Будь это государственный банк, никаких проблем бы не возникло. Но ваша страна, как и большинство пошла по легкому пути капитализма и теперь навряд ли найдется у вас хоть что-то государственное. А на частные организации повлиять гораздо сложнее.
Американский социалист, это что-то новое. Усмехнулся морпех.
Я уже говорил, что мы не являемся приверженцами ни одной страны, а мои убеждения должны вас интересовать в последнюю очередь.
Цербер замолчал. Его едкие доводы как всегда быстро закончились.
И вы готовы использовать все свои ресурсы для проведения операции и последующего нашего ухода только ради содержимого одной ячейки?
Да. Не моргнув глазом ответил Фрэнк.
Что ж там лежит-то такого?
А вот это не ваше дело. Возбудившись, Фрэнк сделал резкое движение, слишком резкое, чтобы оно осталось без внимания, поэтому буквально через секунду на него был направлен пистолет Цербера.
Спокойно. Медленно проговорил американец. Вы чего удумали?
А ты?
Яслучайно. Как-то нелепо ответил он, смотря прямо в канал ствола пистолета.
Ты уж поосторожней. Ехидно улыбнулся Цербер, убирая пистолет.
Только когда оружие вернулось за пояс морпеха, гость смог облегченно выдохнуть, но ему понадобилось еще несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
Сколько времени вам требуется на подготовку?
Около месяца. Ответил Дунай.
Хорошо. Какое снаряжение?
Скажем позже.
Фрэнк замолчал, не зная, что еще спросить.
Пока от вас ничего не требуется. Мы начнем готовиться и через неделю свяжемся с тобой. Продолжил Дунай.
Так не пойдет. Снова осмелел американец. Я должен знать о каждом вашем шаге.
На кой? Резко бросил Цербер.
Фрэнк уткнул глаза в ламинат на полу.
А действительно, на кой? Без улыбки сказал он. Хорошо, я вернусь, скажемдня через четыре. Идет?
Идет. Ответил Дунай.
Значит по рукам? Лицо Фрэнка просветлело.
Значит по рукам.
Когда гость ушел, друзья заперлись в комнате на втором этаже, соседней с той, где жил Цербер. Стены здесь были обиты залакированной вагонкой, а всю мебель представляли два высоких стеллажа, пара стульев и стол, над которым склонились грабители. Дунай создал здесь целый натюрморт. Карты города была завалена бумагами с его личными записями, здесь же лежали маленькие флажки для отметок на карте. С краю пачка сигарет и пистолет Цербера, выглядело очень эстетично, но сейчас на эстетику мало кто обращал внимание.
Из центра города уходитьзатея рисковая. Покачал головой Цербер, разглядывая карту. Надо было узнать, где стоит их самолет.
Наверняка на частном аэродроме, но до него ехать около часа. Дунай воткнул один из флажков в карту потер глаза. Да, задачка не из легких.
Это вообще возможно?
Все, что мыслимоосуществимо. Изрек Дунай.
Как думаешь, кто они такие? Тихо спросил морпех, проводя пальцем по предполагаемому маршруту от здания банка за город.
Корпорация?
Нет. Да сами эти клоуны, Харрис и Фрэнк.
Дунай пожал плечами, от тоже задумывался над этим вопросом.
Если так открыто себя ведут, то наверняка какие-нибудь важные шишки. Может даже в посольстве работают.
Скорее всего нас никто забирать не будет. После некоторого раздумья выпалил Цербер. Заберут свою ячейку, а нас на тот свет.
Может быть. Дунай еще раз посмотрел на карту, а потом бросил еще один флажок на пол и отошел к окну. Черт. Надо же было так сглазить. Нас прижали со всех сторон.
Мы выберемся. Твердо ответил Цербер.
Про «давай завалим всех» и слышать ничего не хочу. Выпалил Дунай.
Да брось. Сейчас то уже можно.
Нет.
Слушай, почему ты так отрицательно к этому относишься?
А что положительного в убийствах? Парировал Дунай.
А в грабежах? В такт ответил Цербер. Мы зло, дружище, как ни крути. Он прошелся по комнате, но она была на столько маленькой, что постоянно приходилось поворачивать.
Это вынужденное зло.
От вынужденного зла до вынужденного убийства один шаг.
Нет. Убивать мы не будем.
Да что с тобой? Ты ведь служил, как и я. Убивал, как и я.
Вот именно.
