Давай тогда сам, вмешался Девятаев. У тебя получится по-хорошему.
Другой девятаевский подчиненный решил, что сказано было ради красного словца, и продолжал дознание прежним манером. Но он ошибся.
Оглох? Или десять раз повторять? Отойди от него, пусть Сергей попробует.
«Ты и раньше, у себя в отделении такими методами показания выбивал?» хотелось спросить Крупенину. Но он сдержался, довольный своим небольшим успехом. Присев рядом с таксистом на корточки, Сергей заглянул ему в глаза, один из которых был красным от множества лопнувших сосудов.
Мужик не врет, теперь это уже очевидно. Неужели он не сообразил выдумать для отмазки какие-то приметы? Да, подходил к нему такой-то человек отдал кассеты, пригрозил кишки выпустить, если не доставит по назначению.
Ты пойми, друг, стал он мягко увещевать таксиста. Все равно ведь с тебя не слезут. Скажи, как было на самом деле, назови приметы, и мы оставим тебя в покое.
Человек на полу тяжело дышал и молчал.
Ведь так? спросил Сергей у Девятаева с одной стороны, чтобы заручиться его словом, с другой чтобы помочь наконец таксисту разобраться в ситуации.
Конечно. Пускай говорит и катится к чертям, кивнул Девятаев.
Почти минуту продолжалась пауза. Получив передышку, таксист смог расслышать голос своего инстинкта самосохранения.
Видел я его Боялся признаться Сказал, убьет
Девятаев обрадовался результату и одновременно огорчился. Он понимал, что Сергей имеет непосредственный доступ к своему покровителю через его, девятаевскую, голову. И не преминет доложить Абросимову-младшему, что методы его оказались бесполезными.
Какой он из себя? грубо прервал Девятаев таксиста.
Меня точно отпустят?
А что еще с тобой делать? Кому надо с тобой возиться?
Высокий такой, худой, черноволосый
Сидя рядом, Крупенин отчетливо различал напряженную работу мысли. Выдумывая приметы, таксист старался запомнить их, чтобы потом ничего не перепутать.
«Не спеши, мысленно внушал ему Сергей. Не слишком резво, ты ведь не старался его запомнить. Помолчи, пусть спрашивают».
Особые приметы давай, потребовал Девятаев. Родинки, шрамы.
Вроде не заметил.
Глаза?
Карие. Но сам не смуглый.
Говорил с акцентом?
Нет, чисто.
Коронки были на передних зубах?
Точно не помню. Нет, кажется.
Одет был как?
Получив сведения об одежде мифического субъекта, примерном его возрасте и тембре голоса, Девятаев не спешил выполнять свое обещание. Отправился с докладом к Абросимовумладшему ему важно было первым попасть в кабинет. Конечно, новый и. о. директора больше будет доверять своему протеже, но это не значит, что нужно отказаться от борьбы за свой авторитет.
Глава восьмая
Все это время Андрей мучился вопросом: показать ли кассету силовикам? К Оперативно-разыскному бюро он относился с большим уважением, чем к остальной милиции. Но решение принять было непросто. В конце концов он вознамерился использовать кассету как предлог для откровенного разговора с человеком назначенным руководить операцией.
Такой разговор на Руси не может состояться без «огненной воды». Поначалу майор Кольчугин сослался на занятость, пригласил Абросимова-младшего на Лубянку. Тот стал отнекиваться.
Прошу вас, товарищ майор. Вы ведь собирались наведаться к нам в офис, пообщаться с людьми, с работниками нашей службы безопасности. Если нужно, я вышлю машину.
Это не проблема. А что за срочность?
Абросимову-младшему представлялось, что все сказанное по лубянскому телефону моментально фиксируется на пленку соответствующими отделами. Распространяться о кассете он пока не хотел.
Я не зря вас беспокою, поверьте.
Ладно. Считайте, уговорили.
Абросимов-младший сам спустился встретить Кольчугина у входа. Здесь и наткнулся на него Девятаев с последними новостями. Андрей попросил покороче. Но даже в кратком отчете глава службы безопасности «Сибстали» отдал должное новому сотруднику. Лучше самому похвалить Крупенина, чтобы не выглядеть пристрастным и необъективным. Руководство не должно думать, что он боится внутреннего контроля, хочет превратить службу безопасности в отдельную епархию.
