормотал он.  Запиши это. Темнеет; знакомые предметы меблировки бледнеют и тают. Я еще различаю их смутно сквозь сомкнутые веки, но они с каждой секундой блекнут и исчезают.

Я встряхнул ручку, чтобы лучше писала, и принялся быстро стенографировать под диктовку.

 Я покидаю комнату. Стены растворяются, знакомых предметов я уже не вижу. Однако же твое лицо по-прежнему передо мной. Надеюсь, ты все записываешь. Кажется, я вот-вот совершу гигантский прыжокпрыжок сквозь пространство. Или, может статься, сквозь время. Не знаю, не уверен. Все темно, все размыто.

Чалмерс посидел немного молча, уронив голову на грудь. И вдруг словно окаменел. Веки его дрогнули, глаза открылись.

 Господь милосердный!  воскликнул он.  Я вижу!

Он рванулся вперед, неотрывно глядя на противоположную стену. Но я знал: смотрит он за пределы стены, и меблировка комнаты для него уже не существует.

 Чалмерс!  закричал я.  Чалмерс, тебя разбудить?

 Ни за что!  взвизгнул он.  Я вижу все! Все миллиарды жизней, что предшествовали мне на этой планете, проходят перед моими глазами. Я вижу людей всех эпох, всех рас, всех цветов кожи. Они сражаются, убивают, строят, танцуют, поют. Сидят вокруг примитивных костров в необитаемых серых пустынях и летают по воздуху на монопланах. Бороздят моря в каноэ из древесной коры и на борту громадных пароходов; малюют бизонов и мамонтов на стенах темных пещер и покрывают гигантские полотна причудливыми футуристическими узорами. Я наблюдаю за миграциями с Атлантиды. Я наблюдаю за миграциями с Лемурии. Я вижу древние расычужеродная орда чернокожих карликов захлестнула Азию; сутулые, кривоногие неандертальцы бесстыдно рыщут по Европе из конца в конец. Я вижу, как ахейцы хлынули на греческие острова; вижу грубые истоки эллинской культуры. Я в Афинах, и Перикл еще юн. Я ступаю на землю Италии. Участвую в похищении сабинянок, марширую вместе с имперскими легионами. Благоговейный трепет объял меня при виде плывущих мимо громадных знамен; земля трясется под поступью победителей-гастатов. Тысячи нагих рабов простерлись передо мною в пылия проплываю мимо в паланкине из золота и слоновой кости, влекомом черными как ночь фиванскими быками, девушки с цветами кричат: «Аве, цезарь!»а я улыбаюсь и благосклонно киваю. А теперь я и самраб на мавританской галере. Наблюдаю за постройкой грандиозного собора. Камень за камнем, собор возносится все выше, а я на протяжении многих месяцев и лет стою и слежу, как каждый новый камень ложится на место. Я распят головой внизменя сжигают на кресте в благоухающих тимьяном садах Нерона; со снисходительным презрением я наблюдаю за работой пыточных дел мастеров в застенках инквизиции.

Я вступаю в святая святых; вхожу в храмы Венеры. Благоговейно преклоняю колена перед Великой Матерью и осыпаю монетами нагие колени священных куртизанок, что сидят с закрытыми покрывалом лицами в рощах Вавилона. Прокрадываюсь в елизаветинский театр и вместе с вонючим отребьем аплодирую «Венецианскому купцу». Прохожу вместе с Данте по узким улочкам Флоренции. Встречаю юную Беатриче, край ее платья задевает мои сандалии, я замираю в экстазе. Яжрец Изиды, моя магия повергает в изумление народы. Симон Волхв преклоняет передо мною колена и молит о помощи, фараон трепещет при моем приближении. В Индии я беседую с Учителями и с криками убегаю от них, ибо их откровениячто соль на кровоточащую рану.