Цербер подошел к другу и посмотрел в окно. Погода резко портилась. Тучи затягивали небо, а усиливающийся ветер яростно трепал кроны деревьев, окружающих штаб.
Что там случилось? Мягко спросил он.
Не важно. Дунай дернул плечом, словно ему было неприятно вспоминать об этом.
Мне-то можно рассказать. Мы почти братья.
Дунай молчал. Цербер снова заходил по комнате, уже не ожидая услышать ответ, но тут его друг резко заговорил:
Это случилось на границе. Четыре года назад. Мы зафиксировали попытку пересечениякто-то пер напролом, срывая сигналки одну за другой прямо к КСП. Мы уже решили, что это прорыв. Подняли заставу по тревоге, заняли позиции и стали ждать. В том месте лес заканчивается и начинается степь, мы ждали, что сейчас на нас попрет какая-нибудь отмороженная бандасвязались со штабом и запросили подкрепления, но нет, никакой банды не было. И монгольские танки на нас не шли. Из-за деревьев вывернули несколько человек. Мужчина и три женщины. У одной из них на руках был ребенок. Самое главное, там ведь поблизости нет никаких селений, откуда они взялись, черт их разберет. Дунай замолчал. От воспоминаний пересохло в горле и разволновавшись, он никак не мог собраться с мыслями. Они перли прямо на нас, активируя все сигналки. Ракеты взмывали в небо, но они даже не вздрагивали, а все шли и шли вперед. По мегафону мы их предупредили, что они приближаются к границе и по-русски и по-монгольскибез толку. Они не останавливались. Когда они подошли к контрольно-следовой полосе, я приказал бойцам дать очередь в небо, но и она не отрезвила этих людей. Они все шли и шли на нас. Одеты люди были в какие-то лохмотья и никаких вещей с собой. Молодой сержант рядом со мной поминутно спрашивал «что делать будем, а?» и с каждым разом его вопрос звучал все истеричнее, потому что хоть нас и было тридцать вооруженных солдат, но это зрелище ужасно давило на психику. Дунай глубоко вздохнул и отошел от окна. Заглянув другу прямо в глаза, он закончил свой рассказ. Они подошли уже на метров сорок. По уставу мы должны были их задержать и проводить на заставу, а там уже разобраться, кто они такие. Клянусь, что так и собирался сделать, но мужчина, вдруг посмотрел мне прямо в глаза, я разглядел его грязное лицо, слипающиеся волосы и измученный взгляд. Он выхватил из-за пазухи гранату и вытянув в руке, ускорил шаг. Это уже угроза. Сокрушенно добавил Дунай. У меня не было выбора. Я приказал стрелять по конечностям, да где там разобрать, когда они шли так плотно, что не ясно было, где один, а где другой. Слева и справа загремели выстрелы. Самые молодые еще и яростно кричали, будто это был честный бой, а не бойня. Сначала упали женщины. Они не кричали от боли, когда их настигали пули, а просто замертво валились наземь. Мужчина даже не обернулся, он шел и шел прямо, продолжая смотреть прямо на меня, будто понял, что я здесь главный и в моих руках его жизнь. В глазах его читалась обреченность, он знал, что умрет, но почему-то не хотел остановиться. Когда его изрешетили и тело упало на землю, мы ожидали взрыва, но его не случилось. Граната оказалась ненастоящей. Он выточил ее из дерева и покрасил. Это была игрушка, Цербер! Воскликнул Дунай, хватая друга рукой за футболку. Зачем он это сделал? Мы так и не узнали, кто он был, как вышел к границе и почему пошел на такую глупую смерть.
Цербер стоял и не знал, что сказать. Раньше он думал, что все знает о друге, но подобное слышал впервые. Дунай спрятал эту жестокую, причиняющую боль тайну в глубине души, и она с каждым днем терзала его все сильнее.
Когда я вернулся в расположение. Снова заговорил Дунай. То заперся в какой-то комнате, даже не помню, что это было, может склад. И кричал. Долго орал во всю глотку, катаясь по полу, а перед глазами, обреченный взгляд того человека, ведущего свою семью умирать. С тех пор я не могу даже думать о том, чтобы отнять у кого-то жизньдаже у врага.
Дунай замолчал. Цербер вздрогнул, когда посмотрел на друга, он весь побледнел, а на лице застыла маска ужаса.