Молодцом, работай дальше, оставив подчиненного, Андрей направился навстречу уважаемому гостю.
Он был избавлен от необходимости улыбаться человеку в штатском как-никак несчастье с семьей брата. Но уважение и благодарность за приезд постарался обозначить как можно явственней.
Вскоре они уже расположились тет-а-тет в кабинете под беззвучный аккомпанемент смеси двух запахов лучшего в мире кофе с добавкой лучшего в мире коньяка.
Дело слишком серьезное, и я хочу, чтобы мы с вами не тянули в разные стороны.
Разумно.
Полноватый румяный майор больше походил на содержателя трехзвездочного курортного отеля где-нибудь в Италии. Но бесстрастно-холодный голос не соответствовал жизнерадостной внешности, и этот контраст создавал неприятный, даже пугающий эффект.
Можно прямой вопрос? Что для вас важнее: найти преступников или освободить заложников?
На первом месте, конечно, жизнь и здоровье людей. Мы работаем на благо государства. А государство это прежде всего граждане страны.
Ответ был слишком гладким и правильным, набор стандартных фраз. Дурак удовлетворится, умный поймет, что подобные вопросы неуместны.
Намек Андрей понял, но отступать не собирался. Нужно было нащупать правильный подход к этому офицеру в штатском, который по определению не мог хорошо относиться к породе олигархов.
Теперь коньячку в чистом виде? По случаю знакомства. Пусть повод у нас не самый радостный, но мы ведь траур надевать не собираемся?
Андрей запрятал подальше нервозность и беспокойство. Силовики должны быть похожи на хирургов, специфика работы заставляет их быть черствыми к чужим несчастьям. Сочувствия можно искать у кого угодно, только не у них.
Он боялся, что гость откажется от выпивки, но майор легко согласился и с видом знатока задержал во рту глоток коньяка.
«Такой не опьянеет, понял Андрей. Хоть бутылку оприходует, хоть две. С тем же успехом можно камень коньяком поливать».
Однако выпивка должна была хотя бы содействовать общению.
Для меня, само собой, важнее всего вытащить всех троих, сказал Абросимов-младший с таким видом, будто делился сокровенным. Люди стали слишком жестокими, бескомпромиссными. Подозреваю, эти мерзавцы намерены идти до конца. Они уже доказали, что кровь проливать готовы.
Поэтому их и надо нейтрализовать.
Вопрос в том когда. Мы с вами можем найти взаимовыгодный вариант.
Знаю-знаю. Выкупите родню, а нам предложите вступить в дело потом, когда им ничего не будет угрожать.
А чем плохо? Момент обмена отличный шанс сесть им на хвост.
Если мы будем знать о нем заранее. Но вы ведь не захотите всем рисковать в самый последний миг. Вы постараетесь всеми силами сохранить место и время в тайне и только потом, когда все заложники окажутся в безопасности, подадите сигнал. Но будет уже поздно.
«Глупо отрицать очевидное, решил Андрей. Выйти на доверительный уровень можно только тогда, когда точно обозначишь личный интерес».
Наши с вами цели пересекаются, но, безусловно, не совпадают полностью, согласился он. Давайте тем не менее будем союзниками.
Тогда вопрос союзника к союзнику: кассету получили?
Андрей собирался предварительно наладить взаимопонимание и уже потом, если общий язык удастся найти, показать майору обращение брата. Вопрос в лоб застал его врасплох.
Буквально пару часов назад, признался он с неохотой.
Я так и думал, произнес Кольчугин тем же глухим и бесстрастным тоном, каким, наверное, хирург требует скальпель, когда операция сложна и нет уверенности в благополучном исходе.
Умолкнув, он тут же снова превратился в румяное жизнерадостное существо ценителя хорошего коньяка и прочих радостей жизни. Это постоянное противоречие нервировало Андрея: обращаешься к одному человеку, а отвечает тебе другой.
Долив коньяка в опустевшую рюмку, он прогнал видео с братом по новой. Кольчугин ничего не просил, не требовал упомянув о кассете, Андрей уже не мог ее не показать.