Я все воспринимаю одновременно. Вижу все со всех сторон; ячасть кишащих вокруг меня миллиардов. Я существую во всех людях, и все они существуют во мне. Я прозреваю всю историю человечества в едином мгновениикак прошлое, так и настоящее.

Просто-напросто напрягая зрение, я могу заглянуть все глубже, все дальше в прошлое. Теперь я иду назад через странные кривые и углы. Кривые и углы множатся вокруг меня. Сквозь кривые я прозреваю обширные сегменты времени. Есть время кривых и время углов. Существа, обитающие в угольном времени, не могут проникнуть во время искривленное. Все это очень странно.

Я все дальше углубляюсь в прошлое. Человек исчез с лица земли. Громадные рептилии притаились под гигантскими пальмами или плавают в мерзкой черной воде зловещих озер. А теперь исчезли и рептилии. На земле животных не осталось, но под водойя их ясно вижу!  над гниющей растительностью медленно проплывают темные силуэты.

Эти силуэты становятся все примитивнее и проще. Теперь это уже просто отдельные клетки. Повсюду вокруг меня углыстранные углы, подобных которым на земле нет. Мне отчаянно страшно.

Есть бездна бытия, непостижная для человека

Я глядел во все глаза. Чалмерс вскочил на ноги и стал беспомощно жестикулировать руками.

 Я прохожу сквозь сверхъестественные углы, я приближаюсь к о, нестерпимый кошмар!

 Чалмерс!  закричал я.  Не пора ли мне вмешаться?

Он быстро поднес правую руку к лицу, словно заслоняясь от страшного зрелища.

 Нет, пока еще нет!  прохрипел он.  Я пойду дальше. Я должен видеть что лежит за пределами

Лоб его заливал холодный пот, плечи судорожно подергивались.

 За пределами жизни есть  лицо его побелело от ужаса,  есть твари, которых я не в силах рассмотреть. Они медленно движутся сквозь углы. Они бестелесныи неспешно проплывают через неописуемые углы.

И тут я почувствовал вонь. Вонь резкую, невыразимую и такую тошнотворную, что мне сделалось дурно. Я быстро метнулся к окну и распахнул его настежь. Когда же я вернулся к Чалмерсу и заглянул в его глаза, я чуть не потерял сознание.

 Сдается мне, они меня почуяли!  завизжал он.  Они медленно поворачивают в мою сторону

Чалмерса била неудержимая дрожь. Он принялся хватать руками воздух. Затем ноги под ним подломились, и он рухнул лицом вперед, постанывая и пуская слюни. Я молча наблюдал, как он с трудом тащится по полу. Ничего человеческого в нем уже не осталось. Зубы оскалены, в уголках губ выступила пена.

 Чалмерс!  закричал я.  Прекрати! Прекрати это, слышишь?

Словно в ответ на мои увещевания, он принялся издавать хриплые конвульсивные звуки, больше всего похожие на лай, и, отвратительно извиваясь, пополз по кругу. Я нагнулся, схватил его за плечи. Встряхнуляростно, отчаянно. Он извернулся, куснул меня за запястье. Мне сделалось дурно от ужаса, но я не смел выпустить беднягу, опасаясь, как бы он не убился в приступе ярости.

 Чалмерс,  уговаривал я его,  перестань, право же, перестань. В этой комнате тебе ничто не повредит. Понимаешь?

Я продолжал трясти Чалмерса за плечи и увещевать, и постепенно безумие его оставило, лицо прояснилось. Конвульсивно содрогаясь всем телом, он рухнул бесформенной грудой на китайский ковер. Я отнес его на диван и уложил. Лицо Чалмерса исказилось от немой боли; я видел, что он все еще пытается вырваться из-под власти страшных воспоминаний.

 Виски,  пробормотал он.  Бутылка в комоде под окномв верхнем левом ящике.

Я протянул ему бутылку. Чалмерс вцепился в нее крепко-накрепко, аж костяшки пальцев посинели.