Ты все сделал правильно. Тихо сказал Цербер. Подойдя вплотную он крепко прижал к себе друга, так, что тот, чуть было не задохнулся. Разжимая руки, он добавил. У тебя не было выбора, брат.
Я больше не хочу убивать, Цербер. Никого. Даже тех, кого ненавижу.
С каждым словом друга, морпеха охватывала свирепая ярость. Он не знал, на кого злится, но чувствовал, что готов за страдания друга уничтожать все, что встанет у них на пути и если Дунай не мог причинить никому вред, то он сможет делать это за двоих. С этой минуты он стал еще более жестоким, чем был. Теперь он ненавидел весь мир, заставляющий переживать близких людей такие потрясения. Он представлял валяющегося на полу офицера, кричащего от бессилия и проклинал вселенную.
Они еще несколько минут стояли, молча смотря друг другу глаза. Каждый из них имел на душе множество ран и теперь они снова открылись.
Иди домой. Алина тебя заждалась. Давай я тебя провожу. Продолжим потом. Засуетился Цербер.
Сам дойду. Дунай помотал головой, отгоняя дурные мысли. Я в порядке. А ты давай, готовься, к тебе небось опять сегодня подружка придет. Попытался пошутить он.
А то. Натянуто улыбнулся Цербер.
Ты хоть одну ночь провел один? Зачем-то спросил Дунай, выходя из комнаты.
Цербер вышел следом.
Нет. Ты же знаешь, мне нельзя быть одному. Тем более ночью. Он потупил взгляд. Оставаясь наедине с собой, я начинаю думать. Думать. Это самое ужасное, что может со мной произойти.
Дунай понял друга. У него тоже имелись свои раны, к которым тот каждый раз возвращался, когда его голова не было занята ограблениями, оружием или пьянками со своими многочисленными подружками. Он и пил-то только потому, что хотел забыться. Вот уже почти три года ему это не удавалось.
Бывший пограничник хлопнул морпеха по плечу.
Прорвемся брат. С этими словами он ушел, а Цербер еще долго стоял и смотрел на опустевшую лестницу.
Глава 11. Чужая жизнь
Запах свежих цветов, спустя несколько минут пребывания в магазине, кружил голову и направлял мысли в самые доброжелательные русла. От изобилия рябило в глазаходних только алых роз тут было шесть видов, а в общем счете взору открывались полсотни различных экземпляров.
Иван застыл в нерешительности, но отнюдь не выбор наилучшего вида цветов занимал его в данный момент. Он размышлял над тем, стоит ли вообще их покупать. Разумеется он руководствовался самыми чистыми и благородными позывами, когда шел в цветочный магазин, но теперь задумался над тем, в каких отношениях он теперь состоит с вдовой своего друга Анной. И есть ли вообще эти отношения? Был ли это просто секс или что-то большее? От ответа на этот вопрос и зависело, стоило приходить к ней домой с букетом цветов или нет.
Обычно говорливая продавщица, увидев суровое лицо задумавшегося покупателя, робко спросила:
Подсказать что-нибудь?
Да. Неожиданно для самого себя ответил Иван. Стоит ли дарить цветы, если
Конечно. Резко оборвала его продавщица, моментально приободрившись. Любой женщине обязательно стоит дарить цветы по поводу и без.
«Конечно, что еще могла сказать продавщица цветов?» Подумал Иван.
Идя по серой улице, он не замечал накрапывающего дождя и хмурых лиц, укрывшихся под зонтами прохожих, а все думал над тем, правильно ли поступаетвопрос с цветами почему-то сильно его озаботил.
Когда Анна открыла дверь и увидела суровое лицо гостя над роскошным букетом белых роз, то на секунду потеряла дар речи.
Это тебе.
Она заколебалась. Было видно, что ее посетили те же мыли, что и Ивана, но через мгновение, заулыбалась.
Спасибо. Радостно произнесла она, обнимая вошедшего и целуя в щеку. Проходи, а я поставлю цветы в вазу.
И вдохнув аромат цветов, она чуть ли не вприпрыжку побежала на кухню. Иван осторожно вошел в комнату, где совсем недавно разыгрались события, которые до сих пор будоражили сознание обоих их участников. Тот же диван, та же люстра и вдалеке на секретере фотография погибшего товарища, которую с дивана практически невозможно было разглядеть. Что бы он сказал, будь он жив? Об этом Иван думал также часто, как о событиях той ночи и пришел к выводу, что если бы его друг был сейчас жив, то ничего подобного бы не произошло. Сидя в кресле, Иван поминутно вспоминал ту ночь, начиная с момента, когда позвонил в дверь. За раздумьями и застала его маленькая Лиза.