Ваше мнение? Наверняка вы видели не одну такую пленку.
По крайней мере похитители не отморозки, не садисты. Такие любят сами появиться в кадре, позаботившись, чтобы их нельзя было опознать. Состояние вашего брата тоже подтверждает, что заложников пока особо не прессуют.
Разве? По-моему, он выглядит ужасно.
Видели бы вы других. За пару дней люди теряют человеческий облик.
Андрей внутренне содрогнулся, представив себе заросшего волосами, нечленораздельно мычащего человека. Брата он не мог представить таким.
Давайте вернемся к нашему союзу. Как видите, я доказал, что не намерен ничего от вас скрывать. Прошу только об одном: дайте нам возможность заплатить выкуп и получить обратно людей.
Думаете, все будет, как в торговом центре: нагрузил тележку, расплатился в кассе, потом переставил покупки в багажник. Деньги у вас возьмут, но что вы получите взамен большой вопрос.
Зачем им меня обманывать они ведь сами назначают цену. Если их что-то не устроит, можно просто удвоить или утроить сумму.
Люди остаются людьми, преступники преступниками. Они назвали свою цену максимальную, какую вы, по их мнению, в состоянии потянуть. Вы согласились, приближается момент сделки. Думаете, у них не возникнет искушения снять с вас эту сумму дважды?
Такие случаи бывали? спросил Андрей, похолодев.
Да сколько угодно. В данном случае вы овца, они волки, о какой честной сделке тут может идти речь?
Мы не овцы, у нас есть служба безопасности.
Ваша служба безопасности себя уже показала во всей красе. Привлекая вооруженных людей, вы в любом случае идете на определенный риск, так имейте дело с настоящими специалистами. А ваша служба, извините, кустарщина. Я уже интересовался послужными списками этих людей. Их потолок проверять людей на входе в офис.
Андрей почувствовал, что логика гостя постепенно загоняет его в угол. Он чувствовал себя рядом с хищником. Только таким, который питается не овцами, а другими хищниками. Никита, может, и сумел бы разговаривать с майором на равных, а у него, у Андрея, пока нет необходимой внутренней закалки.
Разговор тем не менее закончился на положительной ноте они договорились поддерживать тесный контакт и ничего друг от друга не скрывать. Андрей вовсе не был уверен, что станет соблюдать это правило. А уж майор этот наверняка не побежит делиться каждой новостью. Смешно рассчитывать на такое, когда имеешь дело с сотрудником спецслужбы. Единственный реальный итог: кассета приобщена к делу, ему, Андрею, милостиво оставили дубликат.
* * *
Только что записали обращение, Никита Анатольевич устало свалился на диван, измотанный так, будто работал на каменоломне.
Сказал, чтобы договаривались по-хорошему? спросила жена.
А как же? раздраженно ответил Абросимов-старший. Обратился к Андрею.
Сумеют они передать кассету?
Постараются. Не самая, наверное, сложная задача.
Важно, чтобы она попала напрямую к нему, не оказалась в милиции.
Бизнесмен предполагал, что дело могут передать и Федеральной службе безопасности. Но промолчал жене необязательно об этом знать, бандитам тоже, если их все-таки слышат.
Не беспокойся, эти люди постараются.
Сколько они хотят? спросила Даша, лежа на втором диване на животе.
Не сказали.
Они хоть в курсе итогов «Сибстали» в прошлом году? Ольга по-прежнему сидела с прямой спиной, чтобы не касаться ею спинки.
Это мы не стали обсуждать.
Очень напрасно. Наверное, они думают, что компания имеет прежние прибыли.
Пускай интересуются, читают отчеты в прессе. Если я сам начну плакаться, мне не поверят.
Сам не сам Нужно было сориентировать их.
Давай я лучше тебя сориентирую, чтобы помолчала.
Конечно-конечно. Самая актуальная задача на теперешний момент.
С тобой, как видишь, не получается. А ты требуешь, чтобы я указывал Абросимов хотел сказать «целой банде», но вспомнил про чужие уши и закончил обтекаемо: таким людям.
Даша, господи! Неужели обязательно еще и лицом тереться об этот диван? дочь снова попала в поле зрения матери. Потом неизвестно что выскочит.
У меня же выскочит, не у тебя.
Замечательный ответ.
Никита Анатольевич вдруг отдал себе отчет, что так и не пожалел до сих пор по-настоящему ни жену, ни дочь. Вначале был шок, потом приступ страха, жалость к самому себе, лихорадочная работа мысли. Теперь усталость, раздражение, желание остаться в одиночестве.
С Ольгой отношения сложные, но особых размолвок между ними никогда не было. Дочь он искренне любит. Тогда в чем дело? Неужели он настолько зачерствел в ежедневной борьбе за процветание другого своего детища огромного и многоликого, не имеющего иного зримого образа, кроме логотипа над входом в головной офис?
Сейчас именно тот момент, когда важно проявить себя мужем, отцом. Где надо утешить, подбодрить шуткой. Призвать к порядку, разумно разрешить бытовой вопрос.
Кстати, когда и чем они предполагают нас кормить? осведомилась жена. У меня нет ни малейшего аппетита, но это ничего не значит. Если мы здесь еще и голодными будем сидеть, точно передушим друг друга, как пауки в банке.
Абросимов-старший не прочь был бы поесть он не знал, радоваться этому или нет. Наверное, можно и порадоваться ведь это знак психологической устойчивости.
Скоро принесут что-нибудь. Тогда и спрошу, какое они планируют расписание.
Напомни, что пища должна быть низкокалорийной, с малым содержанием холестерина, издевательски вставила Даша.
Тебе не кажется, что стоит быть помягче друг к другу и подобрей.
Такое уже гоните, слушать тошно. Расписание Трахать они нас будут по расписанию, вот что! Всех троих!
Ольга подняла и опустила тонкие выщипанные брови. Никита Анатольевич бросил на дочь укоризненный взгляд. «Как можно быть настолько безответственной? подумал он. Мы их не слышим, а они нас наверняка. У нас и так дела не блестящие, так зачем навлекать новые неприятности?»
Глава девятая
Через Федора Филипповича копия кассеты с Никитой Абросимовым попала к Глебу. На первый взгляд в манере съемки не было ничего общего ни с одним из отсмотренных за последние сутки материалов. Но с третьего раза Глеб заметил одну очень важную особенность: изображение специфическим образом «плавало».
У многих людей, берущихся за камеру раз в год, руку слегка ведет из стороны в сторону. Но как именно строго горизонтально или под наклоном, резко или плавно все это очень индивидуально. Главное иметь зоркий глаз и внимательно отслеживать мельчайшие движения «картинки».
Возможно, камеру держал тот же самый бандит, который снимал несчастную жену продюсера. Для полной уверенности Сиверову нужно было еще раз просмотреть короткий отрезок, снятый с помощью инфракрасного объектива.
Смелянский дал ему номер своего сотового, и Глеб позвонил не откладывая в долгий ящик. Никто не ответил. Когда Глеб во второй раз набрал номер, трубку сняла женщина.
Извините, он никак не может.
Дело срочное. Напомните ему. Меня зовут Глеб, совсем недавно мы с ним обсуждали очень важные вещи.
Перезвоните завтра, он плохо себя чувствует и заснул.
Извините, а с кем я разговариваю?
С его женой.
«Яснее ясного. Как сказать ей, что Василий мне не нужен, мне желательно еще раз глянуть кассету? подумал Глеб. Язык не поворачивается».
Что за важные вещи? По работе? Если это конфиденциально, подъезжайте, оставьте для него записку. Я не имею привычки читать чужое.
Да нет, наверное, я подожду. Когда он по вашим предположениям проснется?
Трудно сказать, ответила она.
Речь идет о людях, попавших в беду.
Кажется, я догадываюсь Я видела у него на столе кассету.
Правильно догадываетесь, со вздохом признался Глеб.
Тогда приезжайте, нет проблем.
Она, конечно, мало чем напоминала раздавленное существо из темной комнаты. Одета была в дорогое восточное платье из красного шелка с золотым шитьем. Глухой фасон никакого выреза, лебединая шея прикрыта стоячим, облегающим воротничком, длинные рукава скрывают даже запястья. Волосы спутанные, растрепанные на кассете сейчас были зачесаны назад со лба, туго натянуты и собраны на затылке в узел.