 Они меня чуть не сцапали,  выдохнул он. Осушил бодрящий напиток жадными глотками, и постепенно щеки его порозовели.

 Этот твой наркотикдьявольское зелье!  проворчал я.

 Не в наркотике дело,  простонал он.

Безумный блеск в его глазах угас, но он по-прежнему выглядел человеком пропащим.

 Они почуяли меня во времени,  всхлипнул он.  Я забрел слишком далеко.

 Какие такие они?  спросил я, подлаживаясь под его тон.

Чалмерс подался вперед, стиснул мою руку. Его била неудержимая дрожь.

 Никакими словами их не опишешь!  хриплым шепотом поведал он.  Они смутно отображены в мифе о Падении и в непристойных образах, что выгравированы на древних табличках. У греков для них было свое название, маскирующее их гнусную суть. Древо, змей и яблоковот туманные символы самой кошмарной из тайн.

Голос его сорвался на визг.

 Фрэнк, Фрэнк, страшное, неописуемое деяние было совершено в начале начал. До начала временидеяние, а от преступления

Он вскочил на ноги и принялся лихорадочно расхаживать по комнате.

 Деяния мертвых движутся сквозь углы в темных закоулках времени. Они одержимы голодом и жаждой!

 Чалмерс,  увещевал я его.  Мы живем в третьем десятилетии двадцатого века!

 Они тощие, алчные!  выкрикивал он.  Гончие Тиндалоса!

 Чалмерс, может, мне врачу позвонить?

 Врач мне уже не поможет. Это кошмары души, и однако ж,  он закрыл лицо руками и застонал,  они настоящие, Фрэнк. Я видел ихна один-единственный страшный миг. На краткое мгновение я оказался по ту сторону. Я стоял на тусклых серых берегах за пределами времени и пространства. В жутком свете, который на самом деле не свет, в кричащем безмолвии я видел их.

Все зло вселенной сосредоточено в их поджарых, изголодавшихся телах. Да есть ли у них тела? Я видел их лишь секунду, я не могу быть уверен. Но я слышал их дыхание. Это неописуемо, но на миг я ощутил их дыхание на своем лице. Они повернули в мою сторону, и я с криком бежал прочь. За одно-единственное краткое мгновениес криком бежал сквозь время. Бежал сквозь квинтиллионы лет.

Но они меня почуяли. Люди пробуждают в них космический голод. Мы спаслись ненадолго от скверны, что окружает их кольцом. Они жаждут нашей чистой, непорочной составляющей, которая берет начало в незапятнанном деянии. Некая часть нас осталась незатронута деянием, ее-то они и ненавидят. Но не воображай, что онизло в буквальном, прозаическом смысле этого слова. Ониза пределами ведомого нам добра и зла. Онито, что в начале начал отпало от чистоты. Через деяние они стали воплощением смерти, вместилищем всего нечистого. Но они не есть зло в нашем представлении, потому что в сферах, в которых они обитают, нет мысли, нет морали, нет правды и неправды в нашем понимании. Есть лишь чистое и нечистое. Нечистое находит выражение в углах; чистоев кривых. Человекточнее, та его часть, что непорочна,  восходит к кривизне. Не смейся. Это я буквально.

Я поднялся на ноги, отыскал свою шляпу.

 Чалмерс, мне тебя страшно жаль,  проговорил я, направляясь к двери.  Но я не намерен оставаться здесь далее и слушать подобный вздор. Я пришлю к тебе своего врача. Это славный, добродушный старик, он не обидится, даже если ты пошлешь его ко всем чертям. Но надеюсь, ты все же прислушаешься к его советам. Неделя отдыха в хорошем санатории пойдет тебе куда как на пользу.

Спускаясь по лестнице, я слышал его смех, но смех этот звучал столь безрадостно, что я не сдержал слез.