Привет, дядя Ваня.
А? Привет.
Она прошла на середину комнаты и, усевшись на пол, стала пристально наблюдать за гостем. Заметив это, Иван понял, что следует что-то сказать, но на ум ничего не приходило.
Как дела в школе? Наконец выдавил он.
Хорошо.
Разговор зашел в тупик. О чем следует говорить с маленькими девочками, Иван не знал. Находясь в обществе двух женщинматери и дочери, он практически находился в семье, в чужой, но близкой ему и от этого становилось не по себе. Он давно забыл, что значит семейная жизнь и теперь с каждым днем чувствовал, что эта жизнь не его. Он не создан для всего этого, не создан для счастья и не создан для того, чтобы нашелся человек, который смог его полюбить или хотя бы понять. Он не мог себе представить такую жизнь, в которой он являлся бы отцом этого семейства. Работал бы где-нибудь в офисе, а по вечерам приходил домой и сидел вот так перед телевизором, поглощая горячий ужин.
Подружилась уже с кем-нибудь? Слишком резко спросил гость, так что Лиза вздрогнула.
Да, подружилась. Увлеченно стала лепетать девочка, с одной женщиной, она очень хорошая.
Твоя учительница?
Нет. Она моя подруга. Её зовут Королева.
Странное имя. Заметил Иван. Он практически не слушал Лизу и по-прежнему был погружен в свои мысли.
Ну это она из игры. Запротестовала девочка.
А, вы играете?
Ну да. Дядя Ваня, ты такой странный.
Это воспитательница из группы продленного дня. Пояснила вошедшая в комнату Анна. Иван успел заметить, что она сменила халат на домашнее, но в тоже время довольно изящное платье, губы ее обрели бардовый оттенок. Большая выдумщица. Я ее ни разу не застала, но Лиза от нее в восторге.
Понял. Кивнул Иван и тут же осекся. Для такого ответа он выбрал самое неподходящее место и собеседника.
Анна заметила смятение гостя и улыбнулась.
Может чаю?
Конечно. Поспешно закивал Иван, вспоминая, чем закончилось их предыдущее чаепитие.
Анна поспешно вернулась на кухню. Лиза тоже убежала вслед за матерью, и Иван снова остался в комнате один. Он больше не мог оставаться наедине с мыслями и, включил телевизор. Телевидениеистинная благодать для человечества. Где еще можно отвлечься от грустных и заумных мыслей и забыть обо всем, просматривая агитационные программы и бесконечные телешоу, заставляющие людей деградировать? Как и в древние времена, людям необходимы хлеб и зрелища, и зомбоящик прекрасно справлялся с задачей по оболваниванию человеческого рода.
Иван прощелкал несколько каналов с рекламой и покачал головой. Реклама в последнее время была повсюду. На домах, в парках, в кафе, в газетах, на упаковках от продуктов, иногда становится страшно даже снять штаны, боясь увидеть там рекламу.
Наконец каналы с дурацкими передачами, не имеющими смысла закончились, и Иван остановился на новостях. Сюжет про норвежских контрабандистов на границе закончился, и диктор с серьезным видом произнес:
В колонии особого режима «Полярная сова» произошел крупный пожар. По предварительной информации пострадали двое заключенных. С места событий, наш корреспондент
Как страшно жить. Послышалось за спиной. Иван и не заметил, когда Анна вернулась в комнату.
А что страшного то? Не понял он.
Постоянно что-то случается. Как-то слишком абстрактно произнесла Анна. А у нас в городе так вообще. Она обошла диван и села рядом с гостем. Ты слышал про эти страшные ограбления?
Иван поежился.
Конечно, все слышали. За год ограбили несколько банков.
Как страшно жить. Повторила Анна. Они врываются с оружием, а если они кого-нибудь убьют. Ох, я бы умерла на месте от страха.
А ты тут при чем?
Мне надо идти в банк, завтра, а я боюсь. Боюсь, а вдруг эти гады решат его ограбить? Она посмотрела в глаза гостю и в них он увидел неподдельный страх.
Иван привлек Анну к себе.
Не бойся. Завтра твой банк никто не ограбит. Максимально убедительно произнес он.
Откуда тебе знать? Тон Анны стал более спокойным.
«Действительно, откуда»?