II

Когда Чалмерс позвонил мне на следующее утро, моим первым побуждением было тут же бросить трубку. Просьба его показалась столь необычной, а в голосе звенела такая истерика, что я устрашился, как бы от общения с ним и самому не сойти с ума. Но в искренности его горя я усомниться не мог, и когда Чалмерс окончательно сломался и зарыдал в трубку, я решил, что выполню его просьбу.

 Хорошо,  заверил я его.  Я сейчас же приеду и привезу гипс.

По пути к Чалмерсу я завернул в строительный магазин и купил двадцать фунтов гипса. Когда я переступил порог комнаты, друг мой, скорчившись под окном, неотрывно наблюдал за противоположной стеной: глаза его лихорадочно блестели от страха. Завидев меня, Чалмерс поднялся и выхватил пакет с гипсом: подобная жадность поразила меня и ужаснула. Он загодя избавился от всей мебели, и опустевшая комната являла собою безотрадное зрелище.

 Есть шанс, что нам удастся сбить их со следа!  воскликнул Чалмерс.  Но нельзя терять ни минуты. Фрэнк, в прихожей есть стремянка. Тащи ее скорее. А потомведро воды.

 Зачем?  не понял я.

Он резко развернулся; лицо его горело.

 Чтобы развести гипс, ты, дурень!  заорал он.  Развести гипс и уберечь наши тела и души от неизъяснимой скверны. Развести гипс и спасти мир от Фрэнк, их ни за что нельзя впускать!

 Кого?  пробормотал я.

 Гончих Тиндалоса!  прошептал Чалмерс.  Они могут добраться до нас только сквозь углы. Значит, все углы из комнаты надо убрать. И я замажу все углы, все щели. Нужно сделать так, чтобы комната изнутри уподобилась сфере.

Я видел: спорить с ним бесполезно. Я принес стремянку, Чалмерс развел гипс, и на протяжении трех часов мы работали не покладая рук. Мы замазали все четыре угла, места стыка пола и стен, стен и потолка и скруглили резкие углы оконной ниши.

 Я не покину пределов этой комнаты до тех пор, пока они не вернутся в свое время,  сообщил Чалмерс, когда труды наши были закончены.  Как только эти твари обнаружат, что след уводит сквозь кривые, они уберутся прочь. Возвратятсяизголодавшиеся, рычащие, ненасытные, к скверне, что была в начале, до времени и за пределами пространства.

Чалмерс любезно кивнул и зажег сигарету.

 С твоей стороны было очень великодушно мне помочь,  поблагодарил он.

 Чалмерс, а с врачом ты все-таки не хочешь посоветоваться?  уговаривал я его.

 Возможно, завтра,  пробормотал он.  А сейчас я должен наблюдать и ждать.

 Чего ждать?  не отступался я.

Чалмерс улыбнулся бледной улыбкой.

 Я знаю, ты считаешь, что я рехнулся,  промолвил он.  Ум у тебя острый, но приземленный, ты не в состоянии представить себе организм, существование которого не зависит от силы и материи. Но не приходило ли тебе в голову, друг мой, что сила и материяэто всего лишь преграды для восприятия, возведенные временем и пространством? Когда знаешь, как знаю я, что время и пространство тождественны и что и то и другое обманчиво, поскольку онилишь несовершенные проявления высшей реальности, то уже и не ищешь в зримом мире объяснения тайне и ужасу бытия.

Я поднялся и направился к двери.

 Прости,  закричал мне вслед Чалмерс.  Я не хотел тебя обидеть. Ты наделен высочайшим интеллектом, но яя наделен интеллектом сверхчеловеческим. То, что я сознаю твою ограниченность, это только естественно.

 Звони, если понадоблюсь,  бросил я и спустился по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.  Сейчас же пришлю своего врача,  пробормотал я себе под нос.  Онбезнадежный маньяк, и одному Господу известно, что случится, если о нем немедленно не позаботятся.

III

Ниже в сокращении приводятся две статьи из «Партриджвилль газетт» от 3 июля 1928 